Я не мог просто так выкинуть ее из своей жизни. Я хотел ее, но не такой, какой она была сейчас.
– Она одержима. И похоже, одержима тобой. Тебе будет очень тяжело, разве что если ты не одержим ею.
– Я думал о том, чтобы покинуть ее. Но я не могу этого сделать.
– Может быть, ты не обо всем рассказал, – предположил Пол. Проницательный тип!
– Я не знаю, почему она так одержима мной.
– Может быть, на самом деле ты тут ни при чем. Может быть, ее одержимость направлена на тех людей, которые напоминают ей кого-то в ее прошлом. Знаешь, есть мужчины, которые снова и снова женятся на девушках одного и того же типа.
– Я мало знаю о прошлом Урсулы. Она не рассказывает.
– Пусть она уходит, – твердо сказал Пол.
– Почему? Ты сам хочешь ее? – не знаю, зачем я это сказал.
– Она очень привлекательная, этакая сексуальная роковая женщина.
Я подумал, не стоит ли рассказать Полу о «Гале». Я не знал, говорил ли ему что-нибудь Джо Рэнсом, и в конце концов решил промолчать. Это бы ни насколько не приблизило нас к решению.
– Я должен признаться кое в чем, – сказал Пол после пары «мартини».
– Что? Ты что-то знаешь о ней? – Нет, только не новое откровение! Или она спала с ним?
– Не о ней. На днях я ехал по Первому Шоссе и увидел твою машину на стоянке около «Дона Бичкомбера».
– Это ты звонил по телефону?
– Да.
– Ну, ты мерзавец, – сказал я со злостью.
– Я знаю. Но я не мог противиться искушению.
– В будущем прибереги такие штучки для своих сочинений, – мне пришлось улыбнуться.
– Извини. Не стоит так обращаться со своим агентом, верно?
– В данный момент я не настроен шутить.
– Я попытался быть твоим агентом в области чувств и дал тебе совет. Но он не очень тебе помог, правда?
– Я просто хотел знать, что ты думаешь. И узнал.
В каком-то смысле я был благодарен Полу за его глупый розыгрыш. Это напомнило мне, что не надо быть таким нервным. Покидая бар, я чувствовал облегчение.
Я купил Урсуле букет цветов и отвез их домой. Не знаю, что я хотел этим сказать. Это был странный поступок. Раньше я никогда ничего ей не дарил. Ни сентиментальных шоколадок, ни книг. Я не осмеливался проверять ее вкусы. Разумеется, никакой одежды. И, конечно, никаких духов.
Я обнаружил ее в ванной, прихорашивающейся перед зеркалом.
– Пошли пообедаем, – сказала Урсула. – Я хочу куда-нибудь выбраться.
Она тоже находилась в хорошем настроении, и это было приятно. Улыбаясь, она повернулась ко мне, и я чуть не упал.
Я увидел мертвенно-бледный синяк от моей пощечины, который окончательно исчез две недели назад. Урсула снова нарисовала его на лице.
– Зачем ты это сделала? – Я стоял рядом с ней, держа букет цветов. Что она хочет сказать? Что не забыла, как презирает меня?
– Это для меня? – спросила она и забрала цветы из моей руки, понюхав их. – Орхидеи? Очень кстати.
– Лилии, – поправил я. Я сделал глупость, выбрав их. Они напомнили ей о номере в мотеле и о Ларри Кэмпбелле.
– Спасибо. – Она поднялась на ноги и поцеловала меня. – Как мило, что ты сделал мне подарок. У меня для тебя тоже есть кое-что.
Она взяла меня за руку и отвела к кровати. На простыне лежала перевязанная коробка.
– Надеюсь, тебе понравится. – Она сладко улыбнулась. Я снова взглянул на синяк, нарисованный на ее лице, и взял коробку, не имея понятия, что может оказаться внутри. Упаковка весила пару фунтов. Сорвав обертку, я увидел квадратную коробку размером примерно в восемнадцать дюймов. Я открыл ее едва ли не со страхом.
Внутри был блестящий темно-синий мотоциклетный шлем.
– Надень его. Надеюсь, он нужного размера. Я обмерила твою голову, пока ты спал.
Я разорвал и отбросил полиэтиленовую пленку, облекавшую шлем. Урсула подтащила меня к зеркалу и одела шлем мне на голову. От неожиданности я потерял дар речи.
– Он тебе прекрасно подходит. – Урсула была права. Я натянул шлем на череп, она закрепила ремни под подбородком.
