Она пробежала на свою половину мимо дверей умывальной, за которыми слышался шум льющейся воды и приглушенные мужские голоса. Гневно ударила по гладкой створке кулачком – дать знать Даниле, чтоб выпроводил мерзкую Асиньку!
Ольга Леонардовна ощущала себя будто вывалянной в грязи. Поэтому, скинув шляпу и меха в гардеробной, она бросилась в собственную ванную комнату, заблаговременно протопленную заботливым Данилой, сняла с себя остальную одежду и с остервенением предалась водным процедурам. Потом достала из шкафа розовое дезабилье. У каждой женщины есть свои маленькие секреты – и Ольга давно заметила, что розовый цвет, несмотря на его пошлость, успокаивал ее, смягчал сердце, гасил тревогу. Поэтому вечером она иногда, оставшись сама с собой, облачалась в розовое, отчего даже быстрее засыпала после изнурительных хлопот трудового дня. Теперь, обрядившись в просторный балахон с воланами по вороту, рукавам и подолу, она собрала несколько верхних прядей волос на макушке, оставив нижние свободно лежать на плечах, и почувствовала себя лучше.
Приходящая кухарка уже давно покинула свои владения, оставив по обыкновению в столовой ужин для хозяйки на столе под салфеткой.
В ожидании Самсона Ольга расположилась в гостиной. Откинувшись на диванные подушки, она первым делом выкурила пахитоску. Потом достала с полочки этажерки зеленый альбом, пристроила его на колени и принялась рассеянно перелистывать. Большинство фотографий она купила у Братыкина. Тот выискивал где-то любопытную натуру, смело экспериментировал в ателье с красотками и свои этюды приносил Ольге. Прелестные женские образы Ольга иногда использовала для украшения журнальных полос.
Заслышав скрип двери, она отложила альбом, чтобы перейти в смежную комнату. На пороге столовой стоял Самсон. Его русые кудри, еще влажные, трогательно свисали, закручиваясь на концах, отчего ворот белой рубашки слегка подмок. Старые, но старательно начищенные туфли, поношенный сюртук и брюки, отглаженные накануне по указанию Данилы приходящей прислугой, выглядели заметно элегантнее новых, изодранных в сражении с дворником.
– Прошу к столу, – дружелюбно предложила Ольга, чувствуя, что душивший ее еще полчаса назад гнев куда-то улетучился. – Все остыло. Никак нам не удается с вами вовремя поужинать.
Юный красавец уселся на краешек стула, сложил на коленях руки и замер, уставившись на подол розового дезабилье госпожи Май, – смотреть ей в глаза он не решался.
– Я виноват, кругом виноват, – растерянно признал он. – Простите ли вы меня когда-нибудь? Вы столько добра для меня сделали!
– Будет вам, будет. Не стоит об этом, – великодушно улыбнулась ему патронесса. – Не теряйте присутствия духа. Все на свете поправимо. Начнем с жаркого. Оно еще теплое. Давайте вашу тарелку.
Самсон испытывал облегчение: судя по всему, увольнение и бездомная будущность ему не грозили. Он протянул спасительнице тарелку, и нежная рука коснулась его пальцев.
– Ой! – преувеличенно испуганно вскрикнула Ольга и отдернула руку.
Тарелка упала и развалилась на две части. Ольга по-девичьи звонко расхохоталась и, встретившись взглядом с подопечным, сказала:
– Не огорчайтесь, посуда бьется к счастью. Сейчас принесу другую.
Она легко вспорхнула со стула к буфету. Самсон глубоко вздохнул – какой сегодня неудачный день.
Запах жаркого пробудил в юноше аппетит. Он вспомнил, что, кроме завтрака и пирожных в кондитерской, ничего весь день не ел! Ольга Леонардовна подкладывала ему в тарелку то жаркое, то дичь, то ветчину – и приятное тепло разливалось по телу Самсона не только от насыщения, но и от ласкового голоса спасительницы.
– Как продвигается ваш материал о замороженной Эльзе?
От неожиданного вопроса Самсон едва не поперхнулся: он совершенно забыл о чудовищном преступлении, которое должен был живописать.
– Я готов, но еще не успел, – сообщил он, прожевав кусок ветчины. – После ужина сяду и напишу.
