Потому она и злится. Но то, что она назвала Павла уголовником! Ее ослика-Пашку, с которым так не вяжутся предъявленные ему обвинения. Этого Татьяна не могла простить даже родной сестре. А если, чего доброго, она станет настраивать против него детей?!
— Лиза, не смей так отзываться о Паше! Ты же знаешь, что все доказательства его виновности не стоят и ломаного гроша!
На том конце провода раздавались всхлипывания. А потом прозвучало то самое, неизбежное “прости”.
— Прости, я не знаю, что на меня нашло. Я не хочу думать плохо ни о тебе, ни о Павле. Но так дальше продолжаться не может, поймешь ты наконец?!
И тут Татьяну осенило. Решение возникло в мозгу, как яркая вспышка. И оно оказалось простым, как дважды два. “Все гениальное просто, не просто, а очень просто! И почему я до сих пор этого не сделала?”. Сжав двумя руками телефонную трубку, Татьяна прокричала:
— Лизка, я все поняла! И у меня есть план, мистер Фикс! Хватит лить слезы — через неделю мы снова будем все вместе!
Татьяна купила в Лос-Анджелесе дом.
Базироваться далее в Сан-Франциско не представлялось более возможным. Американская киноактриса по статусу и определению своему должна жить в Голливуде. В Лос-Анджелесе.
Мальчишки восприняли переезд как некое ковбойское приключение, и жизнь Татьяны снова наполнилась визгами, криками, вечными разборками между братьями, в которых ей — их матери — надлежало быть теперь ежедневным справедливым судьей… Судьей перманентного действия. Теперь дом ее снова стал настоящим домом. И когда случалось, что дети вдруг затихали, ей, как и положено настоящей матери, становилось тревожно, потому как ей было необходимо знать — а где старший? А где младший? А что вы там делаете? А где вы попрятались? Ау! А не затеяли ли вы какой-нибудь опасной шкоды? Не лопаете ли вы аспирин, играя в голодающих полярников?
И как она могла почти целый год обходиться без этих визгов, без этих вечных разборок — кому первому полезать в машину, кто будет первым давить на кнопки плей-стэйшн, кто будет первый идти в ванну и так далее, и тому подобное…
И Таня снова впадала в задумчивость. Кто она? Женщина и мать? Или она — голливудская актриса со всеми вытекающими?
И снова теснили грудь воспоминания о счастливых деньках в их доме в Колорадо. В Колорадо, где они были все вместе и где у детей был отец, а у нее — ее ослик-Пашка…
Колину она позвонила по совсем неожиданному поводу.
Из “Юнайтед Артистс” она получила уведомление, что в связи с выходом в продажу нового альбома песен Григория Орловского под названием “Дым твоего опиума”, госпоже Розен причитается некая сумма.
И каково было ее изумление, когда она узнала, что за тот диск, над которым они с Григорием работали почти три месяца, ей достанется всего шестьсот долларов, по расценкам девочки на подголосках, что в конце рефрена поет свое “упи-упи-ду”…
Она позвонила Колину, чтобы тот помог своими адвокатами, дабы разобраться с дикой несправедливостью.
— А у тебя самой-то копия контракта с “Ю.А.” есть дома? — прежде всего поинтересовался Колин.
И когда выяснилось, что все документы были у Григория, которому Таня бесконечно доверяла, Колин сказал, не скрывая раздражения. — Ты постарайся забыть и о Грише, и о твоей работе с “Юнайтед Артистс”, мне не жалко, если мои адвокаты, специалисты по авторскому праву, пороются в этом деле, но я, априори знаю, что такая солидная компания как “Ю.А.” Вряд ли станет мухлевать с такими суммами, судя по всему, контракт, который ты подписала с руки ныне почившего в бозе Григория, был составлен в его пользу. Так что, забудь и наплюй!
Однако несмотря на горечь стыдного сознания, что тебя обманули, разговор этот с Колином получился неожиданно приятным и имел мажорное окончание, которое подсластило полынный привкус горечи и стыда.
— Какие планы на послезавтра? — спросил Колин.
— Послезавтра? — переспросила Татьяна. — Послезавтра ничего, никаких планов.
