Пищей эту страшную бурдамагу можно было назвать с большой натяжкой. Первое и второе друг от друга почти не отличались. И представляли собой неизвестно что. Стас принялся заискивать перед милиционером, он смотрел на него с надеждой, как иудеи на Моисея и выпытывал только одно: «За что меня посадили»?
Старшина не знал ответа на этот вопрос, или не захотел выбалтывать страшную тайну.
– Придут следователи, у них и спросишь, – отговаривался он.
Такой ответ Стаса никак не устраивал, он опять запричитал и чуть не грохнулся перед невысоким милицейским чином на натруженные колени. Разносчик еды поспешил ретироваться.
Из всего обилия пищи я выпил только жидкость, именуемую чаем. Наш третий товарищ по несчастью тоже неожиданно попросил воды. Я дал ему его порцию и, наконец, увидел лицо. Оно было молодым, синим и угрястым. От еды юноша, как и я, отказался. Обе наши порции и свою, в придачу, предварительно получив разрешение, сожрал Стас.
– Это на нервной почве, – объяснил бедолага свой нездоровый аппетит.
После еды Стас не успокоился, наоборот, у него прибавилось красноречия. Он рассказал мне нехитрую историю своей жизни, о том, как он ездил на северную вахту, про Ленку, про ее соседа Витьку и о том, почему и как сильно он его ненавидит. Дослушать до конца мне не дал хмурый старшина, он отвел меня в комнату для допросов и сдал на руки Полупану.
Сегодня милиционер не показался мене таким уж страшным. Он выглядел свежо и энергично.
– Ну, что, подумал? – спросил майор, тоном отца, выпускающего нерадивого сынка из угла.
– О чем?
– О жизни. Говорят, в первую ночь в камере многое начинаешь понимать.
– За ночь понимания у меня не прибавилось. Я ни в чем не виноват.
– Упрямец.
Пришел Ситдиков. От него пахло потными подмышками.
Все началось по новой – одни и те же вопросы по нескольку раз, одни и те же угрозы. Минут через пятнадцать спрашивать было уже не о чем. Потекла какая-то бессмысленная беседа.
– Вот ты говоришь, что выбивать долги не твое дело, – нашел тему Полупан. – А в чем заключается твоя основная работа?
Я стал рассказывать им про бренды, логотипы и слоганы. Ребята страшно всем этим заинтересовались, а когда узнали, что я придумал марку “Cabinet”, стали смотреть на меня с уважением. А может, мне это только показалось.
После “Cabinet”а я стал рассказывать про другие проекты, как принятые, так и похороненные в дебрях нашей конторы. Милиционеры явно испытывали тягу к маркетингу. Они буквально засыпали меня вопросами. Особенно им понравился рассказ о том, как мы продвигали новую коллекцию пластиковых офисных принадлежностей изготовленных китайской фирмой “Befa”. Наши восточные друзья немного намудрили с дизайном и колеровкой. Они выпустили лотки и раунд-дески в космическом стиле, да еще окрасили их в немыслимые цвета от бирюзового до лимонно-желтого. Такую палитру никто из капиталистов у них не брал, поэтому они предложили эту пургу нам, причем на полную реализацию. Наши шефы от халявы отказаться не смогли физически и поставили перед нами задачу придумать такую рекламу, чтобы все это хозяйство пусть не разлеталось, так хоть потихоньку продавалось. У нас было много версий, но мне лично нравилась та, в которой звучал слоган: «Будь собой». Был снят клип. Он начинался так: огромный строгий кабинет в классическом стиле, за длинным столом сидят люди в строгих одеждах. Мужчины и женщины почти одинаковы, на них все темное. Все они серьезны. Во главе стола сидит шеф. Он заканчивает совещание, говорит какие-то строгие слова, все прощаются и уходят. В это время камера едет вниз и показывает, что костюм на шефе только сверху, снизу аляпистые штаны и легкомысленные кеты. Когда из кабинета выходит последний работник, шеф встает, скидывает с себя костюм с белоснежной сорочкой и остается в гавайской рубашке. Он идет к небольшой двери в стене, открывает ее и оказывается в комнате, которая уставлена нашими принадлежностями. В этой комнате все нелепое и разноцветное. Шеф садится за стол, врубает музыку и начинает работать. Звучит слоган «Будь собой» всплывает из тьмы логотип “Befa”. Ролик имел успех, правда, товар все равно продавался вяло, наши консервативные клерки не желали становиться самими собой и покупали эту продукцию только для детей.
