Диско, кантри, диско, диско, местное варьете, диско, ага, вот классика, ну уж нет, только не Оффенбах, снова диско, фольклор, какой-то нудный спор, диско и… Одна фигня!
Напев блюзовой гитары плыл в пространстве, как жар недуга. Он не узнал отрывка, но решил, что это Элберт Кинг.
– Хьюго… Я ужасно хочу поспать в настоящей кровати…
Он не отрываясь смотрел на дорогу. Брошенное в ответ «что?» прозвучало рассеянно, почти бессвязно – спасибо амфетаминам!
– Давайте остановимся, мне надоело ехать в этой машине.
Она снова играет в «капризную малышку».
Хьюго с трудом подавил вздох. Да что ей нужно, черт побери, пульмановский спальный вагон?
И все-таки он расслышал в ее голосе, бесцветном от усталости и сумятицы чувств, невероятное напряжение.
«Будь подобрее, хрен моржовый! – ругнул себя Хьюго. – Она – ребенок, которого взрослые сволочи ткнули лицом в кошмар…»
Он повернул голову, улыбнулся ей самой теплой улыбкой, на какую был способен в сложившихся обстоятельствах.
– Ладно, ладно, – произнес он, опьяненный скоростью, – мы остановимся…
Как по волшебству, фары выхватили из темноты металлический щит – рекламу гостиницы.
Хьюго въехал на большую стоянку – площадка была посыпана гравием, – примыкавшую к дому с башенками, освещенному красивыми фонарями. Розовый камень оживал в электрическом свете, стиралась вековая патина.
Хьюго выключил радио, вынул ключи из зажигания.
Сидевшая рядом Алиса блуждала в лабиринте своих мрачных мыслей. Ситуация оставалась сложной, и Хьюго боялся, как бы у девочки не случился нервный срыв. Он знал – даже если это произойдет, он ее поймет.
Тяжело вздохнув, он взялся за ручку дверцы.
– Знаете что, Хьюго… Я правда вам очень благодарна за все, что вы для меня делаете…
Он открыл дверь.
Поставил ногу на землю.
– Хьюго, вы должны меня выслушать, пожалуйста.
Притормозив, он повернулся к девочке. Снова улыбнулся. Алиса пристально смотрела на него глазами неестественного цвета, на лице читалось невозможное отчаяние. Она вцепилась в его руку:
– Хьюго, пообещайте мне одну вещь… Он сделал ей знак продолжать.
– Моя мать не должна вас отыскать! Понимаете? Он не отводил взгляда.
Она сказала «вас»? Почему? Вопрос ясно читался на его лице, и Алиса прекрасно его поняла. Она так волновалась, что ореховый цвет радужки глаз казался почти натуральным.
– Поклянитесь, что не станете пытаться… победить ее… если вы встретитесь… бегите…
Хьюго постарался скрыть самоуверенную ироничную улыбку.
– Послушай, Алиса, давай все проясним… Ты залезла ко мне в машину, и я согласился довезти тебя до Португалии. Я обратился за помощью к некоторым друзьям и теперь еду в Фару, чтобы передать тебя отцу. Только не спрашивай меня, почему я это делаю, а если однажды кто-нибудь начнет задавать тебе вопросы, отвечай, что ничего не знала. Идет?
Он смотрел на нее почти жестко. Вот дьявол, пора ей вернуться на грешную землю! За ней гонятся вооруженные бандиты во главе с чокнутой матерью-преступницей. Так что задний ход давать поздно…
– Мы летим вперед… Как ракета, которая не способна остановиться после пуска… Ты понимаешь?
Она понимала.
Девочка согласно кивнула, но не остановилась на сказанном.
– Вы не поняли… Моя мать…
– Что твоя мать? – выдохнул он.
– Она не должна вас найти…
– Перестань, Алиса…
– Вы не понимаете… не знаю, что она сделает со мной, но я совершенно уверена в том, что будет с вами, если вы ей попадетесь!
В ее голосе звучала совершенная убежденность.
Хьюго снова взялся за ручку.
– Если она вас найдет, то убьет, понимаете, Хьюго, убьет!
Он выскочил из машины, хлопнул дверью, обежал вокруг.
