Потом вращающиеся вхолостую задние шины зацепились за гравий, с отчаянным визгом пошли юзом, и мы изящно закрутились на месте. Я поймал момент, когда мы встали задом к микроавтобусу, и ударил по тормозам — но не слишком сильно — и едва не сделал очередной пируэт, потом стремительно крутанул руль обратно, кое-как удержал машину и наконец окончательно ее выровнял. После чего мы рванули вверх по склону.
Бэзила еще не было видно. Мы миновали гребень холма на третьей передаче (то есть делая около пятидесяти миль в час) и увидели, как он приближается к разъезду, который мы только что использовали, чтобы разъехаться со встречным “моррисом”. Наверное, мне бы следовало ему дать возможность опередить нас, но я вспомнил девушку, отравленную, возможно, по его приказу, — и понял, что у меня нет причин для обмена любезностями с мистером Бэзилом. К тому же, сидя в открытой машине, я представлял собой отличную мишень, а мне надо было заставить его не выпускать руль из рук и не выхватить свою “пушку”, пока мы не скроемся из его поля зрения. Может быть, стрелял он лучше, чем водил.
Я помчался к белому многограннику на опережение, стараясь выжать из движка максимум на предпоследней передаче, прежде чем включить последнюю. Как я уже говорил, Бэзил был дрянной водитель: не понимал, что притормози он — и ему крышка. Бэзилу бы надо было оказаться на разъезде первым, чтобы избежать смертельного столкновения, но он все еще пытался перестраховаться — чтобы последствия удара, если уж столкновения не суждено избежать, были менее страшными.
— Трусохвостик! — услышал я свой детски-азартный крик. — Прочь с моей дороги, трусохвостик!
Я ощущал на себе взгляд Вади: по-видимому, он горел негодованием на мою инфантильность. Бэзил меня не мог услышать, конечно, но он тем не менее малодушно притормозил. Разъездная площадка промелькнула мимо нас. Он проиграл гонку, и теперь красный “спитфайер” несся прямо на него под уклон со скоростью семьдесят пять миль, а то и все восемьдесят, лоб в лоб. Бэзилу некуда было увильнуть на этой однополосной дороге, и ему ничего другого не оставалось, как или сорваться пол откос в придорожный ров, или умереть. Он выбрал откос.
Проносясь мимо, я краем глаза заметил, как его “остин” заваливается за обочину дороги под откос. Я набрал полные легкие воздуху и осторожно стал притормаживать, а потом осмотрел руль: проверяя, не осталось ли на твердом пластиковом ободе вмятин от моих пальцев. Не осталось.
— Трусишка зайка серенький! — бросил я. — Надеюсь, он здорово отбил себе задницу. Вадя спокойно сказала:
— К несчастью, не слишком сильно. Он же ехал на небольшой скорости. Машина пару раз подпрыгнула, ткнулась в валун и упала на бок. Наверное, повреждения серьезные. Но когда мы были на повороте, он уже вылезал. — Она бросила на меня взгляд. — А что бы ты сделал, Мэттью, если бы он не дал нам проехать?
— Врубился бы ему в лоб. И он это прекрасно понимал.
Некоторое время мы пребывали в молчанье, а потом она тихо сказала:
— Ты во многих отношениях удивительный человек, милый. Или просто бесшабашный? Неужели тебе все равно, останешься ты в живых или умрешь?
— Черт, да все говорило за то, что он даст слабину, — ответил я, — если только наехать на него без дураков. Ты вспомни его послужной список. По-настоящему весь риск заключался в том, что он от страха совсем потеряет голову, запаникует и перестанет себя контролировать. С тобой я бы не стал проделывать такие эксперименты. Ты слишком упряма. Ты бы стояла до конца и погубила бы нас обоих, просто из вредности.
Она засмеялась, сняла шарфик с волос и обмотала его вокруг лба.
— Не знаю, милый. Не уверена. В Лондоне ты блефовал, но здесь — нет. — Она вздохнула. — Ну и что мы будем теперь делать?
Я горестно покачал головой.
