Я положил поверх пятидесятипенсовика еще двадцать пенсов.
– Я живу в Махинллете.
Положил еще двадцать пенсов.
– И на непредвиденные расходы.
– Так, давай-ка пока ограничимся деньгами на проезд. Она презрительно поглядела на монеты:
– Обычно мой друг из кровати не вылезет меньше чем за два фунта.
– Большая, поди, кровать.
– На всю комнату.
Я выложил еще пятьдесят пенсов.
– Всегда готов помочь человеку встать с постели.
– А мне так сдается, ты его решил там продержать весь день.
Я вздохнул и вытащил свою визитку.
– Вот что. Приколи-ка это к его плюшевому мишке. Если у него есть информация про Эванса-Башмака – обсудим условия.
Она взяла карточку и исследовала ее.
– Да ты ищейка! – воскликнула она, и лицо ее засияло. – Я тоже собираюсь пойти в сыщики, когда вырасту.
– Так держать!
Она сунула визитку в нагрудный карман и соскользнула с табурета.
– Я буду на связи.
Когда я вернулся к себе на Кантикл-стрит, меня потрясли две вещи: на автоответчике мигал огонек, и – кто-то перевернул контору вверх дном.
Глава 2
Никакой вывески, возвещавшей, что здесь находится самое злачное ночное заведение Уэльса, не было. Только неброская черная дверь притулилась меж диккенсовских эркеров Патриарх-стрит. В лавках по одной стороне торговали валлийскими сливочными помадками, сланцевыми барометрами и пресс-папье из полированных пляжных окаменелостей. А на другой располагался магазин поношенного платья, которым владела Армия спасения – «Одежный Спас». У клубной двери не было особых примет, разве что иудино око глазка да алая цифра «шесть» – и только если приглядеться повнимательней к дверному колокольчику справа от двери, можно было увидеть простые слова: «Мулен-Вош, Буат де Нюи». Когда я в начале одиннадцатого подошел к клубу, миссис Ллантрисант и миссис Абергинолуэн из «Лиги Милостивого Иисуса, Карающего Разврат» едва заступили в свой пикет.
– Добрый вечер, мистер Найт!
– Добрый, миссис Ллантрисант! Какая вы сегодня шикарная – сделали новую прическу, да?
– Не угадали, мистер Найт, другая обновка.
Она приподняла каблук и сделала пируэт на мыске, чтобы показать товар лицом. Я пристально оглядел ее: что еще за обновка?
– Ну же! Не замечаете? Просто беда с этими мужчинами!
– Да никак это новые ортопедические башмачки, я прав?
Она просияла и наклонилась, чтобы полюбоваться ими самой.
– Сегодня утром получила; импортные, аж из самого Милана: телячьей кожи, а внутри овчина – при том еще и гипоаллергенные, так что и кот не чихнет.
Подошла миссис Абергинолуэн:
– Никак в клуб собираетесь?
– Дай, думаю, зайду.
– Успокоительной настоечки с собой не дать, мистер Найт? Не помешает.
– На что она мне, горемычному?
– Мало ли. Чтобы гормончики не разбушевались. Лучше перебдеть, чем пожалеть.
– Честно говоря, ни к чему безлошадному конюшню запирать!
Клуб представлял собой тускло освещенную вереницу погребов, между которыми снесли стены. В оформлении главенствовала морская тематика – с потолка свисали рыбацкие сети, повсюду громоздился корабельный хлам. Сбоку имелась приступочка, служившая сценой. Ее обрамляла мишура, сверкавшая в лучах софитов, по центру одиноко высился микрофон. У сцены теснились столы, украшенные масляными лампами, чуть подальше имелись места позаковыристей и поукромнее – диванчики из распиленных пополам и обитых подушками кораклов и гичек. В дальнем углу за алым канатом сушил весла целый рыбачий баркас, доступный только Друидам и высокопоставленным партийным деятелям. Между столиками волновалось море из сухого льда, которое окрашивали в синий и бирюзовый запутавшиеся в потолочных сетях светящиеся пластиковые рыбы. Эффект был чудесный, его затмевало только самое ценное достояние клуба – Увеселительная Команда, девочки «Мулена», как мы их ласково называли. В их задачу входило радовать всех и каждого. Их форменные костюмы, по мере возможностей маскарадного подвальчика Дая Торт-Кидая, имели отношение к морю. Тут были юнги и пираты; капитаны, контрабандисты и русалки. А также, по необъяснимой причине, одна девушка в национальном валлийском костюме и две Марии-Антуанетты.