– Отлично, – подбодрила его Ольга. – Я вас превосходно понимаю. Из Казани в Петербург – это как с корабля на бал. А сколько приключений! Я сгораю от нетерпения. Рассказывайте!
Госпожа Май в эту минуту гордилась собой: она и всегда была высокого мнения о своих актерских способностях, но нынче превзошла саму себя.
И Самсон сразу же забыл тягостное возвращение из следственной камеры: ледяное презрение Ольги Леонардовны, неприступное выражение лица своей спасительницы, ее гробовое молчание, которое он не решался прервать. Он вновь испытывал к ней братское доверие.
– Я благодарен вам, что вы приехали и меня спасли, – произнес он с чувством, – ведь я совсем никого не знаю в столице. Пришлось сказать следователю, что удостоверить мою личность может госпожа Май. Какая формальность! Он же видел меня в воскресенье на банкете.
– Вы все правильно сделали, – прервала его Ольга. – Но что же случилось?
– Ничего особенного. Мы шли с Фалалеем…
– Вы были с Фалалеем? И почему ж он вас бросил?
– Как-то само собой получилось. Думаю от испуга. Раздался выстрел, посыпались стекла, Фалалей крикнул: «Бежим врассыпную! » Мы и побежали. Я в одну сторону, а он в другую.
– А он куда?
Самсон пожал плечами и, подумав, предположил:
– Вообще-то он намеревался собирать сведения о предосудительном поведении графа Темняева.
– О Боже! Зачем?
– Фалалей уверен, что граф изменял жене. Хочет фельетон написать. – Самсон снова заработал вилкой и ножом.
– Глупости. – Ольга Леонардовна поморщилась. – И грозит большим скандалом. Если нет доказательств.
– Фалалей считает, что есть. Он пронюхал, что у графа есть… э… э… возлюбленная Бетси, которая любит миндальные пирожные.
– Ладно, – добродушно отозвалась владелица журнала, – придет, дам ему нагоняй. Пусть ищет других героев для своего фельетона.
– Вообще-то у него имеется запасной сюжет, – стажер не мог побороть благодарного желания открыть спасительнице чужие секреты, – о доне Мигеле. Мы за ним немного последили. Он спутался с какой-то несимпатичной барышней-телефонисткой.
– Вы следили за Сыромясовым? – Ольга погрустнела. – А куда он шел?
– Сначала по той же улице, что и мы, а потом мы потеряли его из виду.
– Это я все поняла, милый Самсон, – Ольга Леонардовна налила в чашку чай из полуостывшего самовара, – но мне любопытно, что же вас связывает с Асей?
– С какой Асей?
– С нашей, с нашей милой Асинькой, – слащаво протянула госпожа Май. – Признайтесь, я все прощу.
– Меня… с Асей… Ничего. – Самсон захлопал глазами, чашка в руке его задрожала.
– Не смущайтесь, я ведь все знаю. Вы же из-за нее стреляли в депутата Гарноусова.
Обвиняемый побледнел и поставил чашку на стол.
– Вы надо мной смеетесь. Я не стрелял в генерала.
– Однако пистолет у вас был.
– Пистолет был. Привез из Казани. Взял с собой, чтобы от извозчиков отстреливаться, если нападут на Нарцисса.
Ольга выдержала паузу, собрала силы и проникновенно заворковала:
– Я понимаю, мой дорогой, аспидная Ася нанесла вам жуткую рану. Вы, наверное, и предположить не могли, что такая скромница состоит в порочной связи с депутатом Думы?
Самсон онемел. Насладившись произведенным эффектом, утешительница продолжила нежно:
– Как я понимаю вашу вспышку ревности! И даже в какой-то мере одобряю выстрел… Тем более что вы промахнулись. Но как ваш истинный друг скажу: эта девушка вас недостойна. Господин Тернов, а я имею основания ему верить, сообщил мне, что в деле имеется ее письмо. Весьма разнузданного толка…
– А я думал, она неравнодушна к Лиркину, – пролепетал стажер.
– И к Лиркину тоже, – злорадно подтвердила госпожа Май, – но Лиркин находится в более выгодном положении, чем вы. У него лекарства под рукой. Целая аптека.
Самсон залился краской.
