— — Добе-её-ей!… Бе-её-ей!… Её-ей!
Повинуясь окружающему исступлению, Руднев едва удержался, чтобы не вскочить и не присоединить свой голос к общему ликующему хору. Напрасно поскромничал. Это только придало бы его либерально-демократическому образу дополнительные привлекательные черты. Все как один! Народ и мафия едины!
— Ну-уу!.. Уу-уу!
Блестящий от пота победитель подпрыгнул, забавно передёрнув ногами в воздухе. Получив удар в висок, культурист опустился на четвереньки. Под его склонённой головой моментально образовалась малиновая лужица. Голый зад празднично сверкал в лучах прожекторов.
Руднев до хруста переплёл пальцы рук. Очень хотелось орать, сатанея от собственного крика.
Полтора года назад истошным воплем «забить их, как собак!» он развязал войну против своего заклятого врага Хана и его группировки. Короткая кровопролитная война завершилась полным разгромом Золотой Орды. По завершении междоусобицы Курганск, судя по публикациям в прессе и сводкам телевизионных новостей, смог вздохнуть свободно. Дело было представлено как очередная победа над организованной преступностью. В действительности же победила просто более коррумпированная группировка, после чего рядовые курганцы, конечно, могли дышать свободно, хоть до посинения.
Да только Рудневу было не до них, убогих. Невероятная по размаху криминальная пирамида вознесла его в заоблачные выси, откуда он равнодушно взирал на копошащихся внизу людишек. Насрать было Рудневу на них со своего Олимпа.
Тайский боксёр опять подпрыгнул и обеими ногами приземлился на хребет поверженного противника. Тот вскрикнул и растянулся на ринге ничком. Рраз! — победитель перевернул его лицом вверх, чтобы удобнее было молотить кулаками и локтями. Два! — оседлал соперника. Культурист пытался загораживаться вялыми руками. Перехватывая их по одной, азиат прижал обе к полу коленями, гортанно закричал и вдруг бросил корпус вперёд. К этому моменту зрители уже заворожённо притихли, поэтому столкновение лбов прозвучало так отчётливо, что каждый в зале невольно вздрогнул. Словно один бильярдный шар врезался в другой, оказавшийся полым внутри и расколовшийся, как скорлупа. Крак!
В следующее мгновение победитель уже расхаживал по арене, вскинув руки в торжествующем жесте.
Он упивался овациями и приветственным воем зрителей, а они безнаказанно наслаждались видом безжизненно распростёртого тела. Когда его начали укладывать на носилки, тайский боксёр рявкнул, как пёс, у которого отбирают кость, и бросился к поверженному, успев пнуть бесчувственное тело. Обслуга и секунданты дружно принялись крутить ему руки, но он ещё долго вырывался и что-то неистово кричал, нагнетая страсти в зале. Благодарная публика стояла на ушах.
Руднев почувствовал себя таким обессиленным, словно сам только что побывал на ринге. Он хотел было достать платок, чтобы промокнуть испарину на лице, но в этот момент его осторожно тронули за плечо и шепнули:
— Вас, Александр Сергеевич.
— Кто?
— Губерман. Говорит, что дело срочное.
Руднев взял трубку и бросил в неё раздражённо:
— Слушаю.
— Добрый вечер, Александр Сергеевич. Я звоню, чтобы поблагодарить вас за совет. Особняки фирмы «Самсон» действительно будут пользоваться большим спросом. Уже есть первый клиент. Между прочим, иностранец. — Сообщение завершилось заговорщицким смешком.
— Н-да? — Приятное возбуждение вернулось к Рудневу, и он вальяжно забросил ногу за ногу. — Ну вот, а ты сомневался. Лиха беда начало, верно?
— Верно, — откликнулся Губерман. — Лиха беда.
Руднев поморщился. Он терпеть не мог, когда кто-нибудь превратно толковал русские народные поговорки, которыми он увлёкся в последнее время с подачи референта, составлявшего для него тексты речей и выступлений.
— Не любишь ты, Боря, великий и могучий, — осуждающе сказал он. — При чем тут беда? Я имею в виду начало, успешно положенное начало. Это образное выражение. Когда дело подойдёт к завершению, я скажу: конец — делу венец. Понимаешь?
