С другой стороны, меня могут обвинить в утаивании сведений об убийстве. Я решил сначала проверить, стоит ли вообще волноваться, а потом уже думать, что можно сделать.
Он принял все без вопросов.
– Вполне справедливо. Но о снимках сказать нечего. – Он снова оторвал от них взгляд. – Ведь так и он вам ответил, да? – Я кивнул. – Вы спрашивали меня, чем бы я мечтал заниматься. Кино. Глупо, да? Я делаю короткометражки, показываю их тем, кто занимается этим же, рассылаю на конкурсы и никуда не могу пробиться. Только об этом и думаю. О сценариях к фильмам. И вижу весь мир через такую рамку. – Он соединил большие и указательные пальцы и посмотрел через них на меня. – Когда я на что-то смотрю, я представляю себе, как это будет выглядеть на экране. Автобус проезжает мимо, и я рассчитываю, с какого угла буду его снимать. Динамичный монтаж – раз, раз-раз. – Он стал резать воздух пальцами. – Вот так или один долгий план? Если я знакомлюсь с кем-нибудь, в голове я даю ему роль. Вот вам, например… – Должно быть, в моем взгляде просквозило нечто, и он остановился. – А, ерунда все… Самый грустный звук – стук кассеты о дно почтового ящика – еще один отказ. Кому это надо? Это моя личная трагедия. Но мой опыт может пригодиться вам. Я делаю фильмы ужасов. Специализируюсь на крови.
– Ну и что ты думаешь по поводу снимков?
– Думаю, Трэпп прав. Здесь нельзя быть уверенным на сто процентов. Но если это подделка, они проделали просто великую работу. – Он приблизил к глазам снимок с убитой и стал пристально, с энтузиазмом его рассматривать. – Хорошая работа. – Он поймал мой взгляд. – Но они ведь очень нехорошо поступают, да? Наверное, нет. – Он снова взял в руки снимок – перерезанное горло, кровоточащая грудь, слепые закатившиеся глаза, откинутая голова. Он понизил голос, словно разговаривая с самим собой: – Но такое действительно могло случиться. – Его передернуло. – Бр-р-р, по крайней мере, нервы от этого портятся. А что на остальных? Расчлененка? Пиры каннибалов?
Я передал ему весь конверт и стал наблюдать, как он равнодушно рассматривает остальные, содержание которых – ничто по сравнению с журналами, проходящими через его руки день за днем. Он помолчал, потом медленно положил фотографии на стол, словно проиграл в покер. Возбужденное лицо Маккиндлесса смотрело на нас в упор.
– Снимок сделан давно, но это он – точно он. Старый пердун.
Я взял нам еще по кружке. Толпа, собравшаяся после работы, начала расходиться по домам, бар затих, и мы перебрались за маленький столик.
– Откуда ты его знаешь?
– Догадайтесь.
– Ценный клиент?
– Что-то вроде. Точно не знаю. Похоже на ваш визит сегодня. Он входит, и меня отправляют за дверь, пока они обсуждают свои дела. Меня это вполне устраивает.
– Ты считаешь, знать такое – себе дороже?
– Бог знает. Мне плевать.
– А что ты делал с компьютером?
– Как вы думаете? Веб-сайт обновлял, его сортимент в базу данных вбивал. Ничего интересного. Лично мне все это наскучило до безобразия. Если честно, я подумываю уже слинять, найти работу в нормальном видео-магазине. – Он скривился. – Засиделся я тут.
– Короче, ты считаешь, что меня никуда не приведет простое разглядывание этих снимков.
– Да. Этих – да. Проблема любых изображений: в них намеков больше, чем смысла. Видишь фигуру в тени за углом, но никогда не сможешь зайти за этот угол. А есть еще что-нибудь, кроме них? – Он заговорщицки понизил голос. – Какие-нибудь улики?
Я покачал головой, потом вспомнил про карточку фотоклуба. Отыскал ее в кошельке и протянул ему:
– Вот разве что…
– Анна-Мария! – рассмеялся он.
– Знаешь ее?
– Знаю? Да она как привет с того света.
7. Фотоклуб
Дизель такси жалобно взвыл, когда мы поднимались на почти перпендикулярный Гарнет-хилл. Водитель снизил скорость, и мы поползли медленнее. Я откинулся на сиденье, стараясь забыть головокружительное падение вниз по Саучихол-стрит. Дерек повернулся ко мне.