Лицо Алисы совершенно изменилось под влиянием страха и отчаяния. Он терпеливо ждал, пока она решится наконец выйти, протянул ей руку дружеским жестом, словно хотел доказать, что на свете все еще существуют человеческое тепло и доверие.
Он никому не позволит убить себя…
13
Свежий ветер распахнул окно и донес с пляжа запах сосен и морской воды, Прозрачные занавески раздувались, как маленькие паруса.
Анита сладко потянулась, наслаждаясь светом солнечных лучей, падавших на белоснежные простыни. Она встала, приняла душ и оделась, любуясь скалами и песчаными бухточками, омываемыми волной. На часах еще не было восьми. В комнате телефона не оказалось, и Анита спустилась на первый этаж, чтобы позавтракать.
Кофе и бутерброды ей принесла дородная женщина средних лет. Она приветливо улыбнулась, хоть и не произнесла ни слова. Когда Анита столкнулась с ней у стойки бара, она поздоровалась, и ее «бом диа» оказалось таким же солнечным, как мир вокруг. Пять минут спустя она вернулась с подносом.
Анита накинулась на еду с жадностью, удивившей ее саму. Морской воздух, солнце, смена обстановки, спокойная милота местных жителей – все это «взбадривало» аппетит.
Она выпила две большие чашки кофе, проглотила все бутерброды и почувствовала, что готова противостоять целой армии адвокатов.
Она заплатила по счету хозяину и решила еще раз попробовать что-нибудь разузнать о Тревисе:
– Скажите, где здесь можно зафрахтовать яхту с капитаном?
Он задумался, бормоча себе под нос «яхта, наем», потом открыто взглянул ей в глаза и широко улыбнулся:
– Ну да, что-то в этом роде есть на выезде из Тавиры, рядом с пляжем. Контора, бюро по прокату яхт для туристов – вот чем они занимаются.
– Я вам очень благодарна… Кстати, а как оно называется, это бюро?
– Постойте, я проверю…
Прежде, чем Анита успела возразить (ей вполне хватило бы географического указания), он убежал в кухню, откуда вернулся с рекламной открыткой: на ней был коллаж из фотографий яхт.
– Вот их реклама: де Суза и Корлао, самая крупная здешняя компания… Они скупили много маленьких предприятий, и все шкиперы теперь работают на них. Иногда они приходят к нам поужинать…
Анита улыбнулась в ответ, стараясь запомнить название и внешний вид современного безликого здания – белого, низкого, никакого.
– Большое спасибо, сеньор, – мягко произнесла она по-португальски, взяла сумку и вышла из гостиницы.
Подбежав к «опелю», бросила сумку на заднее сиденье и секунду спустя тронулась с места.
В Тавиру.
Анита не заметила белый «сеат», припаркованный метрах в четырехстах у обочины, который медленно поехал следом.
Кеслер не спал уже трое суток, если не считать дремоты во время перелета из Женевы в Марокко, откуда он практически сразу вылетел в Фару. Черт побери, эта мерзавка Кристенсен хочет его уморить…
Последняя спокойная ночь выдалась накануне потасовки в амстердамском универмаге, поэтому, несмотря на амфетамины, он клевал носом.
Просто чудо, что он не упустил девушку. Очнувшись от тяжелого сна, Кеслер пытался поудобнее устроиться на сиденье и внезапно заметил, как маленький черный «опель» вылетел на национальную автостраду.
Глухо зарычав, он встряхнулся и до упора повернул ключ в зажигании.
Точно следуя указаниям Евы Кристенсен, он преследовал инспектора, держась на расстоянии.
Свою новую штаб-квартиру Ева обустроила на огромном пляже южномарокканского побережья.
«План очень прост, – сказала она ему. – Если эта легавая едет в Фару, значит, попытается найти моего драгоценного муженька. У меня там свой человек, он тоже ищет и будет вашей правой рукой. Слушайте меня внимательно, Густав (она обожала называть своих подчиненных кодовыми именами), я хочу от вас одного – чтобы вы следили за этой гадиной днем и ночью, куда бы она ни отправилась, и ежедневно мне докладывали, пока она не отыщет Тревиса… После этого вы сразу со мной свяжетесь».
