На фига придумывать враки для того, кто должен быть мертв при всех раскладах? Нет, скорее всего Полина не врет и «шестерку» взорвал Кинза по поручению Васи.
Но вопрос о «Светоче» и Васе с Кинзой был сейчас не главным. Вряд ли они рискнут брать на абордаж большой теплоход, тем более что скорее всего ни шиша не знают о том, куда делась Полина.
Гораздо интереснее, что же все-таки затеял Магомад и почему это похищение — а как еще назвать мероприятие, когда двух людей куда-то увозят против их воли? — обставлено в форме свадебного круиза? На фига был ограблен честный торгаш Гуссейн? То, что с ним сделали, конечно, трудно подвести под соответствующую статью, ибо его не били (по крайней мере, в этот-раз!) и даже ничем не угрожали. Он просто добровольно отдал товар на десять тысяч рублей или даже больше, однако в житейском понимании — это чистой воды грабеж. Насколько проще было бы, если б Тарана с Полиной запихнули бы в трюм какой-нибудь баржи или повезли по суше в каком-нибудь фургончике! И сама цель этого «круиза» была не очень понятной. Ну, за Полину, возможно, планируют выкуп взять в наличных или услугой. А Таран? Неужели надеются что-то поиметь с Птицына? Конечно, кавказские граждане риск любят. Но не настолько, чтобы собственные головы терять. Птицын не будет раскошеливаться и бабки платить. Ему российские демократические законы не писаны. Он просто похватает в области, а если надо и в Москве десяцка два таких кадров, как Магомад, и спрячет их поглубже. Вот после этого, пожалуйста, можно поторговаться. Нет, Магомад Птицына знает хорошо и навряд ли что-то такое прикинул…
Пока Таран размышлял, Полина поставила шампанское и фрукты в холодильник, разделась и залезла под одеяло на своем диванчике.
— Спишь? — спросила она шепотом.
— Угу…— ответил Таран, попытавшись изобразить сонный голос.
— Врешь, не спишь, — хихикнула Полина и выпустив из-под одеяла длинную и стройную, в меру полненькую ножку; задрала ее вертикально вверх и носочек оттянула. Полюбуйся, мол, неулыба!
— Гимнастикой занялась? — демонстративно зевнул Таран. — Вечерняя зарядка?
— Ага! Не хочешь позаниматься вместе?
— Нет, — ответил Юрка, отворачиваясь к стене, потому что Полина спихнула с себя одеяло, задрала обе ноги вверх и начала то сводить их вместе, то разводить в стороны. С палубы, где горели фонари, через деревянную шторку полосками проникал свет и раскрашивал эти ноги в цвета зебры. Полина поняла, что таким зрелищем Юрку не раззадорить, и перестала изгаляться, сказав:
— Ну, раз так, я тоже буду спать.
Фиг она, конечно, собиралась это делать. Но Тарану и самому не спалось. Все мысли в голове бродили и ни одной связной. Нет, надо было все же осведомиться у Полины, о чем с ней говорили племянницы Магомада. Хотя ясно, что не могли они ей сказать ничего особо секретного. Но, может, по характеру вопросов станет ясно что-нибудь? Но спрашивать Полину, которая сделала вид, будто спит, не хотелось. Пришлось выдержать паузу. Все же Полине было трудно переиграть Тарана в молчанку.
— Ну чего ты такой? А? — спросила она, повернувшись в его сторону. Скажи, что тебя мучит, — легче станет.
Очень вовремя она это спросила. Таран понял, что лучшего момента для того, чтоб задать назревший вопрос, пожалуй, не будет.
— Да так…— сказал он. — Интересно стало, о чем ты с Асият и Патимат толковала?
— А-а…— разочарованно произнесла Полина. — Ну, я им рассказала, как мы на дачу попали, потом они на всякие семейные дела перешли. Кто папа, кто мама, кто дедушки и бабушки… Даже до прадедов дошли. А я всех и не помню. Они удивлялись: «Как так, слушай? Не помнишь родственников! Мы и прадедов, и прапрадедов помним…»
— На фига им это? — искренне удивился Юрка. — Ну, кто папа-мама — понятно. Если хорошо зарабатывают — выкуп можно запросить. А дедушек-бабушек с миллионами в России трудно найти. Может, думали, будто у тебя в Америке родственники есть?
