Минут пятнадцать будут раздеваться!
— Мы же без пальто, — резонно возразила Алиция. — Какое тебе дело, сейчас самый удобный момент. Не пялься ты в окно, пошли!
Столовая фон Розенов занимала площадь с большой овин, за столом сидело двадцать четыре человека, к сожалению, мы с Алицией оказались на разных концах. Рождественское блюдо — гусь с многочисленными приправами (гусей, конечно, было несколько, одного не хватило бы), прислуживала молодёжь со столиками на колёсах, а на самом столе красовались в основном всякие предметы сервировки и украшения. Впервые здесь я столкнулась с распространённым в Дании обычаем — передавать блюда друг другу из рук в руки. Хочет человек кушанье или нет, значения не имеет, блюдо следовало взять, иначе особа, держащая его пред тобой, застынет так на веки вечные. Не случилось и минуты, чтобы хоть один из вкушавших не держал в руках какой-либо части сервировки. О другом кошмарном обычае Алиция мне сообщила: не брать на тарелку сразу много, ибо повторение неизбежно. Человек, воспитанный в высшей степени, накладывает на тарелку трижды, минимум хорошего тона требует двух раз. Доесть полагалось все.
По одну сторону от меня сидел хозяин дома, с которым я разговаривала на трех языках одновременно — по-французски, по-немецки и по-английски, если по-французски не хватало слова, я беззаботно заменяла его немецким или английским, разумеется, ненароком вспомнив. Поэтому, наверное, господин фон Розен производил впечатление человека, слегка оглушённого. По другую сторону моей соседкой оказалась совершенно глухая тётушка хозяина дома, с которой можно было спокойно беседовать хоть по-польски, причём мы обе сохраняли весьма приятное выражение лица. Гуси удались на славу, и все шло хорошо до десерта.
На десерт подали миндальный крем, огромные снежные вершины на специальных тарелочках. Я бросила взгляд на Алицию: она рубала этот крем как машина, брала снова и снова и все пожирала. Я удивилась — ведь она не любила сладкое, предпочитала, как известно, селёдку. Глядя на неё, я сделала вывод — так, видно, принято, и последовала её примеру. У меня на зубах хрустнул миндаль, что вполне естественно, ибо крем миндальный и, конечно, мне попалась миндалинка. Наконец крем пожрали весь, и наступило лёгкое замешательство, которого я не уразумела, поскольку замешательство проявилось по-датски.
Алиция не успела мне объяснить заранее.
А дело в том, что в Англии на Поклонение Волхвов, в Дании на Рождество Христово выбирают миндального короля. Королём становится тот, кто обнаружит у себя в креме миндальное зерно. Миндалины никто не обнаружил, и на хозяев дома пало подозрение: миндалину вообще не положили в крем, a de facto никто этого миндаля не обнаружил по простому поводу — я его слопала. Хрустнул ведь на зубах. Насчёт обычая понятия не имела, во-первых, а во-вторых, не стану же ковырять во рту в чужом аристократическом доме! Ужас, полный позор, дикарка с востока…
— Смотри, кретинка, что сожрала! — кольнула меня огорчённая Алиция и кивнула на подарок миндальному королю.
На каминной доске стоял целый внушительный комплект серебряной антикварной столовой утвари. Поелику миндального короля не обнаружили, комплект разыграли, и естественно, я уже фигу выиграла. Мой промах мы от датского общества старательно сокрыли, Алиция до сих пор упирается всеми лапами, будто насчёт миндального короля предупреждала меня заблаговременно. А я тоже упираюсь: нет, не предупреждала, может, и хотела, да забыла.
После ужина общество перекочевало в салон с ёлкой, где приступили к раздаче подарков. Мы получили пепельницы из королевского фарфора, Алиция бежевую, а я голубую и пришла в полный восторг — обожаю пепельницы, но ни в жизнь не решилась бы утолить свою маниакальную страсть столь дорогим предметом. После раздачи подарков пришла очередь моего второго позора, на сей раз скрыть его не удалось.
