Голос его дрогнул совсем невольно, и Васька впервые насторожился.
- Человек этот родился давно, - тихо произнес Виталий, хотя они с Васькой были одни в комнате. - Родился и... погиб. Ты забыл...
Лицо Васьки потемнело, глаза сузились, и вдруг задергалась исполосованная шрамом щека. Он прижал ее ладонью. Виталий ожидал крика, но Васька прохрипел сразу вдруг осевшим голосом:
- А об этом я только знаю, понятно? И все. И амба. И смерть.
- Значит, помнишь... - Виталий тоже волновался. - Значит, помнишь... - медленно повторил он. - Это еще хуже. Ты однажды назвал мать предателем.
Васька замер, и только опять задергалась щека, и он яростно прижал ее рукой.
- ...А она просто слабая. И она всегда носит то кольцо, - медленно, с усилием продолжал Виталий. Ему было почему-то трудно все это говорить Ваське. - А предатель - ты.
Васька медленно процедил сквозь зубы:
- Врешь...
- Не вру, - Виталий покачал головой. - Я знаю, почему ты не отдал им то кольцо, хоть и обещал. Ты увидел, как мать плачет над ним, и только тогда понял, от кого оно. И тогда тебя порезали. А потом ты отомстил.
- Долги плачу, - с мрачным упорством повторил Васька. - Христосиков теперь нет. Все на небе.
- Это верно. Христосиков нет, и долги надо платить. Но какой монетой?
- Той же самой! - с вызовом ответил Васька. - Можно даже покрупнее.
- Тут хорошо бы посоветоваться. Но друг у тебя того не стоит, чтобы с ним советоваться. Да и подруга...
- Ее не трогайте.
- Ладно. Но... - и Виталий неожиданно спросил: - Ты мать ее знаешь?
- Ну, допустим.
- Так вот, она не в мать. Понял?
- Темните что-то.
Васька глядел сейчас на Виталия совсем другими глазами, в них уже не было упрямой и злой отчужденности, в них светился интерес, подозрительный, холодноватый, но интерес.
- И дружок твой из той же породы, - жестко и убежденно сказал Виталий.
- Слушай! - не выдержал вдруг Васька. - Чего тебе от меня надо?
- Дружбы. Если совесть твоя чиста. Если ты не предал... свою память.
Васька исподлобья взглянул на Виталия и прижал ладонь к шраму, хотя щека не дергалась. В глазах мелькнула недоверчивая настороженность.
- Все равно, - вздохнув, сказал он, словно освобождаясь от какого-то груза, - дружбы у нас не получится, - и усмехнулся. - Разного мы поля ягодки.
- Совесть не позволяет?
- Совесть моя пока чиста.
Разговор затягивался. И оба не собирались его кончать. Виталий видел, что Ваську начинают терзать сомнения, что разговор этот разбередил ему душу. Но доверия, которого так жаждал Виталий, все-таки не было. И напряжение в разговоре начинало спадать, это Виталий тоже чувствовал. Может быть, зря он сказал насчет дружбы? Но это вырвалось бесконтрольно, как дыхание. Просто Виталий добивался доверия. Он видел, Васька не врет сейчас, и совесть, по его понятиям, у него действительно чиста. По его понятиям...
Затянувшееся молчание неожиданно нарушил Васька.
- А мать... чего она вам сказала... про себя?
- Одинокая она, - задумчиво ответил Виталий. - У нее только воспоминания и ты... тоже как воспоминание.
- И этот...
- От этого радости, видно, мало. От одиночества, от тоски спасалась. Когда тебя не было.
- Я ей писал: "Вернусь - вместе будем", - неуступчиво проговорил Васька. - А она...
В этот момент дверь с шумом распахнулась, и на пороге выросла толстая фигура Свиридова.
- Та-ак... Допрос? - громко спросил он.
Виталий сдержанно ответил:
- Беседа, Николай Иванович.
- Не имеет значения. Зайдите, Лосев, ко мне.
- Слушаюсь. Вот только...
Но Свиридов раздраженно перебил его:
- Фу! А накурили-то! - Он посмотрел на Ваську и резко спросил: Фамилия?
- Кротов.
- Та-ак... Наслышаны. Хулиганим, дорогой, а? Общественный порядок нарушаем? Это он еще с тобой беседует, - Свиридов кивнул на Виталия. - А ко мне попадешь - другая песня будет. Схватываешь?
- Схватываю.
Виталий видел, что Васька с трудом сдерживается от грубости.
