— Откуда он узнал, что Полина у тебя? Коля потер лоб, на котором выступила испарина. У него что-то явно не сходилось в памяти.
— Ты что, не помнишь, рассказывал ему о ней или нет?
— Н-не помню… — пробормотал Коля.
— Со мной то же самое было! — воскликнул Магомад. — Я тоже долго думал, что мне Коля про все эти вещи рассказал. А это не он. Это Полина все закрутила! Она — экстрасенс! У ней сила Ушурмы проявилась… Всем мозги запудрить может!
— Извини, Магомад Хасанович, — подчеркнуто вежливо произнес Фантомас, — не спеши, а? Я твои восточные сказки хорошо прослушал, даже два раза подряд. Легче всего все списать на колдовство, гипноз, телепатию и иную херню. Я бы не» хотел, чтоб вы мне всеми этими байками мозги запудрили. Тем более что я во всех этих делах — самое заинтересованное лицо. Вы все, да будет вам известно, работали на меня. Но так хреново, что впору подумать, будто против!
— Начальник! — воскликнул Магомад. — Я мамой клянусь!
— Да хоть двоюродной бабушкой по линии Ушурмы! Это мне была нужна Анне Петерсон, понятно? А я ее, Коля, представь себе, так и не увидел! А про дискету 18-09 я вообще понятия не имел! Полину, между прочим, Магомад искал по моему заказу и должен был, едва увидев ее, позвонить моему человеку. Вместо этого он ее отправил по речке плавать. Вася должен был получить ее от Магомада, а не от Коли. А Магома-ду ее должен был Зуб прислать, понятно? Какой козел все запутал, а?
— Посредник-то ваш был! — ощущая отчаяние и смертную тоску, выкрикнул Коля.
— Спросите, блин, с него!
— Фиг с него что спросишь! — прорычал Фантомас. — Его этой ночью в петле нашли… А у Зуба, между прочим, в СИЗО инфаркт состоялся. Только покамест доктора еще не уточнили, изнутри у него миокард порвался или снаружи… .
— Дорогой, не знаю имя-отчества, — сказал Магомад относительно спокойно, должно быть, сохраняя веру в Аллаха и присутствие духа. — Ты совсем большой человек, мы — очень маленькие. Если ты сам ничего в своих делах понять не можешь, почему мы в них больше твоего должны понимать? Ты всех нас закрутил, ты всех нас порознь нанял и свои проблемы решать приспособил. Хотя у нас своих полно. Мы все играли втемную, не зная, что за этим один человек стоит. Теперь ты сам все запутал, ничего не понимаешь, и говоришь: «Вы виноваты!» А когда я тебе говорю то, что есть на самом деле, ты ругаешься: «Не надо восточные сказки рассказывать и мозги пудрить!» Ты только что сказал, что я Полину искал по твоему заказу. А я об этом только от тебя услышал. Мне всегда казалось, будто я ее сам искать начал, когда рукопись брата прочел. Ко мне никто не подходил, ничего не говорил. И Патимат никто не говорил: «Ищи!» — и Асият тоже. Откуда ты сам про эту Полину знаешь, а?
Фантомас, хотя его лица не было видно, сделал какое-то порывистое движение, будто что-то хотел сказать, но потом неожиданно присел и подпер лицо рукой, как роденовский «Мыслитель», — задумался. Окружавшая его свита напряглась, ожидая какого-то резкого приказа: например, пошмалять всех троих «подследственных», чтоб никому обидно не было.
Но Фантомас ничего такого приказывать не стал. Он посидел в молчании минуты две-три и произнес несколько неуверенным голосом:
— Значит, другого объяснения, чем колдовство этой стервы, вы придумать не можете… И я, к сожалению, тоже. Но если так, то Аню Петерсон, как мне кажется, придется искать в тех же краях, куда направилась Полина. Магомад, ты график движения теплохода хорошо знаешь?
— Можно спросить, — улыбнулся горец. — Бесплатно!
— Очень хорошо. Тех людей, которые с Полиной и Тараном едут, ты хорошо знаешь?
— Мои люди знают, — уклончиво ответил Магомад.
— С ними можно как-то связаться?
— Наверно, можно. Только могу тебе сразу сказать, дорогой. На них надежда плохая. Полина их наверняка уже под контроль взяла. И они теперь — ее люди.