– От чего вы лечитесь? – прямо спросила Ольга. – Данила нашел лекарства.
– В пузырьке микстура от инфлюэнцы, – расстроился юноша, сообразив, что в его каморке произвели незаконный обыск. – А в апельсине живительные вещества.
– Что-то вы необычно бледны, – смягчилась хозяйка, решив завтра же отправить Данилу со злополучным пузырьком в ближайшую аптеку проверить зелье: а что если юноша не лжет? – Вы уверены, что не нуждаетесь в услугах врача?
– Я совершенно здоров. – Самсон обиделся. – И полон сил для работы. Завтра все сдам Асе печатать.
– Это лишнее, Ася у нас больше не работает. Понимаю ваше нетерпение и все-таки предлагаю пройти в гостиную, выпить со мной рюмку коньяку: за наше примирение и за успех будущей работы.
Самсон подчинился. Он шёл в шлейфе ее аромата и думал, что у его Эльзы, его милой тайной жены, которую он так пока и не разыскал, духи были слаще и тревожней.
По указанию хозяйки юноша сел на диван. Он смотрел, как ловко Ольга Леонардовна наполняет пузатые низкие рюмки с золотым ободком по краю. В розовом наряде, несмотря на его просторность, госпожа Май выглядела хрупкой и изящной. Мягкая ткань иногда заламывалась на линии талии и подчеркивала холодное совершенство стройного бедра…
Приняв из ее рук рюмку, Самсон пригубил коньяк. Внутренне напряжение отступало, душа и тело его освобождались от изнурительной скованности и мучительной неловкости. Он лениво прислушивался к телефонным разговорам госпожи Май – один за другим звонили Фалалей и Синеоков.
Фалалею Ольга Леонардовна велела прекратить погоню за графом Темняевым и завтра к двенадцати явиться в редакцию. Кроме того, Ольга освободила на завтра Фалалея от необходимости учить личным примером начинающего журналиста.
Разговор с Синеоковым был еще короче. Она сообщила театральному обозревателю, чтобы завтра он заехал в редакцию за адресом сестры легендарной балерины Пьерины Леньяни. Синеоков, судя по разговору, пытался перенести поручение на послезавтра, но госпожа Май была неумолима.
Опустив трубку на рычаг аппарата, госпожа Май вздохнула с облегчением:
– Вот и все, милый друг. Теперь можно и отдыхать.
С недопитой рюмкой в руке она подошла к дивану и присела рядом, на диванный валик. С валика соскользнул альбом и упал на пол.
Самсон наклонился, чтобы поднять его, и на открывшейся странице увидел фотографию своей незабвенной Эльзы!
Глава 15
Излишне говорить, что Самсон Шалопаев не только не написал ни строки о преступлении по страсти Елизаветы и Петра Медяшиных, но вообще не сомкнул глаз до утра!
Сначала его голова разрывалась на части от мыслей о его милой исчезнувшей Эльзе! Как, каким образом ее фотография – Эльза с распущенными волосами, с венком роз на кудрявой голове, в легкой тунике, с обнаженными плечами и руками – оказалась в альбоме госпожи Май? Ольга Леонардовна, изменившись в лице, на вопрос ответила лапидарно – принес фотограф Братыкин. Давно. А в чем дело?
Потом мысли Самсона устремились к Ольге Леонардовне. Ему еще не приходилось встречать таких непоследовательных женщин: с удивительной легкостью она меняла гнев и ледяную холодность на умиротворенное добродушие, ласковую ироничность – на клокочущее бешенство.
А то, что Ольгу Леонардовну охватило бешенство, когда он осмелился задать ей безобидный вопрос: кто на фотографии? – сомнений не вызывало. Она пнула ногой альбом, топнула и заявила, что с нее хватит. Что всякое ангельское терпение кончится, если человек, которому оказано такое доверие, распаляется при виде каждой смазливой красотки… Да еще пошлого толка…
Самсон, услышав гневную отповедь, внутренне оскорбился за такую аттестацию Эльзы, но мужественно промолчал.
Ему весьма холодно пожелали спокойной ночи.
