Это заведение, судя по всему, содержали хорошо. Прямо за дверью на несколько футов тянулся сводчатый тоннель, на конце которого маячила обезьяноподобная фигура с обрезанной бейсбольной битой под мышкой.
— Здесь не распивают. У нас нет грубых развлечений, — привычно отбарабанил этот тип, окидывая Митча быстрым наметанным взглядом. — О'кей, добро пожаловать! — И посторонился, давая ему пройти.
В прихожей за столом, который преграждал, но не блокировал лестницу на второй этаж, сидел вежливый толстячок в опрятном шерстяном костюме.
— Здесь не распивают. У нас нет грубых развлечений, — скороговоркой выпалил он и улыбнулся. — Чем могу быть вам полезен, сэр?
Митч объяснил. Мужчина смешался.
— Думаю, сэр, вы, должно быть, имеете в виду Нидди? Что ж, можете ее увидеть, почему бы и нет? О, пожалуйста, не надо. — Он сделал негодующий жест, когда Митч полез за бумажником. — Вы должны сами отблагодарить молодую леди.
Митч уселся на стул рядом с еще тремя клиентами. Все они тайком поглядывали друг на друга, пряча глаза. По мере того как им дозволяли подняться по лестнице, в помещение впускались другие мужчины, которых встречали одними и теми же словами: «Здесь не распивают! У нас нет грубых развлечений».
Наконец толстячок за столом улыбнулся и кивнул Митчу. Тот устремился к лестнице, напутствуемый объяснениями, что Нидди находится за первой дверью справа.
— Привилегированный номер, сэр! И особая, весьма своеобразная молодая леди.
— Благодарю вас! — буркнул Митч, посмеявшись про себя, что ему светит обслуживание по высшему разряду.
Внешний вид Митча разительно отличался от вида здешних обычных посетителей, поэтому его конечно же хотели заполучить в число постоянных клиентов.
Наверху лестницы Митч остановился, чтобы перевести дух и умерить биение сердца. Затем открыл занавешенную муслином дверь справа и вошел.
Он с трудом дышал — каждый вдох давался с большим трудом. Нервозно придержал дверь, чтобы она закрылась без единого звука и, заставив себя наконец взглянуть на кровать, чуть не вскрикнул от облегчения.
Молодая женщина лежала на животе, уткнув голову в руки, как в подушку. При слабом освещении ее обнаженное тело казалось вырезанным из слоновой кости, прекрасное, но смутно очерченное в полумраке.
Лица женщины Митч не видел, но ее черные как смоль кудри, ниспадающие на плечи, даже при самом пылком воображении никак нельзя было принять за волосы Тидди.
На лбу Митча выступили крупные капли пота. Видит Бог, он испытывал чувство огромного облегчения, но совершенно не знал, что ему теперь делать.
Очевидно, не то, чего ожидал от него содержатель этого заведения. Но как быть? Что подумает или даже, может, сделает эта молодая женщина, если помнить того вышибалу внизу с бейсбольной битой?
Митч не знал, какую выбрать линию поведения. Конечно, он в деталях был наслышан о подобных заведениях, но бывать в них самому ему не доводилось. Он понятия не имел, как себя вести, тем более что оказался здесь с совсем иной целью:
В поисках зацепки — какой-нибудь уловки, которая помогла бы ему выйти из затруднительного положения, Митч обвел глазами комнату.
На туалетном столике без зеркала стояли белый фаянсовый кувшин для воды и такой же тазик. На удобном расстоянии от них находилась небольшая картонная коробка с дезинфицирующим средством пурпурного цвета — так называемым «средством от змеиного укуса» — быстрорастворимыми кристаллами марганцовки. Следы от нее сплошь покрывали тазик и полотенца, которыми до половины была заполнена корзинка возле туалетного столика. Бросилась ему в глаза и еще одна примечательная вещь — большой белый ночной горшок, тоже с разводами от марганцовки.
И это приличное заведение? Место, полезное для общества и отвечающее всем условиям санитарии?
Губы Митча исказились в нервной усмешке. В этот момент молодая женщина перекатилась на кровати, села и уставилась на него.
