Патимат только скромненько улыбнулась и отошла, должно быть, выдерживая паузу.
Таран с Полиной, конечно, ничего этого не видели из своего короба. Полина, кстати, в отличие от Юрки не питала иллюзий насчет психологического давления.
— Они нас тут убьют! — прошептала дура, и, возможно, этот шепот был услышан не только Тараном.
— Я догадалась! — воскликнула Патимат, указывая на потолок коридорчика. Там пустота, и они там спрятались.
— Вот! — назидательно произнес Магомад. — Слабая девушка догадалась раньше сильных мужчин. Похоже, придется мне поменять вас всех. Поедете домой и будете барашков пасти. Очень уважаемая профессия. А быть телохранителем — это для вас слишком просто…
Он явно заводил свою шарагу, дабы все почуяли, какая реальная опасность им всем угрожает, и проявили преданность и отвагу. Таран понял: хана, вычислили! И что самое обидное, он даже попасть ни в кого из этой компании не сумеет, потому что ни хрена не видит через эту фанеру. А вот телохранители Магомада могут просто стрелять по коробу наугад и с гарантией навертят дыр не только в фанере, но и в Юрке с Полиной.
Уже через секунду после того, как Магомад произнес нелицеприятную речь в адрес своей охраны, защелкали предохранители пистолетов.
— Ой, мама! — уже в голос заорала Полина, и в номере послышался дружный смех.
— Дорогие гости! — сказал Магомад так, как будто сидел во главе праздничного стола. — «Ой, мама!» кричать поздно. Можно было раньше вылезти и представиться. Может, мы бы поговорили с вами совсем тепло и по-дружески. Теперь придется говорить немножко прохладнее. И если вы хотите, чтоб все было наилучшим образом, то надо выходить так, как я вас попрошу. А именно: первой выходит девушка, которая кричала: «Ой, мама!» Потом выходит рукояткой вперед пистолет того умного юноши, который нашел место, где прятаться. После этого тот пакет, который вы сюда притащили. Затем идет сам юноша с руками за головой и с улыбкой на лице…
— А почему с улыбкой? — спросил Таран.
— Потому что это приятно, когда тебе улыбаются. Американцы всем улыбаются, и все их любят. Русские не улыбаются и их никто не любит. Ну, а тебе конкретно надо будет улыбаться тому, что ты еще немного поживешь. Начинаем вылезать! Магомад как-то по-режиссерски хлопнул в ладоши.
У Тарана уши горели от стыда. Черт побери! Сколько раз он видел по телику парней, которых возвращали из кавказского плена! И сколько раз его при этом посещала мысль, что он бы ни за что так глупо не попался. Не говоря уже о том, что ему всегда казалось, будто он если и не сумеет отбиться, то уж наверняка живым не достанется. А сейчас…
Пистолет еще был при нем, но Юрка отчего-то понимал: не хватит у него духу ни выстрелить в охранников, ни самому застрелиться. И он почти машинально отодвинул фанерную крышку, чтобы пропустить Полину, которая, дрожа от ужаса, стала слезать вниз. Около вешалки ее ловко подхватили под руки двое охранников и буквально унесли в комнату.
— Пистолет! — потребовал третий охранник, и Юрка отдал ему свое оружие рукояткой вперед, как просили…
— Пакет! — И пакет Таран тоже отдал, впервые пожалев, что там лежала не бомба.
Охранник с пистолетом и пакетом отошел, а двое первых уже вернулись. И когда Таран спустился, его мгновенно сцапали за локти и защелкнули на запястьях браслеты…
После этого Юрку подвели к Магомаду. Боже, как изменилось его лицо! Сперва Таран подумал было, будто он кривляется, что вообще-то не очень характерно для восточных людей. Да и вообще на Кавказе граждане определенного возраста, которые привыкли, что их уважают и почитают, стараются не показывать своих эмоций. «Иншалла! На все воля Аллаха!» — вот что должно демонстрировать лицо убеленного сединами человека. Однако вопреки этим обычаям и традициям физиономия Магомада отразила волнение его души. Он явно узнал того парнишку, которые вез его с племянницами на белой «Ниве» до вертолета, который пригнал Трехпалый, а потом всех заарестовал, наставив «хеклер-кох» (из которого ни разу не стрелял до этого момента). Помнил ли он, как Таран спасал его из подземелий Седого, — неизвестно, но уж историю на озере должен был хорошо запомнить…
Тем не менее на лице Магомада не просматривалось злорадства: дескать, попался, сынок? Нет, Магомад был явно озабочен и даже немного напуган таким «трофеем».
