- Вот ты эту идею и поверти, пока я поговорю с доктором. Во-первых, это нам руки развяжет, наши враги потеряют бдительность, мы выиграем время. Во-вторых, за тобой прекратится охота…
Елена Петровна Сатина набрала дрожащей рукой ноль-два.
- Товарищ дежурный, куда мне позвонить, мой сын не пришел ночевать, я уж по больницам звоню, звоню, может, случилось чего.
- Сюда и звонить. Фамилия, имя, отчество.
- Саша, ой, Турецкий, Александр Борисович.
- Год рождения.
- Тысяча девятьсот пятьдесят девятый.
- Место рождения.
- Здесь он родился. В Москве то есть.
- Ждите, гражданка.
Долго ждать не пришлось, информация подобного рода заносится в компьютер по поступлении.
- С такими данными, гражданка, никаких случаев не зарегистрировано. Есть несколько неизвестных лиц, поступивших в различные лечебные заведения и морги.
- Ой, как это "неизвестных"? Может, это мой Саша, умер, а мы…
И Елена Петровна начала громко всхлипывать в телефон.
- Успокойтесь, гражданка, назовите приметы вашего сына.
- Приметы?… Высокий такой, красивый, спортсмен замечательный…
- Одет во что?
- Одет?! Джинсы синие, рубашка голубая, кеды импортные, старенькие совсем.
- Рост, цвет волос, комплекция.
- Я ж говорю высокий. Вам точно надо? Под метр восемьдесят. Волосы какого цвета… он был раньше совсем светлый, потом потемнел.
На другом конце провода послышался тяжелый вздох и наступило длительное молчание.
- Особые приметы есть?
- Это какие же особые? Родинки, что ли?
- Шрамы есть у него?
- Есть, есть шрамы, работа у него такая. Опасная.
- Это какая же?
- Следователь он, в городской прокуратуре работает. У него на руке шрам, из пистолета в него стреляли, и возле пупка, финкой полоснули.
- Я вам дам номер телефона одной больницы. Записывайте…
Елена Петровна перевела дух и снова сняла трубку.
- Мне ваш телефон в милиции дали, у вас там человек находится, может, это мой сын.
- Фамилия, имя…
- Турецкий, Александр.
- Таких нету.
- В милиции сказали, по приметам сходится.
- А-а, в боксе который, без сознания?
- Это мой сын, наверно. Я сейчас же приеду. Он что в тяжелом состоянии?
- В тяжелом. Приезжайте скорее.
Елена Петровна положила трубку и с тревогой посмотрела на Романову.
- Да не беспокойтесь, Елена Петровна, я с ним полчаса назад разговаривала, и доктор сказал, что ничего страшного нет. Они там в больнице выполняют нами данную инструкцию. Собирайтесь, поедем туда, вам предстоит сыграть роль гораздо более неприятную, чем сейчас по телефону.
- Да, вы мне уже объяснили. Только артистка-то я неважная, да и на сцене последний раз стояла лет двадцать пять тому назад. А в жизни мне играть не приходилось, да еще в такой ситуации.
Турецкий чувствовал себя весьма некомфортно в ожидании предстоящего спектакля, в котором ему самому была отведена роль собственного трупа. По роду службы ему приходилось бывать в моргах гораздо чаще, чем многим другим, и эти посещения не доставляли ему ни малейшего удовольствия. Однако дежурный доктор увлекся сценарием лицедейства с таким рвением, что Турецкий немного успокоился, хотя и заподозрил в докторе скрытого мошенника. Турецкому также грозила перспектива присутствовать через несколько дней на собственных похоронах, но он надеялся, что до этого срока ему со товарищи удастся отложить эту процедуру лет на пятьдесят.
Его начало клонить в сон, но в дверях бокса, куда его перевели полчаса назад, появилась мать с таким естественно-горестным лицом, что сон его испарился в мгновение ока.
Подготовка к представлению началась.
Веселый доктор в дополнение к ранее посланной телефонограмме информировал органы милиции о том, что неизвестный гражданин, доставленный ночью в его отделение больницы дежурным патрулем четвертого отдела ОРУД-ГАИ, скончался в результате травмы, не приходя в сознание. По заявлению гражданки Сатиной Елены Петровны, он оказался следователем Московской городской прокуратуры Турецким Александром Борисовичем.