– Спасибо, – сказал я. Безумие продолжалось.
Она опустила забрало из темного стекла, и я поглядел на себя в зеркало. Астронавт без скафандра. Я почувствовал приступ клаустрофобии.
– Теперь мы можем кататься без опаски, – сказала Урсула. Ее голос глухо прозвучал внутри шлема.
Урсула настаивала, чтобы мы поехали обедать на мотоцикле. Она заказала столик в «Касабланке», мексиканском ресторане на бульваре Линкольна. Я чувствовал себя идиотом, вручая гардеробщице свой шлем. Урсула заказала слишком много еды. У меня не было аппетита.
За обедом Урсула открыла сумку и достала не запечатанный конверт. Он был надписан так: «Всем, кого это может касаться». Я вытянул из конверта листок бумаги со словами:
«Мы видели вас. Мы знаем, что вы сделали. Мы еще напомним о себе».
Я был встревожен.
– Когда ты это получила? – услышал я свой голос.
– Вчера.
– Вчера? Почему же не сказала мне раньше?
Я внимательно осмотрел записку. Она была напечатана на простой бумаге. Ничего особенного в ней не было. Все мои страхи снова вернулись ко мне. Кто-то видел нас в мотеле. В «Касабланке» было душно и многолюдно. Но я дрожал. Ветерок из кондиционеров холодил мой вспотевший лоб.
– Зачем ты хранишь это письмо? Ты же получила его вчера.
– Ну, может, позавчера, – сказала Урсула, как будто не могла точно вспомнить.
Я ударил кулаком по столу, так что подпрыгнули тарелки. Но Урсула даже не вздрогнула.
– Не могу вспомнить, – повторила она.
Я оглядел серебристо-черный интерьер ресторана, украшенный кадрами из фильмов Богарта. Здесь было прохладно, – видимо с расчетом на то, чтобы легче справляться с перченой пищей. Окружающие, удивленные ударом кулака по столу, глядели на нас. Во мне бушевала ярость. Я схватил Урсулу за запястье, вывернул ей руку.
– Не можешь вспомнить?! Откуда ты вообще узнала, что письмо послано тебе?! Оно могло быть послано мне! – Ее безумие заразило меня. Что значат эти слова – «всем, кого это может касаться»? – Смой это дерьмо со своего лица!
Схватив ее за руку, я с силой провел ладонью по ее лицу, поверх нарисованного синяка. Наверное, я орал на Урсулу, потому что к нашему столику подошел метрдотель. Мне хотелось ударить и его.
– Ребята, если вы хотите подраться, – сказал Мануэль, – а похоже, так оно и есть, – он показал на синяк на лице Урсулы, – то, ради Бога, не здесь, por favor.
– Мы уходим, – ответил я.
– За все плачу я, – заявила Урсула.
– Пожалуйста, только не устраивайте здесь драки.
– Все в порядке, – сказала Урсула, открывая сумку. – Я успокою его.
Правой рукой она вытащила маникюрные ножницы и начала втыкать кончики лезвий между раздвинутыми пальцами левой руки.
– Любит, – укол. – Не любит, – укол. – Любит, – укол. – Ножницы срезали кожу на ее безымянном пальце ниже среднего сустава.
– Урсула! – Я не хотел, чтобы она мучила себя.
– Не любит.
Я вырвал ножницы из ее руки, и она шлепнула меня по ладони. Официант принес счет. Кровь из ее пальцев капала на пятидесятидолларовую бумажку. Когда мы выходили, я взял у гардеробщицы шлем и дал ей доллар. Она напоминала мне гардеробщицу из «Каса-Веги». Надо кончать с мексиканскими ресторанами. А с Урсулой?
Я не хотел садиться на мотоцикл и был готов сказать «нет». Тогда Урсула обняла меня и прижалась лицом к моей шее.
– Ты любишь меня?
– Да.
– А я люблю тебя. Я так люблю тебя, что хочу делать тебе больно.
Я подумал – не чувствую ли я то же самое? Кажется, да.
– Ты хочешь избавиться от меня? – спросила Урсула.
– И да и нет.
– Понимаю, – она залезла на мотоцикл. – Давай проедемся до пляжа.
– Нужно возвращаться домой.
– Я хочу заниматься с тобой любовью на пляже.
– Немного холодно, тебе не кажется?
– Я согрею тебя. Я хочу насыпать песка себе между ног.
– Какие глупости.
– Ты в самом деле так думаешь?
