Были учтены незначительные, на первый взгляд, факторы, включая характеры, намерения и хронические заболевания лидеров обоих враждующих государств. Только получив стопроцентное подтверждение того, что катастрофа неизбежна, Совет принял решение о вмешательстве. Оно осуществлялось под строжайшим контролем со стороны участников Межгалактической конвенции.
— Да что это за конвенция такая? Почему нам, землянам, о ней ничего не известно?
Евграф Юрьевич снисходительно улыбнулся.
— Вам еще надо научиться разбираться в собственных делах… Однако, раз уж вы спросили, отвечу. Межгалактическая конвенция — орган, объединяющий высокоразвитые цивилизации на основе миролюбия, равноправия, взаимопомощи и взаимовыгоды. Цель — решение вопросов, выходящих за рамки отдельных цивилизаций, а также координация совместных действий. Конвенцией принят ряд документов, один из них — пакт о невмешательстве. Все эти документы составляют Единый космический кодекс, выполнять который обязаны все члены конвенции. Что же касается Земли, то ваша цивилизация сочтена незрелой, примитивной, к контактам с иными мирами не готовой. По крайней мере так считалось до сих пор.
— Есть надежда, что эта оценка будет пересмотрена? — с волнением спросил я.
Евграф Юрьевич не ответил. Он внимательно посмотрел на меня, отошел к окну, сокрушенно покачал головой и вдруг сказал, не оборачиваясь;
— А розы, Николай Николаевич, все еще стоят. Это хорошо. Очень хорошо!
Действительно, цветы по-прежнему стояли в хрустальной вазе. Они выглядели так, словно их только вчера срезали с куста — свежие, небесно-голубые, приветливые. Мне казалось, что они улыбаются.
Шеф отошел от окна. Остальные молча наблюдали за нами.
— Вы задали очень непростой вопрос… Над ним задумываются величайшие умы Большого Колеса. Эксперимент с вами, надеюсь, поможет в решении этой проблемы.
— Я и не думал, что все это так серьезно…
— Хорошо, еще немного приоткрою завесу тайны… А может, кваском угостите, а, Николай Николаевич?
— Действительно, кваску бы неплохо. Пить страсть как охота, — подхватил Стоеросов.
Про квас я совсем забыл. Еще утром Маша ходила с двумя бидонами в палатку на углу, где в дождливую, прохладную погоду квас бывал всегда.
Я принес с кухни бидон с пятью большими пивными кружками.
— О! — обрадовался шеф, потирая руки. — Вот это по-нашему!
— За успех нашего предприятия! — провозгласил Стоеросов.
— Всегда бы так, — крякнул Мокроносов, — а то приходится пить всякую гадость…
— Ну, ублажил, соседушка, — расплылась в улыбке тетя Клава. — Где брал-то, у Кузьминишны? — Я кивнул. — Ну и правильно. Женщина совестливая, разбавляет самую малость.
Наступило молчание, которое прервал Евграф Юрьевич:
— Результаты эксперимента обрабатываются в Научном центре при Совете Большого Колеса. Окончательных выводов, по-моему, придется ждать еще долго. Как частное лицо возьму на себя смелость сделать некоторые прогнозы. Начну с того, что результаты превзошли все ожидания. Утверждаю это, даже не зная окончательных выводов. Ведь вам, кажется, не сообщали о цели эксперимента?
— Нет, почему же, сообщали. Изучение реакции среднего жителя Земли на шестое чувство, на телепатию.
Евграф Юрьевич снисходительно улыбнулся.