Красивый подсвечник из Польши, как уже сообщалось, оснащён был свечами отечественного производства. Весь вечер мы с господином фон Розеном провели в попытках возжечь проклятые свечи все разом. Три вместе не желали гореть, хоть тресни, какая-нибудь одна да гасла, мы зажигали её, гасла другая, господин фон Розен добивался эффекта из вежливости, а я с отчаяния. И только под конец приёма я обнаружила; во всем доме электричество было погашено, отличное освещение достигалось исключительно свечами. Так я впервые в жизни уверовала, что королевские замки действительно сияли от света свечей.
* * *
Раз уж начала рассказывать про Копенгаген, без лошадей не обойдусь.
Впервые на ипподром я попала пятнадцати лет в сопровождении тёти Яди, которая изредка хаживала на бега. День был ужасный, дождь и слякоть. Шла лошадь по имени Валч, и тётя Ядя объявила Валча своим любимцем, который всегда выигрывает. Прекрасно, поставили на Валча, пришёл первый, и мы выиграли нетто безумную сумму: по пятнадцать злотых на нос. Намного позже я поняла — Валч конь на грязь, у него были широкие копыта, и он лучше других одолевал размягшую скаковую дорожку.
В следующий раз я оказалась на ипподроме в обществе Войтека. Мы встретили знакомого прокурора, который устроил нам билет в директорскую ложу — тогда она называлась Почётной Ложей — и представил нас директору Куровскому. С Куровским я подружилась и входной билет получала ежегодно. О всяких пустяках вроде потерянного выигравшего купона, который с третьего этажа упорхнул у нас на первый, рассказывать не стану, гораздо существеннее другое: я к бегам пристрастилась, а Войтек нет. Боялся проиграть. И все чаще он отправлялся к семье в Лодзь или в Пётрков, а я на Служевец — на ипподром.
Здесь самое время достать "Крокодила из страны Шарлотты" и держать его под рукой.
На копенгагенских рысаков мы с Мартином попали по вине животного из прачечной. В авторстве этой идеи признаюсь без колебаний и без раскаяния.
Животное из прачечной фигура доподлинная. Журналист, приехал в Копенгаген по служебным делам и в первую очередь свалился на Алицию, которая в безумном стремлении услужить соотечественникам перебирала всякую меру. Денег у него было мало, на продажу привёз исключительно Зофью Хамец, кулоны на шею и медальоны на стены, а потому поселился в нашей прачечной, вёл себя скандально, то и дело пользовался без разрешения нашими вещами и терял ключи. Все подробности в «Крокодиле». Алиция издевательски покатывалась, когда я из себя выходила из-за животного, которое без зазрения совести пользовалось моей священной пишущей машинкой и расчёской, но животное добралось до её тефлоновой сковородки (вместе с жратвой соскребло ножом и тефлон), и хохот сразу прекратился.
Как-то в воскресенье она поехала к Торкилю в Биркерод, а животное из прачечной неожиданно вознамерилось остаться дома. Мартин аж позеленел, я скрипнула зубами, и мы тут же дружно решили умотать куда угодно.
Свирепствовала кошмарная погода — сильный ветер и дождь со снегом. Я придумала ипподром.
Рысистые бега состоялись тогда на Амагере, об этом мы вычитали из газеты. Очевидно, в газете же был дан адрес, отправились мы трамваем. На место добрались без особых приключений, сомнений не оставалось — перед нами тянулась ограда из брёвен, плотная и высокая, а за оградой цокали лошадиные копыта. В поисках входа мы помчались вдоль ограждения, мчались и мчались, вьюга хлестала в лицо, а в нас леденело убеждение: никогда не найдём входа и ограда никогда не кончится, не иначе как она опоясывает весь земной шар. Окажись возможность перелезть через неё, мы без колебания решились бы на такое святотатство.
Вход, однако, нашёлся, а мы совершили открытие: не дойдя метров сорока, мы рванули в противоположную сторону. То есть обежали весь скаковой круг с внешней стороны, пока не ворвались на ипподром. Ну а здесь нам пришёл конец.