— Может быть, — хмыкнула Полина, — но у меня таких точно не имеется. Да они про заграницу и не спрашивали. Почему-то им было очень интересно, в честь кого мне такое имя дали.
— И что ты сказала?
— Я сказала, что в честь бабушки. Тогда они прицепились, что за бабушка, как зовут, жива или нет… Настырные до ужаса!
— Орали на тебя?
— Нет, почему? Очень спокойно говорили. Но мне все равно страшно было. Интересно, кто это придумал, будто мусульманки забитые и тихие? Может, перед мужем они и забитые, а я так и чуяла, будто они мне вот-вот горло перережут…
— А чем их твоя бабушка могла заинтересовать? Она хоть жива?
— Нет, умерла уже. Года три назад. Это мамина мама была.
— В торговле работала? — предположил наобум Таран.
— Нет, простая учительница, и дедушка Борис тоже учителем был, историю преподавал. Но он еще раньше, лет десять назад, умер.
— Теперь понятно, почему у тебя маму Рогнедой назвали, — хмыкнул Таран. Не иначе, твой дед сильно западал на Древнюю Русь!
— Ну, это я не знаю. Вообще-то, насколько я помню, он больше 1812 годом интересовался, историю Московского пожара изучал.
— «Скажи-ка, дядя, ведь недаром, — припомнил Таран из школьной программы, — Москва, спаленная пожаром, французу отдана?» Чего ж там изучать, интересно? Где и чего сгорело, небось уже все известно…
— Ну, это я с тобой не соглашусь. Между прочим, до сих пор историки спорят, кто Москву поджег, французы или русские?
— Какая, блин, разница! — хмыкнул Таран. — Даже если докажешь, что французы, так все равно, хрен они через двести лет без малого будут компенсацию платить…
— Это ты прав, конечно, но историкам главное — истину найти.
— Фигня все это — «истину найти»! — презрительно произнес Юрка. Историки, блин, это продажные шкуры, хуже проституток. Когда, е-мое, коммунисты были у власти, они все писали: Великая Октябрьская революция, Ленин — гений, Сталин — великий полководец и тэ дэ и тэ пэ. Сейчас, когда демократы наверх уселись, они в момент перекрестились: подлый переворот, катастрофа России, Ленин — изверг, Сталин — параноик. Однако помяни мое слово: если коммунисты опять к власти доберутся — эти же историки по новой будут Ленина хвалить и говорить, будто он все правильно делал…
— Ну, 1812 год — это от Ленина далеко, — заметила Полина, — на конъюнктуру можно было не обращать внимания. И потом деда Боря все изучал не для публикации или диссертации, а просто так, в порядке хобби. Так же как генеалогию своей семьи и бабушкиной. Вот если б эти самые племянницы дяди Магомада его спросили, то он мог бы им и про всех своих прадедов и прабабок рассказать, и про предков бабушки. Он мне, помнится, рассказывал чего-то, но я тогда еще маленькая была, и мне неинтересно слушать было.
— Но чего-то небось запомнила?
— Так, мелочи какие-то, например, про то, что в бабушкином роду были какие-то дворяне, хотя она сама из крестьян и ее отец, мой прадед, то есть Карасев Михаил Иваныч, был родом не то из Сибири, не то даже с Дальнего Востока, а в Москве остался после Гражданской войны. Вообще-то у мамы где-то лежат дедушкины бумаги, если она их еще не выкинула…
Таран хотел спросить, что это за бумаги, но придержал язык. Фиг его знает, может, в них-то и скрывается разгадка всех этих запутанных и перепутанных дел?
Между тем никто не гарантировал Юрке и Полине, что у них здесь не установлена прослушка, проводки от которой ведут в каюту напротив, к Алику и Тине или еще куда-нибудь в другое место, где дежурят какие-нибудь молодцы, записывающие все здешние разговоры. Возможно, Юрку с Полиной и посадили-то вместе специально для того, чтоб выцеживать из ихней болтовни разные полезные для кого-то сведения. И может быть, как только окажется, что Полина уже достаточно наболтала, их совместное путешествие внезапно завершится…
ЧЕМ ДАЛЬШЕ, ТЕМ НЕЖНЕЕ…
Юрка понял, что надо завязывать с этой болтовней и менять тему разговора.
— Ладно, — сказал он так, будто сообщение о дедушкиных бумагах его никак не озаботило. — По-моему, кто-то мне предлагал вечерней гимнастикой заняться?
