Пустил двигатель и посмотрел на часы. Долго ждать ему не пришлось: в салон сели два молодых человека. Один положил на колени водителю коричневую канцелярскую папку. Второй — черную коробочку портативного переговорника. Возле инициалов К.С.П. расплывалась маленькая алая клякса. Минуту назад ее не было.
— Ну? — сказал водитель.
— Как договаривались — перелом челюсти. И правой руки. Выступать не сможет долго. Взяли бумажник… чистое ограбление.
— Разбой, мудак, — ответил водитель неохотно.
— Какая на хер разница? — оскалился его собеседник.
— Если менты повяжут — быстро поймешь. Ладно, вот ваши двести баксов и — гуд бай. Если будете трепаться — яйца оборву обоим.
— Может, до метро подкинешь?
— Перебьешься, баклан. Мне не звонить. Понадобитесь — сам найду.
Молодые подонки выбрались из салона, а официант элитного клуба «Золотой миллиард» отправился на работу. Иногда он брезгливо косился на красную кляксу рядом с буквами К.С.П.
Вечером папка легла на стол народного избранника Сергея Павловича Короткова.
* * *
Ваську Ливера установили сразу, но взяли несколько позже. Когда за ним приехали, Васьки не оказалось дома. Оперативники испытали очень нехорошее чувство… Цепочка-то вырисовывалась мерзкая: в самом начале был легко установлен сбытчик тротила Колесник. Скрылся за несколько минут до задержания. Был вычислен организатор ОПГ Фридман — скрылся, оставив в своей квартире страшный сюрприз. Был вычислен и скрылся Воробьев вместе со своей любовницей. И наконец, очень странно пропал Геннадий Фиников. Двигатель его автомобиля был еще горячим… Теперь — Ливер?
Объем проводимых по делу оперативно-розыскных мероприятий был поистине беспрецедентным. И тем не менее реальных результатов все еще не было. Криминальная практика знает массу таких случаев, но в основном они касаются розыска одиночек, о которых мало — или вовсе нет — информации. Терминатор организовал банду, на языке оперативников — ОПГ. Следствие располагало уже достаточно большим количеством сведений о членах банды, огромном объеме прямых или косвенных улик… и полным отсутствием задержанных. Весь улов состоял из парочки наркоманов-грабителей и одного браконьера, за которым тянулся кровавый след. Но к делу Терминатора все это никакого отношения не имело.
Ливер нарисовался минут сорок спустя. Он, после расставания с Генкой, пошел к знакомому барыге за анашой. И сейчас возвращался на хату. Побрякивали в полиэтиленовом пакете бутылки с пивом. В носках были спрятаны два хороших косячка. Жизнь — если с умом ее жрать — не такая уж и хреновая штуковина. Шел Вася Ливер домой и совершенно не догадывался, что через пару минут он будет думать совершенно по-другому.
У своего подъезда Ливер позыркал глазами по сторонам, ничего подозрительного не увидел и шмыгнул внутрь. Даже если бы Васька смотрел в четыре глаза, он бы все равно не увидел людей в «газели» с тонированными стеклами. А вот они Ливера засекли вмиг. И сообщили в квартиру, где его тоже с нетерпением ждали.
Васька открыл дверь сам, прошел в темную и запущенную прихожую. В двухкомнатной коммуналке он занимал одну комнату, во второй жила семидесятилетняя одинокая пенсионерка, запуганная Васькой до предела. Не разуваясь, не снимая грязных ботинок, Ливер подошел к своей двери. Когда он хотел вставить ключ в замок, дверь внезапно распахнулась, и сильные руки быстро рванули Ваську внутрь. Вспыхнул свет.
— Гражданин Лавров Василий Васильевич? — услышал Ливер знакомые слова, произнесенные с очень знакомой интонацией. Но что-то в ней было и необычное, не ментовское.
* * *
«Москвич» довольно быстро катил по грунтовке. Фары выхватывали из темноты стволы деревьев, растущих у дороги. Финт время от времени предупреждал о поворотах или ямах. Впрочем, дорога в Ад была вполне приличной по российским меркам.
— Мишка, за нами, кажется, кто-то едет, — сказал Птица с заднего сиденья.
— Нет, не кажется, — отозвался Гурецкий. — Думаешь, хвост?
