- А что тут у нас на десерт, любовь моя?
Последним, что видела уносимая прочь Сандра, был поднос с фруктовым пирогом и сливками, проплывающий на уровне её лица в руках спешащей к столику официантки.
Глава 3
Дастин с тоской осмотрел содержимое холодильника. В морозильной камере одиноко лежал покрытый инеем бифштекс, на полках валялся кусок сыра, мумифицированная ножка индейки, пакетик с расплывшимся творожным пудингом. От подгнивших листьев шпината исходил тошнотворный душок - запах нищеты. "Покажи мне свой холодильник и я скажу кто ты", - с тоской Дастин захлопнул дверцу. - Ты протухший неудачник, слабак, возомнивший себя суперменом и "Золотым пером".
Год назад преуспевающего молодого журналиста с позором выгнали из культурных новостей престижного еженедельника.
- Уж очень круто взял, сынок. - Покачал головой его шеф, выложив на стол исполнительный лист, в котором сообщалось, что редакция "Cronucal Reader" должна возместить моральный ущерб пострадавшему в размере 40000$. В качестве истца выступал некий театральный экспериментатор, показавший в Лос-Анджелесе спектакль "Голубая свеча" по мотивам произведений Оскара Уальда.
Дастин, ехидно отстегав в своей статье претенциозного дебютанта, назвал его произведение "медицинским пособием геев". Он не рассчитал, что за спиной смазливого парня стоит сильный покровитель. Покровитель оплатил судебное разбирательство, работу театральных экспертов, просмотревших трагедию, и нашедших, что терминология журналиста Мориса грешит непрофессионализмом, а определения "анальный реализм" и "яркое дарование извращенца" являются прямым оскорблением личности режиссера.
Дастину пришлось выложить половину суммы из своего кармана и покинуть редакцию "до лучших времен", как он пообещал коллегам. Затем он перебрался из небольшой, но элегантной квартиры в крошечную и неопрятную. Единственным её достоинством являлся адрес, который было не стыдно назвать знакомым и работодателям. Из предметов роскоши, составлявших одну из главных забот плейбоя Мориса, остался лишь новенький "шевроле" и хороший персональный компьютер. Он стал единственным предметом, на котором отдыхал взгляд Дастина, когда ему приходилось сидеть дома, кропая какой-нибудь репортаж по заданию многочисленных мелких издательств, в которых он внештатно сотрудничал.
Дастин мечтал о постоянной работе, по такой, которая позволила бы ему отыграться. Приз "Золотое перо", присуждаемый ассоциацией журналистов самому популярному из представителей этой профессии, служил Дастину надежным ориентиром. Он знал, что может добиться очень многого, хотя и получил некстати щелчок по носу.
Сын владельца обувного магазина в Детройте всегда думал, что он найденыш. В очаровательном ребенке, а затем - в привлекательном юноше трудно было найти что-либо общее с его родителями. Всякому, увидевшему его породистое тонкое лицо и стройную гибкую фигуру наездника, мерещились фамильные поместья английских аристократов, а не склады толстобрюхого обувщика Дика Мориса.
Дастину виделось то же самое. Покинув дом после окончания школы, он придумал себе иную биографию и очень скоро сам в неё поверил. В Лос-Анжелес приехал в поисках славы выпускник Принстонского университета, побочный отпрыск ливерпульского банкира Мориса и капризной аристократки из старинного рода Викфельдов.
С ранней юности Дастин пользовался бешеным успехом у женщин всех возрастов. На него заглядывались и неравнодушные к красоте мужчины. Но с женщинами Дастину было легче. Они не только с охотой верили всем его байкам, желая видеть в своем кавалере натуру неординарную, они и старались помочь ему отвоевать законное место под солнцем. Тринадцатилетнему школьнику тайком носила булочки и пирожки дебелая дочь кондитера, а в университете по нему сохла госпожа Менсон - профессор филологии, устроившая своему протеже "зеленый коридор" в достижении научных степеней.
