А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


– Ничего. Мы даже с ним сидим на заседаниях обкома. Я всегда готов к бою, а он делает вид, что ничего не было. Конечно, я доложил все своему начальству, они – выше…
– И?
Командир пожал плечами и усмехнулся.
– Помните, Верещагина из «Белого солнца пустыни»?
– Значит вам «за державу обидно», – спросил Голубев, а держава вас не замечает: ни с должности ни снимает, ни помощи не оказывает? Так?
– Да. Вот поэтому я и хотел, чтобы вы, там в Москве, все это, ну, – полковник смутился и опусти глаза, – кроме слов о моем начальстве и ЦК, обнародовали. Может быть, это заставит кое-кого там, наверху, зашевелиться.
– Значит вы хотите сказать, что вчера, во время разговора со мной, они решили, что я приехал из Москвы специально по этому поводу и опасен для них?
– А вы чтобы подумали? Если бы вы сначала приехали в обком, устроились бы на их даче, пили бы с ними водку и пилили бы их девочек, а потом приехали ко мне – все было бы по-другому, а так – извольте бриться. Вчера, во время пьянки, вы что-то неосторожно сказали, не то отмахнулись от чего-то, что вызвало жесткую реакцию Бердыева и его окружения.
– Вроде, ничего такого не было. Может быть, то, что кто-то там заговорил о девочках, а я, похоже, во внутреннии покои не пошел? – Голубев нахмурился, вспоминая вчерашнее, – но, честное слово, я не мог им сказать чего-нибудь плохого. По крайней мере, раньше я за собой такого не замечал.
Полковник усмехнулся.
– У них другое представление о людях, чести, ценностях этого мира. Воронов сейчас подготовит для вас все документы и вы не позднее часа дня поедете в Ашхабад. Леонид и Борис будут вас сопровождать. Вы живете в гостинице ЦК?
– Да. – Владимир вскочил, всплеснул руками, – не может же все быть так плохо? Это какой-то театр абсурда.
– Может быть, – ответил офицер, – только вы мне нужны живым и в Москве. И еще, в Ашхабаде обязательно свяжитесь с министром внутренних дел республики, генералом Вадимовым. Он ведет свой бой и, если захочет, то расскажет вам больше интересного, чем я.
Полковник пожал Голубеву руку и улыбнулся:
– Удачи!..
* * *
Солнце еще не набрало силу и откуда-то из пустыни еще тянуло ночной прохладой. Длинные тени от строений военного городка походили, как казалось, Голубеву на насторожившихся часовых. Он слышал негромкое пение утренних птиц и стрекотание кузнечиков и ему было хорошо и спокойно.
Они снова сидели в том же самом «УАЗике», только в этот раз во всех трех зажимах у дверей торчали пристегнутые к автоматам рожки с патронами. Кроме того, у Воронова на ремне, в открытой кобуре, висел пистолет, а Леонид забросил назад рюкзак:
– Шашлык у Клыча на сегодня отменяется, – Голубев не понял чего в голосе капитана было больше смеха или тревоги.
– А водку? – Пошутил Голубев, все еще не верящий в угрозу, о которой говорил командир отряда.
– Мы немного попьем, когда доберемся до твоего номера в Ашхабаде. Там у вас неплохой ресторанчик, – теперь уже улыбнулся Леонид, – вот ты и устроишь нам прием по поводу своего возвращения в родные пенаты и, может быть, доведешь меня до машины.
– Тогда мне надо это делать два раза.
– А я за один – так наберусь, что тебе будет в два раза труднее меня тащить.
– Поехали, – майор Воронов захлопнул со своей стороны дверцу, и сержант дал газ.
Журналисту показалось, что почти мгновенно они въехали в раскаленную печь. Едва стены домов и кирпичные заборы городка отпрыгнули назад, как в машине стало трудно дышать. Он почувствовал, что горячий пот побежал по спине, повернулся к Борису, но тот сидел, сосредоточенно глядя перед собой. Автомобиль взлетел на какой-то колдобине, и Голубев увидел спины водителя и Леонида. Гимнастерку сержанта можно было выжимать, а рубашка капитана поражала свежестью и на ней не было видно ни одного мокрого пятнышка.
