— Готово! Я поймал его! — радостно просипел он сверху.
— И что вы теперь делаете? — Я с трудом перевела дух.
— Вишу на нем, болтаюсь, как обезьяна. Он скользкий, как угорь. Все, я полез дальше…
— А как же я?!
— Ах, да… Ты побудь пока там, я проверю, что наверху, а то, может, не стоит и лезть.
— Стоит! Я тут одна не останусь. Заберите меня отсюда, а то сейчас зареву!
— Как же я тебя заберу? Сам еле держусь.
— Как хотите!
— Ты меня поражаешь иногда. То ты неведомо как расправляешься с четырьмя убийцами, а то боишься посидеть одна минутку. Хорошо, я сейчас спущу ногу, а ты поднимись выше и цепляйся за неё. А потом карабкайся, пока не достанешь до троса. Это единственный вариант. Только делай это быстрее, а то я могу соскользнуть с таким весом. Все поняла?
— Нет.
— Ну что ещё? — простонал он.
— Я уцеплюсь за ваш ботинок, а вам придётся подтянуть меня до троса.
— Это ещё почему?
Не могла же я ему сказать, что в противном случае просто раздеру всю его ногу своими острыми когтями! Поэтому придумала другое объяснение:
— Я… стесняюсь хватать вас за ноги. А вдруг ухвачусь не зато…
Он замолчал, переваривая, затем проворчал:
— Ну ты и штучка. Делай как знаешь.
Я поднялась до конца лестницы, нащупала в темноте болтающуюся в воздухе ногу американца и, мысленно простившись с жизнью, ухватилась за ботинок двумя руками и повисла. Он начал меня поднимать. Но не тут-то было!
— Кажется, я сползаю! — прохрипел он вдруг, и я почувствовала, что медленно опускаюсь вниз. — Не могу удержаться — скользко!!! Хватайся там за что-нибудь, а то сейчас упадём!
— За что же я схвачусь?! Мамочка! Я даже уже не помню, где лестница!
Мы неумолимо ползли вниз. Я старалась не шевелиться, чтобы не ускорить скольжение, но это не помогало. Пол скрипел зубами, громко сипел и стонал, но, похоже, духам надоело играть с ним и они решили его прикончить. А заодно и меня…
— Все, больше не могу! — выдохнул он и вдруг закричал:
— А-а-а!
И сразу сползание вниз прекратилось. Я замерла ни жива ни мертва, боясь сказать хоть слово, чтобы не нарушить зыбкого положения, а Пол, мучительно простонав, начал поднимать ногу, сильную, как стрела экскаватора. Через мгновение я нащупала рукой толстенный трос и повисла на нем, вцепившись в него мёртвой хваткой.
— Что случилось, мистер Кейди?
— Проклятье! Эти русские тросы… Тут заусенец размером с крюк мясника.
Кажется, я нанизался на него рукой… Боже, как больно…
— Так мы что, висели на этом заусенце?!
— А думаешь, почему мы не упали? Ладно, давай взбираться.
— Подождите, я перелезу через вас.
— Спятила!
Но я уже кошкой вскарабкалась по тросу мимо него и полезла дальше.
Что-что, а лазать я умела хорошо. Всего метрах в трех над нами оказался металлический швеллер, за который и был закреплён трос. Он уходил в нишу в стене, где стоял электродвигатель. В нише вполне могли разместиться двое.
Забравшись туда, я подождала, пока залезет Пол, подала ему руку, и наконец мы смогли немного отдохнуть, усевшись на краю ниши, свесив ноги вниз. Вокруг по-прежнему было темно, тихо и страшно воняло.
— Ну и дела, — проговорил он с усмешкой. — Ещё неделю назад я был добропорядочным американцем, а теперь сижу в центре России в каком-то вонючем подвале Лубянки с проткнутой насквозь рукой и сумасшедшей девицей в придачу.
— Почему сумасшедшей? — обиделась я.
— Потому что ни одна нормальная секретарша такого бы не выдержала — умерла бы. Значит, ты — сумасшедшая. Не расстраивайся, я тоже псих.
— А вот это заметно. Ну что, заночуем здесь или двинемся дальше?
Пол, видимо, тоже обидевшись, молча встал во весь рост и начал методично обшаривать поверхность над головой.
— Слушай, а здесь, кажется, есть люк. Чугунный. Как в канализации.
— Шутите?
— Отнюдь, — весело ответил он и начал, пыхтя, что-то двигать вверху.
