В глубине души она была уверена, что он материализуется, если необходимо, а потом исчезает, просто растворяется в воздухе. И раз он пришел… Она оглянулась, ища глазами Чака. Господи, неужели опять…
— Я не по поводу собаки, — глуховато сказал Савва, очевидно, прочитавший ее мысли. — С ним все в порядке. Успокойтесь.
— А… — начала Штопка и замолчала.
— Я хотел видеть вашего мужа, у меня есть к нему один разговор, — также без эмоций продолжал странный человек. — Кроме того… — он взглянул на прикрытую дверь кухни, и Штопка поняла, что он знает о Тане, кто она такая и с чем пожаловала.
Но вслух не заявишь: «Я знаю, кто у вас в гостях». Нельзя. Так говорили только в НКВД. А этот человек не оттуда.
Савва посмотрел Штопке в лицо и сказал:
— Я знаю, где он. Но я не могу ему помочь один.
Этого Штопка не ожидала услышать. Он не стал придумывать никакого рационального объяснения, а сыграл в открытую. Сказал то, что есть. И она, что самое странное, ему сразу поверила. Что он действительно что-то если не знает, то чувствует. Но нужно было как-то реагировать, а как — она не знала. Штопку никто никогда не учил, что принято говорить человеку, который знает то, чего знать не может.
— Чаю предложите мне, — на лице Саввы возникла улыбка, и он стал похож на школьника, надевшего шляпу, чтобы казаться солиднее и взрослее. Или так и есть… — Или водички из фильтра «Брита».
Штопка вздрогнула и снова взглянула на этого странного человека Улыбки уже не было, он был совершенно серьезен Как всегда
— Хорошо. Проходите, — тихо сказала она, кивнув на прикрытую дверь кухни
Таня продолжала плакать, вытирая глаза. Не заметив Савву, она продолжала:
— Я даже не знаю, жив ли он…
— Жив, не волнуйтесь, — ответил Савва. — Я же говорил вам.
Таня подняла удивленное лицо
— Да вы ведь и сами чувствуете, что жив. — смотря на нее своими темными глазами, продолжал помощник ветеринара
— Да, — успокаиваясь, кивнула Таня. — Что-то такое подсказывает, что жив. Но… — она помедлила, — еще я чувствую, что ему плохо, что ему помощь нужна. Вот так бы я сказала.
— Женщины тонко чувствуют тех, кого любят, — Савва обернулся на Штопку. — Ведь не только ваша собака, но и вы сами прекрасно знаете, когда должен появиться ваш муж. Вы чувствуете его приближение за секунду до того, как услышите шум открываемой двери. — И, не ожидая реакции Штопки, спросил: — Когда придет ваш муж?
— По-разному, — начала Елена, — иногда очень поздно. А сегодня… сегодня, я думаю, он вряд ли придет очень рано. Вы его не дождетесь.
— Я так и думал, — кивнул Савва.
Таня внезапно расплакалась.
— Я ведь его так давно знаю, еще когда он был женат на этой… Он был такой хороший врач! То есть я не хотела сказать «был»…
— Да, он лечил нашего Чака.
— Он действительно, что называется, врач от Бога, — кивнул Савва. — К сожалению, это знали не мы одни. Простите, мы зайдем к вам позже, когда вернется ваш муж.
Он подал Тане руку, и та встала, хотя еще секунду назад не собиралась уходить. Теперь же она послушно прошла в прихожую, взяла со столика перчатки и удалилась с человеком, которого видела второй раз в жизни.
Штопка только плечами пожала, хотя в глубине души совершенно не была уверена, что, скажи Савва ей самой «пойдемте», она послушно не последовала бы за ним.
Но факт оставался фактом — Олег Глебович, добрый доктор Айболит, пропал. Причем его ветпункт закрыли враги явно с какой-то целью. Странный человек в шляпе (так Штопка продолжала именовать про себя Савву) считает, что доктор жив. Можно ли в таких вещах доверять интуиции? Его интуиции можно. Но вряд ли это произведет впечатление на милицию.
Глава 42. Хеопс спит спокойно
Похоже, в этот раз он улетал навсегда.
У Геннадия не было с собой багажа, лишь полупустая сумка через плечо. Даже таможенник у стойки, обычно имевший неприступный вид, спросил с веселым удивлением:
— И это все?