– Как тебе удается не потеть? – Журналист склонился к плечу офицера. Он задал этот вопрос не от того, что интересовался работой желез Леонида, ему хотелось развеять напряжение, повисшее в салоне, как только «УАЗик» оказался за воротами городка.
– Я не пью ничего, кроме водки, – серьезно ответил капитан, не поворачивая головы и не сводя глаз с летящей им под колеса дороги.
Воронов был серьезен и непрерывно вертел головой, осматривал пространство с обеих сторон машины. Голубеву все это было непривычно и казалось наигранным мальчишеством, как и то, как они выхватили его с обкомовской пьянки. Он даже подумал о том, что, в одном из очерков о границе надо будет мягко и завуалированно сказать о тяготах пограничной службы, не дающих офицерам даже в семейном кругу забывать о своей невидимой войне. Во все происшедшей истории его озадачило слова незнакомой редакторши и то, что секретарь обкома за эти двое суток так и не позвонил ему.
– Газу! – Неожиданно выкрикнул майор.
Голубев дернулся и инстинктивно схватился за металлическую дугу сидения водителя. Мотор взревел, сержант припал к рулевому колесу, и журналист увидел, что слева, из-за какого-то разрушенного строения к ним несется огромный, черный «ЗИМ»
– Влево, – закричал Леонид, – попробуй обойти!..
Тяжелый удар отшвырнул «УАЗик» и он завертелся на всех четырех колесах, как юла, на дороге. Сильная боль рванулась из левой ноги в голову. Голубев вскрикнул и тут же увидел около своего лица автомат Леонида. Машина продолжали реветь мотором и вертеться, а из черного ствола рванулся грохот и пули вспороли брезентовую обшивку. Капитан, держась одной рукой за спинку и, упершись одной ногой в приборную доску, почти лежал на боку и вслепую бил короткими очередями в ту сторону, где должна была находиться машина, ударившая их в борт. Бешенный рывок отбросил журналиста на спинку. «УАЗик», пролетев, уже по прямой, еще несколько десятков метров, стремительно развернулся.
– Ложись! – Воронов с силой, пригнул его к переднему сидению.
Голубев закричал от боли, рвавшейся из ноги, но прежде чем, опустить голову вниз, увидел, что из огромной черной машины торчат мужские руки с пистолетами в руках. Он успел подумать, что брезентовой покрытие машины пограничников – далеко не лучшая защита от пуль, как услышал над головой грохот Вороновского автомата и увидел, брызнувшие на полик золотистые гильзы. Над головой что-то хлопнуло и в глаза брызнуло солнце. «Тент разлетелся, – понял Голубев, – пулями разорвали». Невиданное возбуждение рванулось из его груди и он даже не понял, что в нем сильнее – боль или радость.
– Жив?! – Он услышал голос майора и понял, что автоматы молчат.
– Нога, – Голубев поднял голову и, сам не понимая почему, расхохотался.
– Володька, ты не сдвинулся? – сверкающие от возбуждения глаза Леонида приблизились к его лицу. – Я такого плачущего хохотуна не видел.
Машина дернулась и встала.
– Колесо не крутится – белое лицо сержанта походило на восковую маску.
Капитан выскочил из «УАЗика» и одним движением запрыгнул на капот.
– Вон они, суки, на проселке пылят.
Воронов, перевесившись через Голубева, попытался высадить его дверцу. Она была прорвана и вдавлена до самого сидения.
– Как ты умудрился ногу туда засунуть? – Майор осторожно тронул его за бедро, – сильно болит?
Голубев попытался двинуть зажатой между дверцей и сидением ногой и едва удержался от крика. С той стороны появилось лицо капитана. Он схватился обеими руками за дверцу и попытался вытянуть ее наружу, но она даже не шевельнулась. Воронов лег на сидение и, положив ноги на колени журналиста, уперся в искореженный металл. Машина дернулась и заходила, но нога Голубева по-прежнему оставалась в тисках. Он вдруг почувствовал, что сейчас потеряет сознание.
– Где у тебя монтировка, – Леонид выругался, – попробуем хоть колесо освободить.
Голубев увидел около лица бутылку водки:
– На выпей, – майор участливо смотрел на журналиста, – все меньше будет болеть.
