— И кто же это? — спросил уже спокойнее Амирхан Даутович.
— Не узнали? Странно. Это ваш знакомый, Азат Худайкулов, отбывающий срок за убийство вашей жены, а точнее за своего дружка, Анвара Бекходжаева, убившего Ларису Павловну.
Амирхан Даутович ещё раз внимательно посмотрел на фотографию.
— Возмужал, не узнать… Хищный какой-то, я запомнил его почти мальчишкой…
— Пять лет все-таки прошло, выжил, заматерел, настоящий волк, он ещё дел натворит. Я ведь уже говорил вам: зло рождает только зло… — прокомментировал Шубарин.
Слушая шефа, Амирхан Даутович вдруг вздрогнул от неожиданной догадки: он понял ход Японца — оттого и фотография на всякий случай. Вот оно, дело, которым тот решил повязать его на всю жизнь. Теперь Шубарин не сомневается, что прокурор у него на привязи, и крепко — даже мысли вильнуть в сторону не может возникнуть — вместе до гробовой доски. Старый, как мир, приём уголовников — привязать кровью, мокрым делом, то есть убийством. И если что, Азат Худайкулов, приведись ему отвечать за содеянное, скажет, что нанял его прокурор, чтобы отомстить за свою жену.
— За что же он своего дружка так?.. Ведь росли вместе, говорят, он у того в адъютантах ходил чуть не с пелёнок?
— Было, да быльём поросло. Разошлись далеко детские дорожки, в разные стороны, оттого и месть крутая. Не сдержали Бекходжаевы своё слово… На первых порах помогали, посылки регулярно присылали, наведывались, матери его больной оказывали всяческое содействие. А потом внимание иссякать стало — мало кто выдерживает испытание временем — в обузу стали Худайкуловы. Мать умерла, а перед смертью написала горестное письмо Азату и обвинила в своей смерти Бекходжаевых. Каково в тюрьме получить такое письмо от матери, зная, что ты отбываешь срок за них? И стал он жить одной мыслью, одной-единственной надеждой: отомстить своему вероломному другу — других желаний, насколько мне известно, у него в жизни нет. И подогревали его, конечно, дружки по тюрьме, тем более узнав, что вероломный товарищ к тому же прокурор, злобный, невежественный, свирепствующий, задушивший поборами всех вокруг. Ведь в тюрьму, как ни парадоксально, сведения доходят быстро и в большом объёме, и о реальной изнанке жизни здесь имеют представление получше, чем в райкоме. Так что он жил, моля аллаха, чтобы не убили его врага другие, потому что год назад узнал, что есть люди, и весьма серьёзные, которые уже приговорили к смерти прокурора Бекходжаева. А в той среде, где это было сказано и в которой Азат теперь не последний человек, словами не бросаются — это не профсоюзное собрание, отвечать приходится, репутация в уголовной среде дороже жизни.
— Одно дело желать, другое выполнить. Ему удалось бежать из колонии?
— Не совсем так. Когда я узнал вашу историю, а затем историю этого несчастного молодого человека, пострадавшего, как и вы, я понял, что ваши интересы совпадают. А для себя я посчитал весьма благородным поступком, если смогу помочь установить, хоть и запоздало, справедливость. Я попросил доставить Азата в «Лас-Вегас» на несколько часов, тогда и засняли вас случайно, на память. Я хотел поговорить с ним, понять, насколько серьёзны его намерения и что он за человек, можно ли положиться на него. В тюрьме он прошёл большую школу, рассуждал вполне здраво, а намерения его были серьёзные, дальше некуда. Я обещал ему помочь, обговорив кое-какие условия, — он принял их.
— Вы помогли ему бежать? — нетерпеливо спросил прокурор.
— Нет, зачем же, побега я ему не обещал.
— Как же тогда удалось ему совершить свою месть?
— Ну, это несложно. Если ваш знакомый полковник Иргашев мог использовать Коста на воле против вас почти полгода, так почему я не мог взять Азата из колонии всего на несколько часов. Люди Ашота, хорошо изучив привычки Бекходжаева, разработали план, и Азату преподнесли все на блюдечке с голубой каёмочкой — вся операция заняла пять минут.