Швейцар-Офицером в смокинге я был препровожден к столику у сцены. Согласно анонсу, Мивануи должна была выйти на сцену в восемь, но никогда не появлялась раньше одиннадцати, потому я заказал ром и поразмыслил, что бы мог означать обыск у меня в конторе. Человек из «Ортопедо-Башмачка» сказал, что видел, как группа мужчин второпях покинула помещение и уехала в розовато-лиловом «монтего» с затемненными стеклами. На таких автомобилях ездит только один тип людей – Друиды. Я подумал, насколько полно щупальца их организации оплели наш город; как они проникли в каждую ямку и щелку, контролируют все аспекты жизни – и общественную деятельность, и те делишки, которые стыдятся белого света. Как они организовали преступность и тех людей, которым по должности положено с нею бороться; как они отхватывают свой кусок и там, и там. Все уже к этому привыкли, легко позабыли, что так было не всегда. Когда-то Друиды просто организовывали Айстедвод, лицензировали применение заклятий и оценивали поэзию. В школе мы изо всех сил толкались у дверей в актовый зал, чтобы Великий Маг, когда он приходил из храма выступить перед молодежью, потрепал нас по голове. В какой момент все изменилось? С каких пор матери стали затаскивать детишек в магазины при виде человека в мантии? Когда Друиды превратились в гангстеров с омелой? Не тогда ли, когда стали носить стихари специального покроя? Не в тот ли день, когда обычные простыни, наволочки и выкрашенные белой водоэмульсионкой резиновые сапоги перестали соответствовать? Или это был день, когда Лавспуна, учителя валлийского с замашками мессии, сделали Великим Магом? И первые лица стали сажать на рясы красные и черные пятна, обозначая свое место в иерархии, как «далеки» по телику? Само собой, теперь-то они вовсе отринули простыни ради превосходных суонсийских костюмов и шелковых носовых платочков.
Я заказал еще порцию выпивки и подумал про ущерб, нанесенный моей конторе. Что искали? Имело ли это отношение к визиту Мивануи? Ничего не украдено. Признаться, воровать было особенно нечего, но на чердаке хранились кое-какие вещицы – я не хотел, чтобы их потревожили. Чердак имел выход в главное здание Публичной библиотеки, и я припрятал там деньжата и средства камуфляжа, на случай спешной эвакуации.
* * *
И кроме того – послание на автоответчике. Кратко и в лоб мальчишка с итальянским акцентом утверждал, что готов продать сведения об Эвансе-Башмаке, и сказал, что я должен прийти к круглосуточному Улиткову Лотку сегодня в час ночи.
Передо мной, загородив свет, появилась девушка в национальном валлийском костюме:
– Привет, красавчик!
Я насторожено посмотрел на нее:
– Привет.
Вблизи было видно, что костюм ее – лишь слабое эхо валлийского национального: баска в обтяжку, колготки-сеточки, шаль и шляпа фасона «печная труба», насаженная под лихим углом на копну черных кудряшек.
Девица протянула мне руку:
– Я – Бьянка.
Отвергнуть протянутую руку было бы неучтиво, но я знал: пожать ее – значит опустить крепостной мост и отдать цитадель своего бумажника на милость этой девицы. Я помешкал – тогда она, улыбаясь, нетерпеливо повиляла ручкой у меня перед носом. С неохотой я взял ее за руку и потряс. Сопротивляться этим девушкам бесполезно, а раз уж сопротивляешься, – читался немой укор в их насмешливых улыбках, – то зачем вообще пришел. Она просияла и, от полноты чувств крутнувшись вокруг себя, приземлилась на свободный стул напротив.
– Мивануи сказала мне за тобой присмотреть.
Мое сердце вдруг затрепыхалось.
– Правда?
– Мм-мм, – хихикнула она. – Сама подойдет попозже, так что назначила меня помощником шерифа. Только бляху со звездой не дала – хнык-хнык!
– Ты уверена, что она имела в виду меня?
– Конечно, ты ведь Луи, так?
