Я потребовала, чтобы она забрала свои слова назад, обругала ее. Я тоже иногда бываю вспыльчивой – наверно, вы это уже поняли. Короче, мы крупно поссорились. В ход пошли кулаки. Я только замахнулась на нее, даже не коснулась, но эта сука ударила меня, в самом деле ударила. Не верите?
– Конечно, верю.
– Посмотрите.
Барбара расстегнула блузку и показала мне два бледных синяка на левой груди. При виде обнаженной кожи Барбары я испытала странное чувство. Не то что бы я хотела прикоснуться к ней, но я видела, как губы Мэсона целуют ее кожу в том месте, где были синяки.
Я видела, как его рот движется вниз к ее широкому соску, который просвечивал через бюстгальтер. Я отвернулась.
– Не слишком приятно, верно? – Барбара застегнула блузку.
– Он может вернуться к вам, – сказала я, как последняя идиотка.
– Не знаю. Мне кажется, я надеюсь на это. Но в данный момент я не хочу его, – на глазах Барбары выступили слезы, но она не заплакала. – Я не знаю, что делать. Как заставить его снова полюбить меня? Это невозможно, верно? Я знаю, что я – худший враг сама себе. Мне кажется, все женщины такие.
Зазвонил телефон, и я взяла трубку. Кто-то искал Мэсона. Барбара взяла кошелек и вышла из офиса, направляясь в туалет. Я ответила на звонок и поднялась из-за стола. Что-то притягивало меня к ее сумке, понятия не имею, что именно. Я подошла к дивану, на котором Барбара оставила сумку, и заглянула в нее. Не знаю, что я ожидала найти. Задним числом я думаю, что меня посетило какое-то смутное озарение, но в то время я еще не знала этого.
Из ее вещей я выбрала аэрозольный баллончик духов от Герлена – «Самсара», а также открытку с видом ночного Лас-Вегаса, даже не поглядев, от кого она и что на ней написано. Я положила духи и открытку в свою сумку и закрыла ее.
Барбара вернулась в офис, когда я отвечала на очередной звонок. Она подождала, пока я закончу разговор, затем положила кошелек в сумку.
– Надеюсь, я не очень надоела вам.
– Конечно, нет, – я улыбнулась.
– Прошу прощения за те слова, которые говорила вам раньше. Я не хотела их говорить. Это было очень грубо. Вы простите меня?
– Да.
– В самом деле?
– Я прощаю вас. Я все понимаю. На вашем месте я бы поступила точно так же.
– Никогда не знаешь, на что ты способен, пока что-нибудь не случится. Вот моя карточка. Я держу маленький магазинчик в Санта-Монике. Заходите в любое время. Или позвоните мне. Я думаю, что мы подружимся. Вы ведь не будете возражать, если я снова захочу поговорить с вами?
– Нисколько, – теперь у меня были уже две карточки Барбары.
– Спасибо вам, Урсула, – Барбара наклонилась и поцеловала меня в щеку.
– Только не используйте меня в своих ссорах с Мэсоном, – сказала я, и это были не пустые слова.
– Не буду. Я знаю, что вы – не Алексис. Барбара ушла, но все ее слова по-прежнему звучали внутри меня. Я чувствовала, как у меня ум заходит за разум. В моих чувствах к Мэсону что-то изменилось. Они стали глубже, в них появился элемент противоречия, которого не было раньше. Я решила, что знаю его. Может быть, я и ошибалась. Одна фраза Барбары застряла у меня в голове: «Как мне заставить его снова полюбить меня? Это невозможно, верно?»
Я вынуждена была признать, что в Барбаре скрывается больше, чем я предполагала. Она отнюдь не дура и может стать серьезным препятствием на моем пути. Она не просто подружка Мэсона, любовница. Она – самая настоящая жена.
Я почувствовала себя колдуньей. Я должна каким-нибудь таинственным способом подчинить ее себе, завладев ее вещами. У меня уже был ее перстень. Теперь я добыла духи и открытку. Фрейд, этот полицейский наших снов, вероятно, сказал бы, что я совершила символическую кражу. Я действительно хотела украсть у нее мужчину.