Таран еще не успел как следует озадачиться, когда Магомад вполне дружелюбно улыбнулся и сказал:
— Аслан, наручники сними. Это хороший парень, я его знаю.
Аслан, один из тех, кто держал Юрку за локти, явно прибалдел от неожиданного приказа и несколько секунд вопросительно приглядывался к физиономии босса: пошутил, что ли? Но Магомад, который, видимо, не любил повторять приказы дважды, сделал суровое движение левой бровью: мол, я что, неясно сказал? — и Аслан торопливо расстегнул браслетки.
— Садись, Юра! — снова улыбнувшись, произнес Магомад, и Тарану быстро подвинули второе кресло. — Ты меня, наверно, забыл немножко? А я тебя помню.
— Я вас тоже помню, Магомад Хасаныч, — ответил Таран. — Зимой встречались…
Конечно, Юрка все еще не просек ситуацию. То, что наручники сняли, и то, что в кресло усадили, вовсе не означало, что через полчаса или даже раньше Тарану не отрежут голову. Затертое выражение из фильма, снятого задолго до его рождения, он помнил наизусть уже как народное присловье: «Восток — дело тонкое!» Тем не менее гнетущее настроение, совсем было придавившее Юркину душу, сделалось полегче на несколько килограммов. А потому голос у него прозвучал довольно твердо.
— Вот, — сказал Магомад торжественно, обращаясь к своим подчиненным, знаете ли вы, где бы был я и мои нежные племянницы, если б не этот юноша? Если бы здесь не было женщин, я бы сказал, как это место называется по-русски. Серьезно! Сейчас Юра, наверно, немножко стесняется того, что прошлой зимой поставил меня и моих девочек к борту вертолета и заставил поднять руки вверх. Да, это было так. Конечно, плохо было бы, если б он тогда выстрелил и убил нас. Но мы вели себя спокойно, а он вел себя благородно, как зрелый мужчина, хотя девятнадцать ему исполнится только в июле. Именно поэтому дьявольский план гражданина Трехпалого — пусть шайтан его маму имеет! — не удался…
Это вызвало у Тарана не только удивление, но и неподдельный интерес. Но спрашивать, отчего так получилось, что Магомад так сильно обижен на Трехпалого, не пришлось.
— Жаль, что я не Гамзат Цадаса, не Сулейман Стальский и не Расул Гамзатов!
— покачал головой Магомад. — У меня нет слов, чтоб высказать все, что я думаю о Трехпалом! Он все предал: Всевышнего Бога, нашу дружбу и те литры чифира, которые мы вместе выпили на зоне. Когда моих несчастных племянниц, которые мирно продавали платочки на базаре, прошлой зимой арестовали и подсунули им при этом десять грамм героина, я даже в мыслях не держал, что эту подставу заделал Трехпалый! А когда он, козел драный, пришел ко мне и сказал, что менты просили за них по две тысячи баксов, но ему удалось сбить цену вдвое, я подумал: вот что значит благородный друг! О Аллах, где были мои глаза!
Магомад сокрушенно закрыл лицо ладонью. Наверняка все окружавшие его сыны гор, которым только что угрожала невеселая перспектива вернуться к родным баранам, восприняли это всерьез. Патимат и Асият, которые, возможно, лучше знали своего дядюшку, а потому прекрасно понимали, когда он откровенен, а когда играет на публику, тем не менее сделали скорбные лица, что, возможно, им и полагалось делать в подобных мизансценах. Таран, который такого или подобного рода «актеров» и «актрис» уже вот так насмотрелся, отметил, что Магомад играет намного сильнее других. Будь Юрка Станиславским, о котором ему когда-то рассказывала Дашка, сказал бы: «Верю!» Правда, на фига Магомаду весь этот спектакль, Таран еще не понимал.