- Ну, в общем, Лосев, кончайте с ним и быстренько ко мне, - приказал Свиридов.
Когда он вышел, Виталий минуту подавленно молчал. Теперь все впустую, теперь Васька потерян. И Виталий вдруг ощутил, что он думал сейчас о самом Ваське, а вовсе не о тех сведениях, которые рассчитывал у него получить. Сам Васька, с его тревогами, с его судьбой, с его вероломными друзьями и плачущей по ночам матерью, вдруг стал важен Виталию, даже дорог. Ему так хотелось, чтобы этот парень распрямился, безбоязненно и открыто взглянул вокруг, улыбнулся и зашагал.
Молчание снова нарушил Васька.
- Начальничек - с ручкой чайничек... - ядовито сказал он. - Эх, не мы их себе выбираем! - И, покосившись на Виталия, спросил: - Ну, чего делать будем?
Виталий устало улыбнулся.
- Прощаться.
Васька еще раз внимательно, с прищуром взглянул на него и многозначительно сказал:
- А ведь ты чего-то хотел от меня. Точно?
- Как-нибудь в другой раз, - покачал головой Виталий. - С какой стати ты мне будешь сейчас что-нибудь говорить?
- Ха! Я, брат, тоже не чокнутый. Разбираюсь, с кем говорю. Вот начальнички все эти твои мне до Фени. Я б ему резанул! Тебя только подводить не хотел.
Виталий вдруг ощутил, как снова появляется нить в их разговоре, и с досадой подумал, что тем не менее разговор этот надо кончать: "золотых фактиков" быть не должно. И, внезапно решившись, очертя голову спросил:
- Вася, где сейчас Косой?
Он ожидал отпора или злой насмешки, но такого испуга, какой мелькнул вдруг на Васькином лице, такой затравленной тоски в глазах Виталий увидеть не ожидал.
- Не достать тебе его, - тихо промолвил Васька. - Нипочем не достать. Далеко он.
Виталий ничего не понимал. Если Васька передал этому Косому украденную в музее вещь - а он ему что-то передал очень ценное, как сказал Олег! - то должен изо всех сил отрицать знакомство с Косым. Тем более если он так его боится. Но Васька не только не отрицает, он словно ждет чего-то от Виталия, чего-то безмерно важного для себя, такого важного, что это даже пересиливает в нем страх.
И Виталий уже напористее спросил:
- Сначала скажи, какую вещь ты ему передал. Я-то догадываюсь, но хочу от тебя услышать.
- Не можешь ты догадываться! - крутанул головой Васька и, весь словно ощетинившись, прибавил: - С этим лучше не подъезжай, понял? Сдохну - не скажу! Найдешь Косого - найдешь и вещь. Тогда и разговор будет. А пока трупом можешь меня делать, а не скажу! Трупом! Понял?
Последние слова Васька выкрикнул почти истерически. Губы его дрожали, и снова страшно задергался шрам на щеке, но Васька на этот раз не прижал его рукой.
В этот момент Виталий почти инстинктивно пошел по единственно верному пути. Он не стал уговаривать или успокаивать Ваську, а резко спросил:
- Где Косой? Как до него добраться?
Васька сразу умолк, потом долгим, испытующим взглядом посмотрел на Виталия и недоверчиво усмехнулся.
- Побоишься. Небось привык скопом, семеро на одного? - И, заметив, как сжались от обиды губы Виталия, прибавил: - Ладно. Пошутил.
- Тогда говори. Если доберусь, тебе же, дураку, дышать будет не страшно. Так ведь?
- Ну, хорошо, - с угрозой произнес Васька. - Скажу, если ты такой, что смерти не боишься.
То, что услышал Виталий, и то, что предложил ему потом Васька, было так захватывающе необычно, что он взволнованно сказал под конец:
- Запомни, Вася: или я это возьму на себя, или... к чертовой матери уйду отсюда!
И дело тут было не только в Косом, но и в самом Ваське.
ГЛАВА III.
НЕКАЯ ОСОБА С РЕБЕНКОМ
Когда за день до этого Свиридову позвонили, наконец, из Министерства иностранных дел, в комнате у него, кроме Цветкова и Откаленко, сидел и журналист Тропинин. Последний, перекинув ногу на ногу, нервно покуривал сигаретку. На столе перед Свиридовым лежал экземпляр его очерка, по поводу которого шел неприятный для автора разговор.
- Понятно, понятно, - говорил Свиридов в трубку. - Так он у меня сейчас. Скажите ему сами. А я лично с вами вполне согласен. - Он кивнул Цветкову и, протягивая ему трубку, сказал: - На-ка...