А в "голливудском раю" Дастин тут же попал в заботливые и крепкие объятия Клер Ривз. Тридцативосьмилетняя актриса блистала в зените поздней славы благодаря телесериалу из эпохи войны Севера и Юга. Дастину едва исполнилось двадцать шесть, но он выглядел совсем неопытным и юным. Во всяком случае, с трудом втесавшийся в ряды внештатных корреспондентов небольшой газетки начинающий журналист понимал, что должен производить именно такое впечатление, отправляясь на съемочную площадку для интервью с участниками популярного телесериала. Пронырливых, въедливых журналистов здесь явно недолюбливали. Но хрупкому юноше, тушующемуся в присутствии знаменитостей, охотно помогли разобраться в творческих проблемах съемочной группы.
Фигуру Клер, исполнявшей роль супруги богатейшего плантатора-рабовладельца, эффектно подчеркивала синяя бархатная амазонка, до ужаса перетянутая в талии. При взгляде на эту инквизиционную модель одежды у впечатлительного репортера перехватило дыхание. Клер поняла его замешательство по-своему. - "Я с первого же мгновения почувствовала, что должна завладеть тобой, мое сокровище", - шептала она ему позже на бирюзовых простынях своей освещенной, как цирковая арена, кровати. В зеркальном потолке, высоко над бирюзовым океаном спальни, Дастин видел крупные розовые ягодицы Клер и мощный торс валькирии, закрывшие собой поджарое бронзово-загорелое тело любовника. Только за счет роста, величественной осанки и ухищрений портных Клер удавалось выглядеть на экране сильной и значительной, а не толстой и вульгарной, каковой она была на самом деле.
Клер Ривз имела очень богатого семидесятилетнего мужа, ворочавшего делами в Нью-Йорке. "Он просто обожает меня, мой дурашка!" - Сообщала всем Клер, дополняя эту реплику рассказом о новом подарке мужа - яхте, колье или породистом скакуне. Супруги виделись не часто, проводя вместе то время, которое могла "вырвать у студийных акул" Клер.
В Голливуде о нравах этой перезрелой кинодивы ходили самые обычные, скучные слухи. Разумеется, она любила красивых мальчиков, разнузданные оргии и была сексуально ненасытна. Дастин вскоре убедился, что большинство из живописных историй распускает сама Клер, убежденная, что душок скандала подзаводит зрителей, продюсеров и даже самого "дурашку"-мужа.
Она действительно не пропускала смазливых юнцов, но больше из-за того, чтобы блеснуть ими в обществе завистливых молоденьких соперниц. Клер обожала шоколадный пудинг и попкорн, но постоянно изводила себя диетами, что придавало её бирюзовым выпуклым глазам особую томность и некую потаенную страстность. Она была далеко не так безалаберна и легкомысленна, как старалась подать себя публике. Все голливудские "деловые люди" хорошо знали, сколь отчаянно сражается Ривз за каждый пункт своих контрактов.
Дочери простых фермеров из Огайо безумно нравился диплом Дастина и его аристократическое происхождение, выгодно оттеняющие мужские достоинства. "Ах, дорогая! - доверительно сообщала она очередной приятельнице. Молоденьких жеребцов здесь у нас пруд пруди, хоть отстреливай. Но у этого парня - голова на плечах. И талант! Еще бы - настоящая порода не такая уж фикция, как внушают нам нувориши... Кровь - это кровь. Кому, как не мне, знать это". - Тут Клер тяжко вздыхала, так как по официальной легенде, муссируемой журналистами, являлась внучкой польского аристократа-эмигранта и русской танцовщицы, естественно, графских кровей.