— Значит, раскрыть это преступление будет непросто и есть гарантии безопасности?
— Трудный вопрос, особенно насчёт гарантий. Я не знаю, как раскрываются у нас преступления, но то, что Азат Худайкулов через три часа вернулся на место, в заключение, это точно. А при его нынешнем опыте жизни брать на себя ещё одно убийство, теперь, правда, своё, — безумие, тем более он знает, что, когда выйдет, получит помощь не от Бекходжаевых, а от меня. А о том, что я слов на ветер не бросаю, он знает, убедился в моих возможностях. Гарантии скорее в другом. Помните, я говорил: нам неважно, кто нанесёт удар Бекходжаевым, мы не тщеславны, нам важен результат. Я упоминал, что Анвара Бекходжаева уже давно приговорили, и он об этом знал, знали и в прокуратуре. Впрочем, многие хотели бы посчитаться с ним, и не только уголовники и дельцы, ему и за его донжуанство давно обещали оторвать голову — вы же знаете, в районах на этот счёт строго, а он и тут плевал на понятия чести и морали своего же народа. Так что поле деятельности у следователей и без нас широкое; если надо будет, подбросим и другие варианты — там есть кому держать под контролем ход расследования. Свести счёты и дурак сумеет, а вот жить и радоваться назло врагам не каждому удаётся. В конце концов, Азат у нас в руках ещё лет пять, — закончил, как всегда неопределённо, Шубарин.
Они ушли далеко, занятые разговором, почти до старой махалли Допидуз, и, когда возвращались обратно, наткнулись на спешившего навстречу Коста.
— Я от общества — вас ждут к столу. Ким с Георгади хотели бы уехать домой, — сказал Коста, обращаясь к Артуру Александровичу.
— Скажи, мы будем через пять минут, — ответил Шубарин, и Коста в мгновение ока растворился в темноте.
Когда они снова вошли в банкетный зал, Амирхан Даутович заметил, что поминки превратились в очередную гулянку — прибавилось, и заметно, много новых лиц; но стоило Артуру Александровичу сказать несколько слов Плейбою, как шум, гам, смех моментально стихли, и все чинно заняли места за столом. Адик с помощниками внесли ляганы с обещанными Шубариным особенными мантами
— обложенные зеленью, посыпанные красным корейским перцем, смотрелись они аппетитно, и все взгляды дружно потянулись к Артуру Александровичу. Но вдруг поднялся один из тех незнакомых мужчин, что находились в компании с самого начала. Все за столом, как понял Азларханов, делалось только с ведома Шубарина — значит, настал черёд и для этого человека. Говорил он тоже долго и не менее искусно, чем сам Шубарин, и хотя он старался придерживаться темы, то есть поминок незнакомой ему Ларисы Павловны, он то и дело ловко съезжал на другое, ради чего, наверное, и был приглашён сюда. Он говорил о том, что удостоился большой чести разделить горе, выпавшее на долю большого друга его давних друзей, и он готов служить верой и правдой таким людям, для которых горе ближнего воспринимается как своё.
Говоря, он все поглядывал на Артура Александровича, как тот воспринимает сказанное. Делал он это, на свой взгляд, ловко, осторожно, но ему мешало выпитое, и Амирхан Даутович ясно понимал, что сегодня Японец вербовал в свою вотчину ещё одного, и наверняка влиятельного человека, поражая его богатством стола, а главное, щедрым вниманием к своему ближнему.
Слушая после прогулки говоривших, Амирхан Даутович пытался понять, кому ещё известна новость, которой одарил его Шубарин, но установить это было непросто. Конечно, Файзиев знал, потому что слишком внимательно глянул на прокурора, когда они вернулись, и, поднимая рюмку, кивнул с намёком, словно поздравляя его. Наверное, застолье продолжалось бы до глубокой ночи, потому что на столе и выпить и закусить было более чем предостаточно, но засобирались домой старики — Ким и Георгади, и Артур Александрович вместе с Ашотом поехали развезти их по домам. Это и послужило сигналом к завершению, и недогулявшие стали переходить в большой зал, где оркестр наяривал жизнерадостные ритмы.
