Эти мудаки хотят иметь коллекционные тачки, а сами ездят на них раз в год, когда проходит ралли на старых машинах. И все равно они торопятся как можно скорее забрать свою рухлядь из ремонта. Опять звонил хозяин прачечной, спрашивал, когда будет готова его красавица.
– Не спеши, сынок, он подождет.
Сняв куртку, Эдуар повесил ее на гвоздь, затем напялил синий халат с эмблемой «ситроена» на нагрудном кармане. Ему надо было закончить ремонт «Ситроена-11 В Перфо», семейной модели черного цвета с красными колесами и откидными сиденьями. Карбюратор требовал замены, но знания и умение Эдуара позволили сохранить его. Это был подвиг, и Эдуара распирало от гордости, при этом он чувствовал себя хирургом, которому удалось спасти больному ногу, оторванную при аварии.
Какое-то время они молча работали, каждый над своим мотором. Эдуар ценил, что его ученик никогда не смотрит на часы, и часто ему приходилось буквально взашей гнать Банана домой.
Продолжая работать, Эдуар думал о своих «милых дамах со стройки», как он называл мать и ба; он представлял себе, как они сидят при свете тусклой вагонной лампочки на краю таинственной ямы, и его охватывала тревога. Розина не была замужем, и поэтому сын, естественно, получил ее фамилию: Бланвен. Она всегда относилась к Эдуару скорее как к приятелю, чем как к отпрыску – казалось, оттого что ее ребенок был внебрачным, у нее притупились материнские чувства. Она никогда не говорила с сыном о его отце и даже, когда он подрос, делала вид, что просто не знает, кто из ее многочисленных любовников дал ему жизнь. И Эдуар сделал тогда свой выбор. Он ничей сын? Ладно! Он сам станет себе отцом! Он окружил себя уютным коконом эгоизма. Природная мудрость заставляла его всегда быть настороже.
Тишину разорвал яростный шум мопеда «солекс». На пороге появилась девушка.
– А вот и твоя сеструха, – объявил Эдуар.
– Я попросил ее заехать за мной: мой мопед накрылся, а у меня нет времени починить его.
– Ни фига себе! – удивился Бланвен. – Как же вы усядетесь вдвоем на эту тарахтелку?
– Сразу видно, что ты никогда не бывал в Северной Африке! – отозвался Банан. – Там на мопедах ездят по трое, а то и вчетвером.
Восхитительная девушка – сестра Банана – лет двадцати, со светлым цветом лица и горящими глазами, с родинкой на правой скуле поставила «солекс» снаружи на подпорку и вошла в мастерскую. Она занималась на юридическом факультете и могла не беспокоиться о своем будущем. Эдуар пытался подбивать под нее клинья, хотя и знал, что у них с Наджибой ничего не будет, потому что она дитя своей культуры и религии. Ей одновременно удавалось ничем не отличаться от своих французских сверстниц и быть совершенно неприручаемой. Эдуар знал, что когда-нибудь в ее родном Алжире ей предстоит сыграть важную общественную роль.
– Хватит на сегодня, – заявил Эдуар. – Предлагаю всем выпить. Что ты будешь пить, Наджи? Холодный чай или лимонад?
Он принялся мыть руки под шлангом для мойки машин, используя вместо мыла моющее средство, чтобы избавиться от загустевшего машинного масла на пальцах, но грязь проникала и под ногти, поэтому они почти всегда были с траурной каемкой. Вместо полотенца Эдуар использовал сначала невероятно грязную тряпку, а затем и собственные джинсы.
– Вы идете, ребята?
– Поднимайтесь, я сейчас подойду, – ответил Банан, – надо сложить инструмент.
Эдуар и Наджиба поднялись по крутой деревянной лестнице, ведущей на антресоли. Бланвен считал, что, если в ближайшем будущем не подыщет себе новую квартиру, у него будет искривление позвоночника – настолько низкими были здесь потолки. Свое жилье он разделил надвое, получив таким образом «спальню» и «гостиную». Обстановка скромная: все куплено в недорогих магазинах, но кругом чисто и опрятно – просто удивительно для холостого механика!
– Мне так нравится у вас! – воскликнула юная магрибинка, которая ютилась вместе со всей семьей в какой-то лачуге.
– А мне бы здесь понравилось еще больше, если бы здесь жила ты! – ответил Эдуар.
