синий английский костюм-тройка, галстук-бабочка. Он уверенно протянул Зяме руку.
— Коннитива, дайсан-но сансей. Здравствуйте, господин третий.
— Третий? — Зяма не понял. — Сорэ-ва даю кото дэс ка? Как вас понять?
Чен засмеялся.
— Извините, я не учел, что сразу такое поймет только китаец. Наши стратеги в Пекине распределили врагов Китая по номерам. Первый — враг открытый. Это Америка. Второй — сильный и процветающий враг — Япония. Третий — воинственная сила и безусловный враг — Россия. Так что здесь второй — Сашико, третий вы, сансей.
Разъяснение смутило Зяму. Если при встрече собеседник называет его место в списке врагов, хорошего ожидать не приходилось. На такого рода заявления на Востоке нельзя не обращать внимания. Прямота сопутствует состоянию объявленного конфликта. Однако Чен поспешил предупредить возможное недоразумение. Демонстрируя блестевшие жемчугом зубы, он продолжил:
— Прошу прощения, Зяма-сан, если пошутил неудачно. Еще я имел в виду русское употребление этого слова. Во Владивостоке мне объясняли, что русские собирают компанию на троих, если хотят выпить. Нас уже трое — Сашико-сан, вы и я. Турети будеш? — произнес он, подражая кому-то, и засмеялся. — Конняку?
Они выпили. Сашико вышла, оставив мужчин наедине.
— Зяма-сан, — начал Чен, — поговорим прямо. У меня очень широкие связи. Но сфера моих интересов не рыба и не рис. Ее название — оружие. Я могу купить все: боеприпасы, пулеметы, автоматы. Я прекрасно понимаю, Зяма-сан, что вы сразу не откроете портфель и не положите передо мной пушку. Но у вас за спиной большая Россия. Там много генералов, у которых много оружия. Генералы любят пушки, но ещё больше любят деньги. Я не стану вас торопить. Серьезное дело не любит спешки. Хорошее здание строят с большим терпением. Я готов ждать. Вы согласны с моим утверждением, Зяма-сан?
Зяма старался уловить некий скрытый смысл не только в словах, но и в интонациях собеседника. Однако Чен говорил с типично европейской деловитостью, не прибегая к иносказаниям, смысл которых можно толковать по-восточному.
Возникла мысль: не ищет ли к нему подхода опытный разведчик. В том, что Чен связан со спецслужбами, Зяма не сомневался. Но какой смысл ему вербовать человека, который уже год торчит на островах и насквозь «просвечен» местными мастерами политического сыска. В том, что японцы делают это прекрасно, Зяма не сомневался. Только мог ли заинтересовать разведку переводчик, или, как говорила Сашико, — телефонная трубка, которая не подключена в России ни к одному источнику военной или государственной информации?
Более того, предлагая оружейный бизнес, Чен рисковал и собой. Япония — не самое удобное место для прокручивания таких операций двумя иностранцами — китайцем и русским.
Чен понял, какие мысли тревожили собеседника, и пояснил:
— Мои желания, Зяма-сан, чисто торговые. Меня не интересуют новые разработки и образцы. Мне требуется уже испытанное оружие, но в большом количестве. Допустим, Кала-ши.
— О-ханаси-тю сицурей ё дэс га… Извините, что прерываю вас, но… Давайте переменим тему разговора…
— Не возражаю, Зяма-сан. И все же подумайте. Мое предложение стоит того…
В тот момент Зяма даже не представлял, какой размах может принять дело, которым его пытался заинтересовать Чен Дусин. Только дома, в России, он узнал, что достать товар иногда легче, нежели его сбыть.
Основа рыночных отношений — наличие рынков сбыта. Спрос рождает предложение. За рынки сбыта идет борьба, скрытая и открытая. Возникают войны. Конкуренция — это форма борьбы за сбыт. Чтобы заполучить покупателя, привыкшего брать определенный товар, нужно предложить ему новый, более качественный и менее дорогой.
Короче, товар Зяма нашел. И его приезд в Шанхай должен был закрепить третью сделку за время их сотрудничества. Две предшествовавших прошли успешно и принесли немалую прибыль.