— Нет, — печально вздохнул Магомад, выдержав минутную паузу. — Мои глаза не открылись даже тогда, когда в кабинет того начальника, к которому я пришел на прием, ворвалась ментовская «собственная безопасность» и взяла меня и самого начальника за жабры. Даже тогда, когда мне пришла в СИЗО малява насчет того, что надо расколоться насчет одного дела, к которому ни я, ни мои милые племянницы никакого отношения не имели, Аллах все еще не открыл мне глаз! Я верил, что Трехпалый как истинный друг собирается помочь мне. И эта вера меня не оставляла до того момента, пока действительно благородный человек по имени Генрих не объяснил, что если б я и мои девочки улетели бы на вертолете вместе с Трехпалым, то ни я, ни они не находились бы здесь. И даже могил наших не смогли бы отыскать скорбящие родственники…
Патимат и Асият, должно быть, свои роли хорошо знали и дружно всхлипнули.
— Однако даже Генриху не удалось бы спасти меня и девушек от гибели, если б мы случайно не обознались и не сели вместо одной белой «Нивы», которую прислал Трехпалый, в другую, за рулем которой был вот этот славный юноша. Конечно, в этот раз он спас нас только случайно и, наверно, только случайно не застрелил. Но кто из нас, правоверные, может сказать, что это не было предначертано самим Аллахом? Аллах акбар!
— Аллах акбар! — дружно произнесли мусульмане.
— Но это еще не все, дети мои! — продолжил Магомад, когда воцарилась тишина. — Нашелся еще один гнусный человек, по имени Ваня Седой, который был в курсе дел этого паскуды Трехпалого и решил воспользоваться ситуацией, чтоб продать меня тем, кому хотел продать Трехпалый, а с самого Трехпалого слупить большой бакшиш. Он украл меня, моих девочек, Трехпалого, вот эту красивую девушку по имени Полина и еще нескольких человек, которых Генрих прятал в подвале одного уютного военного госпиталя. И тогда Юра спас нас во второй раз, проявив мужество и героизм, достойные самого Шамиля. По крайней мере Басаева. К сожалению, этот гнусяра Седой напоил меня какой-то дрянью, и я почти ничего не помню. Но Генрих рассказал мне, как Юра вместе с одной очень большой и красивой девушкой штурмовали подземелья Седого и что только его, кроме Всевышнего Аллаха, конечно, мы должны благодарить за то, что живем, дышим и так далее. Аллах акбар!
— Аллах акбар! — вскинули кулаки телохранители.
— Поэтому запомните, дорогие! — строго сказал Магомад. — Что бы ни привело его сюда — сейчас он мой гость. И все должны относиться к нему с уважением. Нам надо о многом поговорить наедине. Дорогие девушки, проводите Полину в третий номер. Аслан, найди Нарчу. Если Василиса еще не ушла, пусть останется и заварит чай. Если ушла — пусть он ее догонит и вернет. Пусть говорит вежливо, а то девушка испугается, что мы ее резать будем… Понял?!
— Да, Магомад-ага, все понял.
Патимат и Асият ласково взяли Полину под руки и вывели из номера, телохранители Магомада тоже покинули помещение. Пистолет и пакет вынесли — на всякий случай, должно быть. В общем. Юрка и Магомад остались наедине.
— Как, хорошо я говорил? — спросил Магомад.
— Красиво, — согласился Юрка. — Я очень много интересного про себя узнал, и не только про себя…
— Догадываюсь, — усмехнулся Магомад. — Если б ты все это знал, наверно, не стал бы на потолке прятаться. Хорошо, кстати, придумал. Мои ребята ни за что бы не нашли. Это я сам такой хитрый, догадался. Ладно! Я тебе много чего рассказал, может, и еще расскажу, если ты мне все четко объяснишь, как сюда попал, зачем, почему и так далее. Хорошо?
— Наверно, — пожал плечами Юрка. — Но тут одно «но» есть, Магомад Хасаныч. Я могу сразу сказать, что Птицын меня к вам лично не присылал и о том, что вы тут будете, ничего не говорил. А вот могу ли я вам все рассказывать насчет того, зачем меня Птицын в Москву отправил, мне неизвестно. Даже если вы теперь с Генрихом Михайловичем друзья до гроба, он на меня за это рассердиться может.