— Не знаю… но не мешает проверить.
— Сделаем. Эй, брат, — обратился Мишка к Финту, — есть здесь неподалеку куда свернуть?
— Есть даже лучший вариант, — с готовностью ответил Финт. — Метрах в трехстах впереди сохранился финский капонир прямо у дороги. С дороги его не видно, ельник мешает. А машину туда загнать — самое то. Лишь бы не проскочить в темноте-то.
— Ты уж постарайся, — сказал Гурецкий. Финт прилип к стеклу, всматриваясь в мешанину кустов и деревьев, мелькающих в желтом свете фар.
— Вот он… впереди, справа, — сказал он через полминуты.
Гурецкий резко вывернул руль, машина съехала с грунтовки и нырнула в темный провал за густым ельником. «Москвич» почти уперся радиатором в усыпанный хвоей и листьями противоположный откос. Мишка быстро выключил двигатель и габариты. Мгновенно навалилась тишина и темнота, как будто кто-то набросил на Землю гигантское черное покрывало, как набрасывают его на клетку с надоевшим, вечно орущим попугаем.
Но уже спустя несколько секунд морпехи уловили слабый звук двигателя, а вскоре мимо них проехал «жигуль», подсвечивая себе дорогу одними габаритами. Морпехи переглянулись. В полной темноте они не могли видеть друг друга, но каждый чувствовал на себе взгляд другого. Скорее всего, это был хвост.
А спустя еще секунд двадцать мимо проехал второй автомобиль. Он двигался точно так же — на одних габаритах, крадучись.
Всякие сомнения отпали — за ними двигался хвост. По всей видимости, служба наружного наблюдения ФСБ. Это сильно меняло дело. Темнота в салоне «москвича» сгустилась до состояния физически ощутимой плотности. Такое чувство бывает в тропиках, когда кажется, что тонешь в густом, вязком и жарком желудке ночи.
* * *
Василия Васильевича Лаврова арестовывали четыре раза. Дважды это заканчивалось приговором народного суда. Потом наступила демократия, жить стало лучше, жить стало веселей. Но не для всех, а для публики строго определенного сорта: для воров, взяточников, предателей, крупной и мелкой сволочи. Васька Ливер относился к низшей касте уголовного мира. Были за ним не только кражи и грабежи. Были и убийства. Но не это определяет вес в криминальной среде.
Как бы там ни было, опыт у Ливера имелся. Васька лихорадочно соображал, за что его взяли. Кастет в кармане и анаша в носках, — тоже, конечно, хреново. Хуже, если всплыли какие-то старые дела. О том, что его повязали в связи с установкой зарядов, он даже не мог подумать. Тем более что с момента установки последнего прошло всего полтора часа.
Васька соображал, на чем мог погореть и как себя вести. При хреновых раскладах был у него хороший козырь — медицинская справка с диагнозом «истерия». И в подтверждение справкам рассказы об алкоголизме родителей, травмах головного мозга. А самый козырный туз — это инсценировка эпилептического припадка со всеми атрибутами: судорогами, пеной изо рта, потерей сознания. Пока Ливер прикидывал, не запустить ли туза козырного в дело прямо сейчас, прозвучало вдруг слово — ФСБ. И Ваське стало страшно. У хозяина про комитетских разные слухи ходили. Один другого страшнее. Ну, про пытки само собой… Ишь удивили! Будто в ментовке только по голове гладят? Про урановые рудники… тоже не сильно страшно зэку, который прошел не одну зону, карцеры, голодовки.
А вот разговоры про то, как чекисты раскалывают человека до самой жопы, да так, что сам не захочешь ничего утаить, все вспомнишь, все расскажешь и наизнанку вывернешься, сильно Ливера пугали. Было, было, что скрывать-то. Дела были расстрельные. И, хоть сейчас не стреляют, от чеки всего можно ждать. Воры говорили: один укол — и самый стойкий зэк в момент барабанить начинает. Сыворотка правды называется.
На грязной клеенке, покрывающей стол, лежала автомобильная аптечка. Ливер не мог знать, что за десять минут до его задержания ребята срочно отправили в больницу майора Рощина. Сергей Владимирович держался из последних сил… В какой-то момент он вдруг покачнулся и начал валиться набок. Тогда-то и появилась эта аптечка.