Партнеры уже хорошо знали друг друга.
Чен Дусин ни разу не нарушил договоренностей, не утаивал денег, предназначенных контрагенту. Договор — это репутация партнера, это святое. Потеряешь доверие, и уже никто никогда не пожелает иметь с тобой дела. В то же время Чен без зазрения совести мог подсунуть лежалый, а то и вовсе гнилой товар: оценка его качества — обязанность покупателя. Не смотрел как следует («Твоя глаза имей? Куда смотри? Зачем брала?»), значит, сам и отвечай.
Зяма знал эту особенность торговца, вел с ним дела без особой опаски и обманывать китайца не собирался. Оба получали сполна и оставались довольными.
На этот раз речь шла о трех тысячах автоматов «АК-74». Главным в сделке оставался договор о цене.
— Чен, — говорил Зяма, — подумай сам. Сто за ствол — это дешевка. Ты его будешь гнать за сто пятьдесят, я знаю. И где ты найдешь другого дурака, который поставит тебе товар прямо со склада в заводской смазке? Да за это масло я могу ещё по сотне зеленых надбавить…
Чен улыбнулся, оценив остроумие собеседника, но не сдался.
— Девяносто.
— Ты знаешь, куда я еду из Шанхая? В Сеул.
Чен промолчал. Проявлять любопытство серьезному человеку не к лицу. Его не интересовало, куда и зачем поедет его контрагент. Зяме пришлось продолжить.
— В Сеуле меня ждет Ким Дык. Хитрый кореец (это была потачка Чену, который корейцев недолюбливал), но не скупец (а это уже подначка, которую Чен должен был понять, сам продолжив мысль собеседника: «Но не скупец, как ты»).
Азиаты всегда угадывали скрытый смысл слов. Спросите китайца: «Какая завтра будет погода?» — и он может на вас смертельно обидеться. Погоду легко угадывают лягушки. Значит, задавая вопрос, вы решили намекнуть, что ваш собеседник из этого квакающего племени.
Чен умел держать нетактичные выпады европейцев, поскольку имел дело с ними не в первый раз. Он знал, что эти длинноносые люди, сляпанные природой на одно лицо — пока не привыкнешь, не угадаешь, кто из них кто, — не умеют взвешивать своих слов, и язык их не кисть художника, а топор дровосека.
— Съездить в Сеул полезно. — Чен отвечал спокойно. — Девяносто пять. Идет?
— Только сто. За то, что ты такой большой и умный.
Это уже в отместку. Зяма знал, что партнер за глаза называет его Шуй Сяошанем — Мокрым Маленьким Бугорком. Прозвище задевало Зяму, который не мог взять в толк, что в нем такого мокрого, но демонстрировать своего неудовольствия не собирался. Тем более что в глаза Мокрым Бугорком его никто не называл.
Чен торговался не из-за малой кредитоспособности — ворочал он миллионами, но даже доллар, сброшенный с единицы груза, позволял сорвать неплохой куш. Однако Зяма уперся, и Чен согласился. Потерять товар, который ухе. ждали, было неразумным.
— Через неделю в порт придет судно. «Фуд-зи-мару». Будьте готовы.
Разговор завершился рукопожатием. Чен остановил такси, и они поехали на Наньянг-роуд в ресторан «Ривьера». Зяма отдавал предпочтение европейской кухне…
***
Оперативно-следственная группа прокуратуры и контрразведки приступила к работе на месте взрыва сразу после отъезда высокого руководства. Захолустный Краснокаменский арсенал со дня своего основания не видел такого наплыва генеральских звезд — съехались все, кто хоть в какой-то степени мог оправдать свое появление здесь.
Следователь-криминалист майор Гуляев, глядя на два вертолета, на отъезжающие машины, с раздражением подумал, что для привлечения высоких чинов в забытые гарнизоны нужно периодически устраивать там громкие происшествия. И ведь никому из побывавших генералов и полковников в голову не приходила мысль о бессмысленности их массированного налета, который ни помочь, ни исправить ничего уже не мог. Единственное, что получали приезжавшие, так это право в случае спроса с них заявить, что они побывали на месте взрыва и лично руководили ликвидацией последствий.
