Важно другое. Эти люди уверены, что тот бедняга перед смертью успел тебе что-то сказать.
Джайлз хохотнул:
— Готов поспорить, это вы с Вилли уволокли сейф. Меня не проведешь. — Он нахмурился. — Какой бедняга?
— Помнишь того парня в Калимбе? Которого пытали. Он тебе ничего не сказал? Попробуй припомнить.
— Тут и припоминать нечего. Он ничего мне не говорил, — Джайлз вернул карту Вилли.
— Он так и не пришел в сознание? — спросила Модести.
— Он то приходил в сознание, то снова отключался. Когда он приходил в себя, начинал нести какой-то вздор…
— Значит, он все-таки что-то говорил?
— Нет, мне он ничего не говорил. Он просто бредил.
— Хорошо, а что он говорил в бреду?
— Я не понял. Он ведь говорил на своем родном языке, который мне неизвестен. Господи, Модести, я уже все тебе рассказал.
— Наверное, — она приложила руку ко лбу. — Просто я стала все забывать. А на каком языке он говорил?
— Не по-французски, не по-немецки, не по-испански и не по-итальянски. Я сам не говорю на этих языках, но узнал бы их. Это был белый, европеец…
— Что ж, таких всего несколько сот миллионов, — сказала Модести.
— Ладно, забудем об этом, — подал голос Вилли. — А ну-ка, Джайлз, попробуй подтянуться до подбородка.
Тарранта удивило это предложение. Ему показалось, что и на лице Модести мелькнуло изумление. Но Пеннифезер проворно стащил свой свитер, шагнул к перекладине, споткнулся о трос крепления и ухватился руками за металлическую трубу. Затем, неистово болтая ногами, стал подтягиваться, но смог подняться лишь на несколько дюймов.
— Ну-ка сосредоточься, — командовал Вилли. — Ты способен на большее. И не сучи так ногами! Вложи все силы в мускулы рук.
— Ладно, — выдохнул Пеннифезер, попытался еще раз и чуть было не коснулся перекладины подбородком.
— А ну-ка еще разочек, — сказал Вилли. — И подумай том парне. Если его пытали, ты, наверное, заставил его попрыгать, когда стал чистить ему раны.
— Было такое, — кивнул Пеннифезер, глядя на перекладину со свирепой сосредоточенностью.
— Дыши ровнее, Джайлз, накачивай мускулатуру… ну, что он все-таки тогда нес?
— Он повторял «нет, нет», — Пеннифезер вдруг сделал усилие, достал подбородком перекладину, поднялся даже чуть выше, сказал: «Надо же!», но тут силы покинули его, и он стукнулся подбородком о металл и грохнулся оземь. Лежа на полу и потирая ушибленный подбородок, он уставился на Вилли и сказал: — Господи, он говорил «нет, нет». Наверное, он был русским.
— Молодец, Вилли, — сказала Модести.
Таррант был полностью с ней согласен. Вилли действительно проявил себя как блестящий психолог, сумев заставить заработать подсознание доктора Пеннифезера. Доктор жил настоящим и быстро забывал все, что не имело отношения к текущему моменту.
— Русский, — произнес Таррант. — Что ж, все равно поле поиска остается широким. Но у меня есть одна идея. Может, конечно, и она заведет в тупик, но все же… Несколько месяцев назад из России сбежал некто Новиков, специалист по космической съемке. Французы предоставили убежище ему и его жене. Не знаю уж, где они там устроились, но несколько недель спустя Новиков тихо покинул Францию. — Таррант посмотрел на Модести. — Наш друг Рене Вобуа из Второго отдела, конечно же, посвятит вас в детали. Он ведь ваш должник.
Модести стояла, обхватив себя за локти, чуть наклонив голову набок, и смотрела в пол. Тарранту была хорошо знакома такая поза. Данные отличались скудостью, но интуиция работала вовсю. Это все равно что муга, вдруг подумал Таррант, только на другом уровне. Она занимается подсчетами, вычислениями, строит гипотезы, которые не очень связаны с логикой, но в конечном счете оказываются справедливыми.
— Спутниковая съемка, — медленно произнесла она. — Карта и координатная сетка… Да, похоже, вы точно опознали покойника, сэр Джеральд.
