– Вероятно, не совсем тактично спрашивать вас, Ваша светлость, откуда вы? – спросила она.
Князь смущенно покраснел.
– Из парижского предместья.
Его неловкость, должно быть, укрепила девушку в ее сомнениях.
– А что, это так заметно? – осмелился спросить Эдуар, выдавливая из себя улыбку. – Мне кажется, здесь всем задают вопросы. Вы швейцарка?
– Да, по отцу; но по матери – француженка, я тоже выросла в Париже, как и вы.
– В шестом округе или в Пасси?
– В Отей.
Элоди развлекала эта игра в вопросы.
– А вы? – настаивала она.
– Вначале в восемнадцатом округе, потом в предместье Ашер.
– Если б мы были чуть дольше знакомы, я могла бы вам, Ваша светлость, рассказать все о вашей жизни. Я догадываюсь, что она была вполне заурядной.
Эдуар посмотрел на ее скрещенные ноги.
– Я бы ничего так не хотел, как познакомиться с вами поближе, – сказал он.
– У вас, конечно же, есть смокинг? – спросила Элоди.
– Еще нет.
– Вы должны заказать его в Париже по своим меркам.
– Хорошо.
– У кого вы одеваетесь?
– До сих пор я просто покупал готовую одежду.
– Теперь все будет иначе: и смокинг, и даже костюмы повседневного пользования должны быть заказаны у кутюрье высокого класса, так как хорошо сшитая одежда по высокой моде – это символ социального благополучия и пропуск в узкий круг избранных.
– Вы мне дадите адреса?
– Я сделаю лучше – я буду вас сопровождать. Элоди заявила это со всей серьезностью профессионала, несущего ответственность за своего клиента.
– Скажите, а король Румынии тоже живет в Версуа? – спросила она. – Наносите ли вы ему визиты?
– Я его еще ни разу не встречал, но узнаю у моей бабушки, поддерживает ли она с ним добрососедские отношения.
Элоди собралась уезжать. Эдуар проводил ее до машины, очаровательного голубого «БМВ» с откидным верхом. Когда она села за руль, он протянул ей руку, она положила на нее свою. Эдуар наклонился, чтоб ее поцеловать, но она прошептала:
– Никогда не делайте этого на улице, Ваша светлость.
Элоди послала ему ослепительную улыбку и умчалась.
27
Обряд крещения должен был совершить епископ, предварительно проведя с Эдуаром подготовительные религиозные беседы, необходимые для столь торжественного случая. Сначала Эдуар оробел. Епископ был суровым семидесятилетним старцем, с бледным лицом и глухим голосом. Казалось, что его пристальный взгляд проникает в самую душу. Он принадлежал к той категории людей, для которых вера была единственным смыслом жизни, а безбожие причиняло ему глубокие страдания. Но, познакомившись ближе с прелатом, Эдуар оценил подлинный гуманизм этого человека, лицо которого выражало скорбь и печаль.
В течение часа епископ полностью завоевал сердце Эдуара. Князь полюбил его за то мудрое спокойствие, с которым прелат выслушал необычную, полную приключений историю его жизни. Он не проявил ни удивления, ни тени превосходства, воспринимая вещи такими, какие они есть. В его отношении к Эдуару была лишь радость пастыря, принимающего еще одного заблудшего в свою паству.
Когда епископ задал несколько вопросов Эдуару из катехизиса, то был поражен его сумбурными, беспорядочными ответами. Князь признался ему, что все свои знания он черпал из катехизиса семидесятилетней давности. Он даже не мог вспомнить дату издания, так как в книге не хватало первых и последних страниц. Эдуар показал книгу епископу, чем очень его растрогал.
– Оставьте ее себе! – предложил князь. – Это почти уже библиографическая редкость.
Старик отказался.
– Вы должны ее сохранить, сын мой, так как эта небольшая книга – тот камень, на котором была воздвигнута ваша вера. А я глубоко убежден, что вы человек верующий. Доказательство и пример тому – ваша жизненная позиция, о которой вы мне рассказали.
Эдуар не совсем был уверен в справедливости этих слов, но дал себе обещание заняться размышлениями о вере чуть позже, когда не будет столь велик соблазн плотских искушений.