После отъезда начальства территория базы опустела. Гуляев подошел к караульной вышке, на которой в ночь взрыва нес службу солдат Владик Юрченко.
С противным ощущением опасности Гуляев стал подниматься по деревянным расшатанным ступеням, которые пугающе скрипели под ногами. Мастера, строившие вышку, халтурщиками не были. Она выдержала мощный напор ударной волны, не рухнула, не рассыпалась.
Гуляев выбрался на верхнюю площадку и оглядел территорию.
Взрыв снес пятое хранилище боеприпасов до основания. Высокие блоки наружной стены базы, находившиеся в полусотне метров от хранилища, осколки превратили в решето. Хранилище номер шесть, в котором до взрыва находилось свыше двадцати тысяч автоматов Калашникова «АК-74», сгорело дотла. Одна стена была выбита ударной волной и упала внутрь пожарища. Все остальное — оружейные ящики, поддоны, стропила — превратилось в пепел и угли.
Три остальные стены, закопченные, покосившиеся, продолжали стоять, угрожая падением.
Контрразведчик майор Рубцов, никогда не работавший по взрывам, скептически оглядел место катастрофы:
— Ни хрена мы тут не выясним. Все стерто, будто грейдером разровняли.
Гуляев пропустил его слова мимо ушей:
— Отработаем три версии. Первая — взрыв и пожар в силу естественных причин — гроза, шаровая молния…
— Погода в ту ночь была ясной.
— Может, и так, — согласился Гуляев, — нам потребуются официальные справки от ветродуев авиационного полка и гидрометеоцентра. Вторая версия — техническая неисправность, неосторожное обращение с огнем, сварочными работами, самовозгорание, наконец. И третья — диверсия…
— Возможен умышленный поджог, — предположил Рубцов. — Арсенал — почти магазин. А в торговле, как известно, спичка и огонь — лучшее средство скрывать недостачи.
— Леонид Кузьмич, вы правы. Однако поджог мы вынуждены будем рассматривать как диверсию. Арсенал — не керосиновая лавка. В статье об умышленном поджоге уголовный кодекс не связывает пожар со взрывом, эта связь прослежена в статье шестьдесят восьмой. И определяет состав преступления, относимого к диверсии.
Заместитель начальника отдела контрразведки майор Кононов слушал разговор, переминаясь с ноги на ногу. Он торопился уехать из гарнизона. Кононов приехал в Краснокаменск вместе с окружным прокурором, и водитель прокурорского «козлика» уже несколько раз сигналил, призывая майора.
— Ты особенно пуп не рви, Рубцов. — Кононов взглянул на карманные часы на золотой цепочке — майор придерживался моды и не скрывал этого. — Завершай эту бодягу в темпе. Раз, два, и закрывайте дело.
Рубцов не принял благодушного тона своего начальства. Человек обстоятельный, он не любил поверхностных расследований и поспешных решений. Рубцов прошел школу оперативной работы в Афганистане и знал, что даже мелкие ошибки контрразведчика оборачиваются крупными потерями для тех, чью безопасность он призван обеспечивать.
— Сделаем, — ответил он хмуро, не уточняя, с какой степенью обстоятельности поведет расследование.
— Все. — Кононов пожал руки офицерам. — Я поехал. — Он козырнул и заторопился к машине.
Подошли пиротехник и пожарный, которые включались в расследование на правах экспертов.
Пиротехник — подполковник запаса Федор Иванович Телицын — был высококвалифицированным артиллеристом. В свои пятьдесят Телицын выглядел удивительно подтянуто и спортивно. Загорелый, стройный, он мог дать фору некоторым кадровым капитанам и майорам, обремененным солидными животами и жировыми накоплениями на боках.
Гуляев испытывал уважение к офицерам, носившим артиллерийскую форму. Эта профессия требовала не только смелости, но и немалого интеллекта. Артиллерист — это математик, решающий тригонометрические задачи под огнем противника.
Пожарный эксперт — Александр Васильевич Сычев — невысокий, худенький, походил на своего тезку генералиссимуса Суворова. Он знал об этом и, похоже, старался усиливать сходство:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
— Коннитива, дайсан-но сансей. Здравствуйте, господин третий.