Наджиба никак не отреагировала на это заявление.
– Прежде чем заснуть, – продолжил Бланвен, – раз в три вечера я представляю себе, что мы занимаемся с тобой любовью.
– А в остальные вечера? – не замедлила с вопросом девушка.
Эта хитроумная уловка заставила его улыбнуться.
– Что за идиотская у вас религия! – вздохнул он. – Я точно знаю, что в постели мы вели бы себя как тигр и тигрица, да только мадемуазель – мусульманка, и поэтому ею попользуется какой-нибудь раздолбай-соплеменник!
– Чтобы понять такую религию, как моя, – уверенно сказала Наджиба, – нужно родиться с ней!
– Ты никогда не сможешь убедить меня, что в барьерах есть что-то хорошее. Я хочу тебя, и было бы здорово, если бы у нас получилась любовь. Я ведь парень что надо, знаешь?
– Догадываюсь, – улыбнулась она, – но лучше приберегите эту самую рекламу для более свободных, чем я, женщин.
Наджиба подошла к книжным полкам, сделанным руками Эдуара. У него была собрана целая коллекция книг по переднеприводным «ситроенам», много книг по автомеханике; но она также обнаружила полные собрания сочинений таких авторов, как Стендаль, Флобер, произведения Александра Дюма, Конрада, Толстого, Пруста; с ними соседствовали дешевые издания совершенно непохожих авторов: Оскара Уайльда и Сименона, Золя и Альфонса Будара.
– Вы все это прочли? – спросила Наджиба.
– Йес, мисс: у меня бессонница. Когда я просыпаюсь в два часа ночи, я хватаю «бук» и проглатываю ее к утру. Да только вот что паршиво: днем я забываю купить себе новую книгу.
– Я дам вам что-нибудь почитать, – пообещала девушка.
– Свод законов или Коран? – пошутил Эдуар. – Ты так и не ответила, что ты будешь пить: холодный чай или лимонад?
– Холодный чай.
– А мне – томатный сок! – сказал появившийся Банан.
При этом он подмигнул, что означало: томатный сок с водкой. В присутствии Наджибы он тайком пил «Кровавую Мэри», причем скорее чтобы позлить сестру, чем из любви к алкоголю. Эдуар давно уже раскусил его ребячество.
Они присели за маленький круглый столик.
Эдуар пожирал девушку глазами, но она не обращала на это внимания.
– Твоя сестричка не хочет выходить за меня замуж, – вдруг сказал он Банану.
– Она не права, но это меня не удивляет, – ответил парень. – Мы, мусульмане, считаем, что христианам не хватает святости.
И он засмеялся.
– Я не христианин, – ответил Эдуар.
– А кто же ты тогда?
– Никто! В нашей семье религия не прижилась. Мои дед и бабка – коммунисты, у моей матери не было мужа, и она никогда не задумывалась о существовании Бога. Больше того: она вообще ничего о Нем не знает.
– А вы? – спросила Наджиба. Эдуар задумался.
– Я считаю, что Бог, как смерть: нас это не касается. Пока мы живы, мы разобщены с Ним, а стоит нам умереть, так нас больше нет!
– А если существует загробная жизнь? – спросила студентка.
– В таком случае пусть Он сам разбирается с этой хреновиной, я доверяю Ему.
В мастерской зазвонил телефон. Эдуар не стал удлинять шнур, и всякий раз ему приходилось спускаться вниз. Впрочем, в основном ему звонили клиенты.
– Я отвечу! – сказал Банан, торопливо спускаясь по лестнице.
Эдуар протянул над столом руку Наджибе. Она поняла его жест, но не сразу протянула в ответ свою. Нагнувшись, он поцеловал теплую ладонь; ногти Наджибы были темнее кожи.
– А знаешь, ведь я не лгу: я могу жениться на тебе, – уверенно сказал Эдуар.
– Спасибо, – ответила Наджиба, высвобождая свою руку. – Если бы я не была так привязана к нашим обычаям, к моей нации, я бы обязательно приняла ваше предложение.
Запыхавшись, Банан в три прыжка одолел лестницу.
– Звонит Охальник, – заявил он. – Он раскопал редкую птичку: седьмую модель, тридцать четвертого года, «роудстер», их было выпущено всего несколько штук. Представляешь? Нет, да ты можешь себе представить такое?