— Да нет, это — частная цель. Незначительная. Главное — выяснение способности и готовности земного человечества к контакту с высокоразвитыми цивилизациями. Верно, эта способность изучалась на примере типичного землянина, то есть на вашем, уважаемый коллега. Истинный смысл эксперимента до вас доведен не был. Что ж, может, это и правильно… Так вот, большинство наших ученых склонялись к мысли, что вечные дрязги, войны, социальные потрясения и сравнительно низкий уровень жизни поглощают всю энергию землян и отвращают их взоры от космоса. Иными словами, ваша готовность к вступлению в контакт с нами еще очень невелика. Но причина не в отсталости технических средств и науки в целом. Нет, причина — в неготовности вашего сознания к мирному — повторяю: мирному! — сотрудничеству. Вы все еще «играете в войну», словно драчливые мальчишки. Вы не доросли до разумной, созидательной деятельности в масштабах Галактики. Так наши ученые считали до эксперимента. Эксперименту надлежало подтвердить такую точку зрения, чтобы на многие тысячи, на десятки тысяч лет отложить попытку войти в контакт с человечеством. Ваша, Николай Николаевич, реакция на способность читать чужие мысли должна была окончательно убедить немногих сторонников контакта с землянами в низменности помыслов среднего жителя вашей планеты, а значит, и всего человечества. Но прогнозы, по-моему, оказались неверны. Вам суждено было нарушить все планы наших ученых.
— Мне?! Поверьте, я не хотел…
Шеф поморщился.
— Минуточку, Николай Николаевич, я еще не кончил. Так вот, сначала эксперимент не выходил за предначертанные рамки, однако затем круто свернул в сторону. Но по порядку. Вернувшись на Землю, вы поспешили дать волю своей новой способности. Сначала дома, потом на работе и в метро вы взахлеб читали чужие мысли. И так несколько дней. Вреда вы этим никому не приносили, но и пользы тоже. Щекотали себе нервы. Словом, использовали дар телепатии в эгоистических целях. На такой эффект и рассчитывали наши специалисты-социологи. Из того же разряда и ваша авантюра с шахматами. Но вот судьба заносит вас на Авиамоторную — и начинается цепь событий, для нас неожиданных. В истории с майором Прониным нет ни малейшей доли нашего участия, наоборот, мы всячески пытались не допустить, чтобы вы впутались в это дело. Помните стаю верблюдов? Фантома в морковном свитере? С органами лучше не связываться! Мы боялись, что придется вытаскивать вас из какой-нибудь скверной истории, а активное вмешательство для нас нежелательно. Нам не пришлось спасать вас, вы сами спасли — и кого?! — нашего ценнейшего сотрудника! Ну. если не спасли, то по крайней мере очень помогли ему и нам. Самое главное — вы сделали это сами. Вступили в схватку с негодяем — и победили его! Старались вы не для конкретного человека — Мокроносов был вам антипатичен, — а во имя справедливости. Смелый шаг, ни в какое сравнение не идущий с тем сумасбродным поступком, за который вы заработали фингал под глазом. Вы столь безрассудно выясняли отношения с теми тремя молодчиками, что нам спешно пришлось высылать сержанта вам на помощь. Вернемся к истории с убийством. Ваше поведение поразило наших ученых, смешало все их карты. Первая мысль, которая пришла им в голову, была: «А не ошиблись ли с выбором кандидатуры?» Лишь потом возник иной вариант ответа: дело не в кандидатуре, а во всем земном человечестве. Лично мне кажется, что ваше поведение должно в корне изменить представление наших правителей о степени готовности человечества к контактам с высокоразвитыми цивилизациями. Я очень надеюсь: когда-нибудь мы с вами встретимся открыто, на равных — как представители разных миров, как сотрудники. Да-да, как сотрудники, ибо космический контакт — сотрудничество.
Евграф Юрьевич снова взглянул на часы и подошел к прибору. Пока он вместе с Мокроносовым возился с ним, я чувствовал себя так, словно вот-вот должен проснуться: знаю, что все это он, неправда, но пробудиться не в состоянии.
Стоеросов разгуливал по комнате и насвистывал, тетя Клава листала журнал «UFO» (вот что значит работать в «Союзпечати»!). Но вот она аккуратно разгладила страницу рукой, подняла на меня хитрые глаза и поманила пальцем:
— Глянь-ка, соседушка. Узнаешь?
Фотография была во всю страницу. Качество оставляло желать лучшего. На фоне сумеречного, предвечернего неба вырисовывались контуры НЛО. Что-то очень знакомое… Ну так и есть! Это же корабль Арнольда! Надо же, в американский журнал попал.
— Узнал, — удовлетворенно хмыкнула тетя Клава. — Бери журнал на память. Бери, не стесняйся.
— Большое спасибо, тетя Клава!