— Мудро!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Таран с Полиной, конечно, ничего этого не видели из своего короба. Полина, кстати, в отличие от Юрки не питала иллюзий насчет психологического давления.
— Они нас тут убьют! — прошептала дура, и, возможно, этот шепот был услышан не только Тараном.
— Я догадалась! — воскликнула Патимат, указывая на потолок коридорчика. Там пустота, и они там спрятались.
— Вот! — назидательно произнес Магомад. — Слабая девушка догадалась раньше сильных мужчин. Похоже, придется мне поменять вас всех. Поедете домой и будете барашков пасти. Очень уважаемая профессия. А быть телохранителем — это для вас слишком просто…
Он явно заводил свою шарагу, дабы все почуяли, какая реальная опасность им всем угрожает, и проявили преданность и отвагу. Таран понял: хана, вычислили! И что самое обидное, он даже попасть ни в кого из этой компании не сумеет, потому что ни хрена не видит через эту фанеру. А вот телохранители Магомада могут просто стрелять по коробу наугад и с гарантией навертят дыр не только в фанере, но и в Юрке с Полиной.
Уже через секунду после того, как Магомад произнес нелицеприятную речь в адрес своей охраны, защелкали предохранители пистолетов.
— Ой, мама! — уже в голос заорала Полина, и в номере послышался дружный смех.
— Дорогие гости! — сказал Магомад так, как будто сидел во главе праздничного стола. — «Ой, мама!» кричать поздно. Можно было раньше вылезти и представиться. Может, мы бы поговорили с вами совсем тепло и по-дружески. Теперь придется говорить немножко прохладнее. И если вы хотите, чтоб все было наилучшим образом, то надо выходить так, как я вас попрошу. А именно: первой выходит девушка, которая кричала: «Ой, мама!» Потом выходит рукояткой вперед пистолет того умного юноши, который нашел место, где прятаться. После этого тот пакет, который вы сюда притащили. Затем идет сам юноша с руками за головой и с улыбкой на лице…
— А почему с улыбкой? — спросил Таран.
— Потому что это приятно, когда тебе улыбаются. Американцы всем улыбаются, и все их любят. Русские не улыбаются и их никто не любит. Ну, а тебе конкретно надо будет улыбаться тому, что ты еще немного поживешь. Начинаем вылезать! Магомад как-то по-режиссерски хлопнул в ладоши.
У Тарана уши горели от стыда. Черт побери! Сколько раз он видел по телику парней, которых возвращали из кавказского плена! И сколько раз его при этом посещала мысль, что он бы ни за что так глупо не попался. Не говоря уже о том, что ему всегда казалось, будто он если и не сумеет отбиться, то уж наверняка живым не достанется. А сейчас…
Пистолет еще был при нем, но Юрка отчего-то понимал: не хватит у него духу ни выстрелить в охранников, ни самому застрелиться. И он почти машинально отодвинул фанерную крышку, чтобы пропустить Полину, которая, дрожа от ужаса, стала слезать вниз. Около вешалки ее ловко подхватили под руки двое охранников и буквально унесли в комнату.
— Пистолет! — потребовал третий охранник, и Юрка отдал ему свое оружие рукояткой вперед, как просили…
— Пакет! — И пакет Таран тоже отдал, впервые пожалев, что там лежала не бомба.
Охранник с пистолетом и пакетом отошел, а двое первых уже вернулись. И когда Таран спустился, его мгновенно сцапали за локти и защелкнули на запястьях браслеты…
После этого Юрку подвели к Магомаду. Боже, как изменилось его лицо! Сперва Таран подумал было, будто он кривляется, что вообще-то не очень характерно для восточных людей. Да и вообще на Кавказе граждане определенного возраста, которые привыкли, что их уважают и почитают, стараются не показывать своих эмоций. «Иншалла! На все воля Аллаха!» — вот что должно демонстрировать лицо убеленного сединами человека. Однако вопреки этим обычаям и традициям физиономия Магомада отразила волнение его души. Он явно узнал того парнишку, которые вез его с племянницами на белой «Ниве» до вертолета, который пригнал Трехпалый, а потом всех заарестовал, наставив «хеклер-кох» (из которого ни разу не стрелял до этого момента). Помнил ли он, как Таран спасал его из подземелий Седого, — неизвестно, но уж историю на озере должен был хорошо запомнить…
Тем не менее на лице Магомада не просматривалось злорадства: дескать, попался, сынок? Нет, Магомад был явно озабочен и даже немного напуган таким «трофеем».
