Метрдотель во фраке, белоснежной рубашке и черном жилете наклонился к плечу Ольги Леонардовны. Самсон замер: не занял ли он сам чужое место?
Однако его госпожа, едва повернув голову к метрдотелю, тихо распорядилась:
– Принесите, голубчик, апельсины сейчас, не дожидаясь десерта.
– Будет исполнено, ваша милость, сию же минуту доставим. Чего еще приказать изволите?
– Если будет надо, кликну, – вполголоса отозвалась Ольга. Встала и громко захлопала в ладоши: – Внимание! Прошу тишины! – Ее зычный голос перекрыл мужское жужжание. – В наш дружный коллектив влился новый сотрудник, талантливый литератор. Его зовут Самсон Васильевич Шалопаев. Прошу любить и жаловать. Сегодня он дебютировал в нашем всенародном журнале. Поздравим юношу!
Самсон зарделся и не знал, как реагировать на жидкие торопливые рукоплескания.
– Но собрались мы сегодня здесь по другому поводу. Мы даем банкет в честь нового гения. Да, именно гения, тонко уловившего запросы современного общества. Мы долго ждали, когда же наша великая русская литература подарит нам нового героя. Героя, которому можно подражать. Его создал господин Арцыбашев. Вслед за его Саниным мы говорим: «Люди должны наслаждаться любовью без страха и запрета, без ограничения… » – Госпожа Май подняла бокал с искрящимся шампанским и обратила лицо к господину справа от себя: – Уважаемый Михаил Петрович! Знайте, что в нашем журнале всегда найдется место для ваших новых произведений. За талант господина Арцыбашева и его героев, естественных, природных, молодых мужчин, которые не стесняются своего животного, биологического начала, предлагаю первый тост!
Гости дружно встали и с поднятыми бокалами повернулись к господину с всклокоченной бородой. Самсон догадался, что это и есть Арцыбашев. Имя нового гения ничего ему не говорило, поэтому, пригубив шампанское, дебютант поспешил усесться и заняться белорыбицей, заблаговременно положенной на тарелку. Впрочем, остальные гости тоже увлеклись кушаньями, в установившейся тишине слышался звучный стук вилок и ножей по тарелкам да сдерживаемое до рамок приличия чавканье.
– Возьмете в редакции «Современный мир» за прошлый год, прочтете роман. Санин – кумир российской молодежи, – снизошла до своего протеже Ольга Май.
Банкет продолжался. Гости поочередно вставали и произносили тосты – за редактора и издателя «Флирта» Ольгу Май, за ее старшего сотрудника Антона Треклесова, за будущее журнала, за любовь и так далее…
Не пьянеющая Ольга вполголоса комментировала происходящее. Она познакомила Самсона с его соседом, – пучеглазый Антон Викторович вяло пожал руку юноше, ладонь его была влажной и студенистой.
Самсон получил сведения и об остальных. Две барышни – Ася и Аля. Ася – недавняя гимназистка, ныне машинистка-стенографистка. Пошла работать, чтобы помочь бедной матери, поднимающей в люди еще и мальчика. Девушка старательная, исполнительная, не капризная. Аля – сложная натура. Закончила Бестужевские курсы. Но работу найти не могла – характер резкий. Неженственный, да и пишет сухо. Она редактирует материалы о женском равноправии.
Украдкой поглядывая на журнальных сотрудниц, Самсон не вполне верил услышанному. Обе девушки раскраснелись, держали себя свободно, игриво, громко смеялись. Рядом с ними сидел рыжий остролицый господин, музыкальный рецензент Лиркин. Далее, тучный субъект с отвислыми щеками и одышкой – обозреватель мод Сыромясов, выбравший псевдоним Дон Мигель Элегантес. Толстяк чокался только с соседом в пенсне, – близорукий господин Платонов, публиковал в журнале переводы французских авторов. Ведь именно французы лучше и больше всех писали о любви!
