– Вы работаете на меня и на него. Думайте, как это совмещать. Внесете свои предложения. Мы рассмотрим их благожелательно, это я вам обещаю. Продумайте план работы, мы ценим инициативу. Конкретнее – мы платим за инициативу. А платим мы хорошо, ибо ценим хватку. До свиданья.
Даллес (август сорок шестого)
Даллес, незримо стоявший за спиной всех комбинаций , задумывавшихся не только в Вашингтоне, но и в Германии, поначалу не обратил внимание на фамилию «Штирлиц», дважды промелькнувшую в сообщениях Гелена, переправленных ему в приватном порядке.
Как правило, взгляд его, цепкий и холодный, прежде всего фиксировал имена, имевшие шанс сыграть какую-то роль в комбинациях, которые можно было спланировать в верхах ; частности, второстепенные персонажи, подробности, столь угодные нижним этажам разведки, не интересовали его, мешали думать о главном, о том, кого, где и как провести в кресло премьера, военного министра или руководителя внешнеполитической службы той или иной страны.
Его адвокатская фирма «Салливэн энд Кромвэлл» была средоточием интересов крупнейших корпораций Уолл-стрита, так что он был подстрахован в своей деятельности не только незримым финансированием со стороны ИТТ, которая все более и более поевращалась в подразделение политической разведки Соединенных Штатов, неким государством в государстве, но и другими сильнейшими финансовыми и промышленными империями страны; их поддержка определяла его стратегию; речь тогда еще не шла об орехах ; такая форма достижения искомого в ту пору еще не была в таком ходу, как ныне; нищая, обескровленная Европа позволяла передвигать фигуры на шахматном поле политики с помощью иных рычагов; затраты на создание лидеров были куда как дешевы; архивы гитлеровских спецслужб позволяли применять другие формы влияния; человек, замазанный коллаборантством с нацистами, готов был на все, только чтобы тайное не сделалось явным, – не было тогда большего позора, чем обнародование факта сотрудничества с гитлеровцами.
Однако же после изучения архивов НСДАП Даллес обратил внимание на то, что женщины, которые были влюблены в Гитлера, когда он еще не был фюрером, помогали ему не деньгами, все ж таки обидно, но (первой это сделала фрау Бехштейн, жена фабриканта роялей,) ценными подарками.
– Вы можете поручить вашим друзьям, – сказала фрау Бехштейн фюреру, – продать пару картин, они не вписываются в мой салон, не считайте, что это нанесет мне хоть какой-то материальный урон. Деньги вы вправе обратить на нужды вашего чистого и мужественного движения.
Поэтому еще в июне сорок пятого Даллес дал указание своим сотрудникам в Германии сохранять (в соответствующих замках нацистских бонз, реквизированных оккупационными войсками) картины, скульптуры, золотую и серебряную посуду, музейный фарфор, коллекции марок и монет, чтобы в нужное время обратить их на подарки тем, на кого он и его команда решат ставить .
Больше всего времени уходило на создание контрсил независимой политике де Голля; Франция обязана быть надежно интегрирована в сообщество антирусской устремленности Запада, традиции франко-русского сотрудничества не имеют права быть возобновленными.
Постоянное внимание Даллеса привлекала Италия; наличие коммунистов в правительстве, мощь их партии казалась ему угрожающей, надо было готовить новый кабинет, который вышвырнет Тольятти; работа шла по масонам (будучи членом ложи, курировал лично) в армии и среди руководства карабинеров.
Поэтому какой-то Штирлиц не интересовал, да, понятно, и не мог интересовать Даллеса; будущее Германии следовало решать по-настоящему лишь после того, как стабилизируется положение во Франции и Италии и когда «организация» Гелена в достаточной мере подготовит поле деятельности на Востоке, рекрутировав на антибольшевистскую борьбу серьезные силы в Праге, Будапеште, Варшаве, Бухаресте, Тиране, Софии, Белграде, да и в том же Восточном Берлине.