— Порадовал… — бормотнул из-под маски босс. — Значит, ты даже не знаешь, едет ли она на этом теплоходе или уже сошла?
— Понятия не имею, дорогой. Я вообще не знаю, почему ты решил, что она собралась ехать туда же, куда Аню Петерсон увезли. Может, это сама Полина тебе в мозги продиктовала, а? Как мне, чтоб я ее на теплоходе кататься отправил…
— Блин, да что ж за жизнь пошла?! — вскричал Фантомас. — Теперь собственным мозгам уже нельзя верить, да?!
— Наверное… — развел руками Магомад. — Почувствовал, каково нам было вчера, когда мы до этого додумались?
— А может, они действительно с этой Анькой заодно? — предположил Коля, почесав затылок. — Казалось бы, мы с Тараном ее, как ни крути, украли. От мамы с папой, от хорошей работы, где большую зарплату не только выписывают, но и на руки выдают. Увезли хрен знает в какую дыру, а она — ни в одном глазу! Не ныла, не дергалась, как будто уже знала, что все будет хорошо. Одно дело, что ей Юрка говорил — тем более что ее еще и поиметь успел! — насчет опасности, которая ей угрожает. Или, допустим, то, что я ей молол насчет хорошей работы с оплатой на порядок выше. В натуре-то я даже не знал толком, для чего она нужна и кому! Но ведь только совсем пустоголовая лоханка могла прямо сразу во все поверить!
— Очень все это странно, господа предприниматели, — неожиданно подал голос Ляпунов. — Когда Птицын меня сюда отправлял, он говорил, что моя задача Юрку искать. Полину эту самую я зимой лично передавал одному научному товарищу. Вместе с тобой, гражданин Магомад, твоими девушками и еще группой других граждан. Вы тогда были, извиняюсь, чем-то накачаны и от этого вели себя ужас как послушно. Теперь вы вроде бы вполне нормальные, но какую-то фигню мелете. Может, какой-то сдвиг по фазе произошел?
— Я тебя тоже помню, гражданин капитан, — вздохнул Магомад. — Но никакого сдвига не было. Научный товарищ нас вылечил и за хорошие бабки, которые мои родственники собрали, разрешил жить и работать. По прежней специальности. Как он меня лечил — не помню. И Патимат не помнит, и Асият. Сама Полина тоже не помнит. Или только говорит так.
— Интересно, — произнес Фантомас. — А впечатление об этом научном товарище хоть какое-то осталось?
— Никакого. Я только знаю, что такой должен был быть, а лица не помню, слушай…
— Но деньги-то твои родственники кому-то собирали? Сколько, кстати?
— Двести тысяч, дорогой. И одного солдата в придачу. А кому собирали, я не знаю, и они не знают. Стрелку забили в одном городе, приехали люди, приняли деньги. Родственники солдата отдали, меня привезли, вот это помню. Не знаю, какой он ученый, слушай, а бандит точно очень большой.
— В общем, так, — сказал Фантомас, сделав небольшую паузу. — По-моему, я знаю, что это за ученый человек. И зачем ему эти мероприятия с Полиной, тоже догадываюсь. У нас с ним старые счеты. Если Аня к нему попала, мне очень плохо будет. Но если у него еще и Полина окажется — мне совсем хана. Вот такой расклад. Поэтому выбор один: достать ее раньше, чем она к нему попадет. Вы, трое, останетесь здесь, в гостях. Руководить своими шарагами будете через меня. Все свои связи подымете, но перехватите ее. И если, упаси господь, она уйдет, то разговор будет короткий.
— Хорошо еще, гражданин начальник, — осклабился Ляпунов, — что вы меня с ребятами здесь придержать не собираетесь.
— Упаси бог. С Птицыным у меня хорошие отношения, и портить их нерентабельно. Вы будете свою задачу выполнять — искать вашего мальчика. Но если заодно и Полину найдете — без разницы, мертвую или живую, — не поскуплюсь…
ПОРА МЕНЯТЬ КУРС!
В это самое время Полина и Таран стояли на прогулочной палубе теплохода и смотрели на серое небо и свинцовую воду, между которыми медленно проплывала от одного края горизонта к другому серо-зелено-желтая полоска берега. Конечно, берег никуда не плыл, наоборот, судно двигалось вниз по реке, но, с точки зрения теории относительности, это было одно-хренственно.