В момент получения этой информации ответственным дежурным по ГУВД Мосгорисполкома в помещении дежурной части (Петровка, 38) случайно оказался помощник майора Грязнова старший лейтенант милиции Горелик и немедленно выехал в нужном направлении.
О событии также было сообщено по месту работы скончавшегося следователя. Принявший это сообщение следователь Чуркин пришел в неописуемое замешательство, однако, после консультации с заместителем прокурора г. Москвы Амелиным, он прикатил в больницу в сопровождении двух понятых для проведения опознания по всем правилам следственной науки.
К моменту появления этой компании участники операции пришли в состояние полной боевой готовности: Турецкий, получивший инъекцию какого-то чудовищного снадобья, возлежал бездыханный на столе в морге с лицом цвета бледной поганки и начальными признаками трупного окоченения. Елена Петровна неподдельно плакала в приемной, старший лейтенант Горелик с удрученным видом и форменной фуражкой в руке стоял возле дверей морга.
Дежурный доктор Давид Львович просил провести церемонию опознания побыстрее: у него закончилось время дежурства. Педантичный Чуркин кривил рот в усмешке и писал протокол опознания со всеми подробностями. Когда с формальностями было покончено, доктор обратился к Чуркину и не то задал вопрос, не то констатировал факт:
- Я смотрю, вы не очень расстроены потерей коллеги…
- Бывшего, доктор, бывшего. Вы видите перед собой государственного преступника, совершившего побег из следственного изолятора, театрально изрек Чуркин и покинул помещение морга.
С отбытием чуркинской команды исчез из больницы следователь Турецкий, и его место снова занял обыкновенный потерпевший Козлов.
Он очнулся, с приятностью обнаружив себя в теплой постели, потому что от всей процедуры в морге у него осталось лишь одно ощущение жуткого холода. Слева от кровати на штативе болталась капельница, от которой шел резиновый шланг, заканчивающийся введенной в вену иглой. Справа на стуле сидела мать и гладила его по руке. У окна стоял старший лейтенант милиции Горелик. Давид Львович в углу палаты тихо объяснял что-то другому, совсем молодому доктору, тот с интересом косил в сторону больного Козлова и без того раскосыми глазами.
- Со счастливым воскресением, больной, сказал Давид Львович. Вот передаю вас доктору Чену. Сегодня не вставать, часа через два можете поесть, не очень много. Можете почитать протокол, который составил ваш коллега. Доктор положил на тумбочку несколько исписанных аккуратным почерком листков. Вам, Елена Петровна, советую здесь не задерживаться. Так же, как и вам, старлей. Не надо привлекать внимания к персоне товарища Козлова.
Сон долго не шел к Турецкому.
Наконец он понял, что ему было необходимо. Он нащупал свободной правой рукой кнопку звонка над изголовьем кровати и попросил у явившейся на звонок медсестры бумаги и авторучку. После небольшой баталии та согласилась и принесла школьную тетрадь и карандаш. Но в лежачей позиции писать оказалось совсем непросто. Он снова вызвал сестру и попросил придвинуть предназначавшийся для принятия пищи столик. После третьего вызова он завоевал у сестры дополнительную подушку и репутацию беспокойного больного…
Никольский стоял у окна в сад, Брагин мерил нервными шагами кабинет, а Селихов сидел в углу на полукруглом диванчике.
- Как же ты мог совершить такую непростительную ошибку? Никольский резко обернулся к Брагину. Не проследил, что снайпер унес оружие с собой!
- Прежде всего успокойся, зло поморщился Брагин, и повтори еще раз суть твоего разговора с этим Турецким. Он же мог тебя просто на пушку взять.
- Сколько еще повторять! почти закричал Никольский. Тебе мало, что у него на руках твой снайпер? Мало, что он мне назвал не кличку, а твою фамилию?!