Однако когда фамилия «Штирлиц» промелькнула в третий раз – причем на этот раз информация пришла не от Гелена, но от агентуры, внедренной в его организацию, – Даллес вспомнил, что когда-то слыхал это имя, и попросил приготовить справку на этого человека.
Из справки явствовало, что СС штандартенфюрер Макс фон Штирлиц был близким сотрудником Шелленберга, выполнял его поручения в Швейцарии – видимо, в деле освещения переговоров с Вольфом, – затем был привлечен Мюллером, несмотря на то что группенфюрер подозревал его в связи с красными в какой-то загадочной комбинации, в ходе которой ему пришлось нейтрализовать ряд лиц (Д. Фрайтаг – на пароме, шедшем из рейха в Швецию, и В. Рубенау – ехавшего из Берлина в Швейцарию), после этого его следы терялись, до той поры, пока он не был обнаружен в Мадриде как Роумэном, так и службой Гелена. Никаких подходов к Аденауэру или Шумахеру у Штирлица не было; в Швеции и Швейцарии он также не был зафиксирован как человек, наладивший доверительные отношения на правительственном уровне. Пастор Шлаг, один из лидеров европейского пацифизма, который был назван в числе контактов Штирлица, был на излечении в Швейцарии после того, как у него открылось тяжелое легочно-сердечное заболевание, и, таким образом, он не мог быть до сих пор соответствующим образом использован в качестве канала информации о Штирлице, хотя сам Шлаг представлял определенный интерес ввиду его дружеских связей с бывшими канцлерами Виртом и Брюннингом.
Тем не менее Даллес эту справку не стал возвращать вниз , а спрятал в свой сейф; неторопыга , он долго обдумывал свои решения; главное – уметь ждать, Артуро Тосканини много раз говорил ему, как важно научиться умению ожидания того мига, когда родится точное понимание духа и смысла музыки.
Через неделю, ощутив кожей необходимость комбинации, допуская возможность того, что Гелен может вести свою линию, он посоветовал Макайру поручить Роумэну работу по Штирлицу-Брунну, чтобы «составить более подробный портрет этого человека, дать ему крышу в одной из тех компаний, которые имеют серьезный вес в Испании, что позволит держать его в постоянном поле зрения».
Даллес считал необходимым поручить эту работу именно Роумэну потому, что к тому времени куратор комиссии по расследованию антиамериканской деятельности сенатор Джозеф Маккарти уже получил достаточно много материалов из ФБР и министерства юстиции о левом прошлом (прошлом ли?) заместителя резидента в Испании и его дружеских контактах с антифашистами Бертольдом Брехтом и Эйслером, которых разрабатывала американская контрразведка.
...К тому же времени свою комбинацию со Штирлицем Гелен обдумал значительно более тщательно, ибо он обладал большей информацией, чем та, которую его люди отдали американцам.
Смысл его комбинации базировался на ряде пунктов, которые сложились в весьма примечательную схему.
Первое. Подготовить Вильгельма Хеттля, СС оберштурмбанфюрера, помощника Кальтенбруннера, завербованного службой Даллеса в конце сорок четвертого года, не только к тому, как надо давать свидетельские показания против Кальтенбруннера в Нюрнберге, но и к тому также, чтобы имя «Штирлиц», как, впрочем, и имя «Гелен» никогда, нигде и никаким образом им не упоминалось. Не было Штирлица, не было его шифровки Даллесу в Берн с просьбой наладить ему, Штирлицу, контакт с опорной базой антигитлеровской разведки. Когда понадобится, он, Хеттль, получит указание вспомнить этот факт, а пока – не было его, и все тут.
Второе. Тщательно разработать версию возможной связи Штирлица с Мюллером.
Третье. Создать ситуацию (план операции скорректировать на месте, поручив исследование всех деталей Кемпу), при которой Штирлицу будет выгоден, а еще лучше необходим контакт с русской секретной службой, если он действительно был привлечен Москвой к сотрудничеству.