— Тогда поезжай в банк за своими брильянтами и готовься: будешь моей парой на балу у губернатора.
— Где-где? — переспросила Татьяна.
— На ежегодном балу у губернатора штата Калифорния, — медленно и раздельно произнес в трубку Колин Фитцсиммонс.
— Хорошо, я очень рада, хоть это так неожиданно, — сказала Таня в растерянности.
Колин не соврал, когда сказал Татьяне, что идея пригласить ее стала такой же неожиданностью и для него самого.
После второго своего развода с кинозвездой Мелани Д’Аршбоу Колин посещал великосветские рауты, сопровождаемый разными спутницами. Но этикет Голливуда предполагал в каждом таком выборе некий потаенный смысл, который потом тут же на следующее утро выливался в виде метровых заголовков лос-анджелесских газет.
“Новая подружка режиссера Фитцсиммонса? Она получит главную роль в новом фильме?”
Или: “Новая невеста, которая взамен своих прелестей получит миллионы Колина Фитцсиммонса? ”
Именно поэтому Колин частенько приходил на подобные мероприятия с Алабамой Джонс. Про нее — про веснушчатую маленькую девчушку — подобных сплетен никто не распускал.
Но вот пригласить на бал к губернатору Таню Розен!
Сам Колин был занесен в число приглашенных еще полгода тому назад. А пригласить в качестве дамы Таню, идея пришла именно веснушчатой Алабаме. И именно после длинного, в милю, интервью на целых десять разворотов в “Лос-Анджелес Тайме”, где Таня “умыла” Тони Сазерленда своей “парфеткой”…
Колин Фитцсиммонс будет на балу с перфектной женщиной.
В русской литературе был такой штамп — женщина, приятная во всех отношениях. Теперь именно Татьяне предстояло ввести новое понятие о женщине — во всех отношениях совершенной. Она и поет. Она и танцует. Она и умна. Она и музыкальна. Она и красива. Она — просто прекрасна.
Именно так и рождаются “Оскары” — сказал на это Эд Факноумо.
Он и слово-то это — “Оскар” — тоже произносил, смешно шепелявя — “Ошкар”.
Да, именно так и делаются “Оскары”, подтвердила Алабама, которая специально приехала, дабы поглядеть, проверить, как Татьяна приготовилась к балу.
Поглядеть, да и проинструктировать — о чем и с кем говорить.
“Оскары” делаются не столько на съемочной площадке, Таня, сколько в голливудских кулуарах, дорогая моя, и бал у губернатора как раз то место, где решаются многие подобные дела, а твое паблисити — что-то вроде разведки боем, что-то вроде подготовки предполья перед тем, как будет принято окончательное решение…
* * *
Госпожа Бетриббс-Тиранозавр Ордена иллюминатов — Таня Дарлинг — леди Морвен тоже должна была объявиться на балу у губернатора штата Калифорния. Там должно было собраться общество, чуть ли не на треть представленное ее единомышленниками и единоверцами.
Когда верный Лоусон начал зачитывать список приглашенных, Таня кивками головы отметила и Петти, и Макмиллана, и Гейла Блитса… Все они — добропорядочные калифорнийцы, верные дети своего штата!
Но когда Лоусон дошел по списку до фамилии кинорежиссера Фитцсиммонса и прочитал, что сопровождать его будет русская киноактриса Таня Розен, госпожа Бетриббс насторожилась и сказала тихо:
— Мы не будем на балу у губернатора, Лоусон, у нас годовщина…
— Но, госпожа, годовщина смерти лорда Морвена двадцатого, а бал шестнадцатого…
— Мы не будем на балу, у нас годовщина, — сухо повторила Татьяна и жестом показала Лоусону, что он свободен.
Дубойс — Делох
Штат Вермонт. Дача “Солженицыно-2”
1997
Питер почему-то вдруг начал ощущать неуловимую связь со своим английским другом-профессором, связь, какая бывает разве что между родными братьями. И не просто родными братьями, но братьями-близнецами — двойняшками, которых даже советская армия, далекая от тонких метафизических парадигм, и та по своим внутренним правилам никогда не разлучала, а предоставляла им возможность служить в одном подразделении.