— Было такое предложение…— мурлыкнула Полина. — Но, по-моему, кто-то его отверг. Неужели погода переменилась? Мне снять рубашечку?
— Как раз совсем рубашка необязательно! — Таран процитировал «Кавказскую пленницу». Очень хорошо, с выражением и даже с акцентом. Полина прыснула и, закончив хохотунчики, доложила:
— А все, что обязательно, у меня уже снято… Теперь Таран сильно волновался. Никакого жаркого влечения к Полине он не испытывал. Но надо было превозмочь это дело и заставить все системы работать нормально.
Он перебрался к Полине, которая отодвинулась к стенке, но при этом сразу же вытянула руки и обняла его за спину. И левую ножку ему на бок забросила: нежную, гладенькую, горячую…
— Какой ты бяка, Юрчик! — прошептала Полина. — Неужели надо было надо мной издеваться? Ведь ты же знаешь, что я тебя люблю…
— Может, я немного садист по натуре? — произнес Юрка, спуская с ее плеч бретельки ночной рубашки. Грудки, пухлые и чуть-чуть вспотевшие, нежно соприкоснулись с его крепкой, рельефной мускулатурой. Таран подсунул ладонь под левую сисечку, приподнял ее и осторожно тронул кончиком языка сосочек.
— Тебе так нравится? — спросил он после того, как его язык описал кружок вокруг соска, а Полина, сладко вздохнув, погладила его по спине руками, а по боку — нежной ляжечкой.
— Да…— выдохнула она. — Мне все нравится! Я хочу, чтоб ты со мной делал все, что тебе угодно! И все, что мне угодно…
Таран понял, что никаких долгих преамбул ей не надо. Прибор пришел в форму и уже упирался Полине в область пупка, правда, через шелковую ночнушку. Юрка взялся за подол этого эфемерного одеяния, Полина помогла Тарану стащить его через голову, а еще через пару секунд настежь распахнула ноги, изобразив нечто вроде перевернутой буквы Y.
— Ну! — выдохнула она, притягивая к себе Юрку, и тому осталось только воткнуться куда следовало.
— Не торопись… — пробормотала Полина когда Таран принялся долбить ее в быстром темпе. — Я не хочу, чтоб все было так же, как утром…
— А как надо? — приостановив свои труды, спросил Юрка. — В час по чайной ложке?
— Не-ет… — нежась на Юркиных ладонях, плавно мотнула головой Полина. — Я хочу, чтоб ты вошел плавно и глубокоглубоко…
— Вот так? — продемонстрировал Таран.
— Ага-а…— выдохнула Полина. — Я так его лучше чувствую… Мне он так нравится! Это секс-машина пятого поколения…
Таран только хихикнул, поскольку прекрасно знал, что точно такими же «машинами» были оборудованы еще древние греки. В отличие от техники природа заметно консервативнее, но ее шедевры хрен превзойдешь… Тем не менее жаркое и бесстыжее лопотание П9лины ему очень нравилось. И сама она нравилась все больше, даже если б Юрка не выпил с ней по бокалу слабенького шампанского, все равно бы нравилась. И Надюшкин укоряющий образ опять растворился, уступив место одуряющей страсти к чужой бабе, которая до прошлой ночи была для Тарана совершенно никем, кроме как неожиданной обузой и источником разных мелких неприятностей.
Юрка еще боялся себе признаться, но уже подсознательно ощущал, что в данный момент ему гораздо слаще, чем было на семейном ложе. Потому что Надька как-то постепенно стала слишком привычной и хорошо изученной, слишком родной, что ли… А Полина именно тем и привлекала, что была чужой и загадочной, умеющей удивить и озадачить. Наконец, Надька и Таран были одного поля ягоды пролетарские дети, со всей вытекающей отсюда простотой и культурным уровнем. А Полина была чем-то вроде Даши, производившей впечатление интеллигентной девушки. Правда, Даша эту интеллигентность перед Юркой выпячивала и строила из себя бог знает какую интеллектуалку до тех пор, пока ее не разоблачили — в прямом и переносном смысле — перед Юркой ребята Жоры Калмыка. Полина же, наоборот, старалась свое интеллигентское воспитание спрятать, хотя на самом деле она — столичная уроженка и настоящая в отличие от Даши студентка!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75