Пеннифезер, сидевший на мате и погруженный в свои собственные раздумья, вдруг подал голос:
— Интересно, что означает «сорок два»?
Какое-то время ответом ему было молчание, потом Вилли сказал:
— Ну-ка еще разок, Джайлз?
— Сорок-два-сто-один, сорок-два-сто-один, — стал произносить нараспев Пеннифезер. — Это и повторял тот парень. Внезапно вспомнил… Как странно. Я провел с ним всю ночь, и он чуть не свел меня с ума — повторял как заведенный: «сорок-два-сто-один». Господи, как же я это смог позабыть?
Модести не пошевелилась, только чуть повернула голову, и в лице ее Таррант заметил признаки возбуждения.
— Вилли, по-русски это какие-то числа? — спросила она.
— Вроде бы. По-русски я умею считать до десяти, но «два» — это двойка.
Таррант несколько раз повторил слова себе под нос, потом сказал:
— Если разрешите воспользоваться телефоном, то я, возможно, сумею удовлетворить ваше любопытство.
— Милости прошу, сэр Джи. Телефон в мастерской, — сказал Вилли.
Таррант удалился, а Модести подошла к сидевшему на мате Пеннифезеру, легонько подтолкнула его ногой и сказала:
— Вставай, Джайлз. — Когда он поднялся, она обняла его за шею и произнесла очень серьезным тоном. — А теперь тебе пора уезжать. Мне этого совершенно не хочется, но у меня возникло предчувствие, что нас с Вилли ожидает одно небольшое приключение. Причем такое, где тебя могут сильно ушибить. Или вообще отправить на тот свет, если зазеваешься.
— Вы собираетесь на дело? Хотите сразиться с теми типами?
— Возможно. Мы сами ничего не собирались предпринимать, но похоже, как это постоянно с нами случается, обстоятельства подталкивают нас. Поэтому тебе лучше уехать.
— Мне вообще-то ехать некуда.
— Ну, тут можно что-то придумать.
— Спасибо, но ничего из этого не выйдет, — в его голосе зазвучали упрямые нотки.
— Будь же благоразумен!
— Я вполне благоразумен. По-моему, неправильно бежать от того, что тебя пугает — будь то операция, которую ты до этого не делал, или какие-то подонки, вроде тех, что пытали того парня. Нет, такое отношение к жизни не по мне. И если им дать понять, что их боятся, они станут еще наглее.
Из мастерской вышел Таррант и остановился, устремив взгляд на Пеннифезера в объятьях Модести. Он услышал последние слова доктора. Они могли показаться банальными и напыщенными, но в его устах обретали какой-то настоящий смысл. Он говорил то, что думал, причем все это звучало естественно, без какой-то особой серьезности.
— Я хочу сказать, — продолжал он, — что ты имеешь все основания выселить меня из пентхауза. И если какая-то миссионерская организация предложит мне поработать в Тимбукту, я обязательно соглашусь. Но я не собираюсь исчезать только потому, что какие-то бандиты могут меня обидеть, если я не пожелаю изменить свою жизнь. Господи, Модести, если пойти по этому пути, то нами начнут править жуткие мерзавцы. Вроде мафии…
Не разжимая объятий, Модести задумчиво посмотрела на него и произнесла совершенно серьезным тоном:
— А главное, что будет делать бедняжка миссис Леггет с камнями в желчном пузыре?
— Я как раз и хотел это сказать…
— Господи, как трудно с тобой спорить, — вздохнула Модести. — Беда в том, что ты в общем-то прав. Но такие, как ты, не готовы противостоять таким, как Брунель. А значит, тебе надо отойти в сторонку.
— Я не собираюсь никому противостоять, — упрямо отозвался Пеннифезер. — Просто удирать в кусты я не собираюсь.
— Порой ты делаешься таким упрямым, что хочется тебя стукнуть, — сказала Модести и поцеловала его в щеку, а потом убрала руки и повернулась к Тарранту. — Ну что, сэр Джеральд, есть перевод?
— Да, это русские числительные — 42 и 101. Если исходить из традиционной системы координат, сорок два — это по горизонтали, а сто один по вертикали.