– Нужно самим посмотреть, – охладил его порыв Эдуар. – Охальник только и делает, что предлагает редкие модели.
И он спустился, чтобы поговорить с маклером.
Его прозвище Охальник объяснялось тем, что у него были лишь две темы для разговора: автомобили и девицы. Только он умел так цветисто нахваливать и тех и других.
– Привет, парень! Я тебе нарыл такую принцессу! Модель 7В, «Роудстер-34», кузов и крыша цвета «светлая гавана», крылья – «глазированный каштан». Стоит тебе только взглянуть на нее, и у тебя встанет, как у турка. Цилиндр – 1529 кубических сантиметров, 35 лошадиных сил; одна из первых моделей! За рулем такой красотки ты будешь выглядеть что надо, не сомневайся!
– Сколько? – оборвал его Эдуар.
Но Охальник как хороший торговец тачками считал, что время называть цену еще не пришло.
– Подожди, я еще не все сказал! Эта красавица – совершенно свеженькая! Тебе даже ни одной свечи не придется менять. У нее все родное. А если бы ты видел ее кожаную обивку! Светло-бежевая, кофе с молоком, нежная, как девичьи трусики! Да что там трусики – как ножки!
– Сколько? – спросил Эдуар громче, выведенный из себя лирическими отступлениями маклера.
– Сейчас дойдем и до этого, не гони волну, парень! Тебе ведь нужно знать все детали, разве не так? Я, например, впервые сталкиваюсь с этой моделью! А знаешь, почему она выглядит еще целочкой? Хочешь услышать о ее родословной? У нее был один-единственный владелец, Дуду! Повторяю: один-единственный! Представляешь? Ты меня хорошо слышишь? О-дин-е-дин-ствен-ный! Тип, который купил ее, был сыном крупного фабриканта запчастей. По правде говоря, папаша подарил тачку ему на свадьбу, и он отправился на ней в свадебное путешествие в Монте-Карло. С тех пор он не ездил на ней, а только ухаживал. Когда он помер, его старая карга оставила эту машину из чувства ностальгии: сам понимаешь – свадебное путешествие. С нее даже колеса сняли. А затем и старуха сыграла в ящик, поэтому наследнички и расстаются с этой красавицей. Да только они не вчера родились, а зубы у них такие длинные, что они ими могут пол грызть.
Охальник замолчал.
– Ладно, объяви наконец масть! – приказал Эдуар. Маклер вздохнул.
– Они просят пятнадцать лимонов старых франков.
Эдуар молчал. Молчание затягивалось, и в конце концов Охальник не выдержал:
– Что скажешь, парень?
– Я колеблюсь, – ответил Эдуар.
– Вот как?
– Не знаю, что и подумать: или эти люди считают тебя полным дерьмом, или ты считаешь, что я полный идиот. А я не веду никаких дел ни с кретинами, ни с негодяями, так что извини…
И он повесил трубку.
Обернувшись, он заметил присевшего на ступеньку Банана. На его лице читалось глубокое разочарование.
– Не выгорело? – спросил подмастерье.
– Охальник с ума соскочил: он запросил пятнадцать лимонов!
– А разве тачка того не стоит?
– Если я куплю ее за эти бабки, за сколько же я должен буду продать ее?
– Ты прямо швырнул трубку!
– Ты же знаешь, что он обязательно перезвонит!
Действительно, стоило им подняться наверх, как телефон вновь зазвонил: Охальник. Голосок у него был медоточивым, а сам он держался, словно невинный агнец.
– Ты прав, – поспешно сказал он. – Эти сволочи-наследники перегнули палку. Сейчас поеду к ним. За какую цену тебя может заинтересовать эта маленькая принцесса?
– За ее настоящую цену, – проворчал Эдуар. Охальник понял, что настаивать не следует.
– Хочешь расскажу тебе, что со мной приключилось вчера вечером? – начал он, многообещающе хихикая.
– Жду не дождусь, – вздохнул Эдуар, внутренне готовясь выслушать вечную историю о траханье.
– Отправился я в кино «Камео» на порнушку. На подобных сеансах ты высматриваешь одинокую девку, садишься с ней рядом и можешь быть уверен, что дело выгорит, потому что такое кино смотрят только те, кто хочет потрахаться. Я снимаю бабенку, у которой есть за что подержаться, может быть, старовата, но ничего, сойдет. Сразу начинаем лизаться и все такое прочее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
– Не спеши, сынок, он подождет.