Цветков с невозмутимым видом взял трубку. Голос, по которому он сразу узнал сотрудника министерства, ведавшего их делом, убежденно сказал:
- Вот что, Федор Кузьмич. Все-таки стоит ли беспокоить господина Крагера и его семью по такому вопросу? Положение его слишком высокое для этого. И отношения у нас с его правительством самые лучшие. Если вдруг он вас не так поймет...
- Мы ведь все это уже обсуждали, - сухо возразил Цветков.
- Но сомнения остались. И вот товарищ Свиридов тоже их разделяет.
- А я - нет. И повторяю: у нас нет подозрений в отношении... Цветков покосился на журналиста, - его самого и его семьи. Просто надо уточнить некоторые обстоятельства.
- Хорошо, - голос в трубке сделал паузу. - Если ваше решение не изменится, то завтра в двенадцать мы с вами поедем к господину Крагеру.
Когда Цветков положил трубку, Свиридов бросил на него испытующий взгляд и снова обратился к Тропинину:
- Вот так, дорогой товарищ. Полагаю, о единичных фактах отрицательного порядка писать не надо. Курс сейчас на укрепление авторитета милиции. А то, понимаете, что ни фильм, то милиционер дурак или бюрократ. Эстрадники тоже... А теперь и газета...
- Но тут есть и положительные факты, даже героические, - возразил Тропинин, и на полном, до глянца выбритом лице его, обычно добродушном, мелькнуло нетерпение.
- А это оставить, - сделал округлый, как бы приглашающий, жест Свиридов. - Обязательно оставить. И все будет как надо.
- Нет, как не надо! - горячо воскликнул Тропинин. - Факты скрывать нельзя! Это хуже всего. Поймите вы.
"Упрямый мужик, - одобрительно подумал Откаленко. - Никогда бы не подумал".
- По-вашему, мало еще моют косточки милиции? Добавить надо? подозрительно осведомился Свиридов. - Всякие там обыватели только и ждут этих ваших фактов.
- Не обыватели, а читатели! Они хотят знать все. И гласность в таких делах - это лучшее лекарство.
- Лекарством лечат больных, а мы, слава богу, здоровые.
- Но критика полезна и здоровым. Я пишу о героях, об отличных людях. Но когда среди них попадается случайный человек...
- Кадры не пропускают к нам случайных людей!
Тропинин посмотрел на Цветкова.
- А что скажете вы?
- Полезная статья, - коротко ответил Цветков.
- А вы? - Тропинин обернулся к Игорю.
- Это помощник Федора Кузьмича, - усмехнулся Свиридов. - Он возражать теперь не будет.
- Значит, вы допускаете наличие среди вас подхалимов? - живо откликнулся Тропинин. - Кадры, выходит, недосмотрели? - И решительно закончил: - Я передам очерк вашему руководству.
- Вот, вот, - кивнул головой Свиридов. - И чем руководство выше, тем ему виднее.
- Что ж, пошлем министру. С вашими замечаниями.
- Мы люди маленькие, - Свиридов раздраженно закурил. - Но марать наш мундир...
Спор, наконец, закончился. Тропинин забрал очерк и ушел. Свиридов облегченно вздохнул, потом хмуро спросил Откаленко:
- У вас есть дела?
- Меня ждет посетитель, - поняв намек, ответил Игорь.
Когда он вышел, Свиридов сказал:
- Слушай, Федор Кузьмич. Давай все-таки договоримся. Найдем, так сказать, общий язык. Для пользы дела. Ты сейчас занимаешь вредную позицию.
- Возбудил дело?
- Черт с ним! Но зачем лезешь к дипломату? Хочешь еще неприятностей? У тебя есть хорошая версия с этим Васькой Резаным. Его надо сажать и мотать.
- Завтра Лосев его вызывает. А с дипломатом...
- Ну что, что с дипломатом?
- Надо уточнить. Почему все посетители, бывшие до этой семьи, видели портсигар, а те, кто был после, его не видели?
- Да при чем здесь эта семья, когда в то самое время в музее был Васька?
- Вот именно. В то самое время.
Свиридов откинулся на спинку кресла и насмешливо поглядел на Цветкова.
На следующий день в половине двенадцатого Цветков и Откаленко в новых "выходных" своих костюмах и белоснежных сорочках с аккуратно завязанными галстуками подъехали к высотному зданию у Смоленской площади.
