Всю добычу он, не глядя, рассовал по своим карманам.
— Грабишь, дядя? — прохрипел Жехов.
— Деньги верну... С остальным разобраться надо. Не сейчас... — но в паспорт, найденный в пиджаке, Пафнутьев все-таки заглянул, убедился, что Жехов не соврал, назвав свою фамилию. — А теперь, все-таки в отделение, — Пафнутьев подобрал на земле нож, спрятал лезвие, сунул в карман. — Поднимайся. Вздумаешь бежать — пеняй на себя. Буду бить трубой по темечку. Понял? Трубой по темечку.
— Ладно, дядя... Пошли.
Жехов с трудом поднялся, попытался было отряхнуться, но понял, что занятие это бесполезное. Он постоял, пошатываясь, оглянулся по сторонам и, прихрамывая, зашагал к воротам.
— В обратную сторону, — приказал Пафнутьев. — Вот так. По тропинке, медленно, не торопясь... Давай-давай, дорогой...
Это глухое место отличалось еще и тем, что совсем рядом, за двумя домами, находилось отделение милиции Когда здесь располагалась автобаза, кипела жизнь, когда едва ли не каждый день возникали недоразумения между водителями, заказчиками, между механиками г слесарями, милиция была весьма кстати. Но база убрались жизнь установилась спокойная и размеренная. В это отделение и доставил Пафнутьев своего пленника. Помог подняться по ступенькам, поддержал сзади, когда тот пошатнулся, втолкнул в дежурную часть.
— Привет, ребята! — поздоровался Пафнутьев. А увидев полноватого капитана, даже развеселился. — А, Шаланда... Рад тебя видеть... Доставил вот клиента, а то совсем вы тут разленились... — Пафнутьев чувствовал, что у него очень мало времени, что каждая прошедшая минута работает против него — приходит в себя Жехов, могут кинуться искать его, да и ему самому лучше бы побыстрее отсюда смотаться.
— Где подобрал? — Шаланда вышел из-за стеклянной перегородки, пожал Пафнутьеву руку, остановился перед Жеховым, уперев кулаки в бока.
— Да, рядом. Иду по автобазовскому пустырю, а он из-за кустов и сразу в штыки, — Пафнутьев протянул капитану нож с выкидным лезвием.
— Ого! — присвистнул Шаланда, выпятив красные сочные губы. — Прямо со статьей заявился голубок сизокрылый.
— А как не хотел, как упирался, — огорченно покачал головой Пафнутьев. — Пришлось поговорить... Как видишь, убедил. Значит, так... Времени у меня нет. Бегу. Вот нож этого гражданина, вот его паспорт, вот мое удостоверение...
— Да знаю я тебя!
— Мне важно все оформить как можно официальное, — сказал Пафнутьев. — Не возражаешь?
Через полчаса он уходил из отделения, унося в кармане протоколы задержания и предварительного допроса гражданина Жехова Олега Михайловича, спортивного организатора завода “Коммунар”, как значилось в его удостоверении. Больше всего радовало Пафнутьева, прямо наполняло гордостью за себя — в протоколе было упомянуто о том, что слежка велась по указанию Колова. Сначала Жехов, видимо, решил, что фамилия генерала произведет впечатление на Шаланду и тот возьмет да и отпустит. Однако, Пафнутьев ухватился за эти слова, вписал их в протокол, чуть ли не силой заставил Жехова подписать, уговорил поставить подпись и Шаланду. Деньги Жехова оставил в отделении вместе с паспортом, а удостоверение и записную книжку с телефонами захватил с собой. Жехов смотрел на его действия с легкой снисходительностью, будто был у него козырь, перебивающий всю эту следовательскую суету. Но Пафнутьева его взгляды не трогали, он понимал — у генерала прокол.
— Послушай, Шаланда, — обратился Пафнутьев к капитану, — просьба — в кутузку до утра. До полной проверки данных. И главное — ни в коем случае, повторяю — ни в коем случае он не должен ни с кем связываться.
— А если о нем спросят?
— О нем не спросят, потому что никто не знает, где он находится. Да и некому о нем спрашивать. Бандит-одиночка. Что тебя смущает?
— Видишь ли, он упомянул генерала...
— А завтра назовет Президента!
— Колов ближе...
— Сдашь дежурство — доложишь. Как положено. Я ни к чему тебя не склоняю. Наоборот, делаю все, чтобы малейшее нарушение не просочилось в наши действия.