Послышался металлический скрежет, и наконец мрак сплошной сменился мраком слегка рассеянным, и я стала видеть слабые очертания фигуры американца.
В тот же миг образовался сквозняк, и вся вонь начала со свистом уноситься вверх, как в трубу. Меня чуть не сдуло этим ветром в шахту. Ещё пара минут, и мы оказались в подвале жилого дома. Совершенно пустынное и довольно большое помещение было необитаемым. Всюду валялись кучи мусора и ржавых труб. С потолка и со стен свисала паутина. Слабый свет проникал сюда через единственное маленькое оконце в дальней стене, и стоял полумрак. Оглядевшись, Пол стал пробираться к окошку. Я пошла за ним. Сунув носы в незастекленный, но забранный железной решёткой оконный проем, мы замерли.
На улице была ночь, но фонари ярко освещали все пространство перед домом. Хорошо была видна мостовая, по которой изредка проскакивали автомашины, и дом напротив, в котором не светились окна.
— Что это за улица? — спросил Пол, внимательно всматриваясь в соседние окна.
— Не могу узнать отсюда. Слушайте, вас же нужно перевязать! — Только тут, при свете, я увидела, что из разорванной ладони у него фонтаном хлещет кровь, даже несмотря на то, что он старательно зажимал её другой рукой.
— Успеется. Сначала нужно выбраться отсюда. Что-то подсказывает мне, что Индус где-то рядом.
— Плевать на Индуса! Вы умрёте от потери крови. Я стащила с него пиджак, оторвала рукав рубашки и перевязала на скорую руку. После этого мы пошли искать дверь. Она оказалась в другом конце подвала, заваленная каким-то строительным мусором. Она тоже была железной. Раскидав кое-как кирпичи и доски, я подобралась к ней, тщетно подёргала за ручку и поняла, что этот подвал все-таки станет нашей могилой.
— Бесполезно. Она закрыта снаружи, — мрачно обронил американец, сидевший на ящике из-под бутылок. Я заставила его сделать это по случаю ранения. — Придётся ждать утра. Может, кто-то пройдёт мимо, тогда мы постучим и попросим открыть. Другого выхода нет.
— Да уж, — я села на другой ящик рядом с ним, — не хотят ваши духи отпускать нас с миром.
— Ой, не хотят. Чувствую, пока не прикончат меня — не успокоятся.
— И зачем вам это золото сдалось? Жили бы себе спокойно, как раньше…
— А что раньше? Думаешь, я до этого марки собирал? Или парикмахером работал? Я ведь всю жизнь жил так, словно мне вожжа под хвост попала.
— А зачем вам это?
— Не знаю, — он вздохнул. — Кто-то мне сказал, что смысл жизни в том, чтобы умереть, не став подлецом. Это самое трудное, оказывается. Быть негодяем — легко. Для этого, как правило, даже делать ничего не нужно. А я вот пытаюсь доказать всем и себе самому, что не подлец и быть им не собираюсь. Помогаю всем, лезу, куда сам черт побоится нос сунуть. Дурость, наверное…
— Ну а золото здесь при чем?
— Золото вообще ни при чем. Я ведь не из-за золота влип. Я на самом деле хотел помочь тому человеку, который написал своей кровью записку. Мог ведь, узнав, что там написано, просто выбросить её, и дело с концом. Но потом бы меня до конца дней угрызения совести мучили. Вот и понёс меня нечистый в тот дом напротив. А там и затянуло по самые уши.
— Но вы можете прямо сейчас это бросить. Вот выберемся отсюда, и забудьте обо всем.
— Черта с два я позволю, чтобы клад достался этим ублюдкам! — с горячностью проговорил он. — Теперь уж нет! Лучше пусть убьют, чем буду сознавать, что они на эти деньги жируют и надо мной посмеиваются. И потом, мне кажется, что это главное дело всей моей жизни. Вот найду его, возьму себе, сколько нужно для нормального существования, а остальное раздам нищим и голодным — пусть знают, что мир не без добрых людей. А то ведь почти все уже совсем веру в добро потеряли.
— Вы — идеалист, сударь. Мой босс уже однажды пытался накормить московских бомжей, так они чуть его самого не сожрали.