Несмотря на парадный вид, выглядели они тем не менее очень по-разному.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
- Человек этот родился давно, - тихо произнес Виталий, хотя они с Васькой были одни в комнате. - Родился и... погиб. Ты забыл...
Лицо Васьки потемнело, глаза сузились, и вдруг задергалась исполосованная шрамом щека. Он прижал ее ладонью. Виталий ожидал крика, но Васька прохрипел сразу вдруг осевшим голосом:
- А об этом я только знаю, понятно? И все. И амба. И смерть.
- Значит, помнишь... - Виталий тоже волновался. - Значит, помнишь... - медленно повторил он. - Это еще хуже. Ты однажды назвал мать предателем.
Васька замер, и только опять задергалась щека, и он яростно прижал ее рукой.
- ...А она просто слабая. И она всегда носит то кольцо, - медленно, с усилием продолжал Виталий. Ему было почему-то трудно все это говорить Ваське. - А предатель - ты.
Васька медленно процедил сквозь зубы:
- Врешь...
- Не вру, - Виталий покачал головой. - Я знаю, почему ты не отдал им то кольцо, хоть и обещал. Ты увидел, как мать плачет над ним, и только тогда понял, от кого оно. И тогда тебя порезали. А потом ты отомстил.
- Долги плачу, - с мрачным упорством повторил Васька. - Христосиков теперь нет. Все на небе.
- Это верно. Христосиков нет, и долги надо платить. Но какой монетой?
- Той же самой! - с вызовом ответил Васька. - Можно даже покрупнее.
- Тут хорошо бы посоветоваться. Но друг у тебя того не стоит, чтобы с ним советоваться. Да и подруга...
- Ее не трогайте.
- Ладно. Но... - и Виталий неожиданно спросил: - Ты мать ее знаешь?
- Ну, допустим.
- Так вот, она не в мать. Понял?
- Темните что-то.
Васька глядел сейчас на Виталия совсем другими глазами, в них уже не было упрямой и злой отчужденности, в них светился интерес, подозрительный, холодноватый, но интерес.
- И дружок твой из той же породы, - жестко и убежденно сказал Виталий.
- Слушай! - не выдержал вдруг Васька. - Чего тебе от меня надо?
- Дружбы. Если совесть твоя чиста. Если ты не предал... свою память.
Васька исподлобья взглянул на Виталия и прижал ладонь к шраму, хотя щека не дергалась. В глазах мелькнула недоверчивая настороженность.
- Все равно, - вздохнув, сказал он, словно освобождаясь от какого-то груза, - дружбы у нас не получится, - и усмехнулся. - Разного мы поля ягодки.
- Совесть не позволяет?
- Совесть моя пока чиста.
Разговор затягивался. И оба не собирались его кончать. Виталий видел, что Ваську начинают терзать сомнения, что разговор этот разбередил ему душу. Но доверия, которого так жаждал Виталий, все-таки не было. И напряжение в разговоре начинало спадать, это Виталий тоже чувствовал. Может быть, зря он сказал насчет дружбы? Но это вырвалось бесконтрольно, как дыхание. Просто Виталий добивался доверия. Он видел, Васька не врет сейчас, и совесть, по его понятиям, у него действительно чиста. По его понятиям...
Затянувшееся молчание неожиданно нарушил Васька.
- А мать... чего она вам сказала... про себя?
- Одинокая она, - задумчиво ответил Виталий. - У нее только воспоминания и ты... тоже как воспоминание.
- И этот...
- От этого радости, видно, мало. От одиночества, от тоски спасалась. Когда тебя не было.
- Я ей писал: "Вернусь - вместе будем", - неуступчиво проговорил Васька. - А она...
В этот момент дверь с шумом распахнулась, и на пороге выросла толстая фигура Свиридова.
- Та-ак... Допрос? - громко спросил он.
Виталий сдержанно ответил:
- Беседа, Николай Иванович.
- Не имеет значения. Зайдите, Лосев, ко мне.
- Слушаюсь. Вот только...
Но Свиридов раздраженно перебил его:
- Фу! А накурили-то! - Он посмотрел на Ваську и резко спросил: Фамилия?
- Кротов.
- Та-ак... Наслышаны. Хулиганим, дорогой, а? Общественный порядок нарушаем? Это он еще с тобой беседует, - Свиридов кивнул на Виталия. - А ко мне попадешь - другая песня будет. Схватываешь?
- Схватываю.
Виталий видел, что Васька с трудом сдерживается от грубости.
- Ну, в общем, Лосев, кончайте с ним и быстренько ко мне, - приказал Свиридов.