Как я мог не сесть на мотоцикл? Я нервничал, но ехать домой на такси было бы слишком театральным жестом.
– Поехали, – сказал я, как будто это была моя идея. И мы поехали, прижавшись друг к другу, как влюбленные.
Мы проехали бульвар Линкольна и направились к пляжу на ничейной земле между Санта-Моникой и Венецией. Я решил, что Урсула хочет свозить меня к пристани в Венеции, или тому, что от нее осталось. Она два или три раза рассказывала мне эту историю. Она говорила, что любит эту пристань, потому что она сейчас существовала только на картах, которые с тех пор не менялись.
Урсула повернула направо на Мэйн-стрит и поехала на север, удаляясь от Венеции. Я подумал, что может быть, она в конце концов решила возвращаться домой, и ожидал, что на Сансет мы свернем направо. Но она ехала вперед, на Тихоокеанское приморское шоссе.
– Куда мы едем? – прокричал я в ухо Урсуле. Она не ответила. Может быть, не расслышала.
На всех светофорах горел зеленый свет, и остановить ее я не мог. Я знал, куда она едет – в Малибу, в мой дом на пляже.
Я смотрел на затылок ее шлема. Отражаясь в нем, проплывали мимо уличные фонари и фары машин, казавшиеся звездами, двигающимися в причудливом танце. А в самом центре я видел отражение собственного шлема.
Я чувствовал клаустрофобию. Мне хотелось снять эту штуковину. Ради Бога, останови этот гадский мотоцикл, и давай поговорим. Я не мог перенести того, что не могу с ней говорить. Мне было даже трудно дышать. Я поднял забрало. Холодный ночной воздух бил мне в вспотевшее лицо. Тогда я завопил, но Урсула не отвечала. Я не хотел стучать ее по спине, чтобы она не сделала какой-нибудь глупости.
Она точно знала, где находится мой дом. Она знала поворот на пляж, как будто ездила здесь тысячу раз. Вероятно, она бывала здесь сама по себе. Может быть, даже следила за мной. У меня закружилась голова при мысли о том, что она могла сделать.
Урсула остановилась позади дома. Я первым слез с мотоцикла и стал ждать. Она направилась к дому. Я окликнул ее, но она не ответила. Даже не подняв свое забрало, она обошла дом и оказалась у веранды, выходившей на холодный океан.
– Ты не хочешь пригласить меня войти?
– У меня еще нет ключей.
Урсула снова опустила забрало, и прежде чем я понял, что она замышляет, начала молотить по стеклянной двери. Ее шлем снова и снова бил по стеклу. Я схватил Урсулу за талию и оттащил прочь.
– Что ты делаешь? Совсем очумела?
Она вырвалась и стала бить снова. В этот раз я так сильно рванул ее, что она упала спиной на пол веранды. Я опустился рядом с ней и стащил с нее шлем.
Я ожидал, что она начнет бороться, но она не двигалась.
Ее лицо было покрыто потом, сиявшим в лунном свете, черные волосы прилипли ко лбу.
– Что с тобой? – задал я глупый вопрос. Разве она знала ответ? Ее охватило желание ранить, ломать, уничтожать что-нибудь. Но этим чем-нибудь буду не я.
– Я не запираю дом, – прошептала она. – Ты можешь приходить, когда захочешь.
Она встала на ноги и посмотрела на меня. Я не мог представить, о чем она думает. Затем она отвернулась от меня и начала снимать кожаный костюм.
– Что ты делаешь? Замерзнешь, – попытался я остановить ее. Оттолкнув меня – довольно мягко, – она аккуратно сняла с себя куртку и бюстгальтер, оставшись в брюках и ботинках. Затем подошла к деревянной балюстраде. Держась одной рукой за перила, она протянула ко мне ногу.
– Помоги мне снять ботинки.
– Урсула, ты сошла с ума.
– Помоги мне. Пожалуйста.
Сейчас она была спокойна. Я оглядел пустынный серебристый пляж, белые волноломы, месяц над океаном. Подойдя к ней, стал на колени и стянул с нее ботинок. Она опустила голую ногу и подняла другую.
– Здесь холодно.
– Мы же не можем попасть в дом, верно?
Я медленно снял с нее другой ботинок, ухватившись за пятку. Я хотел встряхнуть ее, может быть, даже ударить. Но мы прошли через эту стадию. Я смотрел на Урсулу, как завороженный. Существо с другой планеты. Снова подняв ногу, она начала стягивать кожаные брюки. Я как будто погрузился в одну из своих первых фантазий о женщине в черном. Она бросила красные трусики мне в лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
– Она одержима. И похоже, одержима тобой. Тебе будет очень тяжело, разве что если ты не одержим ею.