Наркоман, грабитель, убийца и насильник Васька Ливер смотрел на красный крест в центре белого круга. Мысли скакали, путались. Наталья назвала его про себя отморозком. Верно назвала. Ничего человеческого в Ваське уже не осталось. Он не боялся ударить, искалечить, убить. В каком-то смысле Васька был даже страшнее Колесника или Дуче. За его душегубством не стояло никаких эмоций. Не было ни ненависти, такой, как у Дуче, ни похоти, такой, как у Колесника. Ничего не было, ничего.
Он мог убить просто так, чтобы добыть еды или выпивки. Или денег на еду, выпивку, анашу. Но сам-то он смерти боялся.
Как зачарованный, Ливер смотрел на красный крест. ФСБ… сыворотка правды… урановые лагеря… или пуля в затылок. ЧК!
— Колоть будете? — хрипло спросил он, не отрывая взгляда от аптечки.
— Что? — удивился крепкий, коротко стриженный мужик лет тридцати.
Он проследил направление взгляда Васьки и быстро сообразил, что к чему.
— Конечно, будем. Двойную дозу.
— Не надо, сам все расскажу, начальник.
* * *
— Я их потеряла, шеф, — сказала Лариса. Голос звучал откровенно огорченно. Два автомобиля с выключенным наружным освещением стояли рядом. Шалимов и Лариса курили возле машины. Свежий воздух бодрил, в прорехах облачности сияли крупные звезды.
— Нет, Лариса, не ты их потеряла… Просто это они тебя обнаружили.
— Важен конечный результат. Так, шеф?
Штирлиц господина Короткова усмехнулся. Важнее всего остаться в живых, подумал он, но вслух сказал другое:
— Результат был предопределен. Я что-то никогда не слышал о результативном наблюдении в глухом ночном лесу… я имею в виду — с колес. Не бери в голову. Если бы не Большой Папа… А у него заскок — дайте мне Семена и все! Приходится изображать чумовую активность.
— Вам не кажется, шеф, что в этом деле…
— Нет, не кажется… Мне, Лара, не кажется я уверен.
Они помолчали. Дело, действительно, было с очень нехорошим душком. Специфика работы частенько заставляла их пренебрегать этическими нормами. И это, пожалуй, самая мягкая формулировка. Но «Дело Фридмана» даже на общем темном фоне выглядело черной дырой. И внутри этой дыры уже погиб их коллега.
Профессия Ларисы и Шалимова изначально предполагала изрядную долю цинизма. Но сейчас обстановка располагала к некоторой расслабленности и сентиментальности. Петрович вспоминался не как довольно-таки желчный мужик, а как товарищ. Может быть, именно в память о нем сияли эти звезды. А у него даже не будет могилы.
Ну, ты раскис, геноссе Штирлиц, сказал сам себе Шалимов. Он отшвырнул окурок и сказал:
— Ладно, Лара, поехали… Эти ребята где-то здесь. И они мне не очень сильно нравятся. А отчет Папе мы вместе напишем… и все путем объясним. Не робей, прорвемся.
Штирлиц говорил спокойно, уверенно. Но сам не очень-то себе верил.
* * *
Когда спустя минут двадцать оба «жигуленка» проехали мимо капонира в обратном направлении, морпехи все еще обдумывали сложившееся положение. Комитетская разведка просто так не уйдет! Вывод напрашивался простой: комитетчики заподозрили, что их засекли и сняли наблюдение. Значит, они обложат весь район, чтобы взять объект на выходе.
Был и другой вариант: дачку уже вычислили и сопровождать объект нет необходимости, сами объявятся. Место встречи, так сказать, изменить нельзя. Думать об этом не хотелось. Не думать было нельзя.
— Ладно, Сохатый, спасибо за все, — сказал Птица. — Дальше я сам.
— Глупо, Пернатый… Если фазенду обложили комитетчики, они задействовали «Град». Одному там делать нечего. А Наталья уже в безопасности.
— Если там «Град», то и вдвоем делать нечего. — Птица помолчал. — Спасибо за все. Если чего… Наташке помоги, беременная она.
Гурецкий молчал. На него навалилась страшная тяжесть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61