С другой стороны от переводчика развязный блондинистый тип в пластроне – фельетонист Фалалей Черепанов. Он якшался с полицией и выискивал сюжеты среди преступлений на любовной почве. Его знали едва ли не все околоточные и городовые. Фалалей – а именно под таким псевдонимом молодой человек строчил в журнал – после каждого тоста старался перекричать всех и рассказать очередной анекдот весьма игривого свойства. Чаще всего обращался он к статному брюнету напротив, который сидел рядом с озлобленным Мурычем. Этот томный жеманник оказался театральным обозревателем Модестом Синеоковым. Даже о примадоннах он писал злобно и развязно, что не пугало госпожу Май. Разоблачительный пафос отвечал тайным желаниям читательниц журнала…
Были за столом еще какие-то статистики, корректоры, фотографы, метранпажи, но их фамилий Самсон не запомнил. К тому же Ася и Аля все чаще поглядывали на него и что-то шептали друг другу.
Самсону внезапно стало грустно. «Что я здесь делаю? – спросил он мысленно самого себя. – Зачем мне все эти люди? Где моя Эльза? »
Собравшаяся публика показалась ему безумно чужой, ни с кем из них не хотелось знакомиться ближе. Оглядывая развязных, жующих и пьющих журналистов, он с неприязнью думал о том, что никогда не станет таким, как они…
– О, кто к нам пожаловал! Сам господин Либид!
Фалалей вскочил с места и закричал на весь зал, театрально раскинув руки, в одной из которых был фужер, а в другой – папироса, ибо все давно курили, не обращая внимания на дам.
Самсон обернулся. К госпоже Май действительно пробирался его дорожный друг, ныне облаченный в изысканный фрачный костюм. Ольга Леонардовна подала ручку для поцелуя и потрепала Эдмунда по свежевыбритой щеке.
– Зачем же ты, шалун, опаздываешь? – игриво спросила она, и Самсон понял, что выпитое подействовало и на нее.
– Прости, ма шер, – проворковал господин Либид, – дела. Но я вижу, мой протеже пришелся тебе по вкусу.
– Еще не распробовала, – двусмысленно ответила Ольга и засмеялась. – Иди садись. Что-нибудь пишешь?
– Пишу, Олюшка, пишу. Бомба будет – фельетон о депутате-развратнике.
– Заплачу вдвое, если публике удастся раскрыть инициалы, – жестко сказала после краткой паузы Ольга и опасливо покосилась на Самсона. – Впрочем, о делах потом. Выпей.
Эдмунд подмигнул за ее спиной Самсону и направился в дальний конец стола, где устроился рядом с переводчиком, поскольку громогласный Фалалей уже двигался к Ольге.
– Вот что, дружок, – заявила она властно фельетонисту, – я сейчас отбываю. Нет сил оставаться в вашем свинарнике. Да и вы мучаетесь. Ведь разнуздаться-то хочется, признайся?
– Лично мне – нет, – быстро ответил Фалалей. – А другие, пожалуйста.
– Так вот и разнуздывайтесь. А меня увольте. Самсона поручаю тебе. Сегодня вечером за него отвечаешь. Пусть в непринужденной обстановке, по-мужски, сойдется с коллегами. С завтрашнего дня будет у тебя стажером. Через месяц скажешь, на что он нам может сгодиться. За обучение тебе доплачу.
– А за доплату я готов всю жизнь натаскивать щенков.
Фалалей засмеялся, обнажив редкие короткие зубы. Глупо-беззащитный вид его помешал Самсону рассердиться. Да и по возрасту Фалалей не далеко ушел от него, на вид этому круглолицему молодому человеку можно было дать лет двадцать пять, волосы стрижены бобриком, густая, чуть удлиненная бородка, пышные усы. Самсону новоявленный наставник внушал доверие.
– Вот со стихов и начните, – предложила Ольга, поднимаясь.
Гулянье достигло уже такой степени, что говорили все разом и никто никого не слушал. Не попрощавшись со своим юным сотрудником, госпожа Май в сопровождении рыбоглазого помощника покинула банкетный зал.
На освободившееся место тут же плюхнулся Фалалей.
– Так вы – поэт? Прочтите что-нибудь.
Самсон шепотом продекламировал свои лучшие строки о бледном призраке и скакуне. Фалалей, едва не распластавшись животом над тарелками и судками, достал из вазы апельсин и пытался сделать так, чтобы апельсин докатился до бутылки и, отскочив, вернулся к нему.
– Хотите анекдот? – предложил Фалалей. – Тетушка рассказывает маленькому племяннику: «Представь себе, Ванечка, вчера, когда я от вас так поздно уходила, я увидела на улице мужчину. Как я побежала! » – «Ну и что, тетя, ты его поймала? »
Он расхохотался и вновь покатил апельсин к бутылке. Апельсин врезался в фужер с шампанским и опрокинул его на брюки музыкального обозревателя. Оскорбленный обозреватель вскочил и бросился вон из зала.