Питер не спал ночами.
Он думал о том, что говорил ему профессор Делох: о неразрывности связи двух полюсов — идеалистическом и материалистическом представлении о мирозданье, о слитности “инь” и “янь” в представлении философов древнего Востока, о неразрывной связи материального с “зафизическим” у древних греков, о вульгаризации философии современной западной цивилизацией, утратившей истинную гармонию знания, заключавшуюся в примирении противоположностей, сближении непримиримых полюсов, начала и конца, материи и идеи, слова и дела… Сперва Питер полагал, что Делох представляет собой верный пример сумасшедшего. Он, конечно, пользовался некоторыми находками спятившего старикана, как пользуются в ФБР и КГБ услугами экстрасенсов. Ведь допер же Делох своим умом, кто скрывался за убийством Фэрфакса!
Однако после того, как Питер сам побывал в сумасшедшем доме “Плейграунд”, ему стало казаться, что они с Делохом как два сообщающихся сосуда.
И теперь Питер уже не был настолько уверен, кто из них двоих сумасшедший.
Бессонными ночами Питеру казалось, что он думает дуэтом — вместе с Делохом, как два удаленных друг от друга компьютера, связанных одним модемом… И болезни мозга у них общие…
Сумасшествие.
А разве можно назвать здравыми мыслями о том, что Татьяна… та Татьяна, которую они с Делохом вместе и нашли, когда искали убийцу Фэрфакса, что она — леди Морвен, Таня Дарлинг, Таня Захаржевская — что-то вроде Вечного жида!
Делох порою просто бредил наяву, когда подобно пифии, закрыв глаза, в упоении собственными эзотерическими откровениями, начинал вещевать. Питер и половины не понимал из того, что скороговоркой говорил тогда Дубойс. Он как будто читал некую только ему видимую бегущую строку на небесах, где в небрежно раскрытой ангелами Книге Судеб сбрендившему с ума-разума профессору Делоху удавалось подглядеть некие секретные странички…
А ведь в них есть смысл! А ведь наличие строгой системной связи между явлениями есть в наличии!
Питеру становилось не по себе от этих мыслей.
Либо он и правда сходит с ума, либо они с Делохом стоят на грани чего-то очень и очень необъяснимо важного. Настолько важного, что их знание может обернуться некими изменениями для судеб всего человечества.
Питер лежал на холодной веранде и слушал дождь. Лежал и слушал себя.
Прислушивался к собственному сумасшествию. Вермонтский дождь барабанил по крыше. Было зябко под тонким шерстяным одеялом. Но Питер не вставал, чтобы включить обогреватель.
Он боялся.
Он боялся, что обогреватель засекут со спутника. Нет, он точно сбрендил! Какой еще спутник? Это настоящая паранойя. Как у любимого персонажа из сологубовского “Мелкого беса” — у Ардальона Борисовича Передонова, когда тот перед свадьбой пометил себя чернилами, дабы в церкви его не подменили…
Но отчего бы и не засечь его со спутника? Ведь тепловое излучение от обогревателя видно на инфракрасном экране?
Как Эрнесто Че Гевару в середине шестидесятых в боливийских джунглях поймали? Со спутника — по инфракрасному излучению от костра, возле которого грелись партизаны. Эту хрестоматийную операцию ЦРУ они еще на первом курсе спецпредметом проходили…
Питер все же встал и, прошлепав босыми ногами по холодным, влажным от ночного конденсата доскам, воткнул в розетку шнур обогревателя.
Открыл дверь веранды. Туман. Всю поляну перед дачей заволокло. Как будто облако спустилось с небес и решило переночевать на лужайке. А настанет утро — взлетит облачко и поплывет, себе дальше — в далекие страны.
Питер напялил на себя свитер и снова лег, натянув тонкое шерстяное одеяло на самую макушку.
Все же они с Делохом оба сумасшедшие. И еще не известно, кто из них сумасшедший в большей степени!
