И пристроили меня работать библиотекарем и заведовать радиорубкой.
Расплачивались по-разному, в основном продуктами. Решал я их контрольные как семечки. Но более нравилось, конечно, выступать на разных собраниях и планерках, с лекциями по экономике, перед прорабами и бригадирами. Тут я оттачивал преподавательский талант, неожиданно проявившийся во мне...
ВОЛЯ. (Уже) ПОЛКОВНИК ЛЬВОВ
Надо же, раскусил, разобрался, чертов Орлов. Говорят, что-то пописывает. Недаром Достоевским прозван. Надо его унять, иначе засадят и меня. Тогда все труды Журавлева насмарку. Попробую его пристроить в библиотеку, чтоб за ним глаз да глаз был. Пришлось вызвать Волкова. Тот вошел в кабинет, явно в чем-то провинился.
- Ты мне за Достоевским присмотри. Как бы он не вывел нас на чистую воду.
- Может, убрать его, как Дроздова? - заискивает Волков.
- Нет, рано. Пусть поможет моей дочери закончить институт, а там посмотрим... Главное, чтоб ни строчки, ни одного письма с Зоны от него не ушло... Опасный тип...
Полковник посмотрел в окно и увидел, как на заборе сидел ворон и удивленно смотрел на него.
ВОЛЯ. НАДЕЖДА
Здравствуйте, уважаемый Иван Максимович!
Пишу вам после небольшого перерыва, вы не ответили еще на мое летнее письмо, а я уже наладилась новое написать. Событий немного в моей жизни, но хочется-то все больше поговорить о том, что вас, а теперь и нас обоих касается.
Теперь, после ваших летних писем, что меня всю перевернули, могу уже и сознаться, что тогда, во время нашего свиданья неудачного такого, увидев вас, подумала, что ничего у нас не получится. Знаете, может быть, как женщины смотрят на того, с кем разделить судьбу можно, - красив был бы да строен. Грешна, так и я думала. Но с лица воду не пить, был бы человек... Через ваши письма все переменилось, даже вспомнить о том стыдно. Извините уж бабу за такие мысли. Теперь о главном. Решили приехать мы в первой декаде ноября, как раз меня в отпуск выгоняют, и Федю попробую со школы отпросить. Но дед его не отпускает, обещает с ним домоседовать. Сейчас готовлюсь к поездке, отец смеется - что, будто в экспедицию собираешься. Ну а как же, это и есть экспедиция, вон как далеко.
Иван, не сердитесь на меня за сказанное, но не держать же это за пазухой, а теперь, когда я все для себя решила, и мне легче, и это будет честно по отношению к вам. Ждите, напишите, что еще надо очень уж необходимое, вроде я все продумала, но, может быть, что еще.
Вам привет от отца и Федьки, он вам вылепил из пластилина хоккеиста, привезет. Будьте здоровы, до скорой встречи.
Надежда.
Да, чуть не забыла. Передайте поклон и мое спасибо майору Медведеву, он мне подарил и посоветовал прочесть книжку о Квазимодо. Уже три раза перечла "Собор Парижской Богоматери"... Теперь Квазимодо мой любимый герой... Я прочла за жизнь много книг про разных сильных и великих людей, но ни у кого, кроме страшного и горбатого Квазимодо, не было такой чистой верности своей любви, такой преданности...
НЕБО. ВОРОН
И настала осень. Последняя в нашем сказании, потому что не только оно подходит к концу, но и целая эпоха в жизни этого государства, что дало мне приют в последние годы.
ВОЛЯ. ДОСТОЕВСКИЙ
Леденящий дождь со снегом ливанул оглушительно и вмиг промочил его всего насквозь. Направляющийся уже домой майор Медведев успел добежать только до клуба. Мокрый и жалкий, весь струясь холодной водой, он переступил порог актового зала и замер у батареи отопления.
На сцене пели...
Сегодня здесь его отряд готовился к праздничному октябрьскому концерту. Мощный бас Глухаря выводил послед-ний куплет задушевной, любимой Медведевым еще с фронта песни "Эх, дороги...".
Хор в шестьдесят глоток дружно и заунывно одновременно подхватил припев. Простуженные, прокуренные, прочифиренные голоса зычно взметнулись под потолок, пронеслись по тесноватому залу, требуя простора.
Поющие смотрели перед собой, ничего не замечая. Медведев глядел на них.