– Пошел в бильярд резаться, – злорадно сообщил Фалалей, – так ему и надо, хоть я и не специально его облил. Но случай есть Божья месть – брал в долг у меня три рубля еще в прошлом году, а до сих пор не возвратил.
– Он, наверное, нуждается, стеснен в средствах, – откликнулся Самсон, обиженный равнодушием Фалалея к своим стихам.
Но тот, с сожалением глядя на закатившийся апельсин, сказал:
– Если бы вы лучше знали теорию господина Фрейда, то стихов таких не писали бы. Ведь вы в них будто голый, понимаете?
– Нет, не понимаю, – Самсон побледнел, – а кто такой Фрейд?
– Тихо, вставайте и идите за мной в бильярдную, – зашипел Фалалей, – а то на вас, кажется, Синеоков глаз положил, как бы не пристал. А в бильярдную он не явится. Там, видите ли, потом пахнет.
И господин Черепанов повлек Самсона в бильярдную. Там, мельком взглянув на Лиркина и Арцыбашева с киями в руках, он потащил стажера к окну.
– Понимаете, мой юный друг, я человек опытный и много на своем веку повидал. Так что не тушуйтесь. Ольга вас соблазнила? Поймала, так сказать?
– Нет, – Самсон растерялся, – я только вчера приехал.
– Слава Богу, – махнул рукой Фалалей, – но все равно. О чем же ваши стихи? Ваши стихи о том, что вы попали в сети к опытной женщине старше вас и вступили с ней в порочную связь. Раненько, скажу вам, раненько.
Самсон открыл рот.
– Фрейд здесь прет изо всех щелей, – продолжил пьяный наставник доверительно, – но вы не виноваты. Слух надо развивать. Ведь какие неприличные сочетания звуков вы нагромоздили!
– Какие? – Юный поэт похолодел. – Я ничего такого не хотел.
– Верю, дружок, верю, но куда ж денешься от истины? Как там у вас в третьей строке? «И бледный призрак в ночь лихую». Мороз по коже! А в начале второй? «И буду ласк твоих алкать». Ужас!
– А почему же господин Либид мне ничего об этом не сказал? – растерялся Самсон.
– Господин Либид? – Фалалей закусил губу. – Откуда его знаешь?
– В поезде познакомились. – Самсон обрадовался, что наставник перешел на «ты».
– В карты играли?
– Играли.
– И он тебя к Ольге направил?
– Откуда вы знаете?
– Из своих источников. Кое-что о его проделках слышал. Впрочем, он мастер по Фрейду, так что будь с ним осторожен.
– А он мне понравился, – признался огорченно Самсон, – хотя на вокзале меня оставил… А что вы думаете о вчерашнем убийстве извозчика?
– Якова-то? – Фалалей усмехнулся. – Его фамилия Чиндяйкин. Молодой парень. Бороду нацепил по указанию хозяина, чтобы солидней выглядеть. Устроился на извозный двор недавно, после того как выгнали с завода. После стачки лютовал заводчик. Парень без средств остался. В полицейской хронике «Петербургского листка» сегодня вычитал.
– А его брат? – разочарованно спросил Самсон.
– Дорогой Нарцисс! – Фалалей хлопнул юношу по плечу. – При чем здесь брат? Святочные выдумки, приманка для читателей. Давай-ка выпьем за дружбу!
Но выпить они не успели. Дорогу в банкетный зал им преградила группа возбужденных мужчин. Впереди шел пунцовый Сыромясов-Элегантес с блюдом апельсинов у пуза, за ним шествовали переводчик Платонов, великолепный Эдмунд, злобный Мурыч с брюзгливой гримасой на лице, барышни.
– Освободите пространство! – закричал, подскакивая к бильярдному столу и размахивая пенсне, переводчик Платонов. – Будет игра апельсинами. Господин Либид с нашей звездой Михаилом Арцыбашевым!
Самсон застыл рядом с Фалалеем. В зале началась невообразимая суета, рыжий Лиркин с досадой бросил кий на сукно и скрылся. Его партнер, приложив ладонь к ушной раковине, спросил беспокойно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38