— Перевозкой хлама не занимаюсь, — в тон ему ответил непринужденно Геннадий, хотя на душе его, как говорится, скребли кошки.
— Это правильно, — подтвердил таможенник.
Дальше было несколько минут холодного страха, когда слишком внимательно исследовали его документы. Но и это кончилось благополучно.
Теперь Геннадий сидел в самолете и смотрел в иллюминатор на крыло с уходящими вдаль рядами заклепок да на то, как их аэроплан выруливает на взлетную полосу.
Решение улететь по-английски пришло к нему, когда он проснулся среди ночи от боли в руках и увидел, что соединены они накрепко наручниками. Он перекатился на другой бок, но сон больше не приходил, а воспоминания о вчерашнем были весьма смутными. Было только ощущение, что его унизили не только чужие, но и собственная семья. Эта огромная квартира, в любой цивилизованной стране стоившая бешеных денег, оказалась по его же глупости Ольгиной, а он — словно квартирант с ограниченным правом собственности. Вот баба теперь и наверстывает прежнее — живет, как может, даже присутствие мужа ее не тормозит. Во всякие там сверхурочные работы, НИИ и лаборатории он не очень-то верил. Он и сам когда-то был ходоком, у самого месяц подряд ежевечерне проходили то совещания, то военные сборы. Его не проведешь. К тому же он несколько раз видел в окно, как ее подвозит на грязных «жигулях» один и тот же мужик.
И все же утром, когда он притворялся спящим, мысль об отъезде созрела еще не окончательно. Она крутилась в голове как одна из возможностей. Сколько их, таких мыслей, приходит, уходит и забывается навсегда! Все изменил телефонный звонок.
— Геннадий Алексеич? — спросил мужской голос в трубке.
Голос показался слегка знакомым, что сразу и подтвердилось.
Звонившего звали Иваном Ивановичем. То был отцовский помощник, можно сказать, крестный отец по бизнесу. Когда-то он помог быстро провернуть регистрацию самого его первого строительного кооператива. Да и потом выручал не раз.
— А я вчера проезжаю мимо, гляжу — ты стоишь совсем смурной. Я даже водителю велел просигналить, но ты не заметил.
Отцовский помощник говорил с веселым напором. Это и в прежние времена было его отличительной чертой.
— Ты сейчас один дома? А я тут рядышком проезжаю. Слышишь, Алексеич? Я к тебе загляну. Деловое предложение есть, в память об отце.
Геннадий посмотрел на себя в зеркало, ужаснулся тому, что увидел, потом подошел к окну.
Бывший отцовский помощник как раз вылезал из шикарного «мерседеса» и что-то говорил водителю.
Бриться было уже некогда. «Ладно, — решил Геннадий, — полюбите нас черненькими».
Он включил чайник, отыскал банку с кофе и пошел открывать дверь.
Помощник выставил на кухонный стол бутылку конька «Бержерак».
— Как насчет стопарика? Больше с утра не будем, а стопарик для разрядки нужен. Согласен, Алексеич?
Геннадий достал хрустальные рюмки.
— Я твоего отца часто вспоминаю, Гена. Кристальной души был человек!
Помощник даже поднялся с кухонного табурета. Они выпили молча, не чокаясь. Потом, оглядев кухню, он спросил:
— Как я понимаю, это единственное, что у тебя осталось?
— И то чуть не отняли. Пока я прятался, приходили к жене с паяльником. Если бы не чудик один, она бы им генералку подписала.
В каких местах он прятался, Геннадий раскрывать не стал.
— Леший с ними, с этими чудиками, Гена. Нужно было сразу меня найти, когда тебя опускать собрались. Я бы тебе все сделал. В память об отце. А ты решил быть самостоятельным. Вот и влетел.
— Неловко было как-то. Да я и не знал толком, как вас найти.
— Мы что, в дремучем лесу живем? Подумал бы, нашел.
Помощник зачерпнул одну за другой несколько чайных ложек кофе. И Геннадий вспомнил, что он и прежде клал себе кофе щедрой рукой, объясняя, что у него низкое давление.