Двадцатитрехлетний Дастин, несмотря на обаяния интеллигентности и наивности, повидал достаточно, чтобы не впадать в иллюзии относительно искренности и утонченности Клер. Но даже он должен был признать, что кинодиве удавалось многих обвести вокруг пальца. При необходимости она умела блеснуть поистине королевским достоинством. Очевидно, бесчисленные рольки аристократок, сыгранные Клер в исторических фильмах, наложили отпечаток на её манеры и вкусы, что самым немыслимым образом сочеталось с врожденной махровой вульгарностью. Она была просто невыносима в тех случаях, когда хотела изобразить экстравагантную богемность и романтическую страсть. В постели увядающая секс-бомба разыгрывала целые баталии, читая при этом какие-то куски из стихотворных пьес, стонала и завывала с диапазоном Эллы Фицджеральд, сквернословила не хуже портового грузчика или сюсюкала, как институтка прошлого столетия. Но никогда не молчала.
После месяца пылкого романа Дастин решил оставить Клер - он почувствовал, что становится импотентом. Выражения Клер типа "сладость моя", "мой луноликий Нарцисс", срывающиеся с её уст в самые ответственные моменты, убивали его. А ему надо было, ой, как надо было продержаться: Клер всерьез занялась устройством карьеры "своего херувимчика".
Однажды Дастин установил в бирюзовой спальне новенький проигрыватель, сообщив, что в его семействе было принято заниматься любовью исключительно под классическую музыку - так сказать, семейная традиция английских баронетов. А вскоре он стал сотрудником весьма престижного еженедельника. Та же Клер преподнесла "своему сладкому мальчику" маленькие подарки в виде уютного гнездышка в двухквартирном доме на набережной и серебристого "шевроле".
Дастин решил, что по-своему любит эту женщину и пустился в отчаянные приключения. Теперь он мог сказать: "Ах, ну что тебе за дело до этих шлюшек, детка. Они не дают мне прохода, а потом ещё сами распускают слухи, потому что знают, как я люблю тебя". Он не уставал доказывать свою преданность патронессе, с увлечением посвящая её ролям репортажи. Под пером Мориса дарование актрисы заблистало новыми красками, а её личность приобрела ореол экстравагантной пикантности. На богемных вечеринках и солидных банкетах, куда Клер выводила Дастина, он не терял случая обронить невзначай: "Да, я люблю эту необыкновенную женщину".
Их связь продолжалась четвертый год. Огромный срок для голливудских быстротечных романов. Как-то Дастин узнал, что Клер, уехав к мужу в Нью-Йорк, вернулась с "секретарем" - черноглазым спортсменом латинских кровей. "Секретарь", исполняя по совместительству обязанности телохранителя, завладел сердцем и постелью Клер, начавшей устраивать ему актерскую карьеру.
Сделав обиженный вид, Дастин облегченно вздохнул. Он взгрустнул о потерянной любви лишь во время инцидента с судебным процессом. Вмешательство Клер Ривз могло бы помочь ему. Но звезда умчалась в Испанию на съемки нового сериала. Чуть позже Дастину удалось узнать, что Клер была прекрасно осведомлена о его неудаче, но не пошевелила и пальцем, чтобы спасти его. Потом Дастину рассказали, что Клер беззаботно и легко, как всегда, доверила "подружкам" свою "тайну" - юный красавчик Морис оказался импотентом! Растерянный Дастин понял, что далеко не так хитер, как воображал, и что ему отнюдь не удалось приручить "великолепную Клер Ривз".
...В тот неудачный день, когда Дастин, заглянув в пустой холодильник, назвал себя слабаком, на вилле Клер Ривз должна была состояться грандиозная вечеринка по случаю завершения работы в мини-сериале совместного американо-испанского производства под названием "Месть игуаны".
Глядя в ослепительно улыбающееся лицо Клер, сфотографированной под руку со своим мужем и в обрамлении "приближенных особ", сред которых нагло ухмылялся смуглый "секретарь", Дастин почувствовал, что его загнали в угол, вынуждая показать коготки. Он тщательно разорвал фото на мелкие куски и с наслаждением спустил обрывки в унитаз. Затем распахнул свой гардероб и порадовался, что ещё не заложил великолепный смокинг от самого Гарднери, приобретенный в лучшие времена для сопровождения Клер.