Четвертое. Поскольку заместитель резидента США в Мадриде Пол Роумэн не скрывает свои симпатии по отношению к тем коммунистам-подпольщикам в рейхе, на связь к которым был в свое время отправлен А. Даллесом, признано целесообразным не мешать, а, наоборот, способствовать его контакту со Штирлицем, который, как стало ясно из данных наблюдений, а также от источника, внедренного в американское посольство в Испании, санкционирован Вашингтоном.
Пятое. Способствовать оформлению четырехугольника Штирлиц – Мюллер – Роумэн – Москва.
Шестое. В случае, если комбинация позволит строить дальнейшие ходы в этом направлении, приложить максимум усилий для того, чтобы придать замыслу вполне реальную форму, проверив все контакты Роумэна в США и Германии, а Штирлица – в Испании.
Седьмое. Организовать подвод к Роумэну квалифицированной агентуры для получения ежедневной доверительной информации.
Восьмое. Кемпу необходимо так вести свою линию поведения со Штирлицем, чтобы у того создалось впечатление, что помимо американского интереса к нему проявляют интерес соотечественники, однако ту сферу, в которой Штирлицу будет предложено проявить себя в будущем, называть не следует до тех пор, пока в этом не возникнет оперативная необходимость.
Этот план, расписанный затем в деталях Мерком, и был отправлен Кемпу десятого сентября сорок шестого года, за тридцать два дня перед тем, как Роумэн наметил свой контакт со Штирлицем.
...Перехватить Штирлица на дороге не составило большого труда для Кемпа: пока Роумэн пил кофе в придорожном ресторанчике, дожидаясь сигнала от Джонсона, возглавлявшего «группу контакта», незаметный, пыльный человек проткнул левый задний баллон его машины.
Когда раздался телефонный звонок, и бармен пригласил Роумэна к телефону, и тот выслушал сообщение Джонсона, что Брунн готов к разговору и ждет его на шоссе, Роумэн бросился к машине, отъехал сто метров, чертыхнулся, поняв, что спустило колесо, ярясь, менял его в течение долгих пятнадцати минут (был неисправен домкрат), и когда прибыл на место, Штирлица, понятно, не увидел – все было разыграно по нотам, одно слово – старая школа!
Штирлиц – XI (октябрь сорок шестого)
Пересечения человеческих судеб непознаваемы в такой же мере, как и те загадочные, в чем-то даже мистические моменты, когда случай становится предтечей закономерности, или же, наоборот, закономерное течение событий прерывается волею случая.
Действительно, как следует объяснять такие повороты истории, как, например, смерть Александра Македонского, явившаяся предтечей гибели Эллады? Была ли эта смерть закономерна? Или же виною всему случай? Но отчего же тогда этот частный случай – смерть человека, рожденного по образу и подобию миллионов других людей, – породил столь кардинальную ломку политической и, если хотите, этической карты мира?
Поддается ли логическому просчету та ситуация, в которой именно Византия – умирающая, раздираемая противоречиями, сходящая с исторической сцены из-за интриг, экономической косности и пренебрежения к рождающемуся новому, – передала религию пышно-торжественного православия молодым, динамически развивающимся славянам Киевской Руси? Почему не Ватикан, с его суховатой, в глубине своей прагматической доктриной, одержал верх, но именно Византия? Запоздали папские послы? А почему они запоздали? Коням корма не хватило – по дурости тех, кто держал ямские дворы на многоверстных, опасных для путешественников прогонах из Ватикана в Киев? Или же в этом был сокрыт какой-то иной смысл?
Можно ли просчитать на ЭВМ причинный момент гибели Петра Великого? С его смертью история России пошла вспять, началась смута, реанимация прошлого, которое всегда смердяще, несмотря на обильное припудривание древних реалий; откатывание империи с тех рубежей, к которым ее вывел гений Петра и его сподвижников. Что это – случай? Или закономерность?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101