— Так, — произнес Евграф Юрьевич, закончив возню у стола, — все готово, Николай Николаевич. Мы подключим к вашей голове электроды, вы уснете, а когда проснетесь, все, касающееся посещения Большого Колеса и эксперимента, исчезнет из вашей памяти навсегда. Попутно вы утратите и телепатические способности. Больно не будет. Вам когда-нибудь делали энцефалограмму? Ну так вот, почти то же самое. Готовы?
Вопрос был адресован Мокроносову. Тот щелкнул каким-то тумблером, смахнул пылинку с блестящей панели и поднял на шефа глаза.
— Готов.
— А вы, Николай Николаевич?
Я кивнул.
— Тогда приступим.
Стоеросов предупредительно пододвинул к столу мое кресло, меня бережно усадили в него. Евграф Юрьевич одарил меня улыбкой, желая, видимо, подбодрить. Холодные металлические электроды облепили мою голову, что-то зажужжало, загудело, замигало… Я стал проваливаться в небытие… Но прежде чем забыться, я услышал голоса — раздраженный Евграфа Юрьевича и испуганно-виноватый Мокроносова.
— Где восьмой электрод?
— Был здесь.
— Вы что, не видите, его нет?
— Ума не приложу, куда он подевался…
— Растяпа! Кто отвечает за комплектность прибора?
— Я…
— Вам известно, на какую функцию мозга воздействует восьмой электрод?
Что ответил Мокроносов, я уже не услышал…
Глава 11
Очнулся я оттого, что в глаза бил яркий свет. Электрод… Кажется, восьмой… Да-да… Нет, не помню. Что со мной делают? Что-то с памятью… Я открыл глаза и тут же снова зажмурил их.
Утреннее солнце только что выглянуло из-за туч. Я окончательно проснулся и сел.
Было семь часов. В комнате пусто. Ни ночных посетителей, ни прибора на столе. Я сидел в кресле, лицом к окну. Похоже, я провел ночь в таком положении. Ныла спина, затекли ноги, но голова была ясная, на душе — легко. Я ощущал желание вскочить и тут же приняться за работу — все равно какую.
Я встал, прошелся по комнате. Воскресенье. Жена — у сестры, Васька — у друга…
Под ногой что-то звякнуло. Я нагнулся и поднял небольшой металлический цилиндр ярко-желтого цвета. До меня дошло: вот он — пропавший электрод! Я сунул его в карман, отправился на кухню, сварил кофе, выпил его, позвонил жене, успокоился, поговорив с ней, потом включил приемник…
Память! Что с моей памятью? Мне было обещано, что по окончании эксперимента она полностью очистится от информации, связанной с полетом на Большое Колесо. Но я ничего не забыл! Я все помнил так же отчетливо и ясно, как вчера. Никакого перехода в новое состояние я не ощущал. Может, вчерашний визит эмиссаров Центра был всего лишь сном? Да нет, в кармане у меня восьмой электрод… В памяти вдруг всплыла последняя фраза моего шефа: «На какую функцию мозга воздействует восьмой электрод?» Да на память, черт возьми, на память! Эксперимент окончен — но память о нем осталась со мной… Мне стало душно. Я открыл окно настежь. В комнату ворвался шум начинающегося дня — дня солнечного, ясного, теплого. Вчерашний дождь умыл город. На газонах зажглись желтые огоньки одуванчиков. Воздух стал прозрачным, легким и звонким от щебета жизнерадостных пичуг… Вспомнив вчерашний инцидент, я глянул в зеркало. Лиловый фингал красовался под правым глазом. Тут же заныли плечо, помятые сапожищами Дэна ребра. «Да, жизнь прекрасна, — подвел я черту, — но не всегда…»
Как мне теперь вести себя с Евграфом Юрьевичем? С тетей Клавой? Делать вид, что я все забыл? Да нет, они живо прочтут мои мысли. Ладно, завтра видно будет.
Маша приехала к вечеру — уставшая, довольная, с двумя сумками покупок. Василий так и не объявился.
На работу в понедельник я опоздал. Все утро замазывал синяк жениной пудрой, но тщетно. Плюнув с досады, я стер пудру — и помчался в институт.