* * *
Церемония крещения состоялась в жаркий летний полдень, в одной из церквей Женевы в присутствии немноголюдной черногорской знати и обитателей замка. Этот обряд, совершаемый над молодым человеком, был очень трогательным. Все присутствующие прослезились, даже безбожница Розина, абсолютно невежественная в вопросах религии.
Епископ произнес волнующие и прекрасные слова о человеке, который, возможно, станет правителем Черногории. Вторая часть его проповеди была посвящена человеку вообще. Он голым приходит в этот мир, укореняется в жизни и остается одиноким и одновременно многочисленным.
Когда Эдуар ощутил струи холодной воды на своих волосах, потом на лбу, он задал себе вопрос: а не смешно ли он выглядит со стороны? Тогда он поднял глаза и встретился со спокойным взглядом епископа. И то, что он в них увидел, навело его на мысль, что, вероятно, умерщвление плоти придумано не зря, ибо оно придает ту внутреннюю силу, которая помогает человеку претерпевать все невзгоды и лишения. Приобщение к религии – это прежде всего суровые узы, бремя ответственности, требующее мужества и самоотречения.
Епископ хотел вытереть лоб и волосы князя.
– Не нужно, Ваше преосвященство, – прошептал Эдуар. И он закрыл глаза, чтобы лучше ощутить холод крещения.
* * *
Итак, в течение короткого времени Эдуара приобщили к традициям этого крошечного двора в изгнании; он изучил историю своей страны; его окрестили, привили ему более благородные манеры, исправили погрешности в языке, его матери пожаловали титул. Однако князю предстояло сделать еще очень многое: в первую очередь, изучить свой родной язык – язык Черногории, столь похожий на македонский. Эдуара этому могли обучить лишь двое: его бабушка и герцог Гролофф, остальные обитатели замка были иностранцами. Но преклонный возраст был несовместим с преподавательской деятельностью. Гертруда начала поиски учителя, рассылая объявления в газеты. Но все было безрезультатно. Тогда подключилась предприимчивая Элоди Стивен и в короткий срок нашла преподавателя и привезла его в замок. Им оказался музыкант из оркестра Дмитрий Юлаф, который согласился обучить князя этому мало распространенному в Европе языку.
Преподаватель напоминал Дракулу, своего соотечественника. Он был высокий, смуглый, с изможденным лицом и бородой странного голубоватого цвета. Взгляд его запавших глаз казался более мрачным из-за густых нависающих бровей. В складках вокруг рта притаилась горечь. Его повседневная одежда была старая, поношенная, лоснилась на сгибах рукавов. В замок он пришел в «парадной форме»: серые брюки в полоску, пиджак от смокинга с отпоротыми шелковыми бортами, белая сорочка, а дополнял все это жалкий старенький галстук-бабочка. У него было сходство не только с Дракулой, но и с безработным официантом. Безобразные клыки превращали его улыбку в хищный оскал.
Элоди потребовала, чтобы уроки начались сразу же по возвращении князя из Парижа, где, по решению семейного совета, он должен был заняться своим гардеробом.
Розина умирала от скуки, несмотря на все волнующие и радостные события, которые ей пришлось пережить. Было решено, что она уедет вместе с Эдуаром, он довезет ее до строительного участка, а потом уже разыщет Элоди. Розина подписала все документы не глядя; она писала декларации по заранее подготовленным черновикам. Она также обещала в случае необходимости переслать бумаги с завизированной ею подписью.
Розина уезжала герцогиней, но это не вызывало у нее никаких эмоций. Когда неожиданно попадаешь в мир волшебной сказки, то быстро привыкаешь к чудесам. Она была слишком трезвомыслящим человеком, чтобы воспринимать случившееся с нею не иначе как забавную историю, над которой однажды вечером они позабавятся вместе с Фаусто, с наслаждением уминая колбасу с бумажных тарелок.
Перед их отъездом у княгини состоялась с внуком беседа.
– Эдуар, ты собираешься потратить огромную сумму на свой гардероб. Есть ли у тебя деньги?
Князь признался, что его единственным капиталом были коллекционные машины устаревших моделей. Но в настоящий момент все его деньги были израсходованы.