— Третий? — Зяма не понял. — Сорэ-ва даю кото дэс ка? Как вас понять?
Чен засмеялся.
— Извините, я не учел, что сразу такое поймет только китаец. Наши стратеги в Пекине распределили врагов Китая по номерам. Первый — враг открытый. Это Америка. Второй — сильный и процветающий враг — Япония. Третий — воинственная сила и безусловный враг — Россия. Так что здесь второй — Сашико, третий вы, сансей.
Разъяснение смутило Зяму. Если при встрече собеседник называет его место в списке врагов, хорошего ожидать не приходилось. На такого рода заявления на Востоке нельзя не обращать внимания. Прямота сопутствует состоянию объявленного конфликта. Однако Чен поспешил предупредить возможное недоразумение. Демонстрируя блестевшие жемчугом зубы, он продолжил:
— Прошу прощения, Зяма-сан, если пошутил неудачно. Еще я имел в виду русское употребление этого слова. Во Владивостоке мне объясняли, что русские собирают компанию на троих, если хотят выпить. Нас уже трое — Сашико-сан, вы и я. Турети будеш? — произнес он, подражая кому-то, и засмеялся. — Конняку?
Они выпили. Сашико вышла, оставив мужчин наедине.
— Зяма-сан, — начал Чен, — поговорим прямо. У меня очень широкие связи. Но сфера моих интересов не рыба и не рис. Ее название — оружие. Я могу купить все: боеприпасы, пулеметы, автоматы. Я прекрасно понимаю, Зяма-сан, что вы сразу не откроете портфель и не положите передо мной пушку. Но у вас за спиной большая Россия. Там много генералов, у которых много оружия. Генералы любят пушки, но ещё больше любят деньги. Я не стану вас торопить. Серьезное дело не любит спешки. Хорошее здание строят с большим терпением. Я готов ждать. Вы согласны с моим утверждением, Зяма-сан?
Зяма старался уловить некий скрытый смысл не только в словах, но и в интонациях собеседника. Однако Чен говорил с типично европейской деловитостью, не прибегая к иносказаниям, смысл которых можно толковать по-восточному.
Возникла мысль: не ищет ли к нему подхода опытный разведчик. В том, что Чен связан со спецслужбами, Зяма не сомневался. Но какой смысл ему вербовать человека, который уже год торчит на островах и насквозь «просвечен» местными мастерами политического сыска. В том, что японцы делают это прекрасно, Зяма не сомневался. Только мог ли заинтересовать разведку переводчик, или, как говорила Сашико, — телефонная трубка, которая не подключена в России ни к одному источнику военной или государственной информации?
Более того, предлагая оружейный бизнес, Чен рисковал и собой. Япония — не самое удобное место для прокручивания таких операций двумя иностранцами — китайцем и русским.
Чен понял, какие мысли тревожили собеседника, и пояснил:
— Мои желания, Зяма-сан, чисто торговые. Меня не интересуют новые разработки и образцы. Мне требуется уже испытанное оружие, но в большом количестве. Допустим, Кала-ши.
— О-ханаси-тю сицурей ё дэс га… Извините, что прерываю вас, но… Давайте переменим тему разговора…
— Не возражаю, Зяма-сан. И все же подумайте. Мое предложение стоит того…
В тот момент Зяма даже не представлял, какой размах может принять дело, которым его пытался заинтересовать Чен Дусин. Только дома, в России, он узнал, что достать товар иногда легче, нежели его сбыть.
Основа рыночных отношений — наличие рынков сбыта. Спрос рождает предложение. За рынки сбыта идет борьба, скрытая и открытая. Возникают войны. Конкуренция — это форма борьбы за сбыт. Чтобы заполучить покупателя, привыкшего брать определенный товар, нужно предложить ему новый, более качественный и менее дорогой.
Короче, товар Зяма нашел. И его приезд в Шанхай должен был закрепить третью сделку за время их сотрудничества. Две предшествовавших прошли успешно и принесли немалую прибыль.
Партнеры уже хорошо знали друг друга.