— Давление низкое, — проговорил помощник, словно услышал его мысли, — приходится поддерживать. Ладно, хрен с ним с давлением. Мы сейчас, Гена большое дело организуем, можно сказать масштабное. И нам нужны люди, которым можно доверять.
Геннадий понимающе кивнул, хотя не понял пока ничего.
— Одного очень серьезного человека мы должны провести в губернаторы. Я как раз формирую теневой штаб. Пойдешь ко мне? Работы будет много, но и получишь ты соответственно.
— Теневой — это какой? — переспросил осторожно Геннадий.
— Ты в этом деле пацан, я и забыл. У серьезных людей в таких делах несколько штабов. У каждого свои функции, — начал объяснять помощник. — Официальный уже работает. Он на виду. Но главное дело будем проводить мы. А поэтому, после победы, нам и наград больше, правда, не без риска.
Они проговорили минут двадцать. Точнее, говорил в основном помощник, а Геннадий лишь слушал. И от слов помощника у него разболелась голова. Видимо, той дозы коньяка, которую они только что приняли, было мало, чтобы после вчерашнего расширить сосуды. Он с трудом сдерживался, так хотелось немедленно налить по новой. И, не вдаваясь в смысл разговора, думал только, унесет с собой гость начатую бутылку или оставит? Поэтому Геннадий не заметил, как помощник перевел разговор совсем в другую плоскость. Он заговорил о пересадке органов. Каким боком это примыкало к выборам и к будущему губернатору, он прослушал, но как-то оба дела совмещались. И ему, Геннадию там тоже уделялась роль.
— Губернатор — это, так сказать, средство, инструмент, которым мы будем хорошо пользоваться, — талдычил помощник. Геннадий снова согласно кивнул. Даже добавил:
— Но цель не оправдывает средства.
— Молодец, если средства дорого стоят, а цель — фуфло, — весело подтвердил помощник. — Я в тебя, Гена еще тогда поверил, только потому и привлекаю к нашему делу. Ну, и сам понимаешь: с одной стороны у тебя будет все, о чем ты мечтаешь, даже больше. С другой — одно лишнее слово, и — адью. Какая у тебя была фамилии, люди не вспомнят.
Геннадий чуть было не сказал, что он уже и теперь, проснувшись среди ночи, не всегда знает, под какой фамилией числится. Но одернул себя и снова стал кивать раскалывающейся от боли головой, продолжая думать лишь о коньяке.
Он толком и не понял, что за дело предлагает помощник, при чем тут Геннадий, губернатор и какой-то банк органов, а также транспортировка их за границу, но от всей этой мешанины на него дохнуло космическим ужасом. Не такой уж он был идиот, чтобы не понять, что в случае облома попахивает это дельце вышкой. Правда, сейчас вроде бы не расстреливают. Но и сидеть пожизненно в камере — тоже не сахар.
— Значит, Гена, все мы с тобой решили. Завтра приходишь в десять утра по этому адресу, спросишь Ивана Ивановича, — собеседник положил на стол визитную карточку, — и начинаем работать.
Бутылку помощник все же оставил. Едва Геннадий закрыл за ним дверь, как немедленно налил себе. Стоя у окна, он смотрел на помощника, подходящего к «мерсу». Видимо, тот сделался и в самом деле важной шишкой, потому что водитель, который был заодно и телохранителем, выскочив из машины, услужливо распахнул перед ним дверцу, одновременно озирая окрестности в поисках подозрительного. Когда машина отъехала, Геннадий выпил вторую рюмку. Наконец-то ему полегчало.
До завтрашнего утра тянуть он не собирался. Лучше всего рвать когти немедленно.
Самолет наконец взревел двигателями, мелко трясясь, помчался по взлетной полосе и оторвался от земли. С мыслями о Родине можно было распрощаться. И похоже, что надолго, если не навсегда. Теперь оставалось думать лишь о том, как стать полноценным германским жителем.
«Нужно это с Ксанкой обсудить», — решил он, еще не зная, что его место в квартире Ксанки успел занять другой человек.
* * *
Файл, посвященный Андрею Митрофановичу Савченко, оказался весьма объемным. Было даже удивительно, как всего за сорок два года жизни можно столько успеть. Савченко имел незаконченное высшее образование, учился в Ленинградском финансово-экономическом институте, который не успел закончить, так как был арестован за валютные операции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59