И она посмотрела на него, как на ребенка-дауна, которому нужно все разжевывать.
Маленькая «корса» ехала впереди, а Кеслер никак не мог прогнать из памяти детали той мучительной аудиенции. Отражение в зеркале было вечным напоминанием ужасного наставления Евы: нехилый шрам на правой щеке – так хозяйка приласкала его железной линейкой…
Кеслер внезапно понял, что холодное бешенство поднимается в его душе так же неотвратимо, как морская вода заполняла трюмы «Титаника», но даже не пытался совладать с собой. В один прекрасный день вся эта припадочная семейка заплатит за все сполна. Он пока не решил, с кого начнет: с королевы-матери, с ее дуры-дочери – этой маленькой отличницы, или с заносчивого кретина Вильхейма Брюннера, красивого и пустого, как обложка дешевого итальянского журнала, а может, и с папаши – неудачника и авантюриста (он ничем не лучше остальных). Одно он знал точно: он здорово оттянется, когда будет нажимать на курок помпового ружья двенадцатого калибра.
Инспекторша доехала до Тавиры, не останавливаясь, стремительно пересекла город Километра через три-четыре она свернула направо, на маленькую раздолбанную дорогу, которая вела к пляжу. Кеслер слегка притормозил и принялся наблюдать. Главное, чтобы его не заметили. «Опель» тронулся, он дал ему скрыться за поворотом и только после этого тронулся в погоню.
За вторым поворотом он увидел пляжи, корабли на рейде и яхты, стоящие на приколе вдоль набережной. Над морем нависало высокое плоское бело-желтое здание. Маленький черный «опель» приткнулся на стоянке перед входом.
Кеслер затормозил, чтобы наблюдать за происходящим издалека. Женщина хлопнула дверью машины, поднялась по ступенькам и исчезла внутри дома. Ему удалось прочитать надпись, сделанную крупными буквами на складе позади дома. «Де Суза и Корлао Материаль нотика». Под действием времени и морского ветра она почти стерлась. Вдруг какое-то смутное воспоминание пришло ему на ум. Он уже слышал это название, но не мог вспомнить, где, когда и кто его упоминал, но оно всплыло из глубин памяти: через эту компанию Ева Кристенсен продала яхты Тревиса богатым туристам перед их отъездом из Португалии… Да, именно так. Однажды в разговоре Дитер Борвальт называл «компанию морского оборудования, которая распродала яхты Тревиса». Тогда же упоминалась и Тавира.
Эта инспекторша – не такая уж бестолочь. Если Тревис в этих краях, именно здесь ей помогут найти его след.
Поскольку дорога заканчивалась метров через пятьдесят за зданием, Кеслер решил развернуться и подождать на главном шоссе.
Анита представилась инспектором амстердамской полиции и попросила вызвать начальника отдела, отвечавшего за набор экипажей, не называя причину своего визита. Секретарь связалась с начальством, и по тому, как девушка понизила голос, Анита сообразила – оправдывается, что не узнала цель ее прихода.
Секретарша проводила ее до комнаты, находившейся в глубине основного крыла здания. При ее появлении хозяин кабинета встал, предложил ей стул и опустился в свое кресло. Она сразу почувствовала, что он нервничает.
Бросив на нее короткий взгляд, мужчина сразу перешел к делу:
– Вы говорите по-португальски или предпочитаете вести беседу по-английски?
Анита расслабилась: человек был явно расположен к сотрудничеству. Около сорока или чуть больше, смуглое открытое лицо, пожалуй, слегка бледное из-за постоянного сидения в закрытом кабинете. Руки крепкие, мускулистые, огрубевшие – судя по всему, бывший моряк.
– Благодарю вас за это предложение, мой португальский далек от совершенства, но надеюсь, я справлюсь, господин?..
– Пинту. Жоакин Пинту. Чем могу вам помочь, мадам?..
– Инспектор Ван Дайк из криминальной полиции Амстердама.
– Чем могу быть полезен, инспектор Ван Дайк? Он пытался поудобнее устроиться в кресле, но все никак не мог найти нужного положения.
– Я ищу одного человека, тоже иностранца. Возможно, несколько лет назад ваша компания имела с ним дело…
– Иностранец?