Неожиданности подстерегали меня уже на пороге лаборатории. Из угла, где сидел Евграф Юрьевич, на меня целился колючий, начальственно-недовольный взгляд Балбесова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
— Да что это за конвенция такая? Почему нам, землянам, о ней ничего не известно?
Евграф Юрьевич снисходительно улыбнулся.
— Вам еще надо научиться разбираться в собственных делах… Однако, раз уж вы спросили, отвечу. Межгалактическая конвенция — орган, объединяющий высокоразвитые цивилизации на основе миролюбия, равноправия, взаимопомощи и взаимовыгоды. Цель — решение вопросов, выходящих за рамки отдельных цивилизаций, а также координация совместных действий. Конвенцией принят ряд документов, один из них — пакт о невмешательстве. Все эти документы составляют Единый космический кодекс, выполнять который обязаны все члены конвенции. Что же касается Земли, то ваша цивилизация сочтена незрелой, примитивной, к контактам с иными мирами не готовой. По крайней мере так считалось до сих пор.
— Есть надежда, что эта оценка будет пересмотрена? — с волнением спросил я.
Евграф Юрьевич не ответил. Он внимательно посмотрел на меня, отошел к окну, сокрушенно покачал головой и вдруг сказал, не оборачиваясь;
— А розы, Николай Николаевич, все еще стоят. Это хорошо. Очень хорошо!
Действительно, цветы по-прежнему стояли в хрустальной вазе. Они выглядели так, словно их только вчера срезали с куста — свежие, небесно-голубые, приветливые. Мне казалось, что они улыбаются.
Шеф отошел от окна. Остальные молча наблюдали за нами.
— Вы задали очень непростой вопрос… Над ним задумываются величайшие умы Большого Колеса. Эксперимент с вами, надеюсь, поможет в решении этой проблемы.
— Я и не думал, что все это так серьезно…
— Хорошо, еще немного приоткрою завесу тайны… А может, кваском угостите, а, Николай Николаевич?
— Действительно, кваску бы неплохо. Пить страсть как охота, — подхватил Стоеросов.
Про квас я совсем забыл. Еще утром Маша ходила с двумя бидонами в палатку на углу, где в дождливую, прохладную погоду квас бывал всегда.
Я принес с кухни бидон с пятью большими пивными кружками.
— О! — обрадовался шеф, потирая руки. — Вот это по-нашему!
— За успех нашего предприятия! — провозгласил Стоеросов.
— Всегда бы так, — крякнул Мокроносов, — а то приходится пить всякую гадость…
— Ну, ублажил, соседушка, — расплылась в улыбке тетя Клава. — Где брал-то, у Кузьминишны? — Я кивнул. — Ну и правильно. Женщина совестливая, разбавляет самую малость.
Наступило молчание, которое прервал Евграф Юрьевич:
— Результаты эксперимента обрабатываются в Научном центре при Совете Большого Колеса. Окончательных выводов, по-моему, придется ждать еще долго. Как частное лицо возьму на себя смелость сделать некоторые прогнозы. Начну с того, что результаты превзошли все ожидания. Утверждаю это, даже не зная окончательных выводов. Ведь вам, кажется, не сообщали о цели эксперимента?
— Нет, почему же, сообщали. Изучение реакции среднего жителя Земли на шестое чувство, на телепатию.
Евграф Юрьевич снисходительно улыбнулся.
— Да нет, это — частная цель. Незначительная. Главное — выяснение способности и готовности земного человечества к контакту с высокоразвитыми цивилизациями. Верно, эта способность изучалась на примере типичного землянина, то есть на вашем, уважаемый коллега. Истинный смысл эксперимента до вас доведен не был. Что ж, может, это и правильно… Так вот, большинство наших ученых склонялись к мысли, что вечные дрязги, войны, социальные потрясения и сравнительно низкий уровень жизни поглощают всю энергию землян и отвращают их взоры от космоса. Иными словами, ваша готовность к вступлению в контакт с нами еще очень невелика. Но причина не в отсталости технических средств и науки в целом. Нет, причина — в неготовности вашего сознания к мирному — повторяю: мирному! — сотрудничеству. Вы все еще «играете в войну», словно драчливые мальчишки. Вы не доросли до разумной, созидательной деятельности в масштабах Галактики. Так наши ученые считали до эксперимента. Эксперименту надлежало подтвердить такую точку зрения, чтобы на многие тысячи, на десятки тысяч лет отложить попытку войти в контакт с человечеством. Ваша, Николай Николаевич, реакция на способность читать чужие мысли должна была окончательно убедить немногих сторонников контакта с землянами в низменности помыслов среднего жителя вашей планеты, а значит, и всего человечества. Но прогнозы, по-моему, оказались неверны. Вам суждено было нарушить все планы наших ученых.