Он ушел и рухнул на свою лежанку за ширмой в буфетной. Голова его шла кругом. Бессмысленно уперев взор в лепной потолок, он не мог отыскать в своем сознании ни одной отчетливой мысли: они ускользали, оставляя неприятное ощущение илистой рыбьей чешуи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Ольга Леонардовна ощущала себя будто вывалянной в грязи. Поэтому, скинув шляпу и меха в гардеробной, она бросилась в собственную ванную комнату, заблаговременно протопленную заботливым Данилой, сняла с себя остальную одежду и с остервенением предалась водным процедурам. Потом достала из шкафа розовое дезабилье. У каждой женщины есть свои маленькие секреты – и Ольга давно заметила, что розовый цвет, несмотря на его пошлость, успокаивал ее, смягчал сердце, гасил тревогу. Поэтому вечером она иногда, оставшись сама с собой, облачалась в розовое, отчего даже быстрее засыпала после изнурительных хлопот трудового дня. Теперь, обрядившись в просторный балахон с воланами по вороту, рукавам и подолу, она собрала несколько верхних прядей волос на макушке, оставив нижние свободно лежать на плечах, и почувствовала себя лучше.
Приходящая кухарка уже давно покинула свои владения, оставив по обыкновению в столовой ужин для хозяйки на столе под салфеткой.
В ожидании Самсона Ольга расположилась в гостиной. Откинувшись на диванные подушки, она первым делом выкурила пахитоску. Потом достала с полочки этажерки зеленый альбом, пристроила его на колени и принялась рассеянно перелистывать. Большинство фотографий она купила у Братыкина. Тот выискивал где-то любопытную натуру, смело экспериментировал в ателье с красотками и свои этюды приносил Ольге. Прелестные женские образы Ольга иногда использовала для украшения журнальных полос.
Заслышав скрип двери, она отложила альбом, чтобы перейти в смежную комнату. На пороге столовой стоял Самсон. Его русые кудри, еще влажные, трогательно свисали, закручиваясь на концах, отчего ворот белой рубашки слегка подмок. Старые, но старательно начищенные туфли, поношенный сюртук и брюки, отглаженные накануне по указанию Данилы приходящей прислугой, выглядели заметно элегантнее новых, изодранных в сражении с дворником.
– Прошу к столу, – дружелюбно предложила Ольга, чувствуя, что душивший ее еще полчаса назад гнев куда-то улетучился. – Все остыло. Никак нам не удается с вами вовремя поужинать.
Юный красавец уселся на краешек стула, сложил на коленях руки и замер, уставившись на подол розового дезабилье госпожи Май, – смотреть ей в глаза он не решался.
– Я виноват, кругом виноват, – растерянно признал он. – Простите ли вы меня когда-нибудь? Вы столько добра для меня сделали!
– Будет вам, будет. Не стоит об этом, – великодушно улыбнулась ему патронесса. – Не теряйте присутствия духа. Все на свете поправимо. Начнем с жаркого. Оно еще теплое. Давайте вашу тарелку.
Самсон испытывал облегчение: судя по всему, увольнение и бездомная будущность ему не грозили. Он протянул спасительнице тарелку, и нежная рука коснулась его пальцев.
– Ой! – преувеличенно испуганно вскрикнула Ольга и отдернула руку.
Тарелка упала и развалилась на две части. Ольга по-девичьи звонко расхохоталась и, встретившись взглядом с подопечным, сказала:
– Не огорчайтесь, посуда бьется к счастью. Сейчас принесу другую.
Она легко вспорхнула со стула к буфету. Самсон глубоко вздохнул – какой сегодня неудачный день.
Запах жаркого пробудил в юноше аппетит. Он вспомнил, что, кроме завтрака и пирожных в кондитерской, ничего весь день не ел! Ольга Леонардовна подкладывала ему в тарелку то жаркое, то дичь, то ветчину – и приятное тепло разливалось по телу Самсона не только от насыщения, но и от ласкового голоса спасительницы.
– Как продвигается ваш материал о замороженной Эльзе?
От неожиданного вопроса Самсон едва не поперхнулся: он совершенно забыл о чудовищном преступлении, которое должен был живописать.
– Я готов, но еще не успел, – сообщил он, прожевав кусок ветчины. – После ужина сяду и напишу.
– Отлично, – подбодрила его Ольга. – Я вас превосходно понимаю. Из Казани в Петербург – это как с корабля на бал. А сколько приключений! Я сгораю от нетерпения. Рассказывайте!