Таран еще не успел как следует озадачиться, когда Магомад вполне дружелюбно улыбнулся и сказал:
— Аслан, наручники сними. Это хороший парень, я его знаю.
Аслан, один из тех, кто держал Юрку за локти, явно прибалдел от неожиданного приказа и несколько секунд вопросительно приглядывался к физиономии босса: пошутил, что ли? Но Магомад, который, видимо, не любил повторять приказы дважды, сделал суровое движение левой бровью: мол, я что, неясно сказал? — и Аслан торопливо расстегнул браслетки.
— Садись, Юра! — снова улыбнувшись, произнес Магомад, и Тарану быстро подвинули второе кресло. — Ты меня, наверно, забыл немножко? А я тебя помню.
— Я вас тоже помню, Магомад Хасаныч, — ответил Таран. — Зимой встречались…
Конечно, Юрка все еще не просек ситуацию. То, что наручники сняли, и то, что в кресло усадили, вовсе не означало, что через полчаса или даже раньше Тарану не отрежут голову. Затертое выражение из фильма, снятого задолго до его рождения, он помнил наизусть уже как народное присловье: «Восток — дело тонкое!» Тем не менее гнетущее настроение, совсем было придавившее Юркину душу, сделалось полегче на несколько килограммов. А потому голос у него прозвучал довольно твердо.
— Вот, — сказал Магомад торжественно, обращаясь к своим подчиненным, знаете ли вы, где бы был я и мои нежные племянницы, если б не этот юноша? Если бы здесь не было женщин, я бы сказал, как это место называется по-русски. Серьезно! Сейчас Юра, наверно, немножко стесняется того, что прошлой зимой поставил меня и моих девочек к борту вертолета и заставил поднять руки вверх. Да, это было так. Конечно, плохо было бы, если б он тогда выстрелил и убил нас. Но мы вели себя спокойно, а он вел себя благородно, как зрелый мужчина, хотя девятнадцать ему исполнится только в июле. Именно поэтому дьявольский план гражданина Трехпалого — пусть шайтан его маму имеет! — не удался…
Это вызвало у Тарана не только удивление, но и неподдельный интерес. Но спрашивать, отчего так получилось, что Магомад так сильно обижен на Трехпалого, не пришлось.
— Жаль, что я не Гамзат Цадаса, не Сулейман Стальский и не Расул Гамзатов!
— покачал головой Магомад. — У меня нет слов, чтоб высказать все, что я думаю о Трехпалом! Он все предал: Всевышнего Бога, нашу дружбу и те литры чифира, которые мы вместе выпили на зоне. Когда моих несчастных племянниц, которые мирно продавали платочки на базаре, прошлой зимой арестовали и подсунули им при этом десять грамм героина, я даже в мыслях не держал, что эту подставу заделал Трехпалый! А когда он, козел драный, пришел ко мне и сказал, что менты просили за них по две тысячи баксов, но ему удалось сбить цену вдвое, я подумал: вот что значит благородный друг! О Аллах, где были мои глаза!
Магомад сокрушенно закрыл лицо ладонью. Наверняка все окружавшие его сыны гор, которым только что угрожала невеселая перспектива вернуться к родным баранам, восприняли это всерьез. Патимат и Асият, которые, возможно, лучше знали своего дядюшку, а потому прекрасно понимали, когда он откровенен, а когда играет на публику, тем не менее сделали скорбные лица, что, возможно, им и полагалось делать в подобных мизансценах. Таран, который такого или подобного рода «актеров» и «актрис» уже вот так насмотрелся, отметил, что Магомад играет намного сильнее других. Будь Юрка Станиславским, о котором ему когда-то рассказывала Дашка, сказал бы: «Верю!» Правда, на фига Магомаду весь этот спектакль, Таран еще не понимал.