Неутолимая любовь к рысакам в мгновение ока забила во мне гейзером, Мартин не отставал. Отношение к скачкам вообще и в частности к рысистым бегам так и бурлит во многих моих книгах, в конце концов, я даже убила Алицию, лишь бы написать про бега. Флоренс, Ким Пайн, Ибоун — лошади абсолютно настоящие, в первом парном заезде мы и вправду попали на Газель с Геклой, только вот все детали в "Кроко дила" не влезли.
Я родилась в апреле. Апрельские не выигрывают, обычно им не везёт, не про них всякие там лотереи, тотализаторы и прочее. Мартин тоже апрельский, поэтому нам удавалось кое-что выиграть исключительно в те немногие минуты, когда наша невезучая судьба задрёмывала от усталости. Обычно это выглядело так.
Играли мы в складчину, по две с половиной кроны с носа.
Мартин выбирал одну лошадь в заезде, мне вменялось выбрать вторую, и выбор уже предстоял из двух лошадей. Дабы решиться на что-либо, я действовала по принципу метания: этот — нет, тот; тот — нет, этот… Мартин ждал, стиснув зубы, наконец я остановилась — этот! Конечно же, пришла другая лошадь.
Шло девять лошадей, каждый из нас играл какой-нибудь порядок, играли все время в складчину.
— Что играешь? — спросила я тактично.
— Восемь — девять, — мрачно проскрежетал Мартин.
Я слегка отодвинулась — боюсь психов: на табло две лошади, восемь и девять, вообще вне игры, какие-то фуксы, их никто и не играет. Мартин совсем спятил!
Пришли девять — восемь, наоборот всего лишь на одну морду, выплатили целое состояние, Мартин едва замертво не свалился.
Но и без Мартина фортуна обходилась со мной приблизительно так же. Из двадцати двух лошадей мне привиделось: единица придёт второй. У меня оставалось пять крон, то есть на одну комбинацию, кого же ещё к этой единице?.. Семнадцать! Отлично, играю семнадцать — один; нетрудно догадаться, пришли один — семнадцать, опять обратный порядок, опять фукс с огромным выигрышем.
Однажды на Амагер со мной поехала Алиция, Мартин уже отбыл в Польшу. Я обдумывала ставки.
— Восемь, это, понимаешь, — объясняла я Алиции черномагический смысл заездов, — это Йорген Ольсен, я эту дрянь давно стерегу, фортели мне выкидывает раз за разом, надо на него поставить. Смотри-ка, опять тройка, три забега назад показала лучшее время, теперь пора на неё ставить…
— А я не вижу в программе лошади по имени Йорген Ольсен, — возмутилась Алиция, понятия не имевшая о бегах.
— Дура, это не лошадь, а тренер. Поставлю на него, если проигнорирую, наверняка придёт первый!
— Ну играй же!
— Не знаю, какой порядок выбрать…
Пришли три — восемь. Выплатили более восьмисот крон. Я, разумеется, не играла.
— Ты какая-то ненормальная, — безнадёжно констатировала Алиция. — То и дело твердила об этих двух лошадях, восемь — три, восемь — три, почему же не играла?
— Это не я. Это апрель, — вздохнула я. — Высшая сила.
Клиническим примером высшего насилия надо мной стала Ина Орнебьерг. Я совала эту чёртову клячу в каждый вифайф, она приходила второй или третьей. Сколько можно. Черт с ней, с этой Иной, в заезде идёт сильная лошадь, пора отцепиться от Ины! Поставила на сильную лошадь.
Пришла Ина, за ней все остальные. Я чуть трупом не пала, в заезде оказалось только одно попадание на вифайф, выплатили более пятидесяти семи тысяч крон. Будь я последовательной и останься при Ине, выиграла бы второй вифайф и получила двадцать восемь с половиной тысяч. Как и полагается апрелю, Ину я выбросила из игры в самый подходящий момент…
Однажды все-таки случилось со мной истинное чудо. Мы с Мартином были без денег. Мастерские не платили, не то чтобы совсем, просто шефы договорились с сотрудниками, что деньги остаются у них на счёте, платят понемногу, если же кому-то приспичит, придёт и попросит. Получай чек, и с плеч долой. Датчане имели сбережения, могли и подождать, у нас ни шиша, но идти за деньгами показалось неудобным, я тянула из последних сил, Мартин тоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
— Мы же без пальто, — резонно возразила Алиция. — Какое тебе дело, сейчас самый удобный момент. Не пялься ты в окно, пошли!