– Да, англичанин.
Уголки его губ слегка дернулись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Напев блюзовой гитары плыл в пространстве, как жар недуга. Он не узнал отрывка, но решил, что это Элберт Кинг.
– Хьюго… Я ужасно хочу поспать в настоящей кровати…
Он не отрываясь смотрел на дорогу. Брошенное в ответ «что?» прозвучало рассеянно, почти бессвязно – спасибо амфетаминам!
– Давайте остановимся, мне надоело ехать в этой машине.
Она снова играет в «капризную малышку».
Хьюго с трудом подавил вздох. Да что ей нужно, черт побери, пульмановский спальный вагон?
И все-таки он расслышал в ее голосе, бесцветном от усталости и сумятицы чувств, невероятное напряжение.
«Будь подобрее, хрен моржовый! – ругнул себя Хьюго. – Она – ребенок, которого взрослые сволочи ткнули лицом в кошмар…»
Он повернул голову, улыбнулся ей самой теплой улыбкой, на какую был способен в сложившихся обстоятельствах.
– Ладно, ладно, – произнес он, опьяненный скоростью, – мы остановимся…
Как по волшебству, фары выхватили из темноты металлический щит – рекламу гостиницы.
Хьюго въехал на большую стоянку – площадка была посыпана гравием, – примыкавшую к дому с башенками, освещенному красивыми фонарями. Розовый камень оживал в электрическом свете, стиралась вековая патина.
Хьюго выключил радио, вынул ключи из зажигания.
Сидевшая рядом Алиса блуждала в лабиринте своих мрачных мыслей. Ситуация оставалась сложной, и Хьюго боялся, как бы у девочки не случился нервный срыв. Он знал – даже если это произойдет, он ее поймет.
Тяжело вздохнув, он взялся за ручку дверцы.
– Знаете что, Хьюго… Я правда вам очень благодарна за все, что вы для меня делаете…
Он открыл дверь.
Поставил ногу на землю.
– Хьюго, вы должны меня выслушать, пожалуйста.
Притормозив, он повернулся к девочке. Снова улыбнулся. Алиса пристально смотрела на него глазами неестественного цвета, на лице читалось невозможное отчаяние. Она вцепилась в его руку:
– Хьюго, пообещайте мне одну вещь… Он сделал ей знак продолжать.
– Моя мать не должна вас отыскать! Понимаете? Он не отводил взгляда.
Она сказала «вас»? Почему? Вопрос ясно читался на его лице, и Алиса прекрасно его поняла. Она так волновалась, что ореховый цвет радужки глаз казался почти натуральным.
– Поклянитесь, что не станете пытаться… победить ее… если вы встретитесь… бегите…
Хьюго постарался скрыть самоуверенную ироничную улыбку.
– Послушай, Алиса, давай все проясним… Ты залезла ко мне в машину, и я согласился довезти тебя до Португалии. Я обратился за помощью к некоторым друзьям и теперь еду в Фару, чтобы передать тебя отцу. Только не спрашивай меня, почему я это делаю, а если однажды кто-нибудь начнет задавать тебе вопросы, отвечай, что ничего не знала. Идет?
Он смотрел на нее почти жестко. Вот дьявол, пора ей вернуться на грешную землю! За ней гонятся вооруженные бандиты во главе с чокнутой матерью-преступницей. Так что задний ход давать поздно…
– Мы летим вперед… Как ракета, которая не способна остановиться после пуска… Ты понимаешь?
Она понимала.
Девочка согласно кивнула, но не остановилась на сказанном.
– Вы не поняли… Моя мать…
– Что твоя мать? – выдохнул он.
– Она не должна вас найти…
– Перестань, Алиса…
– Вы не понимаете… не знаю, что она сделает со мной, но я совершенно уверена в том, что будет с вами, если вы ей попадетесь!
В ее голосе звучала совершенная убежденность.
Хьюго снова взялся за ручку.
– Если она вас найдет, то убьет, понимаете, Хьюго, убьет!
Он выскочил из машины, хлопнул дверью, обежал вокруг.
