По соседству, в кольце деревьев,
горевших на солнце яркой желтизной, стояла приютская часовня.
Сестра Мириам вошла в кирпичное здание и по тихим, застланным
винно-красными коврами коридорам подошла к маленькому кабинету с золотыми
буквами "Эмори Т.Данн" на дверях. Секретарь, хрупкая женщина с желчным
лицом, подняла на нее глаза:
- Сестра Мириам? Я могу вам чем-нибудь помочь?
- Да. Я хотела бы поговорить с отцом Данном.
- Сожалею, но через десять минут у него назначена встреча. Похоже,
для юного Латты нашлась прекрасная семья.
- Мне обязательно нужно с ним поговорить, - сказала сестра Мириам и,
к великому изумлению секретарши, постучала в дверь, не слушая, что ей
говорит эта легендарная личность, бессменный секретарь отца Данна на
протяжении двадцати с лишним лет.
- Войдите, - сказали из-за двери.
- Но, сестра Мириам, - возмущенно проговорила секретарша, - как же
можно...
Сестра Мириам закрыла за собой дверь.
Отец Данн вопросительно взглянул на нее из-за широкого, застеленного
промокательной бумагой письменного стола. Средних лет, в седых волосах
кое-где проглядывают блестящие черные пряди. Серые глаза. Позади, на
обшитой дубовыми панелями стене, висело два десятка почетных дипломов за
работу в области теологии и гуманитарных наук. Отец Данн был человеком
образованным и принял сан, уже имея гарвардский диплом доктора социологии.
Порой сестра Мириам недоумевала: в глазах этого сдержанного, степенного
человека нет-нет да и проскакивала искра гнева.
Отец Данн сказал:
- Вам не кажется, что вы довольно бесцеремонны? Я с минуты на минуту
жду посетителей. Может быть, вы заглянули бы попозже, ближе к вечеру?
- Прошу вас, святой отец. Мне нужно сказать вам пару слов.
- Может быть, вам мог бы помочь отец Кэри? Или сестра Розамунда?
- Нет, сэр, - сестра Мириам твердо решила не отступать. Со всеми
прочими она уже говорила. Ее вежливо выслушивали и предлагали каждый свои
меры - кто либеральные, кто жесткие. Но ничего не помогало. Пришла пора
узнать мнение отца Данна, и сестра Мириам не собиралась уходить, не
высказавшись. - Мне нужно поговорить с вами о Джеффри Рейнсе.
Отец Данн едва заметно прищурился; ей почудилось, что устремленный на
нее снизу вверх взгляд стал ледяным.
- Ну что ж, присаживайтесь, - он указал на черное кожаное кресло и
включил переговорное устройство на своем столе: - Миссис Бимон, попросите,
пожалуйста, мистера и миссис Шир подождать несколько минут.
- Хорошо, сэр.
Отец Данн откинулся на спинку кресла и забарабанил пальцами по столу.
- Мне кажется, я уже знаком с этой проблемой, сестра Мириам, - сказал
он. - Что, есть новости?
- Сэр, этот ребенок... он совершенно не похож на остальных. Я с ним
не справляюсь. Он так меня ненавидит, что я... э-э... почти физически
ощущаю его ненависть.
Отец Данн снова протянул руку к переговорному устройству:
- Миссис Бимон, будьте любезны принести мне дело Джеффри Харпера
Рейнса. Десяти лет.
- Да, сэр.
- По-моему, вы видели его личное дело? - спросил отец Данн.
- Да, видела, - ответила сестра Мириам.
- Значит, вы знакомы с обстоятельствами его жизни?
- С обстоятельствами - да, но мне абсолютно не понятны его желания и
стремления.
- Что ж, - продолжал отец Данн, - вы, возможно, знакомы с моей
теорией "младенческого стресса". Знакомы?
- Не совсем. По-моему, я краем уха слышала, как вы с отцом Робсоном
беседовали на эту тему.
- Ну, тогда, - сказал отец Данн, - послушайте. Младенец - самое
нежное и чувствительное из всех творений Господа. Едва родившись, ребенок
уже тянет ручки, чтобы касаниями исследовать новую среду обитания. И
реагирует на эту среду; а она в определенной степени формирует его.