О чем они думали сейчас - шестьдесят душ, изнемогших от неволи? Так не узнал он этого толком, а теперь уж и не узнает, поздно. Он будто прощался сейчас с ними, пользуясь случаем, что они все сейчас рядом, вместе, но уходящие, истекающие из его жизни...
Повлажнели глаза у майора, и застыдился он своей сентиментальности и пошел прочь, мокрый и грустный, из хорошо натопленного клуба на улицу, где кончился мрачный дождь и, сдержанно шумя, неслись по земле мутные потоки воды, все в одну сторону - сюда, в Зону. Они сдерживали его, но он боролся, он уходил против течения домой навсегда.
ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
За две недели до ноябрьских праздников майор твердо решил: завтра начать подписывать обходной.
Взял серенький листочек, повертел его в руках и понял, что это, возможно, его последняя серьезная бумага в служебной жизни. Вот подпишет у многочисленных служб и вздохнет с чувством исполненного долга и прервет нитoчку, что держит его здесь, и свободен. И было печально, радостно, не поймешь, чего больше.
Больше - устал.
Но с утра надо было сходить на полигон, проверить все напоследок. Оставлять ничего на потом не привык, а сейчас этого "потом" просто уже и не было - надо было завершить все дела сегодня.
Взял с собой Волкова, чтобы в случае чего тот был в курсе информации по отряду, которая остается преемнику.
Отношения с капитаном стали натянутыми, Волков приморозил свой хвост, боялся. Так и сейчас - перекинувшись парой фраз, двинулись по трассе, думая каждый своем.
Но капитан молчать долго не мог, потому и стал вскоре докучать майору, выводя его из приятного созерцания утерявшего осенние краски знакомого пейзажа.
- ...дело тут не во мне, - бубнил, задыхаясь от быстрой ходьбы, капитан. В моей семье жена моя что конь, ей-богу... Уговорит на что хочет. А нет застращает, заставит.
- Тебя можно заставить? - подозрительно оглядел его Медведев.
- Можно, - скорбно вздохнул капитан, вытирая вспотевший лоб огромным несвежим платком. - Помогите мне... - просительно выдохнул он и взял майора за локоть. - Сегодня после обеда приедут из управления, будут там... выяснять что да как... Обидно. Сколько на службу положил, а теперь... - Он совсем скис, ноги заплетались.
- На службу точно ты положил... Так что говорить? - улыбнулся еле заметно майор.
- Я переговорил с осужденным Куриным! - затараторил обрадованно капитан. Он готов дать показания, что не работал у меня на даче.
- Не работал? - хитро улыбнулся майор.
- Давайте передохнем, товарищ майор, - выдохнул капитан. - Не могу больше...
Присели на пенечки под огромным дубом.
- Работал... - закуривая, протянул печально Волков, - конечно, работал... Угощайтесь... - протянул пачку сигарет. - Но он же пидор. Я же его спасал от регулярного насилования.
- Нет, не буду, - покачал головой майор, потирая сердце, - еще траванешь сигаретой.
- Да ладно тебе! - озлился Волков. - Понятно, все лепишь мне врача, докажи сначала...
- Там, наверху, - Медведев кивнул сквозь крону дуба в небо, - там все докажут...
- В Бога, что ль, поверил? - хохотнул капитан.
- Справедливость-то должна быть, хоть там.
- Но ведь я кормил Курина и других... А Курину-Снежинке досрочное освобождение сделаю, обещал и сделаю. Вот помог, дневальным он уже год... опять свое заладил капитан.
- А почки отмочил кто ему? - перебил его Медведев. - Не разобрались? Не стали мараться, да?
- Но он же сам не написал заяву на Цесаркаева! - обиженно прокричал, выплевывая табак, капитан. - Я за них это должен делать?
- Потому что не настоял ты... - тихо сказал майор. - А досрочку ты только тогда делаешь, если тебе баба зэковская даст, да?
- Да, - обезоруживающе просто сказал капитан. - От нее не убудет...
- Ладно, пошли... - вздохнул майор. И двинулся сам, один, будто и не было у него попутчика.
ЗОНА. ВОЛКОВ
Вот же упорный какой этот Блаженный. Нет чтобы помочь... Это ж мелочовка, все эти работы на дачах. Курина и наркоту доказать никто не сможет, да и Львов не позволит копаться в этом. А эта дача - чепуха, выговор дадут, херня. И то не хочет помочь, жлоб.