Сняв куртку, Эдуар повесил ее на гвоздь, затем напялил синий халат с эмблемой «ситроена» на нагрудном кармане. Ему надо было закончить ремонт «Ситроена-11 В Перфо», семейной модели черного цвета с красными колесами и откидными сиденьями. Карбюратор требовал замены, но знания и умение Эдуара позволили сохранить его. Это был подвиг, и Эдуара распирало от гордости, при этом он чувствовал себя хирургом, которому удалось спасти больному ногу, оторванную при аварии.
Какое-то время они молча работали, каждый над своим мотором. Эдуар ценил, что его ученик никогда не смотрит на часы, и часто ему приходилось буквально взашей гнать Банана домой.
Продолжая работать, Эдуар думал о своих «милых дамах со стройки», как он называл мать и ба; он представлял себе, как они сидят при свете тусклой вагонной лампочки на краю таинственной ямы, и его охватывала тревога. Розина не была замужем, и поэтому сын, естественно, получил ее фамилию: Бланвен. Она всегда относилась к Эдуару скорее как к приятелю, чем как к отпрыску – казалось, оттого что ее ребенок был внебрачным, у нее притупились материнские чувства. Она никогда не говорила с сыном о его отце и даже, когда он подрос, делала вид, что просто не знает, кто из ее многочисленных любовников дал ему жизнь. И Эдуар сделал тогда свой выбор. Он ничей сын? Ладно! Он сам станет себе отцом! Он окружил себя уютным коконом эгоизма. Природная мудрость заставляла его всегда быть настороже.
Тишину разорвал яростный шум мопеда «солекс». На пороге появилась девушка.
– А вот и твоя сеструха, – объявил Эдуар.
– Я попросил ее заехать за мной: мой мопед накрылся, а у меня нет времени починить его.
– Ни фига себе! – удивился Бланвен. – Как же вы усядетесь вдвоем на эту тарахтелку?
– Сразу видно, что ты никогда не бывал в Северной Африке! – отозвался Банан. – Там на мопедах ездят по трое, а то и вчетвером.
Восхитительная девушка – сестра Банана – лет двадцати, со светлым цветом лица и горящими глазами, с родинкой на правой скуле поставила «солекс» снаружи на подпорку и вошла в мастерскую. Она занималась на юридическом факультете и могла не беспокоиться о своем будущем. Эдуар пытался подбивать под нее клинья, хотя и знал, что у них с Наджибой ничего не будет, потому что она дитя своей культуры и религии. Ей одновременно удавалось ничем не отличаться от своих французских сверстниц и быть совершенно неприручаемой. Эдуар знал, что когда-нибудь в ее родном Алжире ей предстоит сыграть важную общественную роль.
– Хватит на сегодня, – заявил Эдуар. – Предлагаю всем выпить. Что ты будешь пить, Наджи? Холодный чай или лимонад?
Он принялся мыть руки под шлангом для мойки машин, используя вместо мыла моющее средство, чтобы избавиться от загустевшего машинного масла на пальцах, но грязь проникала и под ногти, поэтому они почти всегда были с траурной каемкой. Вместо полотенца Эдуар использовал сначала невероятно грязную тряпку, а затем и собственные джинсы.
– Вы идете, ребята?
– Поднимайтесь, я сейчас подойду, – ответил Банан, – надо сложить инструмент.
Эдуар и Наджиба поднялись по крутой деревянной лестнице, ведущей на антресоли. Бланвен считал, что, если в ближайшем будущем не подыщет себе новую квартиру, у него будет искривление позвоночника – настолько низкими были здесь потолки. Свое жилье он разделил надвое, получив таким образом «спальню» и «гостиную». Обстановка скромная: все куплено в недорогих магазинах, но кругом чисто и опрятно – просто удивительно для холостого механика!
– Мне так нравится у вас! – воскликнула юная магрибинка, которая ютилась вместе со всей семьей в какой-то лачуге.
– А мне бы здесь понравилось еще больше, если бы здесь жила ты! – ответил Эдуар.
Наджиба никак не отреагировала на это заявление.