Лицо Алисы совершенно изменилось под влиянием страха и отчаяния. Он терпеливо ждал, пока она решится наконец выйти, протянул ей руку дружеским жестом, словно хотел доказать, что на свете все еще существуют человеческое тепло и доверие.
Он никому не позволит убить себя…
13
Свежий ветер распахнул окно и донес с пляжа запах сосен и морской воды, Прозрачные занавески раздувались, как маленькие паруса.
Анита сладко потянулась, наслаждаясь светом солнечных лучей, падавших на белоснежные простыни. Она встала, приняла душ и оделась, любуясь скалами и песчаными бухточками, омываемыми волной. На часах еще не было восьми. В комнате телефона не оказалось, и Анита спустилась на первый этаж, чтобы позавтракать.
Кофе и бутерброды ей принесла дородная женщина средних лет. Она приветливо улыбнулась, хоть и не произнесла ни слова. Когда Анита столкнулась с ней у стойки бара, она поздоровалась, и ее «бом диа» оказалось таким же солнечным, как мир вокруг. Пять минут спустя она вернулась с подносом.
Анита накинулась на еду с жадностью, удивившей ее саму. Морской воздух, солнце, смена обстановки, спокойная милота местных жителей – все это «взбадривало» аппетит.
Она выпила две большие чашки кофе, проглотила все бутерброды и почувствовала, что готова противостоять целой армии адвокатов.
Она заплатила по счету хозяину и решила еще раз попробовать что-нибудь разузнать о Тревисе:
– Скажите, где здесь можно зафрахтовать яхту с капитаном?
Он задумался, бормоча себе под нос «яхта, наем», потом открыто взглянул ей в глаза и широко улыбнулся:
– Ну да, что-то в этом роде есть на выезде из Тавиры, рядом с пляжем. Контора, бюро по прокату яхт для туристов – вот чем они занимаются.
– Я вам очень благодарна… Кстати, а как оно называется, это бюро?
– Постойте, я проверю…
Прежде, чем Анита успела возразить (ей вполне хватило бы географического указания), он убежал в кухню, откуда вернулся с рекламной открыткой: на ней был коллаж из фотографий яхт.
– Вот их реклама: де Суза и Корлао, самая крупная здешняя компания… Они скупили много маленьких предприятий, и все шкиперы теперь работают на них. Иногда они приходят к нам поужинать…
Анита улыбнулась в ответ, стараясь запомнить название и внешний вид современного безликого здания – белого, низкого, никакого.
– Большое спасибо, сеньор, – мягко произнесла она по-португальски, взяла сумку и вышла из гостиницы.
Подбежав к «опелю», бросила сумку на заднее сиденье и секунду спустя тронулась с места.
В Тавиру.
Анита не заметила белый «сеат», припаркованный метрах в четырехстах у обочины, который медленно поехал следом.
Кеслер не спал уже трое суток, если не считать дремоты во время перелета из Женевы в Марокко, откуда он практически сразу вылетел в Фару. Черт побери, эта мерзавка Кристенсен хочет его уморить…
Последняя спокойная ночь выдалась накануне потасовки в амстердамском универмаге, поэтому, несмотря на амфетамины, он клевал носом.
Просто чудо, что он не упустил девушку. Очнувшись от тяжелого сна, Кеслер пытался поудобнее устроиться на сиденье и внезапно заметил, как маленький черный «опель» вылетел на национальную автостраду.
Глухо зарычав, он встряхнулся и до упора повернул ключ в зажигании.
Точно следуя указаниям Евы Кристенсен, он преследовал инспектора, держась на расстоянии.
Свою новую штаб-квартиру Ева обустроила на огромном пляже южномарокканского побережья.
«План очень прост, – сказала она ему. – Если эта легавая едет в Фару, значит, попытается найти моего драгоценного муженька. У меня там свой человек, он тоже ищет и будет вашей правой рукой. Слушайте меня внимательно, Густав (она обожала называть своих подчиненных кодовыми именами), я хочу от вас одного – чтобы вы следили за этой гадиной днем и ночью, куда бы она ни отправилась, и ежедневно мне докладывали, пока она не отыщет Тревиса… После этого вы сразу со мной свяжетесь».
И она посмотрела на него, как на ребенка-дауна, которому нужно все разжевывать.