— Конечно, Александр Сергеевич. Но начало все равно было лихим, таким лихим, что… — Губерман прыснул в трубку.
Руднев отстранил сотовый телефон от уха, словно опасался брызг губерманской слюны, а когда вернул трубку в исходное положение, тон его был сух и официален:
— Завтра утром у меня с докладом. Все. Я очень занят.
Возвратив охране трубку, он уставился в зал, пытаясь определить, живого бойца уносят с арены или мёртвого. Откинулся разочарованно на спинку кресла. Этот был жив, хотя и здорово покалечен.
Уж чего-чего, а трупов и.о. губернатора за свою карьеру навидался предостаточно.
* * *
Незадолго до этого телефонного разговора новоиспечённому гражданину Израиля господину Кацу, уроженцу Курганска, наведавшемуся с исторической родины на родину малую, показали рыбину, и ему захотелось заплакать.
Отчего в нем прорезалась такая сентиментальность? Это же была не фаршированная мамой щука и даже не бабушкина сельдь под шубой. Самый обычный местный окунь, хоть и здоровенный. Неужели Каца охватила ностальгия по босоногому детству, когда он с друзьями-товарищами рыбачил на курганских прудах, именуемых здесь ставками? Нет. Гость города страдал, очень сильно страдал, но вовсе не от острого приступа ностальгии. Тогда, может быть, ему стало жаль задыхающегося окуня, судорожно разевающего губастый рот? Нет. Кацу стало жаль самого себя. А слезы наворачивались на его глаза по той причине, что окружавшие его молодые люди грозились запихнуть головастого окуня ему в задний проход, а потом сделать вид, что так и было.
Рыба гниёт с головы, но когда она гниёт в закупоренной прямой кишке человека, то и «царь природы» невольно вовлекается в этот процесс разложения.
Кац хотел жить. Окунь — тоже. Изогнув сильное тело и растопырив все своё шипастое оперение, он неожиданно запрыгал на столе, едва не свалившись на пол:
— Живучий какой! — искренне восхитился молодой интеллигентный собеседник Каца. — Ребята его три часа назад у какого-то Ивана-дурака на водку выменяли. — Он отодвинул бунтующего окуня подальше от края стола и пососал пораненный палец, доверительно сообщив при этом:
— Колю-у-чий! Потом его ни за что не вытащить… С виду — обтекаемый, скользкий. На самом деле — чешуя, гребень, плавники… Хотите попробовать?
— Не хочу! — истерично взвизгнул Кац.
Под низкими сводами подвала раздался дружный гогот парней спортивного телосложения, которые толпились у двери, с любопытством наблюдая за происходящим. Молодой человек поправил на переносице очки с дымчатыми стёклами и тоже хохотнул беззлобно:
— Вы меня не так поняли. Просто потрогайте это создание. Ну? Смелее!
Кац брезгливо ткнул окуня пальцем, понюхал ноготь и сварливо произнёс:
— Дикость! Абсолютная, беспросветная дикость!
— Так мы в дикой стране живём, — покаялся молодой человек. — Отсюда и нравы. Так что не испытывайте судьбу. Соглашайтесь. А?
— Но ваше предложение неприемлемо! — Кац выбрал самые убедительные интонации из всех возможных. — Зачем мне ваш особняк за два с половиной миллиона долларов на берегу какого-то вонючего ставка? Да я во Флориде виллу в два раза дешевле найду! Такую, чтобы до меня в ней проживала сама Синди Кроуфорд.
— Только не надо мне заливать тут про Синди Кроуфорд! — Молодой человек внезапно окрысился, сделался грубым и неприязненным. — Лично я её терпеть не могу.
— Как скажете. — Кац примирительно развёл в стороны открытые ладони.
Молодой человек хмыкнул и подтвердил:
— Вот именно. Как скажу, так и будет. — Он выразительно посмотрел на окуня, а потом на собеседника, как бы примеряя их друг к Другу — рыбу и человека.
— Мы договоримся, — быстро сказал Кац, проследивший за его взглядом.
— Всегда можно обо всем договориться. Решить вопрос к удовольствию обеих сторон. Я правильно говорю?
Утвердительного ответа он так и не дождался.