Тщательно одевшись, Дастин не без удовольствия изучил свое отражение. Затем грациозно присел на подлокотник кресла и щелкнул золотой зажигалкой с монограммой, выдаваемой за фамильную.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Последним, что видела уносимая прочь Сандра, был поднос с фруктовым пирогом и сливками, проплывающий на уровне её лица в руках спешащей к столику официантки.
Глава 3
Дастин с тоской осмотрел содержимое холодильника. В морозильной камере одиноко лежал покрытый инеем бифштекс, на полках валялся кусок сыра, мумифицированная ножка индейки, пакетик с расплывшимся творожным пудингом. От подгнивших листьев шпината исходил тошнотворный душок - запах нищеты. "Покажи мне свой холодильник и я скажу кто ты", - с тоской Дастин захлопнул дверцу. - Ты протухший неудачник, слабак, возомнивший себя суперменом и "Золотым пером".
Год назад преуспевающего молодого журналиста с позором выгнали из культурных новостей престижного еженедельника.
- Уж очень круто взял, сынок. - Покачал головой его шеф, выложив на стол исполнительный лист, в котором сообщалось, что редакция "Cronucal Reader" должна возместить моральный ущерб пострадавшему в размере 40000$. В качестве истца выступал некий театральный экспериментатор, показавший в Лос-Анджелесе спектакль "Голубая свеча" по мотивам произведений Оскара Уальда.
Дастин, ехидно отстегав в своей статье претенциозного дебютанта, назвал его произведение "медицинским пособием геев". Он не рассчитал, что за спиной смазливого парня стоит сильный покровитель. Покровитель оплатил судебное разбирательство, работу театральных экспертов, просмотревших трагедию, и нашедших, что терминология журналиста Мориса грешит непрофессионализмом, а определения "анальный реализм" и "яркое дарование извращенца" являются прямым оскорблением личности режиссера.
Дастину пришлось выложить половину суммы из своего кармана и покинуть редакцию "до лучших времен", как он пообещал коллегам. Затем он перебрался из небольшой, но элегантной квартиры в крошечную и неопрятную. Единственным её достоинством являлся адрес, который было не стыдно назвать знакомым и работодателям. Из предметов роскоши, составлявших одну из главных забот плейбоя Мориса, остался лишь новенький "шевроле" и хороший персональный компьютер. Он стал единственным предметом, на котором отдыхал взгляд Дастина, когда ему приходилось сидеть дома, кропая какой-нибудь репортаж по заданию многочисленных мелких издательств, в которых он внештатно сотрудничал.
Дастин мечтал о постоянной работе, по такой, которая позволила бы ему отыграться. Приз "Золотое перо", присуждаемый ассоциацией журналистов самому популярному из представителей этой профессии, служил Дастину надежным ориентиром. Он знал, что может добиться очень многого, хотя и получил некстати щелчок по носу.
Сын владельца обувного магазина в Детройте всегда думал, что он найденыш. В очаровательном ребенке, а затем - в привлекательном юноше трудно было найти что-либо общее с его родителями. Всякому, увидевшему его породистое тонкое лицо и стройную гибкую фигуру наездника, мерещились фамильные поместья английских аристократов, а не склады толстобрюхого обувщика Дика Мориса.
Дастину виделось то же самое. Покинув дом после окончания школы, он придумал себе иную биографию и очень скоро сам в неё поверил. В Лос-Анжелес приехал в поисках славы выпускник Принстонского университета, побочный отпрыск ливерпульского банкира Мориса и капризной аристократки из старинного рода Викфельдов.
С ранней юности Дастин пользовался бешеным успехом у женщин всех возрастов. На него заглядывались и неравнодушные к красоте мужчины. Но с женщинами Дастину было легче. Они не только с охотой верили всем его байкам, желая видеть в своем кавалере натуру неординарную, они и старались помочь ему отвоевать законное место под солнцем. Тринадцатилетнему школьнику тайком носила булочки и пирожки дебелая дочь кондитера, а в университете по нему сохла госпожа Менсон - профессор филологии, устроившая своему протеже "зеленый коридор" в достижении научных степеней.