В целом эта юная леди была весьма и весьма привлекательной, и только ее носик слегка портили веснушки. Митч отказывался поверить, что черный парик с хвостом завитых волос может так изменить внешность.
У него перехватило дыхание. Он не знал, как воспринимать увиденное — как комедию или трагедию. Эмоции раздирали его на грани ужаса и смешного. Затем наступил срыв — защитная реакция организма, направленная на то, чтобы дать выход чувствам, клокотавшим внутри, не дать им разорвать грудь. Он захохотал.
Митч хохотал так, словно его жизнь зависела от того, удастся ли ему высмеяться до конца.
Тидди вскочила на ноги и запустила в него ночным горшком.
Глава 10
Майор ждал, изучая посетителя взглядом, в котором читалась злоба и что-то еще. Зависть? Нездоровое любопытство? Митч все еще лихорадочно пытался проникнуть в душу и мозги этого человека, когда тот вновь заговорил:
— Очень и очень отличный молодой человек Сэмюель. Я весьма огорчен тем, что ему нельзя будет остаться у нас.
— Но почему же нельзя? — поинтересовался Митч.
— О, неужели вам не ясно, мистер Корлей? У нас здесь школа для избранных, как вам известно. Иметь учащегося, чья мать, уф... уф... ну, вы сами должны понимать, что это невозможно.
— Однако семестр заканчивается менее чем через три месяца. А раз так, то почему же ему нельзя остаться здесь хотя бы на это время?
Рот майора беззвучно зашевелился. Он явно не находил слов, чтобы объяснить то, что ему казалось таким очевидным. Наконец что-то беспомощно пролепетал, однако это не произвело на посетителя никакого впечатления.
— Но ведь никто не знает об этом письме, майор, ну, то, что вы его получили? Это же факт, не так ли? И если даже когда-либо в связи с этим возникнет вопрос — а такое маловероятно, то нет никаких доказательств, что письмо побывало в ваших руках.
— Но... но знаете ли, мистер Корлей! Мне-то известно, что я получил это письмо, и мой долг ясно мне диктует, в чем состоят мои обязанности!
Митч ответил, что ему все представляется в ином свете и он уверен, если майор хорошенько подумает, то он тоже посмотрит на это другими глазами. Его первейший долг — воспитывать кадетов, а вовсе не наказывать за грехи их родителей.
— Вы нормальный человек, майор, я это вижу невооруженным глазом. И готов держать пари, что ничто человеческое вам не чуждо. Угадал? — Митч чарующе улыбнулся. — Мужчина, пусть даже столь сильно преданный долгу, как вы, все же может позволить себе немного урвать от жизни. Все мы живем один раз. Есть, конечно, определенные правила, которыми нельзя пренебрегать, но не будете же вы подставлять другого, такого же нормального мужчину только из-за того, что он когда-то по молодости совершил ошибку?
Майор кашлянул. Его распухшая плоть заколыхалась внутри униформы.
— Как вы изволили заметить, мистер Корлей... уф, уф. Такие грешки случаются даже с самыми лучшими парнями. О да! Хм, уф! Была одна девчонка на Филиппинах... — Тут он в тревоге спохватился. — Но сейчас, мистер Корлей, я на самом деле не вижу...
— Никто не знает об этом письме, — ровным голосом продолжал увещевать Митч. — Никто, кроме нас с вами. И на свете нет такой причины, чтобы узнали.
— Но... что вы тогда предлагаете?
— Я не смогу поместить Сэма в другую школу в конце учебного года. И если он будет вынужден покинуть ваше заведение сейчас, у него просто пропадет целый семестр напряженной учебы. Я тут на днях перечел абзац договора относительно стоимости обучения в вашей школе. Точную цифру не помню, но думаю, если вы не нарушите Сэму семестр, то с меня причитается еще около двух тысяч долларов.
Майор в растерянности уставился на него и, как в бреду, услышал слова Митча, что тому пора уходить. Майор пожал протянутую руку и тотчас же отдернул свою, ощутив в ней пачку купюр.
Вот так легко и изящно была улажена неприятная история. Сбитый с толку майор поспешно, насколько это позволяли его хилые ноги, вскочил и, чувствуя себя в некотором роде благодетелем, попытался найти слова, приличествующие тем, с которыми один знающий жизнь мужчина обращается к другому столь же искушенному в ней человеку.