Младенцы, да и вообще все дети независимо от возраста, необычайно
восприимчивы к проявлению различных чувств, переживаний, страстей. - Он
многозначительно воздел палец. - И особенно к ненависти. Ребенок способен
до конца жизни носить в себе пагубные, разрушительные страсти, пограничные
с насилием эмоции. У мальчика, о котором идет речь, жизнь складывалась...
сложно. Насилие, учиненное над его матерью, заронило в ее душу малую искру
ненависти, которая, беспрепятственно разгораясь, привела к убийству отца
Джеффри. Мать мальчика убила мужа на глазах у ребенка. Я полагаю, что
именно здесь корень той ненависти, а может быть, страдания, которое носит
в себе Джеффри. Сцена жестокого насилия произвела на мальчика сильнейшее
впечатление и до сих пор жива где-то на самом дне его памяти...
Вошла миссис Бимон и положила на стол отца Данна желтую папку,
помеченную "Рейнс, Джеффри Харпер". Отец Данн поблагодарил и принялся
молча листать страницы.
- Возможно, Джеффри не помнит подробностей той ночи... по крайней
мере, не сознает этого. Но на уровне подсознания он помнит каждое грубое
слово, каждый жестокий удар. - Он на мгновение отвлекся от изучения бумаг,
желая удостовериться, что собеседница внимательно его слушает. - Вдобавок,
сестра Мириам, нам приходится считаться с психологией осиротевшего
ребенка. Здесь у нас - сироты от рождения, никому не нужные дети, трудные
дети. Они не просили их рожать. Они считают себя ошибкой, следствием того,
что кто-то забыл принять противозачаточные таблетки. Нам удается - очень
медленно, ценой неимоверных усилий, с ничтожной отдачей - пробиться к
некоторым из них. Но этот Рейнс... он пока еще не впустил нас к себе в
душу.
- Он пугает меня, - сказала сестра Мириам.
Отец Данн хмыкнул и вновь погрузился в изучение желтой папки.
- Он здесь четыре месяца. Его перевели к нам из школы Святого
Франциска в Трентоне. Туда он попал из нью-йоркского приюта Богоматери,
успев перед тем побывать в приюте Святого Винсента для мальчиков, тоже в
Нью-Йорке. Его несколько раз усыновляли, но по тем или иным причинам он не
приживался. Все приемные родители отмечали его нежелание общаться,
неуступчивость... - отец Данн взглянул на сестру Мириам, - грубость и
дурные привычки, непокорность родительской власти. И еще одно: он упорно
отказывается откликаться на христианские имена. - Священник поднял голову
и посмотрел на монахиню. - Что скажете?
- Сейчас он отказывается откликаться даже на свое настоящее имя. Он
называет себя Ваалом, и я слышала, как кое-кто из ребят так его называл.
- Да, - проговорил отец Данн, поворачиваясь вместе с креслом к
распахнутому окну, чтобы посмотреть на детей, играющих во дворе. - Да. И,
насколько я понял, он отказывается ходить на службы в часовню. Это так?
- Да, сэр. Именно так. Он отказывается даже входить в часовню. Мы
лишили его возможности смотреть фильмы, играть на площадке с другими
детьми, чего только не пробовали, и все зря. Отец Робсон посоветовал
восстановить все его права и больше не тратить на это силы.
- Мне кажется, это самое лучшее, - заметил отец Данн. - Очень и очень
странно... А что, его отец был человеком верующим?
Сестра Мириам покачала головой, и отец Данн сказал:
- Что ж, я тоже не знаю. Мне известно только то, что содержится в
этой папке. Он, кажется, мало общается с другими детьми?
- По-моему, есть несколько таких, кто пользуется его доверием, но все
они похожи на него, такие же молчаливые и подозрительные. И все же,
несмотря на всю свою непокорность, он прекрасно учится. Он много читает,
особенно по истории и географии, и жизнеописания. Могу также отметить его
нездоровый интерес к личности Гитлера. Однажды в библиотеке я услышала,
как он скрипел зубами. Он читал тогда статью о газовых печах Дахау в
старом номере "Лайф" и захлопнул журнал, когда заметил, что я наблюдаю за
ним.