— Ну-ка поглядим…
Между тем Пеннифезер стал карабкаться по канату, который свисал с потолка. Вилли расстелил карту на шкафчике, а сверху наложил координатную сетку. Искомая точка оказалась в Руанде, примерно в двадцати пяти милях к западу от границы с Танзанией. Вилли сказал:
— Ну что ж, у нас имеется всего-навсего точка на карте. Неужели нужно дожидаться джинна из бутылки, который любезно согласится выполнить три наших желания?
— Думаю, мы обойдемся без джинна, — сказал Таррант. — Я свяжусь с нашим отделом картографии и попрошу их дать справку насчет того, что это за местность. Если наши догадки справедливы, там должно быть нечто, различимое при космической съемке.
— Давайте, — кивнула Модести. — Вряд ли, конечно, обычные карты тут нам как-то могут помочь, но все равно полезно иметь заключение геодезистов.
Пять минут спустя, с неохотой отклонив приглашение остаться на ленч, Таррант стал прощаться. Уже в дверях, когда Модести подавала ему пальто, он посмотрел в зал и увидел, как Пеннифезер, попытавшийся проделать какой-то фортель с дубинкой, нанес себе удар по лодыжке. Таррант поморщился. Ему стало не по себе при мысли о том, что Пеннифезер может оказаться на руках у Модести с Вилли, если им придется еще раз столкнуться с Брунелем и его людьми.
Модести, похоже, заметила его мину, потому что посмотрела на него с легким вызовом и тихо произнесла:
— Только, пожалуйста, не спрашивайте, что я в нем нашла.
— Милая Модести, я знаю, что несколько раз чуть было не довел вас до погибели, но согласитесь, что бестактность — не мой порок.
— Извините, — улыбнулась Модести и добавила: — У меня, наверное, на его счет пунктик. Но не делайте скороспелых выводов. Вы не видели Джайлза в его родной стихии. Он не в своей тарелке в обществе таких, как мы. Крутых и жестких. Но если бы вы видели, как он делал кесарево сечение умирающей африканке на полу хижины при свете керосиновой лампы…
— Кошмар, — улыбнулся Таррант и с жаром добавил: — У меня самого есть недостатки, так что я, пожалуй, вам поверю на слово.
Зазвонил телефон в мастерской, и Модести сказала:
— Погодите, вдруг вас.
Минуту спустя из мастерской появился Вилли. Вид у него был озадаченный.
— Звонил Венг, Принцесса, — сказал он. — По его словам, пять минут назад в пентхауз позвонил человек по имени Брунель и попросил тебя принять его сегодня в половине седьмого. Венг обещал связаться с тобой и передать просьбу.
— Что ж, это может быть любопытно, — медленно произнесла Модести. — Ты велел Венгу сказать «да»?
— Конечно.
— Но разумно ли это? — подал голос Таррант.
Вилли пожал плечами.
— Я так долго работал на Принцессу, что обычно знаю, что она скажет, без лишних вопросов.
— Если Брунель хочет потолковать со мной, нет смысла отказываться, — сказала Модести. — Мы можем узнать что-то новое и не выдавать ему наши маленькие тайны. Что, собственно, мы можем потерять от такой встречи?
— Разве что головы, — мрачно произнес Таррант. — Брунель понес серьезные убытки, а он не из тех, кто легко смиряется с поражением. Так что будьте особо бдительны.
Глава 6
В шесть пятнадцать вечера Модести сидела в своей спальне, где все было бледно-зеленых и серебристых тонов с добавлением слоновой кости, и поправляла выбившуюся прядь. На ней был черный брючный костюм с желтой кофточкой-джерси.
Из ванной возник Пеннифезер, надевая на ходу темно-синий свитер-водолазку.
— Ты отлично выглядишь, Модести, — громко произнес он.
— Спасибо, Джайлз, — отозвалась она. — Но учти: пока здесь Брунель, не мешайся под ногами. Можешь пойти в мою мастерскую и поиграть там, только не трогай изумруд…
— Почему ты хочешь меня спрятать?
— Потому что это не твой спектакль, милый.
Он рассмеялся, провел рукой по своему ежику и сказал:
— Иногда ты обращаешься со мной, как с ребенком.
— Ну что ты, — сказала она, взяв его за руки и глядя в глаза. — Впрочем, иногда я действительно обращаюсь с тобой, как с Кандидом, но ты ведь в каком-то смысле и есть Кандид. И потому мне и нравишься. Я же хитрая, безжалостная, коварная стерва, но с этим уже ничего не поделать. Иначе меня давно уже не было бы в живых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Джайлз хохотнул:
— Готов поспорить, это вы с Вилли уволокли сейф. Меня не проведешь. — Он нахмурился. — Какой бедняга?