- Да уберем мы снайпера! Знать бы только, где он находится. А что ты говоришь про следователя? Может, мы и его?…
- Смысл какой? Ты что думаешь, он один дело ведет? Их же там наверняка целая бригада. Не он, так другой. Только хуже будет, потому что тогда их подозрение сразу перейдет в уверенность.
- Евгений Николаевич, вступил в разговор Селихов, я подумал, что, если у этого нашего следователя имеется жена, или дочь, или еще кто-то из очень дорогих родных, можно было бы ему продиктовать некоторые условия, а? Такие, чтоб его не очень унизили как человека, но утихомирили малость в служебном рвении. А что, все мы, в конце-то концов, человеки.
- Хорошая мысль, подхватил идею Брагин. Женя, ты мне должен показать его.
- А я о другом думал, устало и как-то обреченно вздохнул Никольский. Я думал, что тебе, убрав вот эти все свои хвосты, надо, Валя, на самое глубокое дно залечь, как ты говоришь. И год, а то и два, не высовываться. Место мы найдем. Можешь даже в Штаты слетать, развеяться, а потом отлежаться где-нибудь на Азорах или Канарах. И вообще, я вам скажу честно, устал я, мужики, от этих дел. У меня такое предложение. Следователя я вам, так и быть, покажу. Но номер не должен быть смертельным, чтоб без жертв. Договорились? И на дно.
Слежку за собой Турецкий заметил не сразу. Голова была другим занята, и он в основном, привычно поглядывая в зеркальце собственной машины, тренированным глазом отмечал идущих за ним сзади. Но в последнее время этой машиной чаще пользовалась Ирина для своих разъездов, музыкальных уроков, прочих дамских дел, а Саша гонял на служебной, с Савельичем. Этот хоть и зануда, но все новости знает и с ним не соскучишься.
Вот поэтому и не обратил внимания Турецкий, что за ними почти от самой работы пристроился синий "жигуленок" и никак не хотел отставать. Савельич его заметил давно, но сказал только тогда, когда они на эстакаду въезжали возле "Парка культуры".
- И чего это он привязался? пробурчал себе под нос Савельич.
- Ты про кого, Алексей Савельич? оторвавшись от своих тяжких дум, спросил Саша.
- Да вон синяя "пятерка" на хвосте сидит.
Турецкий обернулся и увидел "Жигули" пятой модели, выскакивающие вслед за их "Волгой" из-за потрепанного, со ржавыми крыльями и мятой правой дверцей "мерседеса". "Жигуленок" ловко пристроился сзади, в машине Саша разглядел двоих. Ну вот и началось! А то что-то давно уже никаких ковбойских номеров не доводилось выкидывать.
- Алексей Савельич, знаешь что, выкинь-ка ты меня на правой стороне, у "Азербайджана", я перебегу через дорогу в неположенном месте, а ты постой и посмотри, кто рванет за мной. Лады?
- Приключений на жопу ищем, довольно проворчал Савельич. Ну давай…
Он не стал делать крюк на Третьей Фрунзенской, чтобы выезжать потом на набережную, а проскочил чуть дальше и резко затормозил у "Радиотоваров". Саша мигом выскочил и, махнув рукой Савельичу, нагло попер через проспект, плюя на сигналы автомобилей. Заскочив в большой двор "красного дома", как он называл это здание с хорошей булочной на первом этаже, где всегда можно выпить чашку приличного кофе с булочкой, Саша забежал в первый же подъезд и стал ждать, поглядывая туда, откуда только что прибежал.
Вскоре во двор вошел гуляющей такой походочкой парень лет двадцати с небольшим, неброский, серенький, сел на лавочку возле детской песочницы и, закурив, стал осматриваться.
Саша поглядел на него и понял, что можно попробовать. Достав пачку, он вышел из подъезда, демонстративно хлопнув дверью, чем сразу привлек внимание парня. И заметил, как тот будто подобрался для прыжка. Достав сигарету, Саша похлопал себя по карманам и независимой походкой пошел к парню. Тот явно насторожился. Подойдя почти вплотную, Саша попросил огоньку. Парень, сощурившись и пристально глядя на него, протянул свою сигарету.
Затянувшись, Саша посмотрел на парня с интересом, отпечатывая в памяти его "портрет", и спросил небрежно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74