— Это была не Бог весть какая западня. Нельзя было позволить им поймать нас на такой крючок. Мадам Линь либо очень плохого мнения обо мне, либо просто меня проверяла, возможно, желая выяснить, так ли уж я хочу быть пойманным. Похоже, тебе придется-таки позвонить ей по тому аварийному номеру. Устрой ей взбучку. Скажи, что я пока ничего не заподозрил, но лучше бы ей в следующий раз расставить свои сети более умело.
Я огляделся вокруг: никаких ориентиров, ничего, кроме скалистых холмов и нескольких пасущихся овец. Я заметил, что в этих краях у овец морды белые. И вид не такой цветущий и независимо-безразличный, как у черномордых.
— Надо бы нам поискать телефон, — сказал я. — Что-то я здесь ни одной будки не вижу. Вадя развернула карту.
— Киннокрю — ближайший населенный пункт, откуда можно позвонить. Тут недалеко есть еще одна дорога, которой можно воспользоваться. Поверни-ка там налево.
Я механически последовал ее указанию. Наверное, я немного выдохся после бурной адреналиновой атаки — так всегда бывает, когда после сильного возбуждения перед смертельной схваткой наступает реакция организма. Вскоре я понял, что еду по узкому проселку и мой “спитфайер” буквально царапает брюхом грунт, несмотря на все мои попытки объезжать ухабы. Дорога становилась все хуже и хуже. Наконец я свернул на обочину и выключил мотор.
— В роли штурмана, — сказал я, — ты сполна проявила лучшие качества секретного агента. Дай-ка мне взглянуть на карту. Куда это мы забрались, черт побери? То есть где мы, по-твоему, находимся?
Она ткнула пальцем в карту.
— По-моему, вот здесь, милый.
— Дудки! Мы не пересекли главное шоссе. Я же помню.
Я вылез размять ноги и расстелил карту на капоте — на “шапке”, как говорят в этих краях. В кабине “спитфайера” послышалось шуршание вощеной бумаги. Я поднял глаза и увидел, как Вадя поглощает сэндвич.
— Хочешь? — спросила она.
— Нет, но от стаканчика кофе не откажусь.
Она принесла мне кофе и легко потрепала по щеке.
— Забавный ты парень, Мэттью. Как ты заорал: “Трусохвостик! Прочь с моей дороги!” С твоей дороги! Ну и самомнение!
Я, несколько уязвленный, ответил:
— Меня, пожалуй, немного занесло. Я... — тут я посмотрел ей за спину. — Боже, а это что еще такое?
Она резко обернулась, приложив ладонь к груди, где, ясное дело, был припрятан ее пистолетик. Потом поспешно отдернула руку, и мы оба воззрились на фантастическое создание, появившееся на гребне холма к западу от дороги. Оно было размером с быка — в действительности это и был бык, но такого вам в жизни вряд ли доводилось видеть. У него была длинная и спутанная желто-оранжевая грива и огромные размашистые рога, похожие на рукоятки старинного плуга. Несколько секунд он невозмутимо смотрел на нас, потом величественно развернулся и исчез из вида.
Я взглянул на Вадю, и мы поспешили за быком, точно были двумя подростками в зоопарке, а не секретными агентами на ответственном задании, от успеха которого, возможно, зависела судьба западной цивилизации. Мы смотрели, как медленно удаляется от нас животное — исполинское и лохматое, точно доисторический зверь. Вдалеке я увидел океан: вдоль кромки скалистого берега громоздились камни, причем впечатление было такое, что установлены они там рукой человека. Я снова взглянул на желтого шотландского быка, заглотнул кофе и, усмехнувшись, повернулся к Ваде.
— Могу только сказать: если он дает молоко, кто-то должен брать на себя труд...
Я осекся. У Вади было очень странное выражение лица, и тут я кое-что вспомнил. Старинный замок, разрушенный и упавший в море, как она говорила, на краю утеса сохранилось только несколько камней из кладки... Древнее родовое поместье клана Макрю. Итак, мы достигли Броссака, и я ни на секунду не усомнился в том, что мы попали сюда не по чистой случайности. Она получила приказ привести меня тем или иным способом сюда, если нам удастся избежать коварной засады на дороге от Киннокрю — на что они и рассчитывали. Но я понимал, что ей были даны и иные инструкции. Я взглянул на свой пластиковый стаканчик с кофе, а потом на крепкую девицу в черной кожаной куртке, стоящую рядом со мной в терпеливом ожидании.