Он оторвал крышечку и горячая, противная жидкость потекла в рот.
– Гадость, – проговорил Голубев, но почти сразу почувствовал опьянение и боль действительно отошла.
Воронов снова лег на спину и ударил обеими ногами в дверцу. Ему показалось, что она немного поддалась.
– Еще, – вскрикнул Голубев, – вроде стало полегче.
Мощный удар качнул машину и нога освободилась.
– Ну, – сильные пальцы майора пробежали по ноги, – крови нет, смещения, вроде– тоже. Попробуй встать.
Голубев чуть прижал пятку к полику и вскрикнул от жгучей боли, рванувшей из ноги в голову.
Воронов хлопнул его по плечу:
– Сиди и не шевелись. Там, похоже, все таки перелом.
Он выпрыгнул из машины, и она заплясала под усилиями трех человек. Журналист поднял голову и осмотрелся. Тент был в нескольких местах порван, как будто его разрезали ножом. Лобовое стекло почти полностью высыпалось и только в левом углу, напротив лица водителя еще толчал кусок стекла, пробитый пулей. На полике лежала горсть стрелянных гильз. Он нагнулся и подобрал одну. На ноге, чуть выше стопы появилось какое-то полыхающее пятно и боль медленно поднялась по бедру. Заломило виски. Он сморщился и потянулся к бутылке.
– Все, – сержант и офицеры сели на свои места, – едем домой.
Водитель с сомнением повернул ключ зажигания, и нажал стартер. Мотор послушно взревел и «УАЗик» понесся назад к военному городку.
В Ашхабад Голубев вернулся только через две недели и на военном вертолете. Все это время он лежал в лазарете отряда. Оказалось, что у него треснула кость и пришлось наложить гипс. Когда он появился с палочкой в редакции, редактор рассмеялся:
– Бандитская пуля?
– Так, случайная авария, – отмахнулся Голубев, но еще пару недель придется походить в гипсе, чтобы кость срослась.
* * *
Звонок министра застал Голубева врасплох. Почти месяц он не мог попасть к тому на прием, а тут, едва он пришел из госпиталя, где ему сняли гипс, позвонил сам генерал Вадимов. После того, что произошло на границе, журналист с волнением ожидал этой встречи. Но сейчас, после короткого разговора с генералом, его больше всего занимали слова Вадимова: «Приходите со всем…» До назначенной встречи было еще два часа и все это время он проходил по комнате, раздумывая, над тем, что бы это значило? Наконец, он решил, что это может означать, что ему надо прийти со всеми документами. Вещей у него было совсем мало и все помещалось в одном портфеле, поэтому Голубев захватил с собой все.
Постовой, остановивший его на пороге министерства, удивленно качнулся в сторону распухшего портфеля, но тут с лестницы сбежал подтянутый майор-пограничник.
– Вы Голубев?
– Да, – ответил журналист, доставая удостоверение.
Офицер, не обращая внимания на документ, приглашающе кивнул головой:
– Генерал ждет вас.
Милиционер, зло сверкнул в его сторону глазами, но послушно поднес руку к козырьку.
Пушистая ковровая дорожка гасила их стремительные шаги. Майор был молод, подтянут и даже кобура с пистолетом, оттягивавшим его пояс, казалась лишь последним штрихом в его ладной фигуре.
– Извините, – Побаливавшая нога не давала Голубеву идти в ногу с быстро шагавшим офицером, – а что пограничники стали служить в милиции?
Пшеничные усы майора дрогнули в усмешке:
– Я только временно прикомандирован к качестве адьютанта к генералу. Так же, как и он, временно сменил должность комдива на кресло министра.
Голубев удивился. За почти два десятилетия журналистской работы он ни разу не слышал, чтобы армейского генерала назначили министром внутренних дел.
– В тридцатые годы, – он недоуменно пожал плечами, – такое бывало, но в наше время? А что в Союзе уже перевелись профессионалы или милицейская академия закрылась?
В глазах майора появилось что-то отрешенное. Журналисту показалось, что его провожатый перебирает в уме возможные варианты ответов.
– Генерал прибыл сюда по распоряжению ЦК для наведения порядка в местной милиции, почти насквозь прогнившей и коррумпированной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49