— Помнишь того парня в Калимбе? Которого пытали. Он тебе ничего не сказал? Попробуй припомнить.
— Тут и припоминать нечего. Он ничего мне не говорил, — Джайлз вернул карту Вилли.
— Он так и не пришел в сознание? — спросила Модести.
— Он то приходил в сознание, то снова отключался. Когда он приходил в себя, начинал нести какой-то вздор…
— Значит, он все-таки что-то говорил?
— Нет, мне он ничего не говорил. Он просто бредил.
— Хорошо, а что он говорил в бреду?
— Я не понял. Он ведь говорил на своем родном языке, который мне неизвестен. Господи, Модести, я уже все тебе рассказал.
— Наверное, — она приложила руку ко лбу. — Просто я стала все забывать. А на каком языке он говорил?
— Не по-французски, не по-немецки, не по-испански и не по-итальянски. Я сам не говорю на этих языках, но узнал бы их. Это был белый, европеец…
— Что ж, таких всего несколько сот миллионов, — сказала Модести.
— Ладно, забудем об этом, — подал голос Вилли. — А ну-ка, Джайлз, попробуй подтянуться до подбородка.
Тарранта удивило это предложение. Ему показалось, что и на лице Модести мелькнуло изумление. Но Пеннифезер проворно стащил свой свитер, шагнул к перекладине, споткнулся о трос крепления и ухватился руками за металлическую трубу. Затем, неистово болтая ногами, стал подтягиваться, но смог подняться лишь на несколько дюймов.
— Ну-ка сосредоточься, — командовал Вилли. — Ты способен на большее. И не сучи так ногами! Вложи все силы в мускулы рук.
— Ладно, — выдохнул Пеннифезер, попытался еще раз и чуть было не коснулся перекладины подбородком.
— А ну-ка еще разочек, — сказал Вилли. — И подумай том парне. Если его пытали, ты, наверное, заставил его попрыгать, когда стал чистить ему раны.
— Было такое, — кивнул Пеннифезер, глядя на перекладину со свирепой сосредоточенностью.
— Дыши ровнее, Джайлз, накачивай мускулатуру… ну, что он все-таки тогда нес?
— Он повторял «нет, нет», — Пеннифезер вдруг сделал усилие, достал подбородком перекладину, поднялся даже чуть выше, сказал: «Надо же!», но тут силы покинули его, и он стукнулся подбородком о металл и грохнулся оземь. Лежа на полу и потирая ушибленный подбородок, он уставился на Вилли и сказал: — Господи, он говорил «нет, нет». Наверное, он был русским.
— Молодец, Вилли, — сказала Модести.
Таррант был полностью с ней согласен. Вилли действительно проявил себя как блестящий психолог, сумев заставить заработать подсознание доктора Пеннифезера. Доктор жил настоящим и быстро забывал все, что не имело отношения к текущему моменту.
— Русский, — произнес Таррант. — Что ж, все равно поле поиска остается широким. Но у меня есть одна идея. Может, конечно, и она заведет в тупик, но все же… Несколько месяцев назад из России сбежал некто Новиков, специалист по космической съемке. Французы предоставили убежище ему и его жене. Не знаю уж, где они там устроились, но несколько недель спустя Новиков тихо покинул Францию. — Таррант посмотрел на Модести. — Наш друг Рене Вобуа из Второго отдела, конечно же, посвятит вас в детали. Он ведь ваш должник.
Модести стояла, обхватив себя за локти, чуть наклонив голову набок, и смотрела в пол. Тарранту была хорошо знакома такая поза. Данные отличались скудостью, но интуиция работала вовсю. Это все равно что муга, вдруг подумал Таррант, только на другом уровне. Она занимается подсчетами, вычислениями, строит гипотезы, которые не очень связаны с логикой, но в конечном счете оказываются справедливыми.
— Спутниковая съемка, — медленно произнесла она. — Карта и координатная сетка… Да, похоже, вы точно опознали покойника, сэр Джеральд.
Пеннифезер, сидевший на мате и погруженный в свои собственные раздумья, вдруг подал голос:
— Интересно, что означает «сорок два»?