Чен Дусин ни разу не нарушил договоренностей, не утаивал денег, предназначенных контрагенту. Договор — это репутация партнера, это святое. Потеряешь доверие, и уже никто никогда не пожелает иметь с тобой дела. В то же время Чен без зазрения совести мог подсунуть лежалый, а то и вовсе гнилой товар: оценка его качества — обязанность покупателя. Не смотрел как следует («Твоя глаза имей? Куда смотри? Зачем брала?»), значит, сам и отвечай.
Зяма знал эту особенность торговца, вел с ним дела без особой опаски и обманывать китайца не собирался. Оба получали сполна и оставались довольными.
На этот раз речь шла о трех тысячах автоматов «АК-74». Главным в сделке оставался договор о цене.
— Чен, — говорил Зяма, — подумай сам. Сто за ствол — это дешевка. Ты его будешь гнать за сто пятьдесят, я знаю. И где ты найдешь другого дурака, который поставит тебе товар прямо со склада в заводской смазке? Да за это масло я могу ещё по сотне зеленых надбавить…
Чен улыбнулся, оценив остроумие собеседника, но не сдался.
— Девяносто.
— Ты знаешь, куда я еду из Шанхая? В Сеул.
Чен промолчал. Проявлять любопытство серьезному человеку не к лицу. Его не интересовало, куда и зачем поедет его контрагент. Зяме пришлось продолжить.
— В Сеуле меня ждет Ким Дык. Хитрый кореец (это была потачка Чену, который корейцев недолюбливал), но не скупец (а это уже подначка, которую Чен должен был понять, сам продолжив мысль собеседника: «Но не скупец, как ты»).
Азиаты всегда угадывали скрытый смысл слов. Спросите китайца: «Какая завтра будет погода?» — и он может на вас смертельно обидеться. Погоду легко угадывают лягушки. Значит, задавая вопрос, вы решили намекнуть, что ваш собеседник из этого квакающего племени.
Чен умел держать нетактичные выпады европейцев, поскольку имел дело с ними не в первый раз. Он знал, что эти длинноносые люди, сляпанные природой на одно лицо — пока не привыкнешь, не угадаешь, кто из них кто, — не умеют взвешивать своих слов, и язык их не кисть художника, а топор дровосека.
— Съездить в Сеул полезно. — Чен отвечал спокойно. — Девяносто пять. Идет?
— Только сто. За то, что ты такой большой и умный.
Это уже в отместку. Зяма знал, что партнер за глаза называет его Шуй Сяошанем — Мокрым Маленьким Бугорком. Прозвище задевало Зяму, который не мог взять в толк, что в нем такого мокрого, но демонстрировать своего неудовольствия не собирался. Тем более что в глаза Мокрым Бугорком его никто не называл.
Чен торговался не из-за малой кредитоспособности — ворочал он миллионами, но даже доллар, сброшенный с единицы груза, позволял сорвать неплохой куш. Однако Зяма уперся, и Чен согласился. Потерять товар, который ухе. ждали, было неразумным.
— Через неделю в порт придет судно. «Фуд-зи-мару». Будьте готовы.
Разговор завершился рукопожатием. Чен остановил такси, и они поехали на Наньянг-роуд в ресторан «Ривьера». Зяма отдавал предпочтение европейской кухне…
***
Оперативно-следственная группа прокуратуры и контрразведки приступила к работе на месте взрыва сразу после отъезда высокого руководства. Захолустный Краснокаменский арсенал со дня своего основания не видел такого наплыва генеральских звезд — съехались все, кто хоть в какой-то степени мог оправдать свое появление здесь.
Следователь-криминалист майор Гуляев, глядя на два вертолета, на отъезжающие машины, с раздражением подумал, что для привлечения высоких чинов в забытые гарнизоны нужно периодически устраивать там громкие происшествия. И ведь никому из побывавших генералов и полковников в голову не приходила мысль о бессмысленности их массированного налета, который ни помочь, ни исправить ничего уже не мог. Единственное, что получали приезжавшие, так это право в случае спроса с них заявить, что они побывали на месте взрыва и лично руководили ликвидацией последствий.