А это пугало. Не удавалось Кацу воззвать к совести собеседника, к его очевидной интеллигентности.
Даже туманные намёки на родственную кровь не срабатывали. Позади молодого человека стояли совсем уж несговорчивые ребята, тогда как за спиной Каца не было никого — ни моссадовцев, ни даже телохранителей, оставленных в целях экономии в далёкой Хайфе. Приходилось полагаться лишь на свою изворотливость и дипломатическую смекалку. Кац заискивающе улыбнулся:
— Такие подвалы я раньше видел только в кино про гангстеров. Думал, все это выдумки. Голливудские страсти-мордасти…
Молодой человек скучно посмотрел на него сквозь дымчатые очки и сказал:
— Это не кино. Это жизнь. Настоящая жизнь, настоящая смерть. Окунь вот сдохнуть успел, пока мы беседовали. Но вы же не станете настаивать, чтобы он был непременно живым?
Кац жёлчно напомнил:
— Я вообще ни на чем не настаиваю в отличие от вас. Мои доводы разумны, а ваши предложения абсурдны, Я отлично знаю рынок недвижимости. К примеру, у нас отдельный двухэтажный дом…
— У нас все иначе, — сухо перебил его собеседник. — Вы не так давно эмигрировали, должны помнить. Все эти утюги, кипятильники, паяльные лампы… Специфика такая, понимаете? Особенности национального бизнеса… Вам предлагается обзавестись особняком на родной земле. Или вы его купите, или ляжете в эту землю сами. И не надо больше торговаться. Я очень дорожу своим временем. — Молодой человек обласкал взглядом циферблат своих золотых часов «Картье».
Кац почувствовал, что на глаза его снова наворачиваются слезы, и тоном обманутого ребёнка напомнил:
— Я приехал покупать металлопрокат, а не особняк!
— Ничего страшного. Одно другому не помеха.
Наша фирма занимается самым разнообразным бизнесом.
Да, горько подумал Кац, клиентам, у которых по рыбе в заднице, можно навязать любой товар по самой фантастической цене. Ржавую арматуру, какие-то фантастические особняки, прокисший йогурт, использованные одноразовые шприцы и штопаные гондоны. Все раскупят и привередничать не станут.
Странно, что при таком подходе к делу Россия до сих пор не выбилась в мировые лидеры по экспорту…
А начиналось все так славно — факсограмма с приглашением на подписание сказочно выгодного контракта, торжественная встреча в аэропорту, белоснежный лимузин, шикарный фуршет, красивые тосты, гостиничный люкс с бесплатными девочками.
В итоге — мрачные застенки и вежливые угрозы соплеменника, заманившего Каца в коварную ловушку.
Вот тебе и АОЗТ «Самсон»! Был такой библейский герой, хотя рэкетом он, кажется, не занимался. Далила обкорнала ему кудри, он растерял свою силу и погиб.
А парни, собравшиеся в подвале вокруг несчастного Каца, были все, как на подбор, наголо стриженные.
И не Библией они руководствовались, а роскошно изданным фолиантом, на обложке которого изогнулся в виде свастики колесованный человек.
Перехватив взгляд Каца, интеллигентный собеседник многозначительно погладил лаковую обложку книги.
— Интересуетесь? Описание фокуса с рыбой я нашёл здесь. Хотите, зачитаю подробно, что и как?
Кац с ненавистью посмотрел на лупоглазого пресноводного обитателя и буркнул:
— Не хочу. Лучше уберите… это.
— Неприятное зрелище, верно? — посочувствовал молодой человек. — Но придётся вам потерпеть присутствие окуня. Если переговоры затянутся, он должен оказаться, гм, в надлежащем месте. Я уйду, а беседа продолжится завтра. Напрасная боль, напрасные хлопоты. Так что решайте. А про Флориду и Синди Кроуфорд больше не надо. Лучше сразу снимайте штаны.
Вздрогнув, Кац опасливо вцепился в брючный ремень и попросил:
— Не трогайте меня!
— Значит, договорились?
— Договорились, — просипел Кац, думая, что больше никогда в жизни не прикоснётся к рыбным блюдам.
— Отлично! — откровенно обрадовался молодой человек, азартно поблёскивая стёклышками очков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57