Когда он вышел, Виталий минуту подавленно молчал. Теперь все впустую, теперь Васька потерян. И Виталий вдруг ощутил, что он думал сейчас о самом Ваське, а вовсе не о тех сведениях, которые рассчитывал у него получить. Сам Васька, с его тревогами, с его судьбой, с его вероломными друзьями и плачущей по ночам матерью, вдруг стал важен Виталию, даже дорог. Ему так хотелось, чтобы этот парень распрямился, безбоязненно и открыто взглянул вокруг, улыбнулся и зашагал.
Молчание снова нарушил Васька.
- Начальничек - с ручкой чайничек... - ядовито сказал он. - Эх, не мы их себе выбираем! - И, покосившись на Виталия, спросил: - Ну, чего делать будем?
Виталий устало улыбнулся.
- Прощаться.
Васька еще раз внимательно, с прищуром взглянул на него и многозначительно сказал:
- А ведь ты чего-то хотел от меня. Точно?
- Как-нибудь в другой раз, - покачал головой Виталий. - С какой стати ты мне будешь сейчас что-нибудь говорить?
- Ха! Я, брат, тоже не чокнутый. Разбираюсь, с кем говорю. Вот начальнички все эти твои мне до Фени. Я б ему резанул! Тебя только подводить не хотел.
Виталий вдруг ощутил, как снова появляется нить в их разговоре, и с досадой подумал, что тем не менее разговор этот надо кончать: "золотых фактиков" быть не должно. И, внезапно решившись, очертя голову спросил:
- Вася, где сейчас Косой?
Он ожидал отпора или злой насмешки, но такого испуга, какой мелькнул вдруг на Васькином лице, такой затравленной тоски в глазах Виталий увидеть не ожидал.
- Не достать тебе его, - тихо промолвил Васька. - Нипочем не достать. Далеко он.
Виталий ничего не понимал. Если Васька передал этому Косому украденную в музее вещь - а он ему что-то передал очень ценное, как сказал Олег! - то должен изо всех сил отрицать знакомство с Косым. Тем более если он так его боится. Но Васька не только не отрицает, он словно ждет чего-то от Виталия, чего-то безмерно важного для себя, такого важного, что это даже пересиливает в нем страх.
И Виталий уже напористее спросил:
- Сначала скажи, какую вещь ты ему передал. Я-то догадываюсь, но хочу от тебя услышать.
- Не можешь ты догадываться! - крутанул головой Васька и, весь словно ощетинившись, прибавил: - С этим лучше не подъезжай, понял? Сдохну - не скажу! Найдешь Косого - найдешь и вещь. Тогда и разговор будет. А пока трупом можешь меня делать, а не скажу! Трупом! Понял?
Последние слова Васька выкрикнул почти истерически. Губы его дрожали, и снова страшно задергался шрам на щеке, но Васька на этот раз не прижал его рукой.
В этот момент Виталий почти инстинктивно пошел по единственно верному пути. Он не стал уговаривать или успокаивать Ваську, а резко спросил:
- Где Косой? Как до него добраться?
Васька сразу умолк, потом долгим, испытующим взглядом посмотрел на Виталия и недоверчиво усмехнулся.
- Побоишься. Небось привык скопом, семеро на одного? - И, заметив, как сжались от обиды губы Виталия, прибавил: - Ладно. Пошутил.
- Тогда говори. Если доберусь, тебе же, дураку, дышать будет не страшно. Так ведь?
- Ну, хорошо, - с угрозой произнес Васька. - Скажу, если ты такой, что смерти не боишься.
То, что услышал Виталий, и то, что предложил ему потом Васька, было так захватывающе необычно, что он взволнованно сказал под конец:
- Запомни, Вася: или я это возьму на себя, или... к чертовой матери уйду отсюда!
И дело тут было не только в Косом, но и в самом Ваське.
ГЛАВА III.
НЕКАЯ ОСОБА С РЕБЕНКОМ
Когда за день до этого Свиридову позвонили, наконец, из Министерства иностранных дел, в комнате у него, кроме Цветкова и Откаленко, сидел и журналист Тропинин. Последний, перекинув ногу на ногу, нервно покуривал сигаретку. На столе перед Свиридовым лежал экземпляр его очерка, по поводу которого шел неприятный для автора разговор.
- Понятно, понятно, - говорил Свиридов в трубку. - Так он у меня сейчас. Скажите ему сами. А я лично с вами вполне согласен. - Он кивнул Цветкову и, протягивая ему трубку, сказал: - На-ка...