У меня разыгралась фантазия. Я вообразила, что синяки, которые Барбара показывала мне, вовсе не следы драки с Фелисити. Они были отметинами от ссоры с Мэсоном. Она лгала. Ее ударил он, а не его мать. В одном из приступов ярости, о которых она рассказывала, а может быть, из отчаяния, он напал на нее. Слишком фантастично? Я видела на груди Барбары синяки, красные и желтые, похожие на ржавчину, испещренные маленькими коричневыми жилками, подобно подтекам на кремовой стене отеля, загадочные, таинственные, открытые для бесконечных интерпретаций. Синяки были вовсе не синяками – они были чернильными пятнами, используемыми в психиатрических тестах. То, что вы видели в них, говорило не о том, чем были они, а о том, кем был ты.
МАМОЧКА
Не знаю, что случилось, но после беседы с Полом Джасперсом и Джо Рэнсомом Мэсона стало что-то заботить. Он то и дело молча бросал на меня взгляды. Я понятия не имела, о чем он думает, и испугалась, что потеряю Мэсона еще до того, как он станет моим. В то утро он ушел из офиса, в первый раз не сказав, куда идет и когда вернется.
Вернувшись, он как-то странно смотрел на меня, как будто внезапно перестал меня узнавать. После того, как он ушел, у меня родилась мысль, что, возможно, он встретился с кем-то, кто знал меня или знал что-нибудь обо мне. Он страдал, и я была уверена – из-за меня. Что бы с ним ни происходило, я понимала, что нужно действовать, и поскорее. Я дразнила его, плела интриги, долго преследовала, и это становилось нечестным. Казалось, то, что раньше восхищало его во мне, теперь ввергает в депрессию.
Безо всякой причины я вообразила, что он каким-то образом узнал местонахождение Аннабель и встречался с ней. Как бы то ни было, он страдал. Но он не должен страдать. Я должна положить этому конец, и, благодаря Барбаре, мне было известно – как. От мысли, возникшей в моей голове, меня бросило в дрожь.
После работы я дошла до отеля «Беверли-Уилшир» и поймала такси. Я была слишком взвинчена, чтобы самой вести машину до Венеции, где была назначена встреча с Ласло. Он составил для меня новый гороскоп. Существовали вещи, которые мне необходимо было знать.
Я двадцать минут простояла в пробке, прислушиваясь к голосам в своей голове, перемешивающимися с звуками радио. Шофер выглядел слишком молодым, чтобы иметь права, но он слушал музыкальную программу из песен сороковых годов. «Если любовь не идет так, как надо, то все не идет так, как надо…» Одна из тех назойливых мелодий, которую вы неизвестно почему начинаете мурлыкать в самый неподходящий момент. Но песня попала в цель. Голоса в моей голове твердили: «Давай! Сделай это! Все ради любви!» Песня вторила: «Если ты не сделаешь этого, то проиграешь».
В то же самое время другой голос предупреждал: «Еще не поздно пойти на попятную». Я слышала его, но не обращала внимания. «Ты погибнешь». Да, да! Я знаю! – сказала я в ответ. Но я слишком страдала, чтобы беспокоиться о таких тривиальных проблемах, как возможная гибель.
Такси везло меня в Венецию. Этот пригород Лос-Анджелеса был моим любимым местом – не знаю, почему. Возможно, из-за пристани, которой больше не существовало. Ее разрушило жестоким штормом несколько лет назад. Обломки разобрали от греха, а пристань так и не восстановили. Знак, предупреждающий, что здесь опасное место, сохранился, хотя самой пристани уже давно не было.
Венеция, где жил Ласло, была домом для многих астрологов, предсказателей будущего, хиромантов, точно так же, как пара приморских городков в Мэне. Поблизости от океана ты чаще задумываешься о судьбе, или предназначении, как говорили в прошлом столетии.
Я не питала никаких нежных чувств к «Ребекке». Тут подавали неплохую гвакамолу, но это место было чересчур шумным. Сюда приходит слишком много народу. Раньше я два раза раз бывала в «Ребекке» – один раз с Ласло, другой с кем-то еще.
– Что-то случилось? – спросил Ласло.
– Да, и я хочу спросить вас об этом.
– Вы выглядите более взволнованной, чем в предыдущий раз.
– Да. Как насчет гороскопа?
Он протянул мне гороскоп. Но здесь изучать его было невозможно. Мне требовалась тишина.
– Скажите мне, – попросила я, – он хороший или плохой?