— Мы должны увидеться снова, мистер Корлей! Два таких малых, как мы, кхе! И, уф, позвольте мне повторить, что мы счастливы иметь в числе наших учащихся такого мальчика, как Сэмюель. Надеемся видеть его в наших стенах и на следующий год!
— Очень мило с вашей стороны, — улыбнулся Митч, хотя думал совсем по-другому. «Черт меня подери, если Сэм окажется здесь на будущий год. Только не здесь и не с таким типом, как ты!» И лишь спускаясь по ступеням административного корпуса, слегка изменил свое мнение в лучшую сторону.
Митч привык давать взятки. Майор же был явным новичком в этом деле. Неискушенный бедолага оказался в лапах подлинного профессионала и был одурачен, обведен вокруг пальца, ни минуты не сомневаясь, что поступает так по собственной воле и даже совершает благородный поступок, нарушая строгие правила элитного учебного заведения. Или же... Кто знает? Возможно, и у майора есть своя Немезида, вынуждающая его делать такие вещи? Может, настойчивый и злобный кредитор, или болезнь, превратившая его жизнь в жалкое существование, или женщина, сгубившая беднягу в тот самый момент, когда он вообразил, что с ней покончено...
Вот и Митч тоже! Он знал, что должен объясниться с Рыжей начистоту, коли Тидди вновь вошла в его жизнь. Однако боялся ее потерять. И если Рыжая даже примет страшную правду, то все равно останется еще Сэм, который нуждается в защите от собственной матери. Как можно сказать подростку или позволить, чтобы он узнал, что его мать шлюха и ненавидит его со дня рождения? Как мальчик воспримет такое? Ведь это может принести ему непоправимую моральную травму.
Естественно, Митч мог бы развестись с Тидди, не добившись этим ровным счетом ничего. Разведенная, она наделает ничуть не меньше вреда, чем сейчас. Развод вытащит грязь наружу, разрушив все, что он пытался сохранить.
Вздохнув, Митч загнал эту проблему подальше, на самые задворки сознания, и, придав лицу бодрое выражение, отправился к поджидавшим его Рыжей и Сэму. Они все вместе пошли прогуляться вдоль озера на территории школы, пробыли там довольно долго, беседуя, пуская голыши по воде. Затем, оставив Сэма, Митч и Рыжая покатили обратно в Хьюстон.
Рыжая пребывала в легкой депрессии, как случалось всегда, когда они покидали Сэма. Митч предложил ей где-нибудь выпить и пообедать, но она заявила, что не голодна. Он попытался обнять ее одной рукой, заведомо зная, что из этого ничего не выйдет, но никакого другого способа заставить Рыжую покончить с хандрой не видел. Она воспользовалась случаем и перевела разговор на другую тему, заявив, что Сэм, вероятно, догадывается об их истинных взаимоотношениях.
Покачав головой, Митч уточнил:
— Думаешь, он подозревает, что ты не настоящая его тетка?
— Ну да. Но...
— Это еще не значит, что он подозревает что-либо еще. Нет, полагаю, это, скорее всего, его желание. Он ведь любит тебя. Вот ему и хочется, чтобы ты была его матерью.
Рыжая надолго умолкла, затем тихо, но откровенно призналась, что действительно хотела бы стать ему матерью.
— Послушай, Митч. Давай поженимся, пока не поздно. У нас же есть свыше ста тысяч долларов, не так ли? Этого нам вполне хватит, чтобы... чтобы...
— Для чего? — поинтересовался Митч. — Ведь мы же ничего другого не умеем, кроме того, чем промышляем сейчас.
— Ну... ну, можем и научиться. Неужели не сможем? Мой Бог, другие же могут, притом, что у них нет ста тысяч!
— Мы не другие люди. Мы так долго жили и живем на широкую ногу, что теперь слишком поздно менять привычки и начинать все заново. Как мне представляется, да и тебе тоже, мы уже близки к тому — я про деньги, — чтобы скоро вообще отойти от дел. Причем сделать это с комфортом. Достаточный капитал даст возможность оглядеться без спешки, подыскать солидный бизнес, а не бросаться куда попало очертя голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33