А в "голливудском раю" Дастин тут же попал в заботливые и крепкие объятия Клер Ривз. Тридцативосьмилетняя актриса блистала в зените поздней славы благодаря телесериалу из эпохи войны Севера и Юга. Дастину едва исполнилось двадцать шесть, но он выглядел совсем неопытным и юным. Во всяком случае, с трудом втесавшийся в ряды внештатных корреспондентов небольшой газетки начинающий журналист понимал, что должен производить именно такое впечатление, отправляясь на съемочную площадку для интервью с участниками популярного телесериала. Пронырливых, въедливых журналистов здесь явно недолюбливали. Но хрупкому юноше, тушующемуся в присутствии знаменитостей, охотно помогли разобраться в творческих проблемах съемочной группы.
Фигуру Клер, исполнявшей роль супруги богатейшего плантатора-рабовладельца, эффектно подчеркивала синяя бархатная амазонка, до ужаса перетянутая в талии. При взгляде на эту инквизиционную модель одежды у впечатлительного репортера перехватило дыхание. Клер поняла его замешательство по-своему. - "Я с первого же мгновения почувствовала, что должна завладеть тобой, мое сокровище", - шептала она ему позже на бирюзовых простынях своей освещенной, как цирковая арена, кровати. В зеркальном потолке, высоко над бирюзовым океаном спальни, Дастин видел крупные розовые ягодицы Клер и мощный торс валькирии, закрывшие собой поджарое бронзово-загорелое тело любовника. Только за счет роста, величественной осанки и ухищрений портных Клер удавалось выглядеть на экране сильной и значительной, а не толстой и вульгарной, каковой она была на самом деле.
Клер Ривз имела очень богатого семидесятилетнего мужа, ворочавшего делами в Нью-Йорке. "Он просто обожает меня, мой дурашка!" - Сообщала всем Клер, дополняя эту реплику рассказом о новом подарке мужа - яхте, колье или породистом скакуне. Супруги виделись не часто, проводя вместе то время, которое могла "вырвать у студийных акул" Клер.
В Голливуде о нравах этой перезрелой кинодивы ходили самые обычные, скучные слухи. Разумеется, она любила красивых мальчиков, разнузданные оргии и была сексуально ненасытна. Дастин вскоре убедился, что большинство из живописных историй распускает сама Клер, убежденная, что душок скандала подзаводит зрителей, продюсеров и даже самого "дурашку"-мужа.
Она действительно не пропускала смазливых юнцов, но больше из-за того, чтобы блеснуть ими в обществе завистливых молоденьких соперниц. Клер обожала шоколадный пудинг и попкорн, но постоянно изводила себя диетами, что придавало её бирюзовым выпуклым глазам особую томность и некую потаенную страстность. Она была далеко не так безалаберна и легкомысленна, как старалась подать себя публике. Все голливудские "деловые люди" хорошо знали, сколь отчаянно сражается Ривз за каждый пункт своих контрактов.
Дочери простых фермеров из Огайо безумно нравился диплом Дастина и его аристократическое происхождение, выгодно оттеняющие мужские достоинства. "Ах, дорогая! - доверительно сообщала она очередной приятельнице. Молоденьких жеребцов здесь у нас пруд пруди, хоть отстреливай. Но у этого парня - голова на плечах. И талант! Еще бы - настоящая порода не такая уж фикция, как внушают нам нувориши... Кровь - это кровь. Кому, как не мне, знать это". - Тут Клер тяжко вздыхала, так как по официальной легенде, муссируемой журналистами, являлась внучкой польского аристократа-эмигранта и русской танцовщицы, естественно, графских кровей.
Двадцатитрехлетний Дастин, несмотря на обаяния интеллигентности и наивности, повидал достаточно, чтобы не впадать в иллюзии относительно искренности и утонченности Клер. Но даже он должен был признать, что кинодиве удавалось многих обвести вокруг пальца. При необходимости она умела блеснуть поистине королевским достоинством. Очевидно, бесчисленные рольки аристократок, сыгранные Клер в исторических фильмах, наложили отпечаток на её манеры и вкусы, что самым немыслимым образом сочеталось с врожденной махровой вульгарностью. Она была просто невыносима в тех случаях, когда хотела изобразить экстравагантную богемность и романтическую страсть. В постели увядающая секс-бомба разыгрывала целые баталии, читая при этом какие-то куски из стихотворных пьес, стонала и завывала с диапазоном Эллы Фицджеральд, сквернословила не хуже портового грузчика или сюсюкала, как институтка прошлого столетия. Но никогда не молчала.