– С вами все в порядке?
– Да нормально, просто я не очень люблю высоту?. Может, избавишь меня от догадок и объяснишь, куда мы направляемся?
– Я говорил вам, что снимаю видео.
– Да.
– Ну вот, мои фильмы – в основном десятиминутные зарисовки. Современные видеокамеры и технологии восхитительны, мы делаем то, о чем двадцать лет назад профессионалы могли только мечтать. Но ведь и это сейчас дорого.
– Думаю, да.
– Обычно после того, как берешь напрокат необходимое оборудование, у тебя уже не остается денег на актеров. Вот так я и познакомился с Анной-Марией.
– Она актриса?
– Да. Ну, такая же актриса, какой я режиссер. Играет хорошо, но успех к ней еще не пришел, и потому она бесплатно снимается у ребят, вроде меня: артистичных, со вкусом и непризнанных. Мы познакомились, когда она пришла в магазин повесить объявление. Разговорились. В моем последнем фильме она сыграла женщину-вамп. Она была классная – действительно классная.
Слева нарисовалось массивное здание художественной школы с уже включенной подсветкой. Из машины мы могли видеть только фрагменты структуры – слишком уж она монументальна. Водитель опять сбавил скорость, и такси потащилось черепашьим темпом.
– Так что же такое «Фотоклуб»?
Он улыбнулся:
– Подождите, увидите.
Судя по адресу, который Дерек дал водителю, мы оказались где-то на Бакклеч-стрит. Выйдя из машины, парнишка стал напевать:
– «Ах, на Баклече заняться нечем…» Нет, вы сейчас увидите, что заняться есть чем. – Он посмотрел на часы: – Семь двадцать. Придем вовремя. – Он на секунду задумался. – Надеюсь, Анна-Мария не будет возражать, что мы вот так неожиданно нагрянули.
Дверь была закрыта, но не заперта, и домофона тоже не было. Дерек толкнул ее и провел меня в коридор, где пахло аммиаком и тайными свиданиями. На лестнице скопился мусор. Внизу к перилам двумя тяжелыми цепями пристегнут велосипед. На висячем замке, скрепляющем цепи, было что-то написано мелкими розовыми буквами. Я осторожно нагнулся и прочитал надпись: «Отъебись».
– А, это шуточка Анны-Марии.
– Забавно.
На лестнице мы никого не встретили, но признаки жизни имелись. Списки жильцов от руки на карточках, запахи готовки, низкая пульсация бита, голоса, смятые сигаретные пачки, обожженные клочки фольги. В углах у дверей прячутся черные мусорные мешки. Залаяла собака, и мимо дверного «глазка» с другой стороны проскользила чья-то тень. Неизвестных всегда подозреваешь в злонамеренности. Наконец мы добрались до верхнего этажа. Здесь лестничная площадка была подметена. У стены выстроились горшки с растениями, пересыпанными ракушками и галькой. Дерек трижды стукнул в дверь, и ее открыли. В проеме стоял большой мужчина, в дорогих с виду кроссовках, черных брюках с красным драконом на левой ноге и черной футболке с надписью поперек груди: «Тэквондо-Клуб Горбальса».
– А, Дерек, дружище, как поживаешь?
– Очень неплохо, Крис. А сам?
– Как новенький.
– Анна-Мария?
– В одном купальнике. Скоро закончит.
После всех любезностей он повернулся ко мне, показывая, что пришло время представить меня.
– Мой друг, мистер Рильке.
– Хотите стать членом фотоклуба, мистер Рильке?
– Не уверен.
– Рильке хочет показать Анне-Марии кое-какие снимки.
Крис улыбнулся.
– Ну, правила вы знаете. Во вторник вход только для членов клуба. С вас тридцать фунтов, пожалуйста.
Дерек отвел глаза. Я выудил три бумажки из кошелька и протянул ему.
– И десять фунтов за прокат фотоаппарата.
Никто не хочет быть лохом – ни парень, выходящий из нимба камер наблюдения банкомата с белым крестом на спине, ни проигравший наперсточникам. Мне тоже все это не понравилось, но, судя по тону здоровяка, спорить не стоило.
Я протянул еще одну бумажку, и он передал мне «Полароид». Эту мгновенную камеру изобрели в 70-х, чтобы любители вечеринок могли доказать себе, что они действительно повеселились. Ею также успешно пользуются преступники, киднэпперы и антиквары.
