Вот кто действительно чувствовал себя как дома! Парни и девушки, не обращая внимания на новичков, хватали фужеры, наполняли их из теснящихся бутылок, чокались и отхлебывали. При этом они обменивались быстрыми фразами. О последних видеофильмах. Об Уимблдонском турнире по теннису. О последнем показе мод в Париже. О последнем автосалоне в Детройте.
— Золотая молодежь, — шепнула Катя брату. — Посмотри, какие шмотки.
— Чтобы определить, что это за публика, необязательно смотреть на шмотки, — приблизившись к уху сестры, ответил Борис. — Они говорят на воровском жаргоне.
Копируют родителей.
— Боря, Катя, Кофи! — раздался призыв Димыча. — А вы что сидите, как на похоронах?
Из шумной пьющей компании вылетело несколько любопытных взглядов. Борис взял в руку бутылку водки. Естественно, «Finlandia». Они выпили.
— Извините, мой господин, — раздалось над ухом у Бориса. — Я вас в первый раз вижу в нашей компании.
Девчушка лет семнадцати присела на подлокотник его кресла. На ней был короткий сарафан цыплячьего цвета.
Он хмуро сказал:
— Я резидент ЦРУ. Мне нужно вас завербовать.
Это была шлюха. Только золотая. Ей не надо денег, потому что она сама может заплатить кому угодно. Этот желтый сарафанчик, должно быть, от Версаччи и стоит… Цен на одежду от Версаччи Борис не знал. Он не любил считать чужие деньги.
Он любил иметь свои.
Юная соблазнительница радостно улыбнулась и прошептала ему на ухо:
— Я подумаю о вербовке.
И вернулась к золотой молодежи.
Борис налил еще. Когда чокались, взглянул на девицу в сарафанчике. Пару раз прежде ему доводилось за один вечер проделать с девушкой путь от знакомства до постели. Его самого снимали впервые.
— Вы знакомы? — спросила Катя.
— Нет. Первый раз вижу.
— Если хочешь проверить, что у нее под сарафаном, будь осторожен. Она тебе нравится?
Борис глянул еще раз.
— Красивая. Похожа на молодую лисичку.
Кто-то вспомнил о танцах. Сделали погромче, услышали какофонию и замахали загнутыми пальцами, как креветками:
— Димыч, ты отвечаешь за свой базар?
Ты обещал не бомбить нас больше этой лажей?
Не по годам плешивый хозяин вразвалку подошел к радиоаппаратуре и со вздохом заменил диск:
— Да, братва, вы уже, конечно, не мутики, но еще не богема. Шедевры «King Crimson» назвать лажей! Позор…
«Это уже не автомобиль, но еще не космический корабль», — Борис вспомнил о сегодняшней поездке в джипе «Шевроле».
Он решительно встал и подошел к девушке в желтом сарафане.
Она тут же обвила его шею руками.
— I put a spell on youl — надрывался в стоваттных динамиках Джон Фогети из группы «Криденс». — Я приворожу тебя!
Неподалеку закружились Кофи с Катей. Молодой вождь уткнулся широким носом в рыжие волосы и нюхал. Пил и не мог напиться.
Завсегдатаи дворца танцевали смелее.
Здесь, должно быть, так принято: обнимать не плечи, не шею, не спину, а — задницу. И задницей при этом покручивать.
От гигантской люстры было светло как днем. Одна из пар, проплывая мимо, щелкнула выключателем. Сразу стало ясно, что на улице темным-темно. Завопили несколько дурных голосов:
— Дышать темно!
Аккуратно обходя танцующих, по гостиной расхаживал хозяин. Димыч зажигал свечи в подсвечниках, расставленных и развешанных повсюду.
Заколыхались тени топчущихся на одном месте людей, обхвативших друг друга за ягодицы. Борис ощутил, как узкая рука девушки поползла по его спине вниз. Его колени ответили на это дрожью. В ответ он приник губами к ее шее. Она еще пахла детством.
На поясе джинсов узкая рука словно поколебалась в раздумье. Вперед? Назад?
И скользнула на ширинку. Плотно прижалась. Эта девушка всегда играла белыми фигурами. Белые начинают и выигрывают.
Борис Кондратьев, испытывая страшное напряжение, сделал черными ответный ход. Положил руку на грудь девушки, похожей на лисичку.