Палуба была почти пустынна, пассажиров не прельщала пасмурная погода, и большинство их предпочитало сидеть в каютах. Исключение, кроме Юрки и Полины, составляли Алик с Тиной, которые тоже пялились на берега метрах в трех справа от своих «подопечных», да все те же два жлоба, занявших позицию по другую сторону. Таран уже знал, что они, вся эта великолепная четверка, сторожат не обоих, а конкретно его одного. Чтоб он, дурак, не сиганул с борта. Конечно, Таран дураком не был и прыгать не собирался. Он, правда, не очень понимал, почему Полина его тоже не загипнотизировала. Наверно, могла бы тогда и без этого конвоя обойтись.
Принимая Полинино предложение прогуляться по палубе, Юрка прежде всего хотел немного подышать свежим воздухом, потому что в каюте ему было более чем тошно. И не потому, что там ночью всякие стыдно-пакостные вещи творились, а потому, что там он себя пленником ощущал. А здесь все-таки какая-то иллюзия свободы.
Говорить о чем-либо с Полиной ему не хотелось. Она его подмяла под себя, расплющила, втоптала в грязь. Такая тихая, с детским и даже беспомощным личиком. И еще требует любви! Причем добровольной, хотя в любой момент может сделать Тарана послушным идиотом, который ей не только пятки лизать станет, но и задницу. Сознает эту силу, падла, и упивается ей. А он, крепкий, здоровенный, отлично обученный драться, — ничего против этой бабенки сделать не может. И даже сейчас, ничего не говоря, боится, что она прочтет его мысли и начнет с ним что-нибудь делать. Ведь она может заставить его творить что угодно. Даже то, чего Таран не согласился бы сделать под угрозой немедленной смерти. Ни Вова, ни Седой, ни Жора Калмык не имели над ним такой абсолютной власти, хотя собирались и могли его убить. Дальше их власть не распространялась. А это хрупкое создание одним взглядом из-под своих стекляшек могло расправиться с Юрки-ной душой, покорить ее, подавляя любое проявление самостоятельности. Таран даже подумал, что ему сейчас было бы намного легче, если б она именно так и поступила. Тогда бы он не чувствовал этого омерзительного нравственного унижения. Но нет, должно быть, этой садистке доставляло удовольствие над ним издеваться. Это наверное, гораздо слаще, чем ремешком по заднице стегать.
Полина, впрочем, и сама на разговор не навязывалась. То ли ей и так было известно все, что Таран о ней думает, то ли она сама о чем-то размышляла. А может быть, ее кучерявая головка осмысливала собственное новое положение и помаленьку строила какие-то наполеоновские планы. Юрка мысли читать не умел и уточнить это дело не мог. Он только изредка поглядывал на ее сосредоточенное личико, наполовину прикрытое капюшоном куртки, безуспешно пытаясь понять, что у нее на уме.
— Алик! — неожиданно позвала Полина.
Тот прямо-таки сорвался с места и подскочил к госпоже. Именно так: никакого превосходства и сознания собственной значимости на роже здешнего «основного» не просматривалось. Он хоть и смотрел на Полину сверху вниз, но так подобострастно и холуйски, что даже Тарану, понимающему, в чем дело, стало немного противно.
— Чего изволите? — спросил он так, как даже современные артисты, играющие в фильмах слуг, холопов и прочую барскую челядь, не умеют. У них всегда какая-то ирония в голосе слышится. Дескать, хрен с вами, граждане, сегодня я слугу играю, а завтра — царя изображать буду. Нет, Алик не играл. Он, который небось больше, чем Таран, на своем веку повидал и, поди-ка, далеко не всем разрешал пальцы веером кидать в своем присутствии, заискивал перед госпожой да что там! — перед государыней Полиной, будто в ее власти было казнить его или миловать. Впрочем, по большому счету именно так и было. Скажи сейчас Полина: «Алик, я хочу посмотреть, что бывает с человеком, который попадает под винты теплохода! Прыгни за борт!» — и Алик прыгнул бы без разговоров, да еще и специально нырнул бы, чтоб поскорее под винты попасть!
Но Полина, как видно, не собиралась заниматься такими глупостями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75