– И еще десять за пленку.
Я выложил последние десять фунтов за тонкий пакетик, завернутый в фольгу.
– Почему бы вам не попробовать, раз уж всего накупили? – Вопросом это не прозвучало. – По коридору, третья дверь направо.
Дверь была из граненого стекла, сквозь которое виднелись расплывчатые и размноженные очертания розовых лиц и фигур в черных костюмах, сгрудившихся у… Я открыл дверь и шагнул внутрь. Шестеро мужчин стояли перед самодельной сценой. Перед ними принимала разные позы молодая девушка в белом бикини в красную крапинку. Симпатичная, с блестящими глазами и широкой улыбкой, она походила на хорошенькую учительницу начальных классов, на стюардессу или дикторшу сводок погоды. Она открыла зонтик и кокетливо выглянула из-за него. Потом надела большую соломенную шляпу и принялась уверенно крутить ее на голове то так, то эдак. Она походила на красотку пятидесятых – озорную, но не распущенную. Каждый раз, когда она меняла позу, мужчины щелкали «Полароидами» и ждали, когда выползет снимок.
Один отвернулся от модели и покосился на меня. Бесцветный, лысеющий, с усталыми глазами. Его сосед потоптался на месте и тоже пристально исподлобья посмотрел на меня. Наблюдая за наблюдающими, я нарушал их спокойствие и портил им удовольствие. Модель сменила позу, я поднял камеру и нашел ее в квадратике видоискателя, ощущая себя террористом. Глаз за объективом. Во рту появился привкус пепла. Я сглотнул, нажал на кнопку, сработала вспышка.
Фотография выскользнула с механическим жужжанием. Снимок постепенно проявился из черного квадрата: сначала белое бикини с кроваво-красными горошинами, бледное, улыбающееся лицо. Глаза тоже вышли двумя алыми точками.
Она удалилась за ширму и снова появилась – как я и думал, уже без лифчика. Камеры защелкали оживленнее, но мужчины оставались на своих местах, примерно в трех дюймах друг от друга. Жара и яркий свет ламп дали о себе знать. Воздух в комнате наполнился нерастраченным тестостероном и запахом пота. Я посмотрел на моего соседа – он снимал пиджак. Под мышками у него появились мокрые круги. Я вместе с остальными продолжал делать снимки, они выскальзывали и падали на пол. Девушка снова удалилась. Послышались щелчки перезаряжаемой пленки, а потом все стихло. Казалось, мы очень долго простояли в ожидании. Каждый из семерых, с нетерпением поглядывающих на сцену, наверное, мечтал о том, чтобы все вышли и он смог бы один снимать ее, сколько пожелает. Семеро джентльменов ожидали возвращения одной милашки. Я уже начал думать, что шоу кончилось, но девушка снова появилась – голая. Я стал подозревать неладное, но она просто изящно повторила ту же последовательность простых поз, не обращая внимания на вспышки камер, поклонилась аудитории и исчезла за ширмой.
Дверь открылась, появился Крис, пожал каждому руку и собрал фотокамеры. Выходя, мужчины спокойно благодарили его и бережно рассовывали по карманам пачки фотографий.
Я ожидал увидеть Анну-Марию в шелковом вышитом кимоно, но на ней был спортивный костюм, почти такой же, как у Криса. Мы расселись на кухне пить чай из жизнерадостных желтых чашек. Дерек с Крисом живо поглощали имбирные пряники. Мне же есть не хотелось.
Дерек представил меня, и я протянул Анне-Марии мои снимки. Она удивленно взглянула на меня:
– Вам они что, не нужны?
– Нет, это не мое.
– То есть вы пришли не картинки неприличные снимать, а он взял с вас плату, а потом насильно втолкнул в ту комнатку. – Она засмеялась. – Ну ты и стервец, Кристиан.
Крис пожал плечами. Никто не предложил вернуть мне деньги.
– Но вам хоть шоу понравилось?
– Вы хорошо позируете.
– Ответ дипломатичнее некуда.
Она снова рассмеялась. У нее приятный смех – им она отгораживается от разговора по существу. Дерек почувствовал мое раздражение и подарил мне примирительный взгляд. Да, я был зол, но одного этого взгляда хватило, чтобы парень снова стал мне нравиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37