Всю эту галиматью следователи слушали с большим интересом и совсем не торопились бежать и ловить преступников. Создавалось впечатление, что они просто приятно коротают время.
Под конец я рассказал им всю подоплеку моей командировки, про Тагамлицкого, про цифры и даже про папу. Милиционеры проверили мои способности, задав несколько легких примеров и пересчитав их вслед за мной на калькуляторе сотового телефона. На прощание я спросил у них, когда они собираются меня выпустить.
– Это будет решать суд, – зловеще пояснил Ситдиков.
Когда я вернулся в камеру, то не застал там Стаса. Молодой парень лежал в той же позе. Осиротевшую комнату оглашали его стоны, которые звучали громче и чаще.
После интенсивного разговора со следователями болела челюсть. Суррогат свободы в виде общения с вольными людьми и игры в доброжелательность, подействовал на меня как алкоголь. Сейчас, в камере наступило унылое похмелье.
Я вел себя как тряпка. Вместо того чтобы сопротивляться и искать справедливость, я принял чужие правила игры и даже не попробовал получить какую-то информацию. А сам болтал лишнее. Мне нужна поддержка. Мне нужен кто-то, кто сможет научить как себя вести в подобной ситуации. Я решил, что на следующем допросе откажусь разговаривать и попрошу адвоката.
Стальные челюсти тюремных засовов лязгнули и впустили Стаса. Он сиял и приплясывал.
– Грабеж! – радостно заорал он. – Всего лишь грабеж! Отобрал у какого-то парня в магазине сто рублей, угрожая железным прутом. Какой парень? Какой прут? Фиг его знает! Но, самое главное, никого не убил! Короче, отбашляюсь и все. Ленка наняла адвоката. Завтра выйду!
Я ему остро позавидовал. Вот если бы и мне грабеж! Вот бы и мне его Ленку вместе с адвокатом.
– Короче, адвокат ушлый, – продолжал радоваться Стас. – Знает, кому и сколько сунуть. Главное, договориться с потерпевшим, чтобы забрал заявление. Это раз плюнуть. Правда, отбашляться придется по полной. Там у них целая цепочка, вплоть до экипажа машины с решетками. Но, это ерунда. Заработаю. Все! С пьянкой завязываю! Я не очень-то ему поверил.
У Стаса в руках был пакет, это Ленка передала ему передачу. Там лежали вареная картошка, огурцы, помидоры, колбаса, две пластиковых бутыли с водой и сигареты без фильтра. На самом дне валялись сухие печенья в виде фигурок животных. Все продукты были мелко порезаны.
– Курицу не приняли, – пояснил Стас, гордо вынимая снедь из пакета. – Там имеются острые кости, которыми можно убить.
Мы принялись кушать, правда, наш третий компаньон опять ограничился водой. Едва мы закончили трапезу, как все тот же старшина велел мне идти за ним.
– К вам пришел адвокат, – пояснил он.
Общение с адвокатом проходило в той же комнате для допросов. У адвоката была фамилия Янбухтин, на вид лет тридцать, полный и черноволосый, по-русски говорил с непонятным акцентом. На вопрос, кто его нанял, удивленно ответил, что моя жена.
– Она уже приехала?
– Я не знаю.
– Вы что ее не видели?
– Нет. Заявка поступила в наше агентство. Начальник поручил это дело мне. Я едва ознакомился с документами. Со следователями пока не общался, надеюсь встретиться с ними завтра утром. Сразу предупреждаю, ничего лишнего мне тут не говорите. В любом случае я исхожу из того, что вы ни в чем не виноваты. Теперь расскажите все, как было.
Не очень то он приветлив, но в любом случае с ним спокойней. Значит, моя краля уже примчалась. Спасибо ей.