— Это меня и смущает, — признался Шаланда, бросив на Пафнутьева осторожный взгляд из-под пухлых век.
— Ну и пусть смущает! Девиц вон тоже многое смущает, а потом проходит. Смущение — это такое чувство, которое не может находиться в организме слишком долго. К утру отпустит.
Когда Пафнутьев ушел. Шаланда посидел в задумчивости над записью в журнале, которую сделал сам, с досадой вспомнил, что Пафнутьев унес протоколы и на них стоят его подписи. Что-то терзало Шаланду, он все сильнее ощущал раздражающее беспокойство. Поведение Пафнутьева явно выходило за рамки обычного задержания. Покряхтев, Шаланда тяжело поднялся и направился к камере — захотелось взглянуть на задержанного. Тот сидел в конце коридора, отгороженного от остального помещения стальной решеткой. Увидев Шаланду, Жехов поднялся.
— Капитан, слушай меня внимательно... При том мудаке я не мог всего сказать...
— Говори, — Шаланда, наклонив голову вперед, внимательно рассматривал носки своих ботинок.
— Подойди ближе, я не могу кричать... Немедленно свяжи меня с начальником милиции.
— Зачем?
— Надо. Понял? Надо.
— Вот завтра сдам дежурство и связывайся с кем хочешь, — Шаланда повернулся и уже зашагал было по коридору, но его остановил свистящий шепот Жехова.
— Капитан, ты сгоришь!
— Рабочий день у начальства кончился. Его уже нет на месте. Связаться с ним невозможно, — Шаланда стоял полуобернувшись к задержанному.
— Позвони домой!
— Мне не положено знать его домашний номер, — широкое лицо Шаланды выражало в этот момент сложные чувства. Он уже понимал, что дело куда сложнее, чем ему показалось вначале. Да еще его подпись на протоколах, с которыми ушел Пафнутьев, будь он проклят!
— Я дам тебе номер его домашнего телефона, — сказал Жехов.
— Не положено звонить по домашнему, понимаешь? — он подошел к самой решетке. — Не положено. Каждый должен знать свое место.
— Капитан, послушай... Если Колов узнает, что ты мог и не связал меня с ним... Он тебя размажет по этим стенам. Допусти к телефону, говорить буду я. Уложусь в одну минуту. Скажу, что сижу в твоем отделении, под твоим присмотром. И все.
— А следователь предупреждал, чтобы я ни с кем тебя не связывал... Ведь не зря же он предупреждал! — медленно сдавался Шаланда.
— Дерьмо он, а не следователь! Пойми, мне надо связаться не с бабой, не с рестораном! А с генералом Кодовым! С твоим же начальством! И с моим! Ты это можешь понять?!
— Добре, — сказал Шаланда. — Набрать номер телефона... Позволю. Но говорить не буду. Если услышу, что разговор не тот... Связь прекращу.
— Ладно, открывай. Хватит трепаться, — нетерпеливо сказал Жехов.
Часть вторая
Кто есть кто?
Андрей с облегчением проводил взглядом уехавших ребят. Клубы пыли еще долго стояли над дорогой красноватыми, окрашенными закатом глыбами. К вечеру пыль остыла, но поднималась в воздух также легко и невесомо. Андрей видел, что ребята уезжали с явной поспешностью. Не только он был в шоке, им тоже требовалось время, чтобы прийти в себя.
Вслушиваясь в лязг цепи, которую он продевал сквозь прутья ворот, Андрей как никогда раньше ощутил свое одиночество. От низкого солнца, лежавшего на горизонте, стены конторы казались вымазанными в красноватые пятна. Что-то раздражало Андрея в этих пятнах, видеть их было неприятно и он вошел внутрь. Кривоватый коридор, пыль на полу, шелушащиеся стены, когда-то выкрашенные масляной краской, жиденькие двери... Последнюю комнату заняли Махнач и Феклисов, иногда оставаясь здесь на ночь. Подгайцев не возражал — и охрана надежная, и люди под рукой.