Я открыл рот, чтобы ответить, но издал лишь какой-то скрип. Девушка наклонилась ко мне и взъерошила мои волосы. Ее лиф опустился, и я вперился в сумрачную бездну декольте. Невольно простонав, я нашел в себе силы перевести взгляд в безопасную зону – на ее лицо. Но ущерб уже был нанесен, а надменная полусмешка-полулыбка показала, что и зарегистрирован.
– Негодный мальчишка! – проговорила она и щелкнула меня по носу.
Бьянка подвинула табурет ближе – так, чтобы мы сидели бок о бок, соприкасаясь руками, а ее волосы рассыпались по моему плечу, щекоча мне щеку. Ее кожа пылала жаром совсем рядом с моей, а влажный, животный запах волос наполнял мои ноздри, как благовоние.
– Мм-мм, теперь ясно, за что ты ей нравишься!
– Но как она узнала, что я приду? – промямлил я.
– Не знаю, наверно, ты ей сказал.
– Не говорил.
Возник официант.
– А ты говорил, что не придешь?
– Нет.
– Ну, так это то же самое. – И тут же, переведя взгляд вверх на официанта: – Бренди с кока-колой, а ему то, что он пьет.
Халдей кивнул и пошел от столика. В панике я крикнул ему вслед:
– Эй, официант, на минутку!
– Что такое? – спросила Бьянка, и чело ее затуманилось.
Я хотел спросить, сколько стоит бренди с кока-колой, но передумал. Бьянка взмахом руки отпустила официанта.
– Разве ты не хочешь отлично провести время? – проворковала она.
– Да конечно, только…
Я не договорил, взвесив, что крылось за словами Бьянки. Мивануи знала, что я приду. Я этого не говорил, и она меня не приглашала, ничего: мы это даже не обсуждали. Собственно, мне это пришло в голову только ближе к вечеру. А она знала. Не просто предполагала, что уже было бы скверно, а не сомневалась в этом настолько, что наладила ко мне свою подружку. И вот, черт возьми, я здесь.
Когда натикало 11.15, клуб стал быстро заполняться. Перед самым появлением Мивануи один Друид из-за красного каната направился в мужскую комнату, я последовал его примеру. Стоял рядом у писсуара и смотрел на него, но не делал и попытки помочиться. Спустя несколько секунд он поднял глаза. Я улыбнулся:
– Твой «монтего» у входа?
– А твое какое, мать-его, дело?
– Какие-то люди на такой же машине сегодня устроили у меня шурум-бурум. Подумал, может, ты в курсе.
Он пожал плечами:
– Я тут ни при чем.
– Похоже, они что-то искали.
– Да что ты?
– Так ты передай своим друзьям: если им от меня что-то нужно – пускай придут и попросят. Так-то оно повежливее будет.
– Я без понятия, о чем ты.
Он стряхнул член и вышел. Я вернулся за столик.
К тому времени, как я вернулся на место, в зале произошла некая перемена. Как бы повинуясь невидимому сигналу, приватные беседы одна за другой начали затихать, и спустя несколько секунд говорили только три-четыре человека. Затем два, затем – ни одного. Мы все глядели на сцену, как детишки, почуявшие в доме Деда Мороза. Потом по залу, как ветер по кукурузному полю, пробежала волна нетерпения. На сцене появился мужчина, сжал микрофон и умоляюще вскинул руку, чтобы утихомирить взбудораженную толпу.
– Ну, все, успокойтесь, успокойтесь!
Разом заскрипели стулья – люди развернулись к сцене.
– Успокойтесь, у нас впереди долгое представление, и мы не сможем начать, пока вы нам не позволите.
Конферансье сделал паузу, как бы для того, чтобы провести уважительный водораздел между своей персоной и той, в которую он собирался на время воплотиться. Поправив галстук-бабочку, он заговорил голосом, позаимствованным из времен Старинного Мюзик-Холла.
– Милорды, дамы и господа, – начал он под рев ликования. – Барды и Первосвященники, вновь пришел час приветствовать нашу очаровательную песнопевицу из Сент-Асафа…
– Оооох! – пронеслось по залу.
– Лакомство из Лампетера… фею фермеров… диво Друидов…
– Ааахх! – пронеслось по залу.
– Бэби, без которой безумствуют безгрешные барды…
Зрители разразились громовым «Уоуао!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30