Марша Гринсдейл, она же леди Морвен, она же — Таня… Она позволила ему называть ее Таней…
Таня перевезла его в Вермонт, в эту почти сибирскую тайгу, которую за сходство с российским оригиналом так полюбил великий Нобелевский лауреат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
— Лиза, не смей так отзываться о Паше! Ты же знаешь, что все доказательства его виновности не стоят и ломаного гроша!
На том конце провода раздавались всхлипывания. А потом прозвучало то самое, неизбежное “прости”.
— Прости, я не знаю, что на меня нашло. Я не хочу думать плохо ни о тебе, ни о Павле. Но так дальше продолжаться не может, поймешь ты наконец?!
И тут Татьяну осенило. Решение возникло в мозгу, как яркая вспышка. И оно оказалось простым, как дважды два. “Все гениальное просто, не просто, а очень просто! И почему я до сих пор этого не сделала?”. Сжав двумя руками телефонную трубку, Татьяна прокричала:
— Лизка, я все поняла! И у меня есть план, мистер Фикс! Хватит лить слезы — через неделю мы снова будем все вместе!
Татьяна купила в Лос-Анджелесе дом.
Базироваться далее в Сан-Франциско не представлялось более возможным. Американская киноактриса по статусу и определению своему должна жить в Голливуде. В Лос-Анджелесе.
Мальчишки восприняли переезд как некое ковбойское приключение, и жизнь Татьяны снова наполнилась визгами, криками, вечными разборками между братьями, в которых ей — их матери — надлежало быть теперь ежедневным справедливым судьей… Судьей перманентного действия. Теперь дом ее снова стал настоящим домом. И когда случалось, что дети вдруг затихали, ей, как и положено настоящей матери, становилось тревожно, потому как ей было необходимо знать — а где старший? А где младший? А что вы там делаете? А где вы попрятались? Ау! А не затеяли ли вы какой-нибудь опасной шкоды? Не лопаете ли вы аспирин, играя в голодающих полярников?
И как она могла почти целый год обходиться без этих визгов, без этих вечных разборок — кому первому полезать в машину, кто будет первым давить на кнопки плей-стэйшн, кто будет первый идти в ванну и так далее, и тому подобное…
И Таня снова впадала в задумчивость. Кто она? Женщина и мать? Или она — голливудская актриса со всеми вытекающими?
И снова теснили грудь воспоминания о счастливых деньках в их доме в Колорадо. В Колорадо, где они были все вместе и где у детей был отец, а у нее — ее ослик-Пашка…
Колину она позвонила по совсем неожиданному поводу.
Из “Юнайтед Артистс” она получила уведомление, что в связи с выходом в продажу нового альбома песен Григория Орловского под названием “Дым твоего опиума”, госпоже Розен причитается некая сумма.
И каково было ее изумление, когда она узнала, что за тот диск, над которым они с Григорием работали почти три месяца, ей достанется всего шестьсот долларов, по расценкам девочки на подголосках, что в конце рефрена поет свое “упи-упи-ду”…
Она позвонила Колину, чтобы тот помог своими адвокатами, дабы разобраться с дикой несправедливостью.
— А у тебя самой-то копия контракта с “Ю.А.” есть дома? — прежде всего поинтересовался Колин.
И когда выяснилось, что все документы были у Григория, которому Таня бесконечно доверяла, Колин сказал, не скрывая раздражения. — Ты постарайся забыть и о Грише, и о твоей работе с “Юнайтед Артистс”, мне не жалко, если мои адвокаты, специалисты по авторскому праву, пороются в этом деле, но я, априори знаю, что такая солидная компания как “Ю.А.” Вряд ли станет мухлевать с такими суммами, судя по всему, контракт, который ты подписала с руки ныне почившего в бозе Григория, был составлен в его пользу. Так что, забудь и наплюй!
Однако несмотря на горечь стыдного сознания, что тебя обманули, разговор этот с Колином получился неожиданно приятным и имел мажорное окончание, которое подсластило полынный привкус горечи и стыда.
— Какие планы на послезавтра? — спросил Колин.
— Послезавтра? — переспросила Татьяна. — Послезавтра ничего, никаких планов.
— Тогда поезжай в банк за своими брильянтами и готовься: будешь моей парой на балу у губернатора.