Ну кто носит сарафан с лифчиком? Никто. Грудь оказалась совершенной конической формы. Ладонь Бориса стала куполом для этого конуса. Он почувствовал, как стремительно твердеет ее сосок. Принялся теребить этот удивительный пупырчатый орган пальцами. Девушка-лисичка нашла в свечном полусвете его губы.
— Блюз сменялся блюзом. Это не дискотека с бешеными ритмами рэпа и рэйва.
Тут люди танцуют всерьез. Не прерывая поцелуя, Борис окинул взглядом комнату.
Пейзаж не отличался разнообразием. Тут и там топтались парочки, причем народу явно прибыло.
«Что же дальше?» — мелькнуло в голове. Словно услыхав этот немой вопрос, девушка, танцуя, повела его к выходу. Последнее, что увидел Борис, так это затяжной поцелуй своей сестры со своим черным другом.
Вот они и в коридоре. Она взяла его за руку и уверенно потянула к одной из благородных деревянных дверей. Толкнула.
Нашарила выключатель.
Борис застыл посреди комнаты. Черные стены, черный пол, черный потолок, короче говоря, все черное. И белая огромная кровать. На стене у изголовья источник приглушенного света. Бра в форме черной раскрытой ладони.
Девушка подошла к кровати. Грациозно завела руки назад и расстегнула верхнюю пуговицу между лопаток. Борис приблизился и расстегнул остальные. Милое дело снимать сарафаны. Куда труднее любить в двадцатиградусный мороз в подъезде.
Трусиков не оказалось, как и лифчика.
Борису стало неловко из-за того, что у него самого под джинсами были плавки. Казалось, девушка-лиска посмотрит сейчас с укоризной и скажет: «Что за пролетарская привычка носить лишнюю одежду?!»
Наконец все с себя скинув, Борис повернулся к кровати… И снова застыл.
Под светом из черной ладони светильника юная лиска полулежала с широко разведенными ногами и мастурбировала. Глаза ее были полуприкрыты, а рот приоткрыт.
Ее родители состояли в свое время в ВЛКСМ. Возможно, даже в КПСС. И вот результат. Дожили. Их нравы.
В тот же миг Борис приник губами к груди восхитительного создания. Она со стоном ухватила его за уши и потянула на себя. Он тоже чуть было не застонал — от боли. Ее стройное тело трепетало и выгибалось, как у весенней кошки.
Сидя верхом на впалом девичьем животе, Борис нагнулся вдруг, как цирковой джигит, на всем скаку поднимающий с пола монету. Дотянулся до брошенной тенниски. Достал из нагрудного кармана презерватив и впился зубами в упаковку.
Спустя четверть часа Борис натянул джинсы на голое тело и вышел со словами:
— Пойду принесу выпить и поесть…
— И сигарет, — слабым после перегрузок голоском попросила девушка.
Хотя первым делом он, конечно, отправился на поиски туалета. Воздух в коридоре раскачивался на волнах блюза. Борис сунулся в одну из комнат. В окно светила луна. Это тоже была спальня. Черт знает какого цвета. В темноте все кошки серы.
Может, красная, раз черная уже есть.
Кровать выделялась тем же большущим белым пятном. Там шла какая-то возня.
Глаза привыкли. Они уже различали два тела.
«Клянусь, это Катька с Кофи!» — произнес про себя Борис Кондратьев и спешно ретировался. Ему стало нехорошо. Тревожно. Сестра в постели с негром. Впрочем, он сам их познакомил… Но где же этот чертов сортир?

35
Катя ласкала сильное черное тело.
А черное тело извивалось от этих ласк.
В глотке у Кофи хрипело. Катя и сама дышала часто-часто. Но отталкивала черные руки, едва те тянулись к ее бедрам.
Наконец Кофи зарычал и задергался.
Словно в настоящих предсмертных конвульсиях.
Постепенно он затих. Вытянул на постели длинные худые ноги. Катя положила голову ему на плечо.
— Все равно вы все расисты, — глухо сказал молодой вождь. — Раз из Африки, значит, ВИЧ привез.
— Миленький мой, ну что ты городишь? — Катя провела языком по его виску. — Если б ты из Америки приехал, я бы то же самое сказала. Зайдешь завтра ко мне на работу, и сделаем анализ.