Отец Данн хмыкнул.
- Подозреваю, что он куда умнее, чем хочет казаться.
- Сэр?
Священник постучал по раскрытой перед ним странице.
- Судя по результатам стандартных тестов, у него феноменальные
способности, и все же отец Робсон, проводивший тестирование, считает, что
Джеффри поскромничал. Ему кажется, что на некоторые вопросы мальчик
намеренно ответил неверно. Вы можете мне это объяснить?
- Нет, сэр.
- И я не могу, - сознался отец Данн и пробормотал что-то себе под
нос.
- Сэр? - переспросила сестра Мириам, наклонившись к нему.
- Ваал... Ваал, - негромко повторил священник. Потом, словно ему в
голову пришла неожиданная мысль, снова повернулся к ней. - Он играет с
нами, сестра Мириам. И, смею вас уверить, подсознательно хочет прекратить
эту игру. Отец Робсон - хорошо разбирается в таких... сложных случаях. Я
попрошу его поговорить с Джеффри. Однако, сестра Мириам, мы тоже не должны
опускать руки. Ради самого мальчика нам нужно проявить столько терпения и
силы... - он помолчал, стараясь сформулировать поточнее, - сколько должно.
Договорились? - Он вопросительно взглянул на сестру Мириам.
- Да, сэр, - ответила она. - Надеюсь, отцу Робсону удастся понять его
лучше, чем мне.
- В таком случае, решено. Я попрошу его при первой же возможности
поговорить с мальчиком. Всего доброго, сестра Мириам.
- Всего доброго, отец Данн, - ответила она, вежливо наклонив голову,
и встала.
Когда дверь за сестрой Мириам закрылась, отец Данн еще мгновение
молча смотрел в окно во двор, где бестолково, точно ослепшие от осеннего
солнца неопрятные летучие мыши, носились дети. Он потянулся к ящику стола,
где лежала коробка с сигарами, но передумал: нет, до вечера - никаких
сигар. Предписание врача. Вместо этого он взял с полки за письменным
столом книгу о расстройствах психики у детей младшего школьного возраста.
Но, пока его взгляд считывал сухую логическую информацию, его память вела
поединок с именем Ваал.
Повелитель демонов.
Отец Данн закрыл книгу и снова поглядел в окно. Какие загадочные
существа дети, сказал он себе. Живут собственной тайной жизнью и
захлопывают двери перед всяким, кто пытается войти; дети очень ревниво
относятся к своей загадочной личности и с наступлением ночи совершенно
преображаются. Преображаются так, что порой даже родные не могут их
узнать.

7
Ребенок медленно шел вдоль высокой сетчатой ограды. Здесь к детской
площадке вплотную подступала разноцветная чаща. Он остановился, повернулся
спиной к остальным детям, которые с визгом носились по пыльному двору, и
устремил неподвижный взгляд туда, где лес прорезала скоростная трасса,
идущая через Олбани в город. Мгновение спустя он обернулся, привалился к
забору и стал смотреть, как ребята азартно гоняют футбольный мяч.
К нему подошли двое: коренастый крепыш с густой черной шевелюрой и
торчащими зубами, и мальчик потоньше, рыжеватый блондин с глубоко
посаженными голубыми глазами. Рыжеватый сказал:
- Эта очкастая - настоящая ведьма.
Ваал молчал. Его тонкие пальцы были продеты в металлические ячейки
ограды.
- Здесь настоящая тюрьма, - отозвался он через секунду. - Они боятся
нас. Разве вы этого не чувствуете? И из страха запирают нас в клетку. Но
долго им нас не удержать.
- Да разве отсюда сбежишь? - спросил рыжеватый.
Черные глаза сверкнули:
- Вы уже сомневаетесь во мне?
- Нет. Нет, Ваал. Я тебе верю.
- Всему свое время, - тихо проговорил Ваал. - Я изберу друзей и уведу
их с собой. Остальные погибнут.
- Возьми меня с собой, Ваал, - заныл коренастый. - Ну возьми...
Ваал ухмыльнулся, однако его черные глаза оставались безжизненными и
непроницаемыми. Он протянул руку и, запустив пальцы в темные кудрявые
волосы, притянул к себе голову мальчика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43