Здание было тихим. Слышен был только шум дождя на улице. Раньше, бывало, поднимаясь по этой лестнице, я удивлялась, сколько шума могли наделать несколько женщин, живущих по соседству. Вот комната Вероники, двери закрыты, что было довольно редким явлением. Мне казалось, я ощущаю ее присутствие, слышу звуки разгульной вечеринки, которую она устраивала неделю назад. А вот комната Джейн Делафилд, тихой, но решительной девушки, которая любит какао. А вот Кэтрин, ее симпатичный брат имеет странное увлечение – кажется, он выращивает розы. Нет, ирисы. Все они уже разъехались по домам, в свои семьи, где тепло и безопасно, в то время как Мэри Рассел, замерзшая и одинокая, поднимается по холодным деревянным ступенькам в свои апартаменты.
На верхней площадке я повернула за угол и достала ключ. Я потянулась к дверной ручке и, погруженная в свои мысли, никак не связанные со странной женщиной, едва не наткнулась на свою чем-то перепачканную дверь. Ключ был уже в дюйме от замка, когда я застыла, ощутив себя автомобилем, вынужденным резко затормозить. Блестящая дверная ручка была вся в грязи, а на замочной скважине виднелись маленькие свежие царапины. Под дверью проступала полоска света...
Я встряхнула головой. Давай, Рассел, не будь такой подозрительной. Миссис Томас часто оставляет свет для меня и разжигает камин, если я задерживаюсь до темноты. Нет никаких причин для беспокойства. Но я была раздражена и из-за погоды, и из-за вынужденной необходимости отложить поездку в Беркшир. Нервы мои были на пределе. Я заглянула в замочную скважину и, чувствуя себя полной идиоткой, под дверь. Ничего не увидев, я вновь достала ключ, но прежде окинула взглядом все вокруг, не заметив ничего зловещего. Однако, пробегая взглядом по коридору, я увидела, точнее мне показалось, что увидела, что-то малозначительное, какую-то деталь. Я медленно вернулась к лестничной клетке и удивилась, заметив на подоконнике грязь, два листа плюща и дождевые капли.
Как это сюда попало? Как такая грязь могла избежать швабры миссис Томас?
«Нет, Рассел. Твое воображение заходит уж слишком далеко. Вероятно, это сама миссис Томас открывала окно, чтобы выгнать моль, отсюда и капли дождя с листвой и... Нет? Тогда это садовники, которые подстригали весной плющ, а теперь вернулись закончить свое занятие? Но зачем им открывать окно?»
Я взяла себя в руки и вернулась к своей двери, где в течение нескольких минут стояла, сжимая в руке ключ и не решаясь им воспользоваться. Больше всего я желала, чтобы со мной оказался револьвер, который Холмс заставил меня взять, но он остался в комнате, в ящике шкафа, и был так же бесполезен, как если бы находился где-нибудь в Китае.
Дело в том, что у Холмса были враги, и их было много. Он объяснял мне это не раз, подчеркивая, что и мне следует быть осторожной, дабы не стать объектом мести его «знакомцев». Я считала, это маловероятным, но тем не менее не могла не признать, что все возможно. И именно тогда, тем дождливым вечером, стоя возле своей двери, я вспомнила давнее предостережение Холмса. Неужели и я теперь стала жертвой чьей-то ненависти к Холмсу?
Меня так и подмывало спуститься по лестнице и попросить мистера Томаса вызвать полицию, но представив оксфордских констеблей с их манерами разгуливающими здесь в грязной обуви, я призадумалась. Они могут спугнуть злоумышленника, и мне потом вряд ли доведется спать здесь спокойно.
Исключив полицию, я оставила себе два варианта. Я могла открыть дверь ключом и встретиться лицом к лицу с тем, кто там находился, но годы общения с Холмсом не прошли для меня даром, и я отбросила эту мысль. Оставалось одно: проникнуть в свою комнату другим путем. К несчастью, единственный другой путь лежал через окна, которые выходили на задний двор и находились на высоте двадцати пяти футов. Летом я один раз влезала в окно по плющу, но тогда было сухо, тепло и светло. Я знала, что стебли выдержат мой вес, но выдержат ли его мои пальцы?