Вскоре за столом остались только Азларханов и Икрам Махмудович, да чуть поодаль Коста с аппетитом доедал самсу. Наверное, Плейбою хотелось что-то сказать юрисконсульту, и он сделал знак Коста. Тот быстро покинул банкетный зал, вместе с ним ушли и официанты. Амирхан Даутович, вроде не заметив жеста Икрама Махмудовича, пересел поближе к Файзиеву и налил коньяку ему и себе
— он хотел сам завести нужный разговор, у него уже созрел кое-какой план.
— Давайте, дорогой Икрам Махмудович, выпьем за здоровье моего самого ценного друга, всесильного Артура Александровича — отныне я ему обязан по гроб жизни и буду служить верой и правдой до последнего дыхания.
Файзиев как-то странно посмотрел на него:
— За Артура Александровича выпью с удовольствием, — и опрокинул рюмку коньяка залпом, как пьют водку. — А вот с тем, чтобы считать себя обязанным ему до гробовой доски… По-моему, вы поступаете несколько опрометчиво, переусердствовали.
— Да вы же не знаете, — сказал с притворным возмущением Амирхан Даутович. — Он… он отомстил за смерть Ларисы и снят с моей души такой камень… Мне теперь от жизни ничего не надо — справедливость восторжествовала, зло наказано.
— Почему же не знаю? — усмехнулся Файзиев. — Знаю. Вы зря недооцениваете меня, в этом деле, я считаю, есть и мои заслуги: к тюрьме нашёл подходы я.
— Спасибо и вам, Икрам Махмудович… — благодарно закивал прокурор.
— Дело не во мне, — нетерпеливо отмахнулся Файзиев. — Устроил это Шубарин вовсе не ради вас и уж тем более не ради торжества справедливости, как он обычно любит представлять свои затеи, — он далеко не Робин Гуд, каким хотел бы выглядеть.
— Тогда ничего не понимаю… Зачем же ему тогда так рисковать? Убийство прокурора все-таки…
— Вот с этого вопроса и надо было начинать, — назидательно объявил Икрам Махмудович. Наверное, он решил, что именно сегодня ему выпал шанс перетянуть юриста на свою сторону. — Дело в том, что пять лет назад, когда вы ещё были прокурором, он уже имел интересы в вашей области. Сначала, правда, незначительные. Но вы ведь изучили его хватку, аппетиты — ему только палец покажи, он всю руку отхватит. Он действительно толковый инженер, а как финансист и предприниматель — просто гений. Сколько раз мы выручали прогоревших коллег, выкупая у них оборудование и сырьё, разумеется, за бесценок, и налаживали дело так, что вокруг только диву давались. Уметь поставить на поток — главное наше дело. Тогда он полагал, что обоснуется в вашей области навсегда, там будет у него резиденция. Много он своих денег вложил туда, и дела, у него пошли не хуже, чем здесь, и покровители у него были там, — кто бы вы думали? Бекходжаевы… Наверное, помогая ему развернуться, они и не предполагали, какой золотоносной курочкой окажется Артур Александрович — деньги потекли рекой. Но Бекходжаевы не учли одного: Шубарин согласен делиться и кормить многих, но хозяином дела и денег он считает только себя. Короче, нашла коса на камень.
Тогда он ещё не имел власти над преступным миром, как сейчас, он бы живо поставил их на место. Бекходжаевы через нового прокурора области, давнего своего друга, обложили Шубарина со всех сторон, и Артур Александрович вынужден был оставить налаженное дело, личное оборудование, станки и ретироваться из области, даже не выбрав пай. Я знаю людей, которые видели, как лютовал тогда Японец. Нет, не о потерянных деньгах жалел — он не мог простить предательства, коварства, не смог снести позора и унижения, — он поклялся тогда, что Бекходжаевы заплатят ему за это только кровью. Вот и подкараулил свой час, да так расправился, что комар носа не подточит. Пройдёт время, и он пошлёт к ним их старого знакомого Коста и предъявит ультиматум, чтобы вернули ему то, что он вложил, да ещё и прибыль за все годы, — я знаю, такие расчёты старики Ким и Георгади давно уже подготовили. А если не вернут, а сумма перевалила за миллион, — он убьёт следующего Бекходжаева, и так до тех пор, пока не добьётся своего — он безжалостный человек…
— Страшный человек!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48