– Я думал о том, чтобы покинуть ее. Но я не могу этого сделать.
– Может быть, ты не обо всем рассказал, – предположил Пол. Проницательный тип!
– Я не знаю, почему она так одержима мной.
– Может быть, на самом деле ты тут ни при чем. Может быть, ее одержимость направлена на тех людей, которые напоминают ей кого-то в ее прошлом. Знаешь, есть мужчины, которые снова и снова женятся на девушках одного и того же типа.
– Я мало знаю о прошлом Урсулы. Она не рассказывает.
– Пусть она уходит, – твердо сказал Пол.
– Почему? Ты сам хочешь ее? – не знаю, зачем я это сказал.
– Она очень привлекательная, этакая сексуальная роковая женщина.
Я подумал, не стоит ли рассказать Полу о «Гале». Я не знал, говорил ли ему что-нибудь Джо Рэнсом, и в конце концов решил промолчать. Это бы ни насколько не приблизило нас к решению.
– Я должен признаться кое в чем, – сказал Пол после пары «мартини».
– Что? Ты что-то знаешь о ней? – Нет, только не новое откровение! Или она спала с ним?
– Не о ней. На днях я ехал по Первому Шоссе и увидел твою машину на стоянке около «Дона Бичкомбера».
– Это ты звонил по телефону?
– Да.
– Ну, ты мерзавец, – сказал я со злостью.
– Я знаю. Но я не мог противиться искушению.
– В будущем прибереги такие штучки для своих сочинений, – мне пришлось улыбнуться.
– Извини. Не стоит так обращаться со своим агентом, верно?
– В данный момент я не настроен шутить.
– Я попытался быть твоим агентом в области чувств и дал тебе совет. Но он не очень тебе помог, правда?
– Я просто хотел знать, что ты думаешь. И узнал.
В каком-то смысле я был благодарен Полу за его глупый розыгрыш. Это напомнило мне, что не надо быть таким нервным. Покидая бар, я чувствовал облегчение.
Я купил Урсуле букет цветов и отвез их домой. Не знаю, что я хотел этим сказать. Это был странный поступок. Раньше я никогда ничего ей не дарил. Ни сентиментальных шоколадок, ни книг. Я не осмеливался проверять ее вкусы. Разумеется, никакой одежды. И, конечно, никаких духов.
Я обнаружил ее в ванной, прихорашивающейся перед зеркалом.
– Пошли пообедаем, – сказала Урсула. – Я хочу куда-нибудь выбраться.
Она тоже находилась в хорошем настроении, и это было приятно. Улыбаясь, она повернулась ко мне, и я чуть не упал.
Я увидел мертвенно-бледный синяк от моей пощечины, который окончательно исчез две недели назад. Урсула снова нарисовала его на лице.
– Зачем ты это сделала? – Я стоял рядом с ней, держа букет цветов. Что она хочет сказать? Что не забыла, как презирает меня?
– Это для меня? – спросила она и забрала цветы из моей руки, понюхав их. – Орхидеи? Очень кстати.
– Лилии, – поправил я. Я сделал глупость, выбрав их. Они напомнили ей о номере в мотеле и о Ларри Кэмпбелле.
– Спасибо. – Она поднялась на ноги и поцеловала меня. – Как мило, что ты сделал мне подарок. У меня для тебя тоже есть кое-что.
Она взяла меня за руку и отвела к кровати. На простыне лежала перевязанная коробка.
– Надеюсь, тебе понравится. – Она сладко улыбнулась. Я снова взглянул на синяк, нарисованный на ее лице, и взял коробку, не имея понятия, что может оказаться внутри. Упаковка весила пару фунтов. Сорвав обертку, я увидел квадратную коробку размером примерно в восемнадцать дюймов. Я открыл ее едва ли не со страхом.
Внутри был блестящий темно-синий мотоциклетный шлем.
– Надень его. Надеюсь, он нужного размера. Я обмерила твою голову, пока ты спал.
Я разорвал и отбросил полиэтиленовую пленку, облекавшую шлем. Урсула подтащила меня к зеркалу и одела шлем мне на голову. От неожиданности я потерял дар речи.
– Он тебе прекрасно подходит. – Урсула была права. Я натянул шлем на череп, она закрепила ремни под подбородком.
– Спасибо, – сказал я. Безумие продолжалось.