— Где-где? — переспросила Татьяна.
— На ежегодном балу у губернатора штата Калифорния, — медленно и раздельно произнес в трубку Колин Фитцсиммонс.
— Хорошо, я очень рада, хоть это так неожиданно, — сказала Таня в растерянности.
Колин не соврал, когда сказал Татьяне, что идея пригласить ее стала такой же неожиданностью и для него самого.
После второго своего развода с кинозвездой Мелани Д’Аршбоу Колин посещал великосветские рауты, сопровождаемый разными спутницами. Но этикет Голливуда предполагал в каждом таком выборе некий потаенный смысл, который потом тут же на следующее утро выливался в виде метровых заголовков лос-анджелесских газет.
“Новая подружка режиссера Фитцсиммонса? Она получит главную роль в новом фильме?”
Или: “Новая невеста, которая взамен своих прелестей получит миллионы Колина Фитцсиммонса? ”
Именно поэтому Колин частенько приходил на подобные мероприятия с Алабамой Джонс. Про нее — про веснушчатую маленькую девчушку — подобных сплетен никто не распускал.
Но вот пригласить на бал к губернатору Таню Розен!
Сам Колин был занесен в число приглашенных еще полгода тому назад. А пригласить в качестве дамы Таню, идея пришла именно веснушчатой Алабаме. И именно после длинного, в милю, интервью на целых десять разворотов в “Лос-Анджелес Тайме”, где Таня “умыла” Тони Сазерленда своей “парфеткой”…
Колин Фитцсиммонс будет на балу с перфектной женщиной.
В русской литературе был такой штамп — женщина, приятная во всех отношениях. Теперь именно Татьяне предстояло ввести новое понятие о женщине — во всех отношениях совершенной. Она и поет. Она и танцует. Она и умна. Она и музыкальна. Она и красива. Она — просто прекрасна.
Именно так и рождаются “Оскары” — сказал на это Эд Факноумо.
Он и слово-то это — “Оскар” — тоже произносил, смешно шепелявя — “Ошкар”.
Да, именно так и делаются “Оскары”, подтвердила Алабама, которая специально приехала, дабы поглядеть, проверить, как Татьяна приготовилась к балу.
Поглядеть, да и проинструктировать — о чем и с кем говорить.
“Оскары” делаются не столько на съемочной площадке, Таня, сколько в голливудских кулуарах, дорогая моя, и бал у губернатора как раз то место, где решаются многие подобные дела, а твое паблисити — что-то вроде разведки боем, что-то вроде подготовки предполья перед тем, как будет принято окончательное решение…
* * *
Госпожа Бетриббс-Тиранозавр Ордена иллюминатов — Таня Дарлинг — леди Морвен тоже должна была объявиться на балу у губернатора штата Калифорния. Там должно было собраться общество, чуть ли не на треть представленное ее единомышленниками и единоверцами.
Когда верный Лоусон начал зачитывать список приглашенных, Таня кивками головы отметила и Петти, и Макмиллана, и Гейла Блитса… Все они — добропорядочные калифорнийцы, верные дети своего штата!
Но когда Лоусон дошел по списку до фамилии кинорежиссера Фитцсиммонса и прочитал, что сопровождать его будет русская киноактриса Таня Розен, госпожа Бетриббс насторожилась и сказала тихо:
— Мы не будем на балу у губернатора, Лоусон, у нас годовщина…
— Но, госпожа, годовщина смерти лорда Морвена двадцатого, а бал шестнадцатого…
— Мы не будем на балу, у нас годовщина, — сухо повторила Татьяна и жестом показала Лоусону, что он свободен.
Дубойс — Делох
Штат Вермонт. Дача “Солженицыно-2”
1997
Питер почему-то вдруг начал ощущать неуловимую связь со своим английским другом-профессором, связь, какая бывает разве что между родными братьями. И не просто родными братьями, но братьями-близнецами — двойняшками, которых даже советская армия, далекая от тонких метафизических парадигм, и та по своим внутренним правилам никогда не разлучала, а предоставляла им возможность служить в одном подразделении.
Питер не спал ночами.