Поколебавшись, Андрей запер дверь не только на ключ, но и засунул в ручку подвернувшуюся швабру — теперь сюда никто не сможет войти. Постоял, прислушиваясь, привыкая к тишине. Взгляд его упал на электрический счетчик. Колесико его медленно вращалось. Это насторожило Андрея, он вспомнил, как восторженно Заварзин относился ко всевозможным штучкам вроде магнитофонов, передатчиков, телефонов с самописцами... Подставив табуретку, он выкрутил одну пробку. Колесико остановилось, лампочка на длинном шнуре погасла. Вздрогнул, словно поперхнувшись, холодильник. Обойдя еще раз всю контору и убедившись, что он один во всем здании, Андрей прошел в приемную и присел к телефону.
Диск скрипел, заклинивался, приходилось силой возвращать его в исходное положение, но номер набрался.
— Света? Привет. Как поживаешь?
— Ты куда пропал? Мать не знает, никто не знает... У тебя что-то случилось? — у Светы был низковатый голос, Андрей хорошо узнавал его по телефону. Рыжеватая, с чуть припухшими веками, которые придавали ей слегка сонное выражение, и джинсы он представил, и голубую рубашку мужского покроя... — Андрей! Ты слышишь меня? Что случилось?
— Да, так... Небольшая неприятность. Ты можешь приехать на мою новую работу?
— Так ты там... А почему бы тебе оттуда не уехать? Или тебя еще и ночным сторожем определили? Бешеные деньги будешь получать?
— Света, слушай меня внимательно... Я крепко влип. По самому большому счету.
— Сильней не бывает? — он понял, что девушка улыбается.
— Да, можно и так сказать. Сильней не бывает. Приезжай. Садись на мотоцикл и дуй сюда, как можно скорее.
— Даже так... Тебе паршиво?
— Хуже не бывает.
— Ни фига себе! Что-нибудь связанное с твоими новыми приятелями? Я была права?
— Да.
— Полностью? — она никак не могла проникнуться ощущением беды. Слишком безоблачными были их отношения до сих пор, да и жизнь в общем-то шла без больших осложнений.
— Все хуже, чем тебе казалось.
— Ты не можешь говорить открыто?
— Нет.
— Ну, хорошо... Я еду. Надену что-нибудь приличное и выезжаю. Через полчаса буду у твоих ворот.
Положив трубку, Андрей тут же набрал еще один номер. Забитый пылью диск с трудом отщелкивал знакомые сочетания цифр.
— Мама? Привет. Слушай, сегодня все так складывается, что ночевать я, скорее всего, не приду... Нет, Света здесь ни при чем. Меня попросили переночевать в конторе... Мало ли чего... Так им спокойнее. Машины пригнали на ремонт, а нашего брата кооператора последнее время частенько поджигают, — пошутил он. — Здесь все есть. Холодильник, диван... Не беспокойся, жизнь прекрасна и удивительна. Пока. До завтра! — он так и не позволил ей сказать что-то связное.
Низкое солнце теперь светило прямо в окно и Андрей вздрогнул, увидев, что его руки, лежащие на столе, красные по локоть. Он поспешил убрать их, но тут же увидел в косо висящем зеркале свое лицо. Освещенное последними лучами солнца, оно тоже было неестественно красного цвета. Андрей встал и вышел в коридор.
Дальнейшие его действия очень удивили бы приятелей, окажись они здесь — он принялся за обыск. Начал с приемной — осмотрел стол, стулья, заглянул во все ящики, под шкаф, ощупал куртки и плащи, висевшие на гвоздях. Потом настала очередь батареи, парового отопления, он простучал доски пола — нет ли под ними тайника. Покончив с приемной, Андрей перешел в кабинет, в котором иногда задерживался Заварзин и, не торопясь, осмотрел ящики стола, тумбочку, бумаги. В конверте среди бланков он нашел конверт с несколькими сотнями рублей, в глубине стола наткнулся на спрятанную на черный день бутылку водки, обнаружил коробочку с французскими духами. Но все это нисколько его не заинтересовало. Искал Андрей нечто совершенно иное — два желтых латунных патрона.
Услышав нетерпеливые гудки за воротами, Андрей выглянул в окно и увидел мотоцикл с седоком в блестящем шлеме. “Светка!" — обрадованно подумал он и бросился открывать ворота. Света резко рванула с места, так же резко затормозила, спрыгнула с седла. Сбросив шлем, встряхнула рыжими волосами, обеспокоенно посмотрела на Андрея.
— Жив? — спросила она. — Похоже, жив.
Андрей запер ворота, подошел к Свете, взял у нее из рук шлем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68