— Не кормить нужно было, а сначала нормальных людей из них сделать, чтобы себя уважать начали. Дать им жильё, работу и так далее. Тогда бы они сами не захотели уже ничего дурного творить. Все человеческие пороки от бедности происходят. А так, наверное, даже не поблагодарили Родиона? — Он усмехнулся. — А Родион, кстати, молодец, умный парень. Интересно, что он сейчас делает?
Небось гадает, что с нами случилось. Хорошо, что он успел дверь кабинета захлопнуть, а то бы сейчас вместе с нами кувыркался. Индус сказал, что за ним наблюдают и он не сможет выйти из своей будки. А так бы и вправду, смог бы проверить, на месте ли клад. Кстати, ты тогда так и не ответила мне: кто он такой на самом деле? О нем даже Индус с каким-то генералом по телефону разговаривал. Помнишь?
— Помню. Но вы все равно не поверите, если отвечу.
— А ты попробуй.
— Честно?
— Конечно!
Я набрала в лёгкие побольше воздуха, чтобы выдохнуть ответ, и в этот момент за дверью подвала послышались голоса.
Первым моим желанием было закричать от радости, но Пол своей железной ручищей закрыл мне лицо и тревожно прислушался. Голоса были неразборчивыми.
Кто-то находился по ту сторону двери и негромко переговаривался. Судя по всему, их там было двое.
Убрав руку с моего рта, Пол прошептал:
— Тише. Вдруг это Индус? Надо бы сначала проверить.
— А как?
— Не знаю. Сиди здесь, я подберусь поближе и постараюсь подслушать.
Он осторожно пробрался по мусору к двери, приложил к ней ухо и стал слушать. На лице его сначала отразилось удивление, потом оно расплылось в улыбке. Так же бережно ступая по кирпичам, он вернулся ко мне.
— Не знаю, как это сказать, — он смущённо отвернулся. — Но, по-моему, там занимаются любовью…
— Что?!
— А чего? У вас в России все может быть. Может, людям негде больше, так они в подвале. У нас в Америке для этого номера сдают в гостиницах на час-два за пару долларов.
— И что будем делать? Надо же как-то выбираться. Пусть позовут кого-нибудь, кто сможет открыть дверь.
— Подождём, пока закончат. А то прервём их на самом интересном, тогда хрен чего они для нас сделают, — он усмехнулся. — Пусть уж потешатся.
Тут из-за двери послышались уже вполне разборчивые женские стоны, которые стали постепенно переходить в яростные страстные выкрики. Я покраснела и заткнула уши. Американец как-то весь подобрался, нахмурился и мужественно выжидал. О том, что происходило у него в душе, я могла только догадываться. Мне было неловко перед ним ни много ни мало за всю Россию, но я ничего не могла изменить. Наконец, когда мускулы на его лице расслабились, я поняла, что сеанс любви в подворотне закончился, и убрала руки.
— Кажется, у них все получилось как надо, — пробормотал Пол, не глядя на меня. — Горячие ребята, черт возьми. Пойду стучать…
— Нет, стойте, лучше я, — я поднялась. — Они могут испугаться мужского голоса.
Пожав плечами, он снова сел на ящик и стал смотреть, как я пробираюсь через кучу мусора. Голоса за дверью опять притихли, их стало почти не слышно, видимо, любовнички отдыхали. Постучав в дверь, я громко крикнула:
— Эй, есть там кто-нибудь? Помогите выбраться отсюда!
Кто-то испуганно вскрикнул, потом все смолкло. Я опять постучала.
— Люди добрые, отзовитесь, ради Христа! Выпустите нас отсюда!
— Кто там? — испуганно спросил грубый мужской голос.
— Это мы: я и мой друг! — радостно затараторила я. — Мы зашли сюда на минутку поцеловаться, а потом кто-то закрыл дверь на замок с той стороны!
Найдите кого-нибудь, пожалуйста, чтобы открыли эту проклятую дверь! Мы уже с вечера здесь сидим! Спасите нас, ради бога!
За дверью послышался невнятный женский голос, она что-то сердито говорила своему спутнику. Он так же сердито отвечал. Потом громко крикнул:
— Чтоб я сдох, но тут нет никакой двери! И не было никогда! Кто вы такие и что вам нужно?!
Я так и присела на кучу мусора. И беспомощно оглянулась на побледневшего американца. Замуровали…
— Эй, вы что замолкли? — прокричал мужик с той стороны. — Откуда вы взялись?
— Мы в подвале! — сквозь слезы отозвалась я. — У нас тут дверь, я по ней стучу! — и снова постучала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66