Маленькая «корса» ехала впереди, а Кеслер никак не мог прогнать из памяти детали той мучительной аудиенции. Отражение в зеркале было вечным напоминанием ужасного наставления Евы: нехилый шрам на правой щеке – так хозяйка приласкала его железной линейкой…
Кеслер внезапно понял, что холодное бешенство поднимается в его душе так же неотвратимо, как морская вода заполняла трюмы «Титаника», но даже не пытался совладать с собой. В один прекрасный день вся эта припадочная семейка заплатит за все сполна. Он пока не решил, с кого начнет: с королевы-матери, с ее дуры-дочери – этой маленькой отличницы, или с заносчивого кретина Вильхейма Брюннера, красивого и пустого, как обложка дешевого итальянского журнала, а может, и с папаши – неудачника и авантюриста (он ничем не лучше остальных). Одно он знал точно: он здорово оттянется, когда будет нажимать на курок помпового ружья двенадцатого калибра.
Инспекторша доехала до Тавиры, не останавливаясь, стремительно пересекла город Километра через три-четыре она свернула направо, на маленькую раздолбанную дорогу, которая вела к пляжу. Кеслер слегка притормозил и принялся наблюдать. Главное, чтобы его не заметили. «Опель» тронулся, он дал ему скрыться за поворотом и только после этого тронулся в погоню.
За вторым поворотом он увидел пляжи, корабли на рейде и яхты, стоящие на приколе вдоль набережной. Над морем нависало высокое плоское бело-желтое здание. Маленький черный «опель» приткнулся на стоянке перед входом.
Кеслер затормозил, чтобы наблюдать за происходящим издалека. Женщина хлопнула дверью машины, поднялась по ступенькам и исчезла внутри дома. Ему удалось прочитать надпись, сделанную крупными буквами на складе позади дома. «Де Суза и Корлао Материаль нотика». Под действием времени и морского ветра она почти стерлась. Вдруг какое-то смутное воспоминание пришло ему на ум. Он уже слышал это название, но не мог вспомнить, где, когда и кто его упоминал, но оно всплыло из глубин памяти: через эту компанию Ева Кристенсен продала яхты Тревиса богатым туристам перед их отъездом из Португалии… Да, именно так. Однажды в разговоре Дитер Борвальт называл «компанию морского оборудования, которая распродала яхты Тревиса». Тогда же упоминалась и Тавира.
Эта инспекторша – не такая уж бестолочь. Если Тревис в этих краях, именно здесь ей помогут найти его след.
Поскольку дорога заканчивалась метров через пятьдесят за зданием, Кеслер решил развернуться и подождать на главном шоссе.
Анита представилась инспектором амстердамской полиции и попросила вызвать начальника отдела, отвечавшего за набор экипажей, не называя причину своего визита. Секретарь связалась с начальством, и по тому, как девушка понизила голос, Анита сообразила – оправдывается, что не узнала цель ее прихода.
Секретарша проводила ее до комнаты, находившейся в глубине основного крыла здания. При ее появлении хозяин кабинета встал, предложил ей стул и опустился в свое кресло. Она сразу почувствовала, что он нервничает.
Бросив на нее короткий взгляд, мужчина сразу перешел к делу:
– Вы говорите по-португальски или предпочитаете вести беседу по-английски?
Анита расслабилась: человек был явно расположен к сотрудничеству. Около сорока или чуть больше, смуглое открытое лицо, пожалуй, слегка бледное из-за постоянного сидения в закрытом кабинете. Руки крепкие, мускулистые, огрубевшие – судя по всему, бывший моряк.
– Благодарю вас за это предложение, мой португальский далек от совершенства, но надеюсь, я справлюсь, господин?..
– Пинту. Жоакин Пинту. Чем могу вам помочь, мадам?..
– Инспектор Ван Дайк из криминальной полиции Амстердама.
– Чем могу быть полезен, инспектор Ван Дайк? Он пытался поудобнее устроиться в кресле, но все никак не мог найти нужного положения.
– Я ищу одного человека, тоже иностранца. Возможно, несколько лет назад ваша компания имела с ним дело…
– Иностранец?
– Да, англичанин.
Уголки его губ слегка дернулись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61