— Нет, — печально вздохнул Магомад, выдержав минутную паузу. — Мои глаза не открылись даже тогда, когда в кабинет того начальника, к которому я пришел на прием, ворвалась ментовская «собственная безопасность» и взяла меня и самого начальника за жабры. Даже тогда, когда мне пришла в СИЗО малява насчет того, что надо расколоться насчет одного дела, к которому ни я, ни мои милые племянницы никакого отношения не имели, Аллах все еще не открыл мне глаз! Я верил, что Трехпалый как истинный друг собирается помочь мне. И эта вера меня не оставляла до того момента, пока действительно благородный человек по имени Генрих не объяснил, что если б я и мои девочки улетели бы на вертолете вместе с Трехпалым, то ни я, ни они не находились бы здесь. И даже могил наших не смогли бы отыскать скорбящие родственники…
Патимат и Асият, должно быть, свои роли хорошо знали и дружно всхлипнули.
— Однако даже Генриху не удалось бы спасти меня и девушек от гибели, если б мы случайно не обознались и не сели вместо одной белой «Нивы», которую прислал Трехпалый, в другую, за рулем которой был вот этот славный юноша. Конечно, в этот раз он спас нас только случайно и, наверно, только случайно не застрелил. Но кто из нас, правоверные, может сказать, что это не было предначертано самим Аллахом? Аллах акбар!
— Аллах акбар! — дружно произнесли мусульмане.
— Но это еще не все, дети мои! — продолжил Магомад, когда воцарилась тишина. — Нашелся еще один гнусный человек, по имени Ваня Седой, который был в курсе дел этого паскуды Трехпалого и решил воспользоваться ситуацией, чтоб продать меня тем, кому хотел продать Трехпалый, а с самого Трехпалого слупить большой бакшиш. Он украл меня, моих девочек, Трехпалого, вот эту красивую девушку по имени Полина и еще нескольких человек, которых Генрих прятал в подвале одного уютного военного госпиталя. И тогда Юра спас нас во второй раз, проявив мужество и героизм, достойные самого Шамиля. По крайней мере Басаева. К сожалению, этот гнусяра Седой напоил меня какой-то дрянью, и я почти ничего не помню. Но Генрих рассказал мне, как Юра вместе с одной очень большой и красивой девушкой штурмовали подземелья Седого и что только его, кроме Всевышнего Аллаха, конечно, мы должны благодарить за то, что живем, дышим и так далее. Аллах акбар!
— Аллах акбар! — вскинули кулаки телохранители.
— Поэтому запомните, дорогие! — строго сказал Магомад. — Что бы ни привело его сюда — сейчас он мой гость. И все должны относиться к нему с уважением. Нам надо о многом поговорить наедине. Дорогие девушки, проводите Полину в третий номер. Аслан, найди Нарчу. Если Василиса еще не ушла, пусть останется и заварит чай. Если ушла — пусть он ее догонит и вернет. Пусть говорит вежливо, а то девушка испугается, что мы ее резать будем… Понял?!
— Да, Магомад-ага, все понял.
Патимат и Асият ласково взяли Полину под руки и вывели из номера, телохранители Магомада тоже покинули помещение. Пистолет и пакет вынесли — на всякий случай, должно быть. В общем. Юрка и Магомад остались наедине.
— Как, хорошо я говорил? — спросил Магомад.
— Красиво, — согласился Юрка. — Я очень много интересного про себя узнал, и не только про себя…
— Догадываюсь, — усмехнулся Магомад. — Если б ты все это знал, наверно, не стал бы на потолке прятаться. Хорошо, кстати, придумал. Мои ребята ни за что бы не нашли. Это я сам такой хитрый, догадался. Ладно! Я тебе много чего рассказал, может, и еще расскажу, если ты мне все четко объяснишь, как сюда попал, зачем, почему и так далее. Хорошо?
— Наверно, — пожал плечами Юрка. — Но тут одно «но» есть, Магомад Хасаныч. Я могу сразу сказать, что Птицын меня к вам лично не присылал и о том, что вы тут будете, ничего не говорил. А вот могу ли я вам все рассказывать насчет того, зачем меня Птицын в Москву отправил, мне неизвестно. Даже если вы теперь с Генрихом Михайловичем друзья до гроба, он на меня за это рассердиться может.
— Мудро!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75