Я пересказал Янбухтину последовательно всю цепочку событий от самолета, до ножа в груди у Чебоксарова.
– Значит, это вас подозревали в отравлении Прудникова? – удивленно спросил адвокат.
– Да, но я этого не делал.
– Даже если бы это сделали вы, я с удовольствием взялся бы вас защищать, причем нашел бы для вас массу оправдательных моментов.
– Не любите вы Прудникова.
– А его никто не любит. Ни его, ни Захарова, на которого он работает.
Я подумал, что у меня еще будет возможность поговорить на эту тему с адвокатом. Естественно, про папку я ничего рассказывать не стал.
– Я пока точно ничего не знаю, – продолжил Янбухтин, – но, насколько мне известно, на вас у них ничего нет, поэтому послезавтра вас отпустят, если вы не наговорите лишнего. Завтра я буду с вами на допросе и все сразу пойму. В моем присутствии повесить на вас им ничего не удастся. Адвокат посмотрел на дорогие часы и ушел. Я вернулся к ставшему уже родным Стасу.
– С этим парнем какие-то проблемы, – сообщил Стас про нашего третьего сокамерника.
В подтверждении его слов парня выгнуло дугой. Он уже не застонал, а заорал во все горло, затрясся и блеванул. Чтобы чувак не запоганил нам все ложе мы с грабителем схватили его под мышки и стащили на пол. На холодном бетоне тот разошелся вовсю. Он дрыгался, бился в судорогах, орал, стонал и плакал. Я испугался. Стас стал бить кулаками в дверь пока не прибежал старшина.
– Наркотическая ломка, – авторитетно заявил охранник. – Скоро пройдет.
– Нужно позвать врача, – посоветовал я.
– Зачем? – недоуменно спросил старшина.
– А если он помрет?
– Тогда и позовем.
После визита старшины приступы у несчастного пошли по нарастающей, врача позвали только с третьего раза, когда у наркомана пошла кровь. От греха подальше доктор решил забрать нашего соседа в больницу. Этому предшествовала долгая бюрократическая процедура. Я был полностью уверен в том, что парень до больницы не доживет. После того, как увезли бедолагу, охранники в наказание за сострадание устроили нам жестокий шмон. Они приказали раздеться до гола, выйти в коридор и встать раком. В этой нелепой позе мы стояли минут десять, пока они хозяйничали в нашей камере.
Старшина притащил половую тряпку из грубой мешковины и велел нам самим убраться в камере.
В целом первый день заключения прошел не скучно. С ночью тоже все было бы в порядке, если бы Стас не пускал газы так часто и музыкально. Нужно подсказать ему, что с такими незаурядными способностями его, после выхода, без проблем возьмут на работу в «Газпром», причем на высокую должность.
Прежде чем уснуть я долго думал про свою семью. Жена молодец. Очень быстро сориентировалась, бросила все и примчалась. Янбухтин появился как раз вовремя, именно тогда, когда мне нужна была чья-то поддержка. Еще я думал про Мишку, про слова тещи: «Незачем его приучать. Когда вырастет, если захочет, сам начнет называть тебя папой». Наверное, я все-таки смогу заслужить его любовь.
Утором, не успели мы со Стасом дожевать его помидоры, как за мной пришли. Охранник сменился, вместо серьезного старшины меня провожал веселый сержант. Он что-то насвистывал и разговаривал со мной громко, как с глухой старушкой.
В кабинете сидели Янбухтин, Полупан и Ситдиков. Когда меня ввели, они о чем-то оживленно беседовали. Так со стороны и не догадаешься, кто из них прокурор, кто мент, а кто – адвокат.
– Господа, – с пафосом произнес Янбухтин. – Давайте не будем тянуть кота за хвост и трепать нервы моему клиенту. Если у вас есть что-то новое, то спрашивайте, если нет, соблюдем формальности и подпишем протоколы.
В присутствии адвоката сыщики вели себя не так нагло, но вопросов все равно нашли много. Сегодня их очень интересовал Аркадий, время, когда он меня встречал, куда отвозил и где ставил машину.