После отъезда начальства территория базы опустела. Гуляев подошел к караульной вышке, на которой в ночь взрыва нес службу солдат Владик Юрченко.
С противным ощущением опасности Гуляев стал подниматься по деревянным расшатанным ступеням, которые пугающе скрипели под ногами. Мастера, строившие вышку, халтурщиками не были. Она выдержала мощный напор ударной волны, не рухнула, не рассыпалась.
Гуляев выбрался на верхнюю площадку и оглядел территорию.
Взрыв снес пятое хранилище боеприпасов до основания. Высокие блоки наружной стены базы, находившиеся в полусотне метров от хранилища, осколки превратили в решето. Хранилище номер шесть, в котором до взрыва находилось свыше двадцати тысяч автоматов Калашникова «АК-74», сгорело дотла. Одна стена была выбита ударной волной и упала внутрь пожарища. Все остальное — оружейные ящики, поддоны, стропила — превратилось в пепел и угли.
Три остальные стены, закопченные, покосившиеся, продолжали стоять, угрожая падением.
Контрразведчик майор Рубцов, никогда не работавший по взрывам, скептически оглядел место катастрофы:
— Ни хрена мы тут не выясним. Все стерто, будто грейдером разровняли.
Гуляев пропустил его слова мимо ушей:
— Отработаем три версии. Первая — взрыв и пожар в силу естественных причин — гроза, шаровая молния…
— Погода в ту ночь была ясной.
— Может, и так, — согласился Гуляев, — нам потребуются официальные справки от ветродуев авиационного полка и гидрометеоцентра. Вторая версия — техническая неисправность, неосторожное обращение с огнем, сварочными работами, самовозгорание, наконец. И третья — диверсия…
— Возможен умышленный поджог, — предположил Рубцов. — Арсенал — почти магазин. А в торговле, как известно, спичка и огонь — лучшее средство скрывать недостачи.
— Леонид Кузьмич, вы правы. Однако поджог мы вынуждены будем рассматривать как диверсию. Арсенал — не керосиновая лавка. В статье об умышленном поджоге уголовный кодекс не связывает пожар со взрывом, эта связь прослежена в статье шестьдесят восьмой. И определяет состав преступления, относимого к диверсии.
Заместитель начальника отдела контрразведки майор Кононов слушал разговор, переминаясь с ноги на ногу. Он торопился уехать из гарнизона. Кононов приехал в Краснокаменск вместе с окружным прокурором, и водитель прокурорского «козлика» уже несколько раз сигналил, призывая майора.
— Ты особенно пуп не рви, Рубцов. — Кононов взглянул на карманные часы на золотой цепочке — майор придерживался моды и не скрывал этого. — Завершай эту бодягу в темпе. Раз, два, и закрывайте дело.
Рубцов не принял благодушного тона своего начальства. Человек обстоятельный, он не любил поверхностных расследований и поспешных решений. Рубцов прошел школу оперативной работы в Афганистане и знал, что даже мелкие ошибки контрразведчика оборачиваются крупными потерями для тех, чью безопасность он призван обеспечивать.
— Сделаем, — ответил он хмуро, не уточняя, с какой степенью обстоятельности поведет расследование.
— Все. — Кононов пожал руки офицерам. — Я поехал. — Он козырнул и заторопился к машине.
Подошли пиротехник и пожарный, которые включались в расследование на правах экспертов.
Пиротехник — подполковник запаса Федор Иванович Телицын — был высококвалифицированным артиллеристом. В свои пятьдесят Телицын выглядел удивительно подтянуто и спортивно. Загорелый, стройный, он мог дать фору некоторым кадровым капитанам и майорам, обремененным солидными животами и жировыми накоплениями на боках.
Гуляев испытывал уважение к офицерам, носившим артиллерийскую форму. Эта профессия требовала не только смелости, но и немалого интеллекта. Артиллерист — это математик, решающий тригонометрические задачи под огнем противника.
Пожарный эксперт — Александр Васильевич Сычев — невысокий, худенький, походил на своего тезку генералиссимуса Суворова. Он знал об этом и, похоже, старался усиливать сходство:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45