«Боже мой, Рассел, да это же всего лишь двадцать пять футов. Ты стала ленивой в своем Оксфорде, целыми днями просиживая за партой или в библиотеке. Холода испугалась? Но наверху-то опять согреешься. У тебя действительно нет другого выбора. Так что вперед», – сказала я себе.
Пройдя по коридору, я спустилась на один лестничный пролет, затем прошла по другому коридору к другой лестнице в конце его. Она вела во внутренний двор. Я сняла шерстяные чулки, куртку и оставила их вместе с ботинками и сумкой в темном углу. Очки я положила в карман рубашки и застегнула его на пуговицу, после чего, глубоко вздохнув, бросила себя в объятия бушующей непогоды.
Температура, пока я была в здании, еще больше упала, у меня захватило дыхание, когда ледяная вода попала мне за шиворот. Я схватилась вмиг замерзшими руками за ветки плюща и начала подниматься, заметив, что пальцы ног перестают чувствовать что-либо. Я уже сто раз пожалела, что не попросила мистера Томаса вызвать полицию, но тем не менее продолжала подниматься почти механически.
Достигнув второго ряда темных окон, я уже могла видеть освещенные окна своей комнаты прямо у себя над головой. С удвоенной энергией я продолжила подъем. Медленно я поравнялась со своим первым окном и заглянула в щель между занавесок. В этой комнате никого не было, только горел камин. Проклиная все на свете, я, с трудом сгибая руки, переместилась к другому окну. Здесь плющ был тоньше, и я чуть не упала, но успела схватиться за карниз. Ветер заглушил шум, и я прильнула к окну.
На этот раз мне повезло больше. Даже без очков я могла разглядеть пожилую женщину, которую описывал мистер Томас. Она сидела у камина, склонившись над книгой и вытянув ноги в чулках. Я нашарила карман рубашки, расстегнула его и извлекла очки, едва их не уронив. Мне удалось в конце концов нацепить очки на нос, и лицо незнакомки сфокусировалось. Даже издалека она выглядела крайне мерзко, с ее отвратительной черной бородавкой, которая напоминала большое насекомое, ползущее по подбородку. Я отпрянула от окна и лихорадочно соображала, как мне быть. Нужно что-то делать, и побыстрее, пока мои руки совершенно мне не отказали.
Струйки ледяной воды стекали по моей спине к босым ногам. Мозг функционировал медленно из-за холода, но что-то в этой женщине показалось мне знакомым. Что же? Наступив одной ногой на каменный карниз, я вновь всмотрелась в фигуру. Может, ухо? И тут внезапно все встало на свои места. Я просунула свои многострадальные пальцы между рамами и попыталась открыть окно. Женщина подняла голову, затем встала и подошла, чтобы помочь мне. Я взглянула на «нее» со злостью.
– Черт бы вас побрал, Холмс, что вы здесь делаете? И, ради Бога, помогите мне забраться в комнату, а не то вам придется соскребать меня с тротуара.
Вскоре я стояла дрожа на ковре своей комнаты и вытирала очки занавеской, дабы как следует разглядеть лицо Холмса. Он стоял передо мной в поношенной одежде пожилой женщины с этой жуткой бородавкой на лице, ничуть не смущаясь тем, что заставил меня совершить такой подвиг – влезть в окно по плющу, да еще в такой дождь.
– Черт возьми, Холмс, ваша любовь к драматическим представлениям могла стоить мне сломанной шеи, а если после всего этого я заработаю воспаление легких, то это будет исключительно благодаря вашим фокусам. Отвернитесь. Мне нужно снять эту одежду. – Он послушно развернул стул к стене, и я неуклюже стянула с себя перед камином мокрую одежду, влезла в длинный серый халат, который оставила на табуретке еще утром, после чего взяла полотенце, чтобы вытереть волосы.
– Можете теперь повернуться. – Я кинула мокрую одежду в угол, чтобы разобраться с ней позже. Мы с Холмсом были близкими друзьями, но мне не хотелось размахивать своим нижним бельем перед его носом. Всякая дружба имеет свои границы.
Я подошла к ночному столику, взяла расческу и, подвинув табуретку к огню, стала расчесывать мокрые волосы, которые в тепле постепенно высыхали. Кончики пальцев, носа и ног начало покалывать, к ним возвращалась прежняя чувствительность. Холмс нахмурил брови.