Я заверил их, что Аркашка никак не мог оказаться в кабинете Чебоксарова раньше меня. В моей памяти еще были свежи количество шагов от машины до здания и число ступенек на лестнице. Я выдал им все цифры, потом по новой посчитал время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Старшина не знал ответа на этот вопрос, или не захотел выбалтывать страшную тайну.
– Придут следователи, у них и спросишь, – отговаривался он.
Такой ответ Стаса никак не устраивал, он опять запричитал и чуть не грохнулся перед невысоким милицейским чином на натруженные колени. Разносчик еды поспешил ретироваться.
Из всего обилия пищи я выпил только жидкость, именуемую чаем. Наш третий товарищ по несчастью тоже неожиданно попросил воды. Я дал ему его порцию и, наконец, увидел лицо. Оно было молодым, синим и угрястым. От еды юноша, как и я, отказался. Обе наши порции и свою, в придачу, предварительно получив разрешение, сожрал Стас.
– Это на нервной почве, – объяснил бедолага свой нездоровый аппетит.
После еды Стас не успокоился, наоборот, у него прибавилось красноречия. Он рассказал мне нехитрую историю своей жизни, о том, как он ездил на северную вахту, про Ленку, про ее соседа Витьку и о том, почему и как сильно он его ненавидит. Дослушать до конца мне не дал хмурый старшина, он отвел меня в комнату для допросов и сдал на руки Полупану.
Сегодня милиционер не показался мене таким уж страшным. Он выглядел свежо и энергично.
– Ну, что, подумал? – спросил майор, тоном отца, выпускающего нерадивого сынка из угла.
– О чем?
– О жизни. Говорят, в первую ночь в камере многое начинаешь понимать.
– За ночь понимания у меня не прибавилось. Я ни в чем не виноват.
– Упрямец.
Пришел Ситдиков. От него пахло потными подмышками.
Все началось по новой – одни и те же вопросы по нескольку раз, одни и те же угрозы. Минут через пятнадцать спрашивать было уже не о чем. Потекла какая-то бессмысленная беседа.
– Вот ты говоришь, что выбивать долги не твое дело, – нашел тему Полупан. – А в чем заключается твоя основная работа?
Я стал рассказывать им про бренды, логотипы и слоганы. Ребята страшно всем этим заинтересовались, а когда узнали, что я придумал марку “Cabinet”, стали смотреть на меня с уважением. А может, мне это только показалось.
После “Cabinet”а я стал рассказывать про другие проекты, как принятые, так и похороненные в дебрях нашей конторы. Милиционеры явно испытывали тягу к маркетингу. Они буквально засыпали меня вопросами. Особенно им понравился рассказ о том, как мы продвигали новую коллекцию пластиковых офисных принадлежностей изготовленных китайской фирмой “Befa”. Наши восточные друзья немного намудрили с дизайном и колеровкой. Они выпустили лотки и раунд-дески в космическом стиле, да еще окрасили их в немыслимые цвета от бирюзового до лимонно-желтого. Такую палитру никто из капиталистов у них не брал, поэтому они предложили эту пургу нам, причем на полную реализацию. Наши шефы от халявы отказаться не смогли физически и поставили перед нами задачу придумать такую рекламу, чтобы все это хозяйство пусть не разлеталось, так хоть потихоньку продавалось. У нас было много версий, но мне лично нравилась та, в которой звучал слоган: «Будь собой». Был снят клип. Он начинался так: огромный строгий кабинет в классическом стиле, за длинным столом сидят люди в строгих одеждах. Мужчины и женщины почти одинаковы, на них все темное. Все они серьезны. Во главе стола сидит шеф. Он заканчивает совещание, говорит какие-то строгие слова, все прощаются и уходят. В это время камера едет вниз и показывает, что костюм на шефе только сверху, снизу аляпистые штаны и легкомысленные кеты. Когда из кабинета выходит последний работник, шеф встает, скидывает с себя костюм с белоснежной сорочкой и остается в гавайской рубашке. Он идет к небольшой двери в стене, открывает ее и оказывается в комнате, которая уставлена нашими принадлежностями. В этой комнате все нелепое и разноцветное. Шеф садится за стол, врубает музыку и начинает работать. Звучит слоган «Будь собой» всплывает из тьмы логотип “Befa”. Ролик имел успех, правда, товар все равно продавался вяло, наши консервативные клерки не желали становиться самими собой и покупали эту продукцию только для детей.