Госпожа Май в эту минуту гордилась собой: она и всегда была высокого мнения о своих актерских способностях, но нынче превзошла саму себя.
И Самсон сразу же забыл тягостное возвращение из следственной камеры: ледяное презрение Ольги Леонардовны, неприступное выражение лица своей спасительницы, ее гробовое молчание, которое он не решался прервать. Он вновь испытывал к ней братское доверие.
– Я благодарен вам, что вы приехали и меня спасли, – произнес он с чувством, – ведь я совсем никого не знаю в столице. Пришлось сказать следователю, что удостоверить мою личность может госпожа Май. Какая формальность! Он же видел меня в воскресенье на банкете.
– Вы все правильно сделали, – прервала его Ольга. – Но что же случилось?
– Ничего особенного. Мы шли с Фалалеем…
– Вы были с Фалалеем? И почему ж он вас бросил?
– Как-то само собой получилось. Думаю от испуга. Раздался выстрел, посыпались стекла, Фалалей крикнул: «Бежим врассыпную! » Мы и побежали. Я в одну сторону, а он в другую.
– А он куда?
Самсон пожал плечами и, подумав, предположил:
– Вообще-то он намеревался собирать сведения о предосудительном поведении графа Темняева.
– О Боже! Зачем?
– Фалалей уверен, что граф изменял жене. Хочет фельетон написать. – Самсон снова заработал вилкой и ножом.
– Глупости. – Ольга Леонардовна поморщилась. – И грозит большим скандалом. Если нет доказательств.
– Фалалей считает, что есть. Он пронюхал, что у графа есть… э… э… возлюбленная Бетси, которая любит миндальные пирожные.
– Ладно, – добродушно отозвалась владелица журнала, – придет, дам ему нагоняй. Пусть ищет других героев для своего фельетона.
– Вообще-то у него имеется запасной сюжет, – стажер не мог побороть благодарного желания открыть спасительнице чужие секреты, – о доне Мигеле. Мы за ним немного последили. Он спутался с какой-то несимпатичной барышней-телефонисткой.
– Вы следили за Сыромясовым? – Ольга погрустнела. – А куда он шел?
– Сначала по той же улице, что и мы, а потом мы потеряли его из виду.
– Это я все поняла, милый Самсон, – Ольга Леонардовна налила в чашку чай из полуостывшего самовара, – но мне любопытно, что же вас связывает с Асей?
– С какой Асей?
– С нашей, с нашей милой Асинькой, – слащаво протянула госпожа Май. – Признайтесь, я все прощу.
– Меня… с Асей… Ничего. – Самсон захлопал глазами, чашка в руке его задрожала.
– Не смущайтесь, я ведь все знаю. Вы же из-за нее стреляли в депутата Гарноусова.
Обвиняемый побледнел и поставил чашку на стол.
– Вы надо мной смеетесь. Я не стрелял в генерала.
– Однако пистолет у вас был.
– Пистолет был. Привез из Казани. Взял с собой, чтобы от извозчиков отстреливаться, если нападут на Нарцисса.
Ольга выдержала паузу, собрала силы и проникновенно заворковала:
– Я понимаю, мой дорогой, аспидная Ася нанесла вам жуткую рану. Вы, наверное, и предположить не могли, что такая скромница состоит в порочной связи с депутатом Думы?
Самсон онемел. Насладившись произведенным эффектом, утешительница продолжила нежно:
– Как я понимаю вашу вспышку ревности! И даже в какой-то мере одобряю выстрел… Тем более что вы промахнулись. Но как ваш истинный друг скажу: эта девушка вас недостойна. Господин Тернов, а я имею основания ему верить, сообщил мне, что в деле имеется ее письмо. Весьма разнузданного толка…
– А я думал, она неравнодушна к Лиркину, – пролепетал стажер.
– И к Лиркину тоже, – злорадно подтвердила госпожа Май, – но Лиркин находится в более выгодном положении, чем вы. У него лекарства под рукой. Целая аптека.
Самсон залился краской.
– От чего вы лечитесь? – прямо спросила Ольга. – Данила нашел лекарства.