Ладно, подписывай обходной и катись, обойдемся, друг ситцевый.
Дошли наконец до проклятого завода.
Он завернул в бригадирскую, а я сразу в мастерскую сантехников, подхожу, а там замок амбарный, да на дверях записка - "Я на полигоне". Сплюнул я, тащились сколько...
Но тут слышу - за дверью-то - голоса.
Ну, точно... Кто-то есть. Да игривые такие, будто девки хихикают.
Я быстро наверх, в бригадирскую. Там сидит на корточках Воронцов, рукавицы полученные считает. И здесь без него обойтись не могут...
Ухарь Лебедушкин, дружок его, опять рядом, понятно, что бы ни делать, лишь бы не работать. Медведев табель с бригадиром новым - Гагарадзе просматривает.
- Так, - говорю бригадиру этому, - генацвале, ключи мне от сантехников каптерки, быстро. - И так выразительно глянул на майора, что тот сразу все понял и за мной двинулся, когда я ключи взял.
ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
Вышли офицеры, - Батя следом, Лебедушкин ничего понять не может, но видит - что-то случилось.
- Бать, чего?
- Ты... здесь побудь. А я гляну, что там у них! - поднял палец Батя и скрылся за дверью. Гоги и Володька - за ним.
ЗОНА. ВОРОНЦОВ
Ох, Ястреб, Ястреб... Предупреждал же я тебя. Что же ты? А ведь плакал... Обещал парня не унижать. Неужто никому нельзя верить? Как Волк ключ попросил, я сразу все понял - у сантехников кто-то заперся, и вернее всего - опять для этого дела...
И не его я спасать иду, а от него. Накурившись анаши, он может натворить бед, все его убийства так и случались. А я за все в ответе в отряде, дела бригадирские только сдаю...
ЗОНА. ЛЕБЕДУШКИН
Я вышел вслед за ним на лестницу. И слышу - внизу шум, кричит кто-то. Спускаюсь, а Батя стоит перед дверью, все слышит, но войти не решается.
- Скотина! Расстрелять тебя мало, пидора! - кричит во весь голос оттуда капитан.
- Успокойся, разберемся! - пытается урезонить его наш Мамочка, но - куда там, орет Волков.
Батя меня не замечает, слушает, напрягся весь... И тут все его перекрывает рев Ястреба:
- Ментяры-ы поганые! Замочу!
Рванул Батя на себя дверь...
ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
Ворвался Квазимода вихрем в мастерскую, как раз в тот миг, когда Ястребов со своим огромным тесаком бросился на Волкова. Только руку его успел на лету прихватить проявивший неожиданную для своего возраста прыть Медведев.
Но это лишь растопило в озверевшем Ястребове новую ярость, вспышку молниеносной силы: он рывком высвободил руку, взмахнул коротко и верно - прямо в грудь майору.
Ничто, казалось, не остановит этого удара.
Это успел сделать Воронцов.
Он толкнул - сильно и внезапно - майора в плечо, и тесак с каким-то зловещим свистом и хрустом скользнул вдоль рукава, распоров его и оцарапав руку.
Ястребов, неожиданно для себя промахнувшийся, снова дико зарычал, глаза налились кровью - теперь он хотел только бить, бить и бить.
Неразворотливый Волков стоял рядом, растерянно хлопая глазами... он страшно испугался, локтем левой руки закрыл лицо, а правая лихорадочно шарила по пустой кобуре. Крутанувшись к нему, Ястребов намерился вбить в огромное капитанское тело свой остро заточенный тесак.
Но другой человек - такой же зэк - Квазимода, полыхая налившимся страшным шрамом, стоял перед ним, тяжело дыша. Он закрыл спиной своего лютого врага Волкова... Он выполнил наказ Поморника! Он поднялся выше злобы... И только в этот миг понял, что победил в себе зло! И какая это была радость!
- Своих все спасаешь! - истерично крикнул ему Ястребов. - Нас опять сдал, сука!
Ничего не ответил Воронцов, а бросился на ставшего враз недругом вчерашнего побратима - выбить нож, остановить сеющего смерть.
Только споткнулся о какую-то железяку на полу и оттого рухнул всем телом на бритву длинного ножа...
И вонзил в него друганок нож по самую рукоятку, резко выдернул и радостно осклабился и повернулся торжествующе к майору.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84