Цветков с невозмутимым видом взял трубку. Голос, по которому он сразу узнал сотрудника министерства, ведавшего их делом, убежденно сказал:
- Вот что, Федор Кузьмич. Все-таки стоит ли беспокоить господина Крагера и его семью по такому вопросу? Положение его слишком высокое для этого. И отношения у нас с его правительством самые лучшие. Если вдруг он вас не так поймет...
- Мы ведь все это уже обсуждали, - сухо возразил Цветков.
- Но сомнения остались. И вот товарищ Свиридов тоже их разделяет.
- А я - нет. И повторяю: у нас нет подозрений в отношении... Цветков покосился на журналиста, - его самого и его семьи. Просто надо уточнить некоторые обстоятельства.
- Хорошо, - голос в трубке сделал паузу. - Если ваше решение не изменится, то завтра в двенадцать мы с вами поедем к господину Крагеру.
Когда Цветков положил трубку, Свиридов бросил на него испытующий взгляд и снова обратился к Тропинину:
- Вот так, дорогой товарищ. Полагаю, о единичных фактах отрицательного порядка писать не надо. Курс сейчас на укрепление авторитета милиции. А то, понимаете, что ни фильм, то милиционер дурак или бюрократ. Эстрадники тоже... А теперь и газета...
- Но тут есть и положительные факты, даже героические, - возразил Тропинин, и на полном, до глянца выбритом лице его, обычно добродушном, мелькнуло нетерпение.
- А это оставить, - сделал округлый, как бы приглашающий, жест Свиридов. - Обязательно оставить. И все будет как надо.
- Нет, как не надо! - горячо воскликнул Тропинин. - Факты скрывать нельзя! Это хуже всего. Поймите вы.
"Упрямый мужик, - одобрительно подумал Откаленко. - Никогда бы не подумал".
- По-вашему, мало еще моют косточки милиции? Добавить надо? подозрительно осведомился Свиридов. - Всякие там обыватели только и ждут этих ваших фактов.
- Не обыватели, а читатели! Они хотят знать все. И гласность в таких делах - это лучшее лекарство.
- Лекарством лечат больных, а мы, слава богу, здоровые.
- Но критика полезна и здоровым. Я пишу о героях, об отличных людях. Но когда среди них попадается случайный человек...
- Кадры не пропускают к нам случайных людей!
Тропинин посмотрел на Цветкова.
- А что скажете вы?
- Полезная статья, - коротко ответил Цветков.
- А вы? - Тропинин обернулся к Игорю.
- Это помощник Федора Кузьмича, - усмехнулся Свиридов. - Он возражать теперь не будет.
- Значит, вы допускаете наличие среди вас подхалимов? - живо откликнулся Тропинин. - Кадры, выходит, недосмотрели? - И решительно закончил: - Я передам очерк вашему руководству.
- Вот, вот, - кивнул головой Свиридов. - И чем руководство выше, тем ему виднее.
- Что ж, пошлем министру. С вашими замечаниями.
- Мы люди маленькие, - Свиридов раздраженно закурил. - Но марать наш мундир...
Спор, наконец, закончился. Тропинин забрал очерк и ушел. Свиридов облегченно вздохнул, потом хмуро спросил Откаленко:
- У вас есть дела?
- Меня ждет посетитель, - поняв намек, ответил Игорь.
Когда он вышел, Свиридов сказал:
- Слушай, Федор Кузьмич. Давай все-таки договоримся. Найдем, так сказать, общий язык. Для пользы дела. Ты сейчас занимаешь вредную позицию.
- Возбудил дело?
- Черт с ним! Но зачем лезешь к дипломату? Хочешь еще неприятностей? У тебя есть хорошая версия с этим Васькой Резаным. Его надо сажать и мотать.
- Завтра Лосев его вызывает. А с дипломатом...
- Ну что, что с дипломатом?
- Надо уточнить. Почему все посетители, бывшие до этой семьи, видели портсигар, а те, кто был после, его не видели?
- Да при чем здесь эта семья, когда в то самое время в музее был Васька?
- Вот именно. В то самое время.
Свиридов откинулся на спинку кресла и насмешливо поглядел на Цветкова.
На следующий день в половине двенадцатого Цветков и Откаленко в новых "выходных" своих костюмах и белоснежных сорочках с аккуратно завязанными галстуками подъехали к высотному зданию у Смоленской площади.
Несмотря на парадный вид, выглядели они тем не менее очень по-разному.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38