Она опустила забрало из темного стекла, и я поглядел на себя в зеркало. Астронавт без скафандра. Я почувствовал приступ клаустрофобии.
– Теперь мы можем кататься без опаски, – сказала Урсула. Ее голос глухо прозвучал внутри шлема.
Урсула настаивала, чтобы мы поехали обедать на мотоцикле. Она заказала столик в «Касабланке», мексиканском ресторане на бульваре Линкольна. Я чувствовал себя идиотом, вручая гардеробщице свой шлем. Урсула заказала слишком много еды. У меня не было аппетита.
За обедом Урсула открыла сумку и достала не запечатанный конверт. Он был надписан так: «Всем, кого это может касаться». Я вытянул из конверта листок бумаги со словами:
«Мы видели вас. Мы знаем, что вы сделали. Мы еще напомним о себе».
Я был встревожен.
– Когда ты это получила? – услышал я свой голос.
– Вчера.
– Вчера? Почему же не сказала мне раньше?
Я внимательно осмотрел записку. Она была напечатана на простой бумаге. Ничего особенного в ней не было. Все мои страхи снова вернулись ко мне. Кто-то видел нас в мотеле. В «Касабланке» было душно и многолюдно. Но я дрожал. Ветерок из кондиционеров холодил мой вспотевший лоб.
– Зачем ты хранишь это письмо? Ты же получила его вчера.
– Ну, может, позавчера, – сказала Урсула, как будто не могла точно вспомнить.
Я ударил кулаком по столу, так что подпрыгнули тарелки. Но Урсула даже не вздрогнула.
– Не могу вспомнить, – повторила она.
Я оглядел серебристо-черный интерьер ресторана, украшенный кадрами из фильмов Богарта. Здесь было прохладно, – видимо с расчетом на то, чтобы легче справляться с перченой пищей. Окружающие, удивленные ударом кулака по столу, глядели на нас. Во мне бушевала ярость. Я схватил Урсулу за запястье, вывернул ей руку.
– Не можешь вспомнить?! Откуда ты вообще узнала, что письмо послано тебе?! Оно могло быть послано мне! – Ее безумие заразило меня. Что значат эти слова – «всем, кого это может касаться»? – Смой это дерьмо со своего лица!
Схватив ее за руку, я с силой провел ладонью по ее лицу, поверх нарисованного синяка. Наверное, я орал на Урсулу, потому что к нашему столику подошел метрдотель. Мне хотелось ударить и его.
– Ребята, если вы хотите подраться, – сказал Мануэль, – а похоже, так оно и есть, – он показал на синяк на лице Урсулы, – то, ради Бога, не здесь, por favor.
– Мы уходим, – ответил я.
– За все плачу я, – заявила Урсула.
– Пожалуйста, только не устраивайте здесь драки.
– Все в порядке, – сказала Урсула, открывая сумку. – Я успокою его.
Правой рукой она вытащила маникюрные ножницы и начала втыкать кончики лезвий между раздвинутыми пальцами левой руки.
– Любит, – укол. – Не любит, – укол. – Любит, – укол. – Ножницы срезали кожу на ее безымянном пальце ниже среднего сустава.
– Урсула! – Я не хотел, чтобы она мучила себя.
– Не любит.
Я вырвал ножницы из ее руки, и она шлепнула меня по ладони. Официант принес счет. Кровь из ее пальцев капала на пятидесятидолларовую бумажку. Когда мы выходили, я взял у гардеробщицы шлем и дал ей доллар. Она напоминала мне гардеробщицу из «Каса-Веги». Надо кончать с мексиканскими ресторанами. А с Урсулой?
Я не хотел садиться на мотоцикл и был готов сказать «нет». Тогда Урсула обняла меня и прижалась лицом к моей шее.
– Ты любишь меня?
– Да.
– А я люблю тебя. Я так люблю тебя, что хочу делать тебе больно.
Я подумал – не чувствую ли я то же самое? Кажется, да.
– Ты хочешь избавиться от меня? – спросила Урсула.
– И да и нет.
– Понимаю, – она залезла на мотоцикл. – Давай проедемся до пляжа.
– Нужно возвращаться домой.
– Я хочу заниматься с тобой любовью на пляже.
– Немного холодно, тебе не кажется?
– Я согрею тебя. Я хочу насыпать песка себе между ног.
– Какие глупости.
– Ты в самом деле так думаешь?
Как я мог не сесть на мотоцикл? Я нервничал, но ехать домой на такси было бы слишком театральным жестом.