После месяца пылкого романа Дастин решил оставить Клер - он почувствовал, что становится импотентом. Выражения Клер типа "сладость моя", "мой луноликий Нарцисс", срывающиеся с её уст в самые ответственные моменты, убивали его. А ему надо было, ой, как надо было продержаться: Клер всерьез занялась устройством карьеры "своего херувимчика".
Однажды Дастин установил в бирюзовой спальне новенький проигрыватель, сообщив, что в его семействе было принято заниматься любовью исключительно под классическую музыку - так сказать, семейная традиция английских баронетов. А вскоре он стал сотрудником весьма престижного еженедельника. Та же Клер преподнесла "своему сладкому мальчику" маленькие подарки в виде уютного гнездышка в двухквартирном доме на набережной и серебристого "шевроле".
Дастин решил, что по-своему любит эту женщину и пустился в отчаянные приключения. Теперь он мог сказать: "Ах, ну что тебе за дело до этих шлюшек, детка. Они не дают мне прохода, а потом ещё сами распускают слухи, потому что знают, как я люблю тебя". Он не уставал доказывать свою преданность патронессе, с увлечением посвящая её ролям репортажи. Под пером Мориса дарование актрисы заблистало новыми красками, а её личность приобрела ореол экстравагантной пикантности. На богемных вечеринках и солидных банкетах, куда Клер выводила Дастина, он не терял случая обронить невзначай: "Да, я люблю эту необыкновенную женщину".
Их связь продолжалась четвертый год. Огромный срок для голливудских быстротечных романов. Как-то Дастин узнал, что Клер, уехав к мужу в Нью-Йорк, вернулась с "секретарем" - черноглазым спортсменом латинских кровей. "Секретарь", исполняя по совместительству обязанности телохранителя, завладел сердцем и постелью Клер, начавшей устраивать ему актерскую карьеру.
Сделав обиженный вид, Дастин облегченно вздохнул. Он взгрустнул о потерянной любви лишь во время инцидента с судебным процессом. Вмешательство Клер Ривз могло бы помочь ему. Но звезда умчалась в Испанию на съемки нового сериала. Чуть позже Дастину удалось узнать, что Клер была прекрасно осведомлена о его неудаче, но не пошевелила и пальцем, чтобы спасти его. Потом Дастину рассказали, что Клер беззаботно и легко, как всегда, доверила "подружкам" свою "тайну" - юный красавчик Морис оказался импотентом! Растерянный Дастин понял, что далеко не так хитер, как воображал, и что ему отнюдь не удалось приручить "великолепную Клер Ривз".
...В тот неудачный день, когда Дастин, заглянув в пустой холодильник, назвал себя слабаком, на вилле Клер Ривз должна была состояться грандиозная вечеринка по случаю завершения работы в мини-сериале совместного американо-испанского производства под названием "Месть игуаны".
Глядя в ослепительно улыбающееся лицо Клер, сфотографированной под руку со своим мужем и в обрамлении "приближенных особ", сред которых нагло ухмылялся смуглый "секретарь", Дастин почувствовал, что его загнали в угол, вынуждая показать коготки. Он тщательно разорвал фото на мелкие куски и с наслаждением спустил обрывки в унитаз. Затем распахнул свой гардероб и порадовался, что ещё не заложил великолепный смокинг от самого Гарднери, приобретенный в лучшие времена для сопровождения Клер.
Тщательно одевшись, Дастин не без удовольствия изучил свое отражение. Затем грациозно присел на подлокотник кресла и щелкнул золотой зажигалкой с монограммой, выдаваемой за фамильную.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63