– У тебя есть бренди?
– Вы же знаете, что я не пью.
– Я ведь не спрашиваю, пьешь ли ты, – произнес он терпеливо, – меня интересует, есть ли оно у тебя. Я хочу немного бренди.
– Тогда полагаю, что вам придется обратиться к моей соседке.
– Мне кажется, молодая девушка будет не очень рада визитеру вроде меня.
– Это не играет никакой роли, потому что она уехала на каникулы в Кент.
– Что ж, в таком случае будем считать, что она дала нам свое разрешение. – Он вышел в коридор, но потом его голова вновь появилась в дверях. – Кстати, не трогай эту штуку на столе – это бомба.
Я уставилась на черную коробку, опутанную множеством проводков. Вскоре вернулся Холмс с бутылкой моей соседки и двумя ее же бокалами. Он щедро наполнил мой бокал и налил чуть поменьше себе.
– Бренди не очень хорошее, но в этих бокалах оно может показаться вкуснее. Выпей, – велел он.
Я послушно отпила глоток, после чего сразу закашлялась. Но это заставило меня перестать дрожать, и, когда я допила, по всему моему телу до самых кончиков пальцев на ногах разлилось приятное тепло.
– Полагаю, вы знаете, что алкоголь – далеко не лучшее лекарство? – сердито спросила я.
Я действительно была сильно рассержена всем этим маскарадом, да еще эта бомба, лежавшая на моем столе.
– Если бы в этом не было необходимости, я бы не дал тебе бренди. Как бы там ни было, я вижу, что это тебе помогло, и давай побыстрее заканчивай со своими волосами и устраивайся поудобнее. У нас впереди долгий разговор. Ах, какой я стал в старости забывчивый. – Он подошел к корзинке, с какими женщины ходят за покупками, и достал оттуда сверток, который, как я сразу догадалась, был посылкой от миссис Хадсон. Мое настроение сразу поднялось.
– Какой приятный сюрприз. Дай Бог здоровья миссис Хадсон. Однако я не в состоянии вот так сидеть и есть перед грязной старухой, у которой по подбородку ползет насекомое. А если после вас в комнате останутся еще и блохи, то на мое прощение не рассчитывайте.
– Это чистая грязь, – заверил он меня и отклеил мерзкую бородавку, после чего встал и, сняв с себя юбку и блузу, сел уже прежним Шерлоком Холмсом.
– Вот теперь можете пожелать мне приятного аппетита.
Я закончила вытирать волосы и с жадностью протянула руку за пирожком с мясом. У меня были хлеб и сыр, но эти пирожки, даже двухдневной давности, были намного вкуснее.
Спустя некоторое время я отвлеклась от пиршества и заметила, что Холмс наблюдает за мной с выражением любопытства на лице, которое тут же сменилось его обычным выражением некоторого превосходства.
– Я была голодна, – сообщила я, сама не знаю зачем, вроде как оправдываясь, – я имела дело с ужасным преподавателем, из-за которого пришлось пропустить ленч и к тому же проторчать полдня в библиотеке. Что-то не могу припомнить, завтракала ли я сегодня. Впрочем, вполне возможно, что да, но это было уже давно.
– Что же тебя так захватило на этот раз?
– Тема, которая могла бы представлять интерес и для вас. Мы с преподавателем математики занимались проблемами теории и столкнулись с задачами, решение которых предложил ваш старый знакомый.
– Полагаю, ты имеешь в виду профессора Мориарти? – Его голос был таким же холодным, как и дождь за моим окном, но это меня не смутило.
– Совершенно верно. Я провела весь день, изучая некоторые статьи, опубликованные им. Меня интересовали ум и личность не меньше, чем математика.
– И какое впечатление сложилось у тебя об этом человеке?
– Приходит на ум сравнение с хитрейшим и коварнейшим зверем. Его хладнокровное и жестокое использование логики и языка меня потрясло. Мне казалось, в нем есть что-то змеиное, но это было бы несправедливо по отношению к змеям. Уверена, что если бы автор был мне незнаком, то даже один стиль его статей сам по себе заставил бы мои волосы встать дыбом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46