Столовая фон Розенов занимала площадь с большой овин, за столом сидело двадцать четыре человека, к сожалению, мы с Алицией оказались на разных концах. Рождественское блюдо — гусь с многочисленными приправами (гусей, конечно, было несколько, одного не хватило бы), прислуживала молодёжь со столиками на колёсах, а на самом столе красовались в основном всякие предметы сервировки и украшения. Впервые здесь я столкнулась с распространённым в Дании обычаем — передавать блюда друг другу из рук в руки. Хочет человек кушанье или нет, значения не имеет, блюдо следовало взять, иначе особа, держащая его пред тобой, застынет так на веки вечные. Не случилось и минуты, чтобы хоть один из вкушавших не держал в руках какой-либо части сервировки. О другом кошмарном обычае Алиция мне сообщила: не брать на тарелку сразу много, ибо повторение неизбежно. Человек, воспитанный в высшей степени, накладывает на тарелку трижды, минимум хорошего тона требует двух раз. Доесть полагалось все.
По одну сторону от меня сидел хозяин дома, с которым я разговаривала на трех языках одновременно — по-французски, по-немецки и по-английски, если по-французски не хватало слова, я беззаботно заменяла его немецким или английским, разумеется, ненароком вспомнив. Поэтому, наверное, господин фон Розен производил впечатление человека, слегка оглушённого. По другую сторону моей соседкой оказалась совершенно глухая тётушка хозяина дома, с которой можно было спокойно беседовать хоть по-польски, причём мы обе сохраняли весьма приятное выражение лица. Гуси удались на славу, и все шло хорошо до десерта.
На десерт подали миндальный крем, огромные снежные вершины на специальных тарелочках. Я бросила взгляд на Алицию: она рубала этот крем как машина, брала снова и снова и все пожирала. Я удивилась — ведь она не любила сладкое, предпочитала, как известно, селёдку. Глядя на неё, я сделала вывод — так, видно, принято, и последовала её примеру. У меня на зубах хрустнул миндаль, что вполне естественно, ибо крем миндальный и, конечно, мне попалась миндалинка. Наконец крем пожрали весь, и наступило лёгкое замешательство, которого я не уразумела, поскольку замешательство проявилось по-датски.
Алиция не успела мне объяснить заранее.
А дело в том, что в Англии на Поклонение Волхвов, в Дании на Рождество Христово выбирают миндального короля. Королём становится тот, кто обнаружит у себя в креме миндальное зерно. Миндалины никто не обнаружил, и на хозяев дома пало подозрение: миндалину вообще не положили в крем, a de facto никто этого миндаля не обнаружил по простому поводу — я его слопала. Хрустнул ведь на зубах. Насчёт обычая понятия не имела, во-первых, а во-вторых, не стану же ковырять во рту в чужом аристократическом доме! Ужас, полный позор, дикарка с востока…
— Смотри, кретинка, что сожрала! — кольнула меня огорчённая Алиция и кивнула на подарок миндальному королю.
На каминной доске стоял целый внушительный комплект серебряной антикварной столовой утвари. Поелику миндального короля не обнаружили, комплект разыграли, и естественно, я уже фигу выиграла. Мой промах мы от датского общества старательно сокрыли, Алиция до сих пор упирается всеми лапами, будто насчёт миндального короля предупреждала меня заблаговременно. А я тоже упираюсь: нет, не предупреждала, может, и хотела, да забыла.
После ужина общество перекочевало в салон с ёлкой, где приступили к раздаче подарков. Мы получили пепельницы из королевского фарфора, Алиция бежевую, а я голубую и пришла в полный восторг — обожаю пепельницы, но ни в жизнь не решилась бы утолить свою маниакальную страсть столь дорогим предметом. После раздачи подарков пришла очередь моего второго позора, на сей раз скрыть его не удалось.