— Мне?! Поверьте, я не хотел…
Шеф поморщился.
— Минуточку, Николай Николаевич, я еще не кончил. Так вот, сначала эксперимент не выходил за предначертанные рамки, однако затем круто свернул в сторону. Но по порядку. Вернувшись на Землю, вы поспешили дать волю своей новой способности. Сначала дома, потом на работе и в метро вы взахлеб читали чужие мысли. И так несколько дней. Вреда вы этим никому не приносили, но и пользы тоже. Щекотали себе нервы. Словом, использовали дар телепатии в эгоистических целях. На такой эффект и рассчитывали наши специалисты-социологи. Из того же разряда и ваша авантюра с шахматами. Но вот судьба заносит вас на Авиамоторную — и начинается цепь событий, для нас неожиданных. В истории с майором Прониным нет ни малейшей доли нашего участия, наоборот, мы всячески пытались не допустить, чтобы вы впутались в это дело. Помните стаю верблюдов? Фантома в морковном свитере? С органами лучше не связываться! Мы боялись, что придется вытаскивать вас из какой-нибудь скверной истории, а активное вмешательство для нас нежелательно. Нам не пришлось спасать вас, вы сами спасли — и кого?! — нашего ценнейшего сотрудника! Ну. если не спасли, то по крайней мере очень помогли ему и нам. Самое главное — вы сделали это сами. Вступили в схватку с негодяем — и победили его! Старались вы не для конкретного человека — Мокроносов был вам антипатичен, — а во имя справедливости. Смелый шаг, ни в какое сравнение не идущий с тем сумасбродным поступком, за который вы заработали фингал под глазом. Вы столь безрассудно выясняли отношения с теми тремя молодчиками, что нам спешно пришлось высылать сержанта вам на помощь. Вернемся к истории с убийством. Ваше поведение поразило наших ученых, смешало все их карты. Первая мысль, которая пришла им в голову, была: «А не ошиблись ли с выбором кандидатуры?» Лишь потом возник иной вариант ответа: дело не в кандидатуре, а во всем земном человечестве. Лично мне кажется, что ваше поведение должно в корне изменить представление наших правителей о степени готовности человечества к контактам с высокоразвитыми цивилизациями. Я очень надеюсь: когда-нибудь мы с вами встретимся открыто, на равных — как представители разных миров, как сотрудники. Да-да, как сотрудники, ибо космический контакт — сотрудничество.
Евграф Юрьевич снова взглянул на часы и подошел к прибору. Пока он вместе с Мокроносовым возился с ним, я чувствовал себя так, словно вот-вот должен проснуться: знаю, что все это он, неправда, но пробудиться не в состоянии.
Стоеросов разгуливал по комнате и насвистывал, тетя Клава листала журнал «UFO» (вот что значит работать в «Союзпечати»!). Но вот она аккуратно разгладила страницу рукой, подняла на меня хитрые глаза и поманила пальцем:
— Глянь-ка, соседушка. Узнаешь?
Фотография была во всю страницу. Качество оставляло желать лучшего. На фоне сумеречного, предвечернего неба вырисовывались контуры НЛО. Что-то очень знакомое… Ну так и есть! Это же корабль Арнольда! Надо же, в американский журнал попал.
— Узнал, — удовлетворенно хмыкнула тетя Клава. — Бери журнал на память. Бери, не стесняйся.
— Большое спасибо, тетя Клава!