Всю эту галиматью следователи слушали с большим интересом и совсем не торопились бежать и ловить преступников. Создавалось впечатление, что они просто приятно коротают время.
Под конец я рассказал им всю подоплеку моей командировки, про Тагамлицкого, про цифры и даже про папу. Милиционеры проверили мои способности, задав несколько легких примеров и пересчитав их вслед за мной на калькуляторе сотового телефона. На прощание я спросил у них, когда они собираются меня выпустить.
– Это будет решать суд, – зловеще пояснил Ситдиков.
Когда я вернулся в камеру, то не застал там Стаса. Молодой парень лежал в той же позе. Осиротевшую комнату оглашали его стоны, которые звучали громче и чаще.
После интенсивного разговора со следователями болела челюсть. Суррогат свободы в виде общения с вольными людьми и игры в доброжелательность, подействовал на меня как алкоголь. Сейчас, в камере наступило унылое похмелье.
Я вел себя как тряпка. Вместо того чтобы сопротивляться и искать справедливость, я принял чужие правила игры и даже не попробовал получить какую-то информацию. А сам болтал лишнее. Мне нужна поддержка. Мне нужен кто-то, кто сможет научить как себя вести в подобной ситуации. Я решил, что на следующем допросе откажусь разговаривать и попрошу адвоката.
Стальные челюсти тюремных засовов лязгнули и впустили Стаса. Он сиял и приплясывал.
– Грабеж! – радостно заорал он. – Всего лишь грабеж! Отобрал у какого-то парня в магазине сто рублей, угрожая железным прутом. Какой парень? Какой прут? Фиг его знает! Но, самое главное, никого не убил! Короче, отбашляюсь и все. Ленка наняла адвоката. Завтра выйду!
Я ему остро позавидовал. Вот если бы и мне грабеж! Вот бы и мне его Ленку вместе с адвокатом.
– Короче, адвокат ушлый, – продолжал радоваться Стас. – Знает, кому и сколько сунуть. Главное, договориться с потерпевшим, чтобы забрал заявление. Это раз плюнуть. Правда, отбашляться придется по полной. Там у них целая цепочка, вплоть до экипажа машины с решетками. Но, это ерунда. Заработаю. Все! С пьянкой завязываю! Я не очень-то ему поверил.
У Стаса в руках был пакет, это Ленка передала ему передачу. Там лежали вареная картошка, огурцы, помидоры, колбаса, две пластиковых бутыли с водой и сигареты без фильтра. На самом дне валялись сухие печенья в виде фигурок животных. Все продукты были мелко порезаны.
– Курицу не приняли, – пояснил Стас, гордо вынимая снедь из пакета. – Там имеются острые кости, которыми можно убить.
Мы принялись кушать, правда, наш третий компаньон опять ограничился водой. Едва мы закончили трапезу, как все тот же старшина велел мне идти за ним.
– К вам пришел адвокат, – пояснил он.
Общение с адвокатом проходило в той же комнате для допросов. У адвоката была фамилия Янбухтин, на вид лет тридцать, полный и черноволосый, по-русски говорил с непонятным акцентом. На вопрос, кто его нанял, удивленно ответил, что моя жена.
– Она уже приехала?
– Я не знаю.
– Вы что ее не видели?
– Нет. Заявка поступила в наше агентство. Начальник поручил это дело мне. Я едва ознакомился с документами. Со следователями пока не общался, надеюсь встретиться с ними завтра утром. Сразу предупреждаю, ничего лишнего мне тут не говорите. В любом случае я исхожу из того, что вы ни в чем не виноваты. Теперь расскажите все, как было.
Не очень то он приветлив, но в любом случае с ним спокойней. Значит, моя краля уже примчалась. Спасибо ей.
Я пересказал Янбухтину последовательно всю цепочку событий от самолета, до ножа в груди у Чебоксарова.
– Значит, это вас подозревали в отравлении Прудникова? – удивленно спросил адвокат.