Он думал о том, что говорил ему профессор Делох: о неразрывности связи двух полюсов — идеалистическом и материалистическом представлении о мирозданье, о слитности “инь” и “янь” в представлении философов древнего Востока, о неразрывной связи материального с “зафизическим” у древних греков, о вульгаризации философии современной западной цивилизацией, утратившей истинную гармонию знания, заключавшуюся в примирении противоположностей, сближении непримиримых полюсов, начала и конца, материи и идеи, слова и дела… Сперва Питер полагал, что Делох представляет собой верный пример сумасшедшего. Он, конечно, пользовался некоторыми находками спятившего старикана, как пользуются в ФБР и КГБ услугами экстрасенсов. Ведь допер же Делох своим умом, кто скрывался за убийством Фэрфакса!
Однако после того, как Питер сам побывал в сумасшедшем доме “Плейграунд”, ему стало казаться, что они с Делохом как два сообщающихся сосуда.
И теперь Питер уже не был настолько уверен, кто из них двоих сумасшедший.
Бессонными ночами Питеру казалось, что он думает дуэтом — вместе с Делохом, как два удаленных друг от друга компьютера, связанных одним модемом… И болезни мозга у них общие…
Сумасшествие.
А разве можно назвать здравыми мыслями о том, что Татьяна… та Татьяна, которую они с Делохом вместе и нашли, когда искали убийцу Фэрфакса, что она — леди Морвен, Таня Дарлинг, Таня Захаржевская — что-то вроде Вечного жида!
Делох порою просто бредил наяву, когда подобно пифии, закрыв глаза, в упоении собственными эзотерическими откровениями, начинал вещевать. Питер и половины не понимал из того, что скороговоркой говорил тогда Дубойс. Он как будто читал некую только ему видимую бегущую строку на небесах, где в небрежно раскрытой ангелами Книге Судеб сбрендившему с ума-разума профессору Делоху удавалось подглядеть некие секретные странички…
А ведь в них есть смысл! А ведь наличие строгой системной связи между явлениями есть в наличии!
Питеру становилось не по себе от этих мыслей.
Либо он и правда сходит с ума, либо они с Делохом стоят на грани чего-то очень и очень необъяснимо важного. Настолько важного, что их знание может обернуться некими изменениями для судеб всего человечества.
Питер лежал на холодной веранде и слушал дождь. Лежал и слушал себя.
Прислушивался к собственному сумасшествию. Вермонтский дождь барабанил по крыше. Было зябко под тонким шерстяным одеялом. Но Питер не вставал, чтобы включить обогреватель.
Он боялся.
Он боялся, что обогреватель засекут со спутника. Нет, он точно сбрендил! Какой еще спутник? Это настоящая паранойя. Как у любимого персонажа из сологубовского “Мелкого беса” — у Ардальона Борисовича Передонова, когда тот перед свадьбой пометил себя чернилами, дабы в церкви его не подменили…
Но отчего бы и не засечь его со спутника? Ведь тепловое излучение от обогревателя видно на инфракрасном экране?
Как Эрнесто Че Гевару в середине шестидесятых в боливийских джунглях поймали? Со спутника — по инфракрасному излучению от костра, возле которого грелись партизаны. Эту хрестоматийную операцию ЦРУ они еще на первом курсе спецпредметом проходили…
Питер все же встал и, прошлепав босыми ногами по холодным, влажным от ночного конденсата доскам, воткнул в розетку шнур обогревателя.
Открыл дверь веранды. Туман. Всю поляну перед дачей заволокло. Как будто облако спустилось с небес и решило переночевать на лужайке. А настанет утро — взлетит облачко и поплывет, себе дальше — в далекие страны.
Питер напялил на себя свитер и снова лег, натянув тонкое шерстяное одеяло на самую макушку.
Все же они с Делохом оба сумасшедшие. И еще не известно, кто из них сумасшедший в большей степени!
Марша Гринсдейл, она же леди Морвен, она же — Таня… Она позволила ему называть ее Таней…
Таня перевезла его в Вермонт, в эту почти сибирскую тайгу, которую за сходство с российским оригиналом так полюбил великий Нобелевский лауреат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42