– Поехали, – сказал я, как будто это была моя идея. И мы поехали, прижавшись друг к другу, как влюбленные.
Мы проехали бульвар Линкольна и направились к пляжу на ничейной земле между Санта-Моникой и Венецией. Я решил, что Урсула хочет свозить меня к пристани в Венеции, или тому, что от нее осталось. Она два или три раза рассказывала мне эту историю. Она говорила, что любит эту пристань, потому что она сейчас существовала только на картах, которые с тех пор не менялись.
Урсула повернула направо на Мэйн-стрит и поехала на север, удаляясь от Венеции. Я подумал, что может быть, она в конце концов решила возвращаться домой, и ожидал, что на Сансет мы свернем направо. Но она ехала вперед, на Тихоокеанское приморское шоссе.
– Куда мы едем? – прокричал я в ухо Урсуле. Она не ответила. Может быть, не расслышала.
На всех светофорах горел зеленый свет, и остановить ее я не мог. Я знал, куда она едет – в Малибу, в мой дом на пляже.
Я смотрел на затылок ее шлема. Отражаясь в нем, проплывали мимо уличные фонари и фары машин, казавшиеся звездами, двигающимися в причудливом танце. А в самом центре я видел отражение собственного шлема.
Я чувствовал клаустрофобию. Мне хотелось снять эту штуковину. Ради Бога, останови этот гадский мотоцикл, и давай поговорим. Я не мог перенести того, что не могу с ней говорить. Мне было даже трудно дышать. Я поднял забрало. Холодный ночной воздух бил мне в вспотевшее лицо. Тогда я завопил, но Урсула не отвечала. Я не хотел стучать ее по спине, чтобы она не сделала какой-нибудь глупости.
Она точно знала, где находится мой дом. Она знала поворот на пляж, как будто ездила здесь тысячу раз. Вероятно, она бывала здесь сама по себе. Может быть, даже следила за мной. У меня закружилась голова при мысли о том, что она могла сделать.
Урсула остановилась позади дома. Я первым слез с мотоцикла и стал ждать. Она направилась к дому. Я окликнул ее, но она не ответила. Даже не подняв свое забрало, она обошла дом и оказалась у веранды, выходившей на холодный океан.
– Ты не хочешь пригласить меня войти?
– У меня еще нет ключей.
Урсула снова опустила забрало, и прежде чем я понял, что она замышляет, начала молотить по стеклянной двери. Ее шлем снова и снова бил по стеклу. Я схватил Урсулу за талию и оттащил прочь.
– Что ты делаешь? Совсем очумела?
Она вырвалась и стала бить снова. В этот раз я так сильно рванул ее, что она упала спиной на пол веранды. Я опустился рядом с ней и стащил с нее шлем.
Я ожидал, что она начнет бороться, но она не двигалась.
Ее лицо было покрыто потом, сиявшим в лунном свете, черные волосы прилипли ко лбу.
– Что с тобой? – задал я глупый вопрос. Разве она знала ответ? Ее охватило желание ранить, ломать, уничтожать что-нибудь. Но этим чем-нибудь буду не я.
– Я не запираю дом, – прошептала она. – Ты можешь приходить, когда захочешь.
Она встала на ноги и посмотрела на меня. Я не мог представить, о чем она думает. Затем она отвернулась от меня и начала снимать кожаный костюм.
– Что ты делаешь? Замерзнешь, – попытался я остановить ее. Оттолкнув меня – довольно мягко, – она аккуратно сняла с себя куртку и бюстгальтер, оставшись в брюках и ботинках. Затем подошла к деревянной балюстраде. Держась одной рукой за перила, она протянула ко мне ногу.
– Помоги мне снять ботинки.
– Урсула, ты сошла с ума.
– Помоги мне. Пожалуйста.
Сейчас она была спокойна. Я оглядел пустынный серебристый пляж, белые волноломы, месяц над океаном. Подойдя к ней, стал на колени и стянул с нее ботинок. Она опустила голую ногу и подняла другую.
– Здесь холодно.
– Мы же не можем попасть в дом, верно?
Я медленно снял с нее другой ботинок, ухватившись за пятку. Я хотел встряхнуть ее, может быть, даже ударить. Но мы прошли через эту стадию. Я смотрел на Урсулу, как завороженный. Существо с другой планеты. Снова подняв ногу, она начала стягивать кожаные брюки. Я как будто погрузился в одну из своих первых фантазий о женщине в черном. Она бросила красные трусики мне в лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48