Какое-то время ответом ему было молчание, потом Вилли сказал:
— Ну-ка еще разок, Джайлз?
— Сорок-два-сто-один, сорок-два-сто-один, — стал произносить нараспев Пеннифезер. — Это и повторял тот парень. Внезапно вспомнил… Как странно. Я провел с ним всю ночь, и он чуть не свел меня с ума — повторял как заведенный: «сорок-два-сто-один». Господи, как же я это смог позабыть?
Модести не пошевелилась, только чуть повернула голову, и в лице ее Таррант заметил признаки возбуждения.
— Вилли, по-русски это какие-то числа? — спросила она.
— Вроде бы. По-русски я умею считать до десяти, но «два» — это двойка.
Таррант несколько раз повторил слова себе под нос, потом сказал:
— Если разрешите воспользоваться телефоном, то я, возможно, сумею удовлетворить ваше любопытство.
— Милости прошу, сэр Джи. Телефон в мастерской, — сказал Вилли.
Таррант удалился, а Модести подошла к сидевшему на мате Пеннифезеру, легонько подтолкнула его ногой и сказала:
— Вставай, Джайлз. — Когда он поднялся, она обняла его за шею и произнесла очень серьезным тоном. — А теперь тебе пора уезжать. Мне этого совершенно не хочется, но у меня возникло предчувствие, что нас с Вилли ожидает одно небольшое приключение. Причем такое, где тебя могут сильно ушибить. Или вообще отправить на тот свет, если зазеваешься.
— Вы собираетесь на дело? Хотите сразиться с теми типами?
— Возможно. Мы сами ничего не собирались предпринимать, но похоже, как это постоянно с нами случается, обстоятельства подталкивают нас. Поэтому тебе лучше уехать.
— Мне вообще-то ехать некуда.
— Ну, тут можно что-то придумать.
— Спасибо, но ничего из этого не выйдет, — в его голосе зазвучали упрямые нотки.
— Будь же благоразумен!
— Я вполне благоразумен. По-моему, неправильно бежать от того, что тебя пугает — будь то операция, которую ты до этого не делал, или какие-то подонки, вроде тех, что пытали того парня. Нет, такое отношение к жизни не по мне. И если им дать понять, что их боятся, они станут еще наглее.
Из мастерской вышел Таррант и остановился, устремив взгляд на Пеннифезера в объятьях Модести. Он услышал последние слова доктора. Они могли показаться банальными и напыщенными, но в его устах обретали какой-то настоящий смысл. Он говорил то, что думал, причем все это звучало естественно, без какой-то особой серьезности.
— Я хочу сказать, — продолжал он, — что ты имеешь все основания выселить меня из пентхауза. И если какая-то миссионерская организация предложит мне поработать в Тимбукту, я обязательно соглашусь. Но я не собираюсь исчезать только потому, что какие-то бандиты могут меня обидеть, если я не пожелаю изменить свою жизнь. Господи, Модести, если пойти по этому пути, то нами начнут править жуткие мерзавцы. Вроде мафии…
Не разжимая объятий, Модести задумчиво посмотрела на него и произнесла совершенно серьезным тоном:
— А главное, что будет делать бедняжка миссис Леггет с камнями в желчном пузыре?
— Я как раз и хотел это сказать…
— Господи, как трудно с тобой спорить, — вздохнула Модести. — Беда в том, что ты в общем-то прав. Но такие, как ты, не готовы противостоять таким, как Брунель. А значит, тебе надо отойти в сторонку.
— Я не собираюсь никому противостоять, — упрямо отозвался Пеннифезер. — Просто удирать в кусты я не собираюсь.
— Порой ты делаешься таким упрямым, что хочется тебя стукнуть, — сказала Модести и поцеловала его в щеку, а потом убрала руки и повернулась к Тарранту. — Ну что, сэр Джеральд, есть перевод?
— Да, это русские числительные — 42 и 101. Если исходить из традиционной системы координат, сорок два — это по горизонтали, а сто один по вертикали.
— Ну-ка поглядим…
Между тем Пеннифезер стал карабкаться по канату, который свисал с потолка. Вилли расстелил карту на шкафчике, а сверху наложил координатную сетку. Искомая точка оказалась в Руанде, примерно в двадцати пяти милях к западу от границы с Танзанией. Вилли сказал:
— Ну что ж, у нас имеется всего-навсего точка на карте. Неужели нужно дожидаться джинна из бутылки, который любезно согласится выполнить три наших желания?