Я вспомнил, что эта девица была ловка в обращении со всяким зельем.
Выпил я уже порядочно. Я знал, что в моем распоряжении осталось всего-то несколько секунд. Умру я или только отключусь на некоторое время — это зависело от заключенного ею соглашения с мадам Линь. Настоящего соглашения, а не того, о котором она мне поведала. Меня это не слишком напугало. Я ждал, что в какой-то момент она обязательно затеет со мной двойную игру. Вот только способ, избранный ею для предательства, заставил меня помандражировать. Ибо она не оставила мне выбора — то есть совсем никакого.
Я вот что хочу сказать: действующие инструкции содержат весьма четкие правила поведения в стандартных ситуациях. Вот она, например: вы держите на прицеле объект, а какой-нибудь олух, насмотревшийся кучу кинобоевиков и желающий вызволить друга из беды, подкрадывается к вам сзади и тыкает “пушкой” в спину. Ваша стандартная, во всех случаях обязательная, реакция весьма проста: вы мгновенно убиваете наповал парня — того, на которого направлен ваш ствол, кого же еще? Предполагается, что вы не стали бы наводить на него ствол, если бы не собирались его прикончить, а это можно проделать, не теряя ни секунды, до того, как вы отскочите и обработаете парня, зашедшего к вам с тылу, одним из предписанных на такой случай способов.
Аналогично, вы понимаете, что вам в питье подброшен наркотик, вам следует пристрелить человека, подсыпавшего вам зелье, прежде, чем вы отрубитссь. Конечно, если позволяет ситуация — иными словами, если этот негодяй достаточно глуп, чтобы торчать рядом и наслаждаться зрелищем до финального момента. Теория в данном случае гласит, что люди, которые пускаются во все тяжкие, чтобы подсыпать яду или снотворное агентам вроде нас, явно не преследуют никаких благих целей. Их действия надо пресекать раз и навсегда, чтобы другим было неповадно.
Как я уже сказал, выбора у меня не было. Я больше не мог обманывать себя, будто это тоже составная часть шутки, которую мы решили сыграть с мадам Линь. Если бы Вадя все еще играла на моей стороне, она бы сказала, куда мы направляемся, и, кроме того, предупредила бы, что находится в стаканчике, который она мне передала.
Возможно, она бы при желании даже смогла уговорить меня выпить отравленный кофе, мотивируя это необходимостью разыграть наш спектакль как можно более убедительно, но она предпочла преодолеть все вот таким коварным образом, избегая раскованных препирательств. Она сочла, что так будет и вернее и безопаснее, и, кажется, я понял, почему. Она делала ставку на то, что однажды я уже ее отпустил — когда делать этого скорее всего не следовало, и что мы провели ночь в одной постели. Точно так же, как я сделал ставку на слабость Бэзила, она делала теперь ставку на мою слабость, на мою знаменитую сентиментальность, которую я, как известно, всегда выказываю в отношениях с женщинами.
Все это было очень плохо. Я хотел ей сказать, как все это плохо и что ей бы не следовало так поступать, но для этого я не располагал временем. Я почувствовал, как зелье, которым она меня подпоила, начало оказывать свое действие, достал свой “тридцать восьмой”, выстрелил и увидел, как она упала на колени с выражением недоумения и ужаса на лице. Я не стал стрелять во второй раз. Я знал, что выстрел был неплох — не идеален, но неплох — и тут перед глазами у меня все расплылось, а я не особенно-то большой любитель наобум палить по окружающему пейзажу.
Глава 18
— Скажите, пусть ее найдут! — произнес женский голос со странным акцентом и певучими интонациями откуда-то из-за кольца мрака, внутри которого я, казалось, лежал. — Скажите, пусть найдут ее побыстрее. Выстрел был слышен, вот и кровь на земле, видите? Машины у нее не было. Она не могла далеко уйти.
Низкий мужской голос задал вопрос, которого я не расслышал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32