Красивый подсвечник из Польши, как уже сообщалось, оснащён был свечами отечественного производства. Весь вечер мы с господином фон Розеном провели в попытках возжечь проклятые свечи все разом. Три вместе не желали гореть, хоть тресни, какая-нибудь одна да гасла, мы зажигали её, гасла другая, господин фон Розен добивался эффекта из вежливости, а я с отчаяния. И только под конец приёма я обнаружила; во всем доме электричество было погашено, отличное освещение достигалось исключительно свечами. Так я впервые в жизни уверовала, что королевские замки действительно сияли от света свечей.
* * *
Раз уж начала рассказывать про Копенгаген, без лошадей не обойдусь.
Впервые на ипподром я попала пятнадцати лет в сопровождении тёти Яди, которая изредка хаживала на бега. День был ужасный, дождь и слякоть. Шла лошадь по имени Валч, и тётя Ядя объявила Валча своим любимцем, который всегда выигрывает. Прекрасно, поставили на Валча, пришёл первый, и мы выиграли нетто безумную сумму: по пятнадцать злотых на нос. Намного позже я поняла — Валч конь на грязь, у него были широкие копыта, и он лучше других одолевал размягшую скаковую дорожку.
В следующий раз я оказалась на ипподроме в обществе Войтека. Мы встретили знакомого прокурора, который устроил нам билет в директорскую ложу — тогда она называлась Почётной Ложей — и представил нас директору Куровскому. С Куровским я подружилась и входной билет получала ежегодно. О всяких пустяках вроде потерянного выигравшего купона, который с третьего этажа упорхнул у нас на первый, рассказывать не стану, гораздо существеннее другое: я к бегам пристрастилась, а Войтек нет. Боялся проиграть. И все чаще он отправлялся к семье в Лодзь или в Пётрков, а я на Служевец — на ипподром.
Здесь самое время достать "Крокодила из страны Шарлотты" и держать его под рукой.
На копенгагенских рысаков мы с Мартином попали по вине животного из прачечной. В авторстве этой идеи признаюсь без колебаний и без раскаяния.
Животное из прачечной фигура доподлинная. Журналист, приехал в Копенгаген по служебным делам и в первую очередь свалился на Алицию, которая в безумном стремлении услужить соотечественникам перебирала всякую меру. Денег у него было мало, на продажу привёз исключительно Зофью Хамец, кулоны на шею и медальоны на стены, а потому поселился в нашей прачечной, вёл себя скандально, то и дело пользовался без разрешения нашими вещами и терял ключи. Все подробности в «Крокодиле». Алиция издевательски покатывалась, когда я из себя выходила из-за животного, которое без зазрения совести пользовалось моей священной пишущей машинкой и расчёской, но животное добралось до её тефлоновой сковородки (вместе с жратвой соскребло ножом и тефлон), и хохот сразу прекратился.
Как-то в воскресенье она поехала к Торкилю в Биркерод, а животное из прачечной неожиданно вознамерилось остаться дома. Мартин аж позеленел, я скрипнула зубами, и мы тут же дружно решили умотать куда угодно.
Свирепствовала кошмарная погода — сильный ветер и дождь со снегом. Я придумала ипподром.
Рысистые бега состоялись тогда на Амагере, об этом мы вычитали из газеты. Очевидно, в газете же был дан адрес, отправились мы трамваем. На место добрались без особых приключений, сомнений не оставалось — перед нами тянулась ограда из брёвен, плотная и высокая, а за оградой цокали лошадиные копыта. В поисках входа мы помчались вдоль ограждения, мчались и мчались, вьюга хлестала в лицо, а в нас леденело убеждение: никогда не найдём входа и ограда никогда не кончится, не иначе как она опоясывает весь земной шар. Окажись возможность перелезть через неё, мы без колебания решились бы на такое святотатство.
Вход, однако, нашёлся, а мы совершили открытие: не дойдя метров сорока, мы рванули в противоположную сторону. То есть обежали весь скаковой круг с внешней стороны, пока не ворвались на ипподром. Ну а здесь нам пришёл конец.