– Да, но я этого не делал.
– Даже если бы это сделали вы, я с удовольствием взялся бы вас защищать, причем нашел бы для вас массу оправдательных моментов.
– Не любите вы Прудникова.
– А его никто не любит. Ни его, ни Захарова, на которого он работает.
Я подумал, что у меня еще будет возможность поговорить на эту тему с адвокатом. Естественно, про папку я ничего рассказывать не стал.
– Я пока точно ничего не знаю, – продолжил Янбухтин, – но, насколько мне известно, на вас у них ничего нет, поэтому послезавтра вас отпустят, если вы не наговорите лишнего. Завтра я буду с вами на допросе и все сразу пойму. В моем присутствии повесить на вас им ничего не удастся. Адвокат посмотрел на дорогие часы и ушел. Я вернулся к ставшему уже родным Стасу.
– С этим парнем какие-то проблемы, – сообщил Стас про нашего третьего сокамерника.
В подтверждении его слов парня выгнуло дугой. Он уже не застонал, а заорал во все горло, затрясся и блеванул. Чтобы чувак не запоганил нам все ложе мы с грабителем схватили его под мышки и стащили на пол. На холодном бетоне тот разошелся вовсю. Он дрыгался, бился в судорогах, орал, стонал и плакал. Я испугался. Стас стал бить кулаками в дверь пока не прибежал старшина.
– Наркотическая ломка, – авторитетно заявил охранник. – Скоро пройдет.
– Нужно позвать врача, – посоветовал я.
– Зачем? – недоуменно спросил старшина.
– А если он помрет?
– Тогда и позовем.
После визита старшины приступы у несчастного пошли по нарастающей, врача позвали только с третьего раза, когда у наркомана пошла кровь. От греха подальше доктор решил забрать нашего соседа в больницу. Этому предшествовала долгая бюрократическая процедура. Я был полностью уверен в том, что парень до больницы не доживет. После того, как увезли бедолагу, охранники в наказание за сострадание устроили нам жестокий шмон. Они приказали раздеться до гола, выйти в коридор и встать раком. В этой нелепой позе мы стояли минут десять, пока они хозяйничали в нашей камере.
Старшина притащил половую тряпку из грубой мешковины и велел нам самим убраться в камере.
В целом первый день заключения прошел не скучно. С ночью тоже все было бы в порядке, если бы Стас не пускал газы так часто и музыкально. Нужно подсказать ему, что с такими незаурядными способностями его, после выхода, без проблем возьмут на работу в «Газпром», причем на высокую должность.
Прежде чем уснуть я долго думал про свою семью. Жена молодец. Очень быстро сориентировалась, бросила все и примчалась. Янбухтин появился как раз вовремя, именно тогда, когда мне нужна была чья-то поддержка. Еще я думал про Мишку, про слова тещи: «Незачем его приучать. Когда вырастет, если захочет, сам начнет называть тебя папой». Наверное, я все-таки смогу заслужить его любовь.
Утором, не успели мы со Стасом дожевать его помидоры, как за мной пришли. Охранник сменился, вместо серьезного старшины меня провожал веселый сержант. Он что-то насвистывал и разговаривал со мной громко, как с глухой старушкой.
В кабинете сидели Янбухтин, Полупан и Ситдиков. Когда меня ввели, они о чем-то оживленно беседовали. Так со стороны и не догадаешься, кто из них прокурор, кто мент, а кто – адвокат.
– Господа, – с пафосом произнес Янбухтин. – Давайте не будем тянуть кота за хвост и трепать нервы моему клиенту. Если у вас есть что-то новое, то спрашивайте, если нет, соблюдем формальности и подпишем протоколы.
В присутствии адвоката сыщики вели себя не так нагло, но вопросов все равно нашли много. Сегодня их очень интересовал Аркадий, время, когда он меня встречал, куда отвозил и где ставил машину.
Я заверил их, что Аркашка никак не мог оказаться в кабинете Чебоксарова раньше меня. В моей памяти еще были свежи количество шагов от машины до здания и число ступенек на лестнице. Я выдал им все цифры, потом по новой посчитал время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44