– Вы же знаете, что я не могу ответить на этот вопрос. Все зависит от вас самих.
Я знала, что он, конечно, прав.
Ласло улыбнулся своей нервной улыбкой и встал. Он пошел в туалет. Я допила свою «Маргариту» и зажгла сигарету. Затем отпила из его бокала. Потом увидела, что моя сигарета все еще дымится в пепельнице. Это к разговору о нервах. Я курила обе сигареты по очереди. Сигареты плохо успокаивали меня, но, может быть, они привлекали меня постоянным обещанием, нескончаемым желанием, неудовлетворенностью.
Я посмотрела на гороскоп, лежащий передо мной. У меня появилось чувство, что кто-то глядит на меня. Но я не стала оглядываться. Пусть смотрят. Тем более, что я думала о Мэсоне. Что его так расстроило?
Когда Ласло вернулся, я пошла вызвать такси, с трудом пробравшись к телефону. Люди, люди. Они вели себя вызывающе, но меня это не трогало.
Люди не заботятся о своей жизни. Они бросают себя на произвол судьбы. Большинство мужчин и женщин вокруг меня вполне способны на безжалостность в бизнесе и профессиональной жизни, но когда дело доходит до эмоций, они всегда оказываются нерешительными.
Мне сказали, что такси выехало. Я вернулась к столику. Люди не исполняют свои желания. Те, кто так делает, зовутся извращенцами. Любовь может быть расплывчатым понятием, но секс всегда конкретен. Секс удовлетворяет вас только тогда, когда вы получаете то, что хотите. Любовь заставляет вас интересоваться другими людьми, секс заставляет интересоваться собой.
Кто-то наблюдал за мной. Кто, черт возьми? Я ощущала сильное беспокойство. Я поцеловала Ласло на прощанье, надеясь, что наша встреча – не последняя.
Возвращение домой было жутким. Нет, ничего не случилось. По крайней мере не на дороге. Во всем виновата моя голова. Я поднялась наверх, разделась, помылась под душем, и спустилась в спальню для гостей.
Из гардероба достала кожаный костюм и влезла в него. Это оказалось нелегко. Может быть, я пополнела с тех пор, как в последний раз ездила на мотоцикле. Когда-нибудь я возьму Мэсона покататься на моем «Триумфе».
Неизвестно почему у меня снова появилось чувство, что за мной наблюдают. Не превращайся в параноика.
Моему мотоциклу не терпелось оказаться на дороге. Он завелся с первой попытки. Я точно знала, что мне нужно сделать. Нужно заняться этим, и немедленно.
Мне понадобилось полчаса, чтобы добраться до дома Фелисити. Я ехала не торопясь, не желая быть задержанной полицией. Я оставила мотоцикл на стоянке в сотне ярдов от дома. Сумочку для документов я взяла с собой. Внутри нее ничего не было, но с ней я выглядела рассыльным, доставившим послание. Я вошла в дом, не снимая шлема.
По дороге мне встретился только один человек, старик, с виду пьяный. Прежде чем нажимать на кнопку звонка, я подождала, чтобы он убрался подальше. Даже сквозь шлем и защитное стекло я чувствовала запах канализации и сырости от протекающих труб и устаревших кондиционеров.
Никто мне не отвечал. Я слышала только звуки, доносившиеся со стройки по соседству, да приглушенный рев корабельной сирены. Я забеспокоилась. Неужели я неверно выбрала время? Ее нет дома? Что тогда? Ждать где-то поблизости, или вернуться домой и начать все сначала в другой день? Но я не могла перенести задержки. Я позвонила снова. Ну же, открывай дверь. Тебе ничего не остается.
Услышав звук за дверью, я сняла шлем, чтобы не испугать ее. Она должна открыть дверь. Дверь открылась. Мы глядели друг на друга через щель, разделенные цепочкой. У Фелисити было лицо сумасшедшей, или, может быть, дело просто в контрастах светотеней. Я улыбнулась ей своей самой чарующей улыбкой. Она казалась подозрительной и готовой к отпору. В чертах ее лица я искала Мэсона.
– Миссис Эллиотт?
– Чего вам нужно? – ее рот принадлежал Мэсону.
– Я хочу поговорить с вами.
– Ну так говорите.
– Только не через дверь. У меня личное дело, – я снова улыбнулась. Это помогло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48