— Так, — произнес Евграф Юрьевич, закончив возню у стола, — все готово, Николай Николаевич. Мы подключим к вашей голове электроды, вы уснете, а когда проснетесь, все, касающееся посещения Большого Колеса и эксперимента, исчезнет из вашей памяти навсегда. Попутно вы утратите и телепатические способности. Больно не будет. Вам когда-нибудь делали энцефалограмму? Ну так вот, почти то же самое. Готовы?
Вопрос был адресован Мокроносову. Тот щелкнул каким-то тумблером, смахнул пылинку с блестящей панели и поднял на шефа глаза.
— Готов.
— А вы, Николай Николаевич?
Я кивнул.
— Тогда приступим.
Стоеросов предупредительно пододвинул к столу мое кресло, меня бережно усадили в него. Евграф Юрьевич одарил меня улыбкой, желая, видимо, подбодрить. Холодные металлические электроды облепили мою голову, что-то зажужжало, загудело, замигало… Я стал проваливаться в небытие… Но прежде чем забыться, я услышал голоса — раздраженный Евграфа Юрьевича и испуганно-виноватый Мокроносова.
— Где восьмой электрод?
— Был здесь.
— Вы что, не видите, его нет?
— Ума не приложу, куда он подевался…
— Растяпа! Кто отвечает за комплектность прибора?
— Я…
— Вам известно, на какую функцию мозга воздействует восьмой электрод?
Что ответил Мокроносов, я уже не услышал…
Глава 11
Очнулся я оттого, что в глаза бил яркий свет. Электрод… Кажется, восьмой… Да-да… Нет, не помню. Что со мной делают? Что-то с памятью… Я открыл глаза и тут же снова зажмурил их.
Утреннее солнце только что выглянуло из-за туч. Я окончательно проснулся и сел.
Было семь часов. В комнате пусто. Ни ночных посетителей, ни прибора на столе. Я сидел в кресле, лицом к окну. Похоже, я провел ночь в таком положении. Ныла спина, затекли ноги, но голова была ясная, на душе — легко. Я ощущал желание вскочить и тут же приняться за работу — все равно какую.
Я встал, прошелся по комнате. Воскресенье. Жена — у сестры, Васька — у друга…
Под ногой что-то звякнуло. Я нагнулся и поднял небольшой металлический цилиндр ярко-желтого цвета. До меня дошло: вот он — пропавший электрод! Я сунул его в карман, отправился на кухню, сварил кофе, выпил его, позвонил жене, успокоился, поговорив с ней, потом включил приемник…
Память! Что с моей памятью? Мне было обещано, что по окончании эксперимента она полностью очистится от информации, связанной с полетом на Большое Колесо. Но я ничего не забыл! Я все помнил так же отчетливо и ясно, как вчера. Никакого перехода в новое состояние я не ощущал. Может, вчерашний визит эмиссаров Центра был всего лишь сном? Да нет, в кармане у меня восьмой электрод… В памяти вдруг всплыла последняя фраза моего шефа: «На какую функцию мозга воздействует восьмой электрод?» Да на память, черт возьми, на память! Эксперимент окончен — но память о нем осталась со мной… Мне стало душно. Я открыл окно настежь. В комнату ворвался шум начинающегося дня — дня солнечного, ясного, теплого. Вчерашний дождь умыл город. На газонах зажглись желтые огоньки одуванчиков. Воздух стал прозрачным, легким и звонким от щебета жизнерадостных пичуг… Вспомнив вчерашний инцидент, я глянул в зеркало. Лиловый фингал красовался под правым глазом. Тут же заныли плечо, помятые сапожищами Дэна ребра. «Да, жизнь прекрасна, — подвел я черту, — но не всегда…»
Как мне теперь вести себя с Евграфом Юрьевичем? С тетей Клавой? Делать вид, что я все забыл? Да нет, они живо прочтут мои мысли. Ладно, завтра видно будет.
Маша приехала к вечеру — уставшая, довольная, с двумя сумками покупок. Василий так и не объявился.
На работу в понедельник я опоздал. Все утро замазывал синяк жениной пудрой, но тщетно. Плюнув с досады, я стер пудру — и помчался в институт.
Неожиданности подстерегали меня уже на пороге лаборатории. Из угла, где сидел Евграф Юрьевич, на меня целился колючий, начальственно-недовольный взгляд Балбесова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16