– Прежде чем заснуть, – продолжил Бланвен, – раз в три вечера я представляю себе, что мы занимаемся с тобой любовью.
– А в остальные вечера? – не замедлила с вопросом девушка.
Эта хитроумная уловка заставила его улыбнуться.
– Что за идиотская у вас религия! – вздохнул он. – Я точно знаю, что в постели мы вели бы себя как тигр и тигрица, да только мадемуазель – мусульманка, и поэтому ею попользуется какой-нибудь раздолбай-соплеменник!
– Чтобы понять такую религию, как моя, – уверенно сказала Наджиба, – нужно родиться с ней!
– Ты никогда не сможешь убедить меня, что в барьерах есть что-то хорошее. Я хочу тебя, и было бы здорово, если бы у нас получилась любовь. Я ведь парень что надо, знаешь?
– Догадываюсь, – улыбнулась она, – но лучше приберегите эту самую рекламу для более свободных, чем я, женщин.
Наджиба подошла к книжным полкам, сделанным руками Эдуара. У него была собрана целая коллекция книг по переднеприводным «ситроенам», много книг по автомеханике; но она также обнаружила полные собрания сочинений таких авторов, как Стендаль, Флобер, произведения Александра Дюма, Конрада, Толстого, Пруста; с ними соседствовали дешевые издания совершенно непохожих авторов: Оскара Уайльда и Сименона, Золя и Альфонса Будара.
– Вы все это прочли? – спросила Наджиба.
– Йес, мисс: у меня бессонница. Когда я просыпаюсь в два часа ночи, я хватаю «бук» и проглатываю ее к утру. Да только вот что паршиво: днем я забываю купить себе новую книгу.
– Я дам вам что-нибудь почитать, – пообещала девушка.
– Свод законов или Коран? – пошутил Эдуар. – Ты так и не ответила, что ты будешь пить: холодный чай или лимонад?
– Холодный чай.
– А мне – томатный сок! – сказал появившийся Банан.
При этом он подмигнул, что означало: томатный сок с водкой. В присутствии Наджибы он тайком пил «Кровавую Мэри», причем скорее чтобы позлить сестру, чем из любви к алкоголю. Эдуар давно уже раскусил его ребячество.
Они присели за маленький круглый столик.
Эдуар пожирал девушку глазами, но она не обращала на это внимания.
– Твоя сестричка не хочет выходить за меня замуж, – вдруг сказал он Банану.
– Она не права, но это меня не удивляет, – ответил парень. – Мы, мусульмане, считаем, что христианам не хватает святости.
И он засмеялся.
– Я не христианин, – ответил Эдуар.
– А кто же ты тогда?
– Никто! В нашей семье религия не прижилась. Мои дед и бабка – коммунисты, у моей матери не было мужа, и она никогда не задумывалась о существовании Бога. Больше того: она вообще ничего о Нем не знает.
– А вы? – спросила Наджиба. Эдуар задумался.
– Я считаю, что Бог, как смерть: нас это не касается. Пока мы живы, мы разобщены с Ним, а стоит нам умереть, так нас больше нет!
– А если существует загробная жизнь? – спросила студентка.
– В таком случае пусть Он сам разбирается с этой хреновиной, я доверяю Ему.
В мастерской зазвонил телефон. Эдуар не стал удлинять шнур, и всякий раз ему приходилось спускаться вниз. Впрочем, в основном ему звонили клиенты.
– Я отвечу! – сказал Банан, торопливо спускаясь по лестнице.
Эдуар протянул над столом руку Наджибе. Она поняла его жест, но не сразу протянула в ответ свою. Нагнувшись, он поцеловал теплую ладонь; ногти Наджибы были темнее кожи.
– А знаешь, ведь я не лгу: я могу жениться на тебе, – уверенно сказал Эдуар.
– Спасибо, – ответила Наджиба, высвобождая свою руку. – Если бы я не была так привязана к нашим обычаям, к моей нации, я бы обязательно приняла ваше предложение.
Запыхавшись, Банан в три прыжка одолел лестницу.
– Звонит Охальник, – заявил он. – Он раскопал редкую птичку: седьмую модель, тридцать четвертого года, «роудстер», их было выпущено всего несколько штук. Представляешь? Нет, да ты можешь себе представить такое?
– Нужно самим посмотреть, – охладил его порыв Эдуар. – Охальник только и делает, что предлагает редкие модели.