Неутолимая любовь к рысакам в мгновение ока забила во мне гейзером, Мартин не отставал. Отношение к скачкам вообще и в частности к рысистым бегам так и бурлит во многих моих книгах, в конце концов, я даже убила Алицию, лишь бы написать про бега. Флоренс, Ким Пайн, Ибоун — лошади абсолютно настоящие, в первом парном заезде мы и вправду попали на Газель с Геклой, только вот все детали в "Кроко дила" не влезли.
Я родилась в апреле. Апрельские не выигрывают, обычно им не везёт, не про них всякие там лотереи, тотализаторы и прочее. Мартин тоже апрельский, поэтому нам удавалось кое-что выиграть исключительно в те немногие минуты, когда наша невезучая судьба задрёмывала от усталости. Обычно это выглядело так.
Играли мы в складчину, по две с половиной кроны с носа.
Мартин выбирал одну лошадь в заезде, мне вменялось выбрать вторую, и выбор уже предстоял из двух лошадей. Дабы решиться на что-либо, я действовала по принципу метания: этот — нет, тот; тот — нет, этот… Мартин ждал, стиснув зубы, наконец я остановилась — этот! Конечно же, пришла другая лошадь.
Шло девять лошадей, каждый из нас играл какой-нибудь порядок, играли все время в складчину.
— Что играешь? — спросила я тактично.
— Восемь — девять, — мрачно проскрежетал Мартин.
Я слегка отодвинулась — боюсь психов: на табло две лошади, восемь и девять, вообще вне игры, какие-то фуксы, их никто и не играет. Мартин совсем спятил!
Пришли девять — восемь, наоборот всего лишь на одну морду, выплатили целое состояние, Мартин едва замертво не свалился.
Но и без Мартина фортуна обходилась со мной приблизительно так же. Из двадцати двух лошадей мне привиделось: единица придёт второй. У меня оставалось пять крон, то есть на одну комбинацию, кого же ещё к этой единице?.. Семнадцать! Отлично, играю семнадцать — один; нетрудно догадаться, пришли один — семнадцать, опять обратный порядок, опять фукс с огромным выигрышем.
Однажды на Амагер со мной поехала Алиция, Мартин уже отбыл в Польшу. Я обдумывала ставки.
— Восемь, это, понимаешь, — объясняла я Алиции черномагический смысл заездов, — это Йорген Ольсен, я эту дрянь давно стерегу, фортели мне выкидывает раз за разом, надо на него поставить. Смотри-ка, опять тройка, три забега назад показала лучшее время, теперь пора на неё ставить…
— А я не вижу в программе лошади по имени Йорген Ольсен, — возмутилась Алиция, понятия не имевшая о бегах.
— Дура, это не лошадь, а тренер. Поставлю на него, если проигнорирую, наверняка придёт первый!
— Ну играй же!
— Не знаю, какой порядок выбрать…
Пришли три — восемь. Выплатили более восьмисот крон. Я, разумеется, не играла.
— Ты какая-то ненормальная, — безнадёжно констатировала Алиция. — То и дело твердила об этих двух лошадях, восемь — три, восемь — три, почему же не играла?
— Это не я. Это апрель, — вздохнула я. — Высшая сила.
Клиническим примером высшего насилия надо мной стала Ина Орнебьерг. Я совала эту чёртову клячу в каждый вифайф, она приходила второй или третьей. Сколько можно. Черт с ней, с этой Иной, в заезде идёт сильная лошадь, пора отцепиться от Ины! Поставила на сильную лошадь.
Пришла Ина, за ней все остальные. Я чуть трупом не пала, в заезде оказалось только одно попадание на вифайф, выплатили более пятидесяти семи тысяч крон. Будь я последовательной и останься при Ине, выиграла бы второй вифайф и получила двадцать восемь с половиной тысяч. Как и полагается апрелю, Ину я выбросила из игры в самый подходящий момент…
Однажды все-таки случилось со мной истинное чудо. Мы с Мартином были без денег. Мастерские не платили, не то чтобы совсем, просто шефы договорились с сотрудниками, что деньги остаются у них на счёте, платят понемногу, если же кому-то приспичит, придёт и попросит. Получай чек, и с плеч долой. Датчане имели сбережения, могли и подождать, у нас ни шиша, но идти за деньгами показалось неудобным, я тянула из последних сил, Мартин тоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53