– В пузырьке микстура от инфлюэнцы, – расстроился юноша, сообразив, что в его каморке произвели незаконный обыск. – А в апельсине живительные вещества.
– Что-то вы необычно бледны, – смягчилась хозяйка, решив завтра же отправить Данилу со злополучным пузырьком в ближайшую аптеку проверить зелье: а что если юноша не лжет? – Вы уверены, что не нуждаетесь в услугах врача?
– Я совершенно здоров. – Самсон обиделся. – И полон сил для работы. Завтра все сдам Асе печатать.
– Это лишнее, Ася у нас больше не работает. Понимаю ваше нетерпение и все-таки предлагаю пройти в гостиную, выпить со мной рюмку коньяку: за наше примирение и за успех будущей работы.
Самсон подчинился. Он шёл в шлейфе ее аромата и думал, что у его Эльзы, его милой тайной жены, которую он так пока и не разыскал, духи были слаще и тревожней.
По указанию хозяйки юноша сел на диван. Он смотрел, как ловко Ольга Леонардовна наполняет пузатые низкие рюмки с золотым ободком по краю. В розовом наряде, несмотря на его просторность, госпожа Май выглядела хрупкой и изящной. Мягкая ткань иногда заламывалась на линии талии и подчеркивала холодное совершенство стройного бедра…
Приняв из ее рук рюмку, Самсон пригубил коньяк. Внутренне напряжение отступало, душа и тело его освобождались от изнурительной скованности и мучительной неловкости. Он лениво прислушивался к телефонным разговорам госпожи Май – один за другим звонили Фалалей и Синеоков.
Фалалею Ольга Леонардовна велела прекратить погоню за графом Темняевым и завтра к двенадцати явиться в редакцию. Кроме того, Ольга освободила на завтра Фалалея от необходимости учить личным примером начинающего журналиста.
Разговор с Синеоковым был еще короче. Она сообщила театральному обозревателю, чтобы завтра он заехал в редакцию за адресом сестры легендарной балерины Пьерины Леньяни. Синеоков, судя по разговору, пытался перенести поручение на послезавтра, но госпожа Май была неумолима.
Опустив трубку на рычаг аппарата, госпожа Май вздохнула с облегчением:
– Вот и все, милый друг. Теперь можно и отдыхать.
С недопитой рюмкой в руке она подошла к дивану и присела рядом, на диванный валик. С валика соскользнул альбом и упал на пол.
Самсон наклонился, чтобы поднять его, и на открывшейся странице увидел фотографию своей незабвенной Эльзы!
Глава 15
Излишне говорить, что Самсон Шалопаев не только не написал ни строки о преступлении по страсти Елизаветы и Петра Медяшиных, но вообще не сомкнул глаз до утра!
Сначала его голова разрывалась на части от мыслей о его милой исчезнувшей Эльзе! Как, каким образом ее фотография – Эльза с распущенными волосами, с венком роз на кудрявой голове, в легкой тунике, с обнаженными плечами и руками – оказалась в альбоме госпожи Май? Ольга Леонардовна, изменившись в лице, на вопрос ответила лапидарно – принес фотограф Братыкин. Давно. А в чем дело?
Потом мысли Самсона устремились к Ольге Леонардовне. Ему еще не приходилось встречать таких непоследовательных женщин: с удивительной легкостью она меняла гнев и ледяную холодность на умиротворенное добродушие, ласковую ироничность – на клокочущее бешенство.
А то, что Ольгу Леонардовну охватило бешенство, когда он осмелился задать ей безобидный вопрос: кто на фотографии? – сомнений не вызывало. Она пнула ногой альбом, топнула и заявила, что с нее хватит. Что всякое ангельское терпение кончится, если человек, которому оказано такое доверие, распаляется при виде каждой смазливой красотки… Да еще пошлого толка…
Самсон, услышав гневную отповедь, внутренне оскорбился за такую аттестацию Эльзы, но мужественно промолчал.
Ему весьма холодно пожелали спокойной ночи.
Он ушел и рухнул на свою лежанку за ширмой в буфетной. Голова его шла кругом. Бессмысленно уперев взор в лепной потолок, он не мог отыскать в своем сознании ни одной отчетливой мысли: они ускользали, оставляя неприятное ощущение илистой рыбьей чешуи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38