– Я так и думала, – сказала княгиня, – и поэтому я тебя обеспечила кредитной карточкой «Америкэн экспресс». Тебе только остается подписать этот бланк.
Эдуар порывисто обнял бабку. Деньги для него не были главным в жизни, но тем не менее жест Гертруды свидетельствовал о любви и заботе.
* * *
В отсутствие Розины работы на строительном участке не велись; Фаусто, которого она предупредила по телефону о своем приезде, оставил лаконичную записку на дверях вагончика: «Сиводня вечором не могу. Обисню. Цылую. Ф.»
Она расплакалась. Эта безграмотная записка на французском убила в ней всю радость возвращения.
Простившись с матерью-герцогиней, Эдуар поехал к себе в гараж. К его удивлению, тот оказался открытым. Наджиба в огромных резиновых сапогах, в которых тонули ее ноги, мыла машину. Увидев Эдуара, девушка выронила шланг и бросилась князю на шею.
– Я чувствовала! Я чувствовала! – задыхалась она от счастья. – Сегодня утром, проснувшись, я уже пережила эту встречу, я все себе так и представляла.
Эдуар нежно ее обнял. Но от девушки дурно пахло, и ему стало неприятно.
– Селим здесь?
– Вот он!
Банан заваривал глушитель. Сноп искр потрескивал и отражался в стеклах его огромных защитных очков.
Князь приблизился к пареньку сзади и положил ему руку на плечо. Банан повернулся, и все его перепачканное лицо засияло. Он отключил сварочный аппарат.
– Это невероятно! – сказал он. – Сестренка предсказала сегодня утром твой приезд!
– Давай откроем школу ясновидения! – пошутил Эдуар. – Значит, ты решил?
– Мы остались без единого су.
– А Наджиба не боится, что опять появится эта маленькая сучка?
– Наоборот, она хочет, чтобы подонки вернулись.
Глагол «вернуться» кольнул Эдуара, так как он свидетельствовал о том, что эти ребята считали себя здесь хозяевами.
– Я разговаривал с этой тварью до отъезда и обрушил на нее целый шквал угроз, но не знаю, насколько я был убедителен.
– Если они вернутся, я готов к бою, – с яростью заявил Селим.
Он подошел к стене, снял с гвоздя старую робу, под ней оказалось охотничье ружье, к которому он припаял ствол.
– Здесь внутри патроны, нашпигованные дробью, – объявил он с гордостью. – Первому, кто дотронется до моей сестры, я прострелю ноги.
– Не играй в хреновые игры! – проворчал Эдуар. – Где ты раздобыл ружье?
– Я его умыкнул у старика, путевого обходчика. Я ему ремонтировал «селтакар гратос». Когда я привел его машину в гараж, старика не было. Это ружье ржавело в куче тряпья; я уверен, что он и не заметил его исчезновения. Я потратил много времени и сил, чтобы привести его в порядок.
Эдуар скорчил гримасу.
– Я боюсь оружия, – сказал он.
– А я, – взорвался Селим, – боюсь банды подонков, которые могут еще раз отправить мою сестру в больницу.
Эдуару нечего было возразить, и он повел их обедать в ресторан. Молодые люди ели с большим аппетитом. Сидя напротив князя, Наджиба не сводила с него глаз.
– Ты очень изменился, – сказала она.
– В худшую или лучшую сторону?
– Ты стал другим.
Эдуар больше не задавал вопросов. Теперь Наджиба, естественно, обращалась к нему на «ты». Вдруг Банан положил вилку на стол.
– Ох, – вздохнул он, – я должен тебе сообщить печальную новость, Дуду!
Это не было телепатией, но Эдуар внезапно понял, о чем ему хочет сказать Банан.
– Она умерла?
– Позавчера. Ее уже похоронили.
– Почему ты мне об этом не сообщил?
– Я узнал сам только после похорон.
– Я думаю, что плохие новости могут подождать, слава Аллаху!
Князь ощутил щемящую пустоту и страшную печаль. В памяти возник образ Эдит на похоронах ее мужа, а затем чуть позже, в день, когда он пришел к ней и они стали любовниками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56