— Думаю, мы обойдемся без джинна, — сказал Таррант. — Я свяжусь с нашим отделом картографии и попрошу их дать справку насчет того, что это за местность. Если наши догадки справедливы, там должно быть нечто, различимое при космической съемке.
— Давайте, — кивнула Модести. — Вряд ли, конечно, обычные карты тут нам как-то могут помочь, но все равно полезно иметь заключение геодезистов.
Пять минут спустя, с неохотой отклонив приглашение остаться на ленч, Таррант стал прощаться. Уже в дверях, когда Модести подавала ему пальто, он посмотрел в зал и увидел, как Пеннифезер, попытавшийся проделать какой-то фортель с дубинкой, нанес себе удар по лодыжке. Таррант поморщился. Ему стало не по себе при мысли о том, что Пеннифезер может оказаться на руках у Модести с Вилли, если им придется еще раз столкнуться с Брунелем и его людьми.
Модести, похоже, заметила его мину, потому что посмотрела на него с легким вызовом и тихо произнесла:
— Только, пожалуйста, не спрашивайте, что я в нем нашла.
— Милая Модести, я знаю, что несколько раз чуть было не довел вас до погибели, но согласитесь, что бестактность — не мой порок.
— Извините, — улыбнулась Модести и добавила: — У меня, наверное, на его счет пунктик. Но не делайте скороспелых выводов. Вы не видели Джайлза в его родной стихии. Он не в своей тарелке в обществе таких, как мы. Крутых и жестких. Но если бы вы видели, как он делал кесарево сечение умирающей африканке на полу хижины при свете керосиновой лампы…
— Кошмар, — улыбнулся Таррант и с жаром добавил: — У меня самого есть недостатки, так что я, пожалуй, вам поверю на слово.
Зазвонил телефон в мастерской, и Модести сказала:
— Погодите, вдруг вас.
Минуту спустя из мастерской появился Вилли. Вид у него был озадаченный.
— Звонил Венг, Принцесса, — сказал он. — По его словам, пять минут назад в пентхауз позвонил человек по имени Брунель и попросил тебя принять его сегодня в половине седьмого. Венг обещал связаться с тобой и передать просьбу.
— Что ж, это может быть любопытно, — медленно произнесла Модести. — Ты велел Венгу сказать «да»?
— Конечно.
— Но разумно ли это? — подал голос Таррант.
Вилли пожал плечами.
— Я так долго работал на Принцессу, что обычно знаю, что она скажет, без лишних вопросов.
— Если Брунель хочет потолковать со мной, нет смысла отказываться, — сказала Модести. — Мы можем узнать что-то новое и не выдавать ему наши маленькие тайны. Что, собственно, мы можем потерять от такой встречи?
— Разве что головы, — мрачно произнес Таррант. — Брунель понес серьезные убытки, а он не из тех, кто легко смиряется с поражением. Так что будьте особо бдительны.
Глава 6
В шесть пятнадцать вечера Модести сидела в своей спальне, где все было бледно-зеленых и серебристых тонов с добавлением слоновой кости, и поправляла выбившуюся прядь. На ней был черный брючный костюм с желтой кофточкой-джерси.
Из ванной возник Пеннифезер, надевая на ходу темно-синий свитер-водолазку.
— Ты отлично выглядишь, Модести, — громко произнес он.
— Спасибо, Джайлз, — отозвалась она. — Но учти: пока здесь Брунель, не мешайся под ногами. Можешь пойти в мою мастерскую и поиграть там, только не трогай изумруд…
— Почему ты хочешь меня спрятать?
— Потому что это не твой спектакль, милый.
Он рассмеялся, провел рукой по своему ежику и сказал:
— Иногда ты обращаешься со мной, как с ребенком.
— Ну что ты, — сказала она, взяв его за руки и глядя в глаза. — Впрочем, иногда я действительно обращаюсь с тобой, как с Кандидом, но ты ведь в каком-то смысле и есть Кандид. И потому мне и нравишься. Я же хитрая, безжалостная, коварная стерва, но с этим уже ничего не поделать. Иначе меня давно уже не было бы в живых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46