И он спустился, чтобы поговорить с маклером.
Его прозвище Охальник объяснялось тем, что у него были лишь две темы для разговора: автомобили и девицы. Только он умел так цветисто нахваливать и тех и других.
– Привет, парень! Я тебе нарыл такую принцессу! Модель 7В, «Роудстер-34», кузов и крыша цвета «светлая гавана», крылья – «глазированный каштан». Стоит тебе только взглянуть на нее, и у тебя встанет, как у турка. Цилиндр – 1529 кубических сантиметров, 35 лошадиных сил; одна из первых моделей! За рулем такой красотки ты будешь выглядеть что надо, не сомневайся!
– Сколько? – оборвал его Эдуар.
Но Охальник как хороший торговец тачками считал, что время называть цену еще не пришло.
– Подожди, я еще не все сказал! Эта красавица – совершенно свеженькая! Тебе даже ни одной свечи не придется менять. У нее все родное. А если бы ты видел ее кожаную обивку! Светло-бежевая, кофе с молоком, нежная, как девичьи трусики! Да что там трусики – как ножки!
– Сколько? – спросил Эдуар громче, выведенный из себя лирическими отступлениями маклера.
– Сейчас дойдем и до этого, не гони волну, парень! Тебе ведь нужно знать все детали, разве не так? Я, например, впервые сталкиваюсь с этой моделью! А знаешь, почему она выглядит еще целочкой? Хочешь услышать о ее родословной? У нее был один-единственный владелец, Дуду! Повторяю: один-единственный! Представляешь? Ты меня хорошо слышишь? О-дин-е-дин-ствен-ный! Тип, который купил ее, был сыном крупного фабриканта запчастей. По правде говоря, папаша подарил тачку ему на свадьбу, и он отправился на ней в свадебное путешествие в Монте-Карло. С тех пор он не ездил на ней, а только ухаживал. Когда он помер, его старая карга оставила эту машину из чувства ностальгии: сам понимаешь – свадебное путешествие. С нее даже колеса сняли. А затем и старуха сыграла в ящик, поэтому наследнички и расстаются с этой красавицей. Да только они не вчера родились, а зубы у них такие длинные, что они ими могут пол грызть.
Охальник замолчал.
– Ладно, объяви наконец масть! – приказал Эдуар. Маклер вздохнул.
– Они просят пятнадцать лимонов старых франков.
Эдуар молчал. Молчание затягивалось, и в конце концов Охальник не выдержал:
– Что скажешь, парень?
– Я колеблюсь, – ответил Эдуар.
– Вот как?
– Не знаю, что и подумать: или эти люди считают тебя полным дерьмом, или ты считаешь, что я полный идиот. А я не веду никаких дел ни с кретинами, ни с негодяями, так что извини…
И он повесил трубку.
Обернувшись, он заметил присевшего на ступеньку Банана. На его лице читалось глубокое разочарование.
– Не выгорело? – спросил подмастерье.
– Охальник с ума соскочил: он запросил пятнадцать лимонов!
– А разве тачка того не стоит?
– Если я куплю ее за эти бабки, за сколько же я должен буду продать ее?
– Ты прямо швырнул трубку!
– Ты же знаешь, что он обязательно перезвонит!
Действительно, стоило им подняться наверх, как телефон вновь зазвонил: Охальник. Голосок у него был медоточивым, а сам он держался, словно невинный агнец.
– Ты прав, – поспешно сказал он. – Эти сволочи-наследники перегнули палку. Сейчас поеду к ним. За какую цену тебя может заинтересовать эта маленькая принцесса?
– За ее настоящую цену, – проворчал Эдуар. Охальник понял, что настаивать не следует.
– Хочешь расскажу тебе, что со мной приключилось вчера вечером? – начал он, многообещающе хихикая.
– Жду не дождусь, – вздохнул Эдуар, внутренне готовясь выслушать вечную историю о траханье.
– Отправился я в кино «Камео» на порнушку. На подобных сеансах ты высматриваешь одинокую девку, садишься с ней рядом и можешь быть уверен, что дело выгорит, потому что такое кино смотрят только те, кто хочет потрахаться. Я снимаю бабенку, у которой есть за что подержаться, может быть, старовата, но ничего, сойдет. Сразу начинаем лизаться и все такое прочее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56