Кофи отбивался, как обиженный мальчик, у которого не осталось аргументов, но осталось уязвленное самолюбие.
— До моего народа ВИЧ вообще еще не добрался, — канючил он. — И зеленые обезьяны в наших местах не водятся. Мои люди самые здоровые среди африканцев.
— А средняя продолжительность жизни?
— Мой дед, может, девяносто лет прожил!
— Это я уже слышала. Честь и хвала твоему деду! Я про среднюю продолжительность спрашиваю.
— Ты издеваешься, как настоящая расистка. Ну кто в тропиках такую статистику собирает!
— Вот видишь! — Катя в полемическом запале ущипнула вождя за бок.
— Катька, дура, больно!
— А за дуру еще разок… ВИЧ не то что не добрался, а ВИЧ выбрался из твоей деревни! Вот тебе, вот тебе!
— Ну больно же, говорю!
— А придешь завтра ко мне на работу?
— Не приду, — проворчал Кофи.
Катя прильнула сзади. Прижалась к его идеально гладкой коже. Гибкое тело вождя вновь стало отвечать рукам Кати ритмичными движениями. Его широкие ноздри втягивали жгучие Катины запахи. Смутно белели в лунном свете трусики на ее широких бедрах.
После посещения туалета и ванной Борис с голым торсом заглянул в гостиную. Несколько молодых людей там еще ели, пили и болтали. Одежды на некоторых было еще меньше, чем на нем. Одна пара продолжала танцевать: девушка в безрукавной блузке и юноша в одних носках.
— О, Борька! — раздался голос хозяина. — Ну как тебе у меня?
— Спасибо, Димыч. У тебя превосходно. Меня одна твоя гостья послала выпить и закусить принести.
Не выбираясь из кресла, бывший одноклассник протянул тарелку бутербродов с красной икрой.
— Попроще ничего нет?
— Вот, пожалуйста.
С этими словами Димыч сунул другую тарелку бутербродов. Они были щедро покрыты черной икрой.
— Красиво жить не запретишь! — воскликнул Борис, захватил початую бутылку финской водки и вернулся в черную спальню.
Здесь он вновь застыл с полными руками. Третий раз за вечер. На одном и том же месте.
Его юная соблазнительница оседлала какого-то парня и неслась теперь галопом.
Борис видел ее нежную спинку, взлетающую и опускающуюся между мужских ног.
На Бориса никто даже не обернулся.
Тихонько постояв, он вышел в коридор.
Он решительно шагнул к двери, за которой видел сестру. Вошел. Поставил водку с закуской на пол, зажег свет. Приглушенный свет бра над изголовьем. В этой спальне стены, пол и потолок действительно оказались красными.
— Ой! — взвизгнула Катя.
Кофи стыдливо потянул на себя простыню.
— Ну что ты переполошилась? Что я, твоей задницы не видал? Ребята, как вы относитесь к финской водке с русской икрой?
— Отлично! — пробормотал Кофи.
Катя укрыла пышную грудь майкой и свесила ноги с кровати.
— А где же ты свою шлюшку потерял?
Хоть бы сестру с ней познакомил. Должна же я знать, с кем мой младший братец это делает?
Борис уже нашел стаканы и разливал водку.
— Думаешь, я сам с ней успел познакомиться? — бросил он косой взгляд на Катю. — Я успел только раз сделать ЭТО, как ты по-медицински точно выражаешься, и сходить за водкой с икрой. Возвращаюсь, а она…
— Стоп, давай угадаю! Возвращаешься, а она уже с другим!
— Точно. Они здесь, наверное, групповуху практикуют. Ну, давайте по глоточку.
Кофи!..
Они выпили, и Катя строго спросила:
— Ты был осторожен?
— Так точно! — Борис отдал честь. — Но оставаться там с ними мне не захотелось. Я, видно, недостаточно богемный.
Предпочитаю делать это вдвоем.
— Уже не мутик, но еще не богема, — засмеялась Катя.
— Да и вообще, — сказал Борис, закуривая, — я в ванной пока мылся, думал: домой попаду — снова вымоюсь. Здесь все время такое чувство, что ты по шею в дерьме.
— Это тебя жаба душит! — неожиданно произнес Кофи. — Зато сперма на глаза уже не давит.
. Брат с сестрой покатились от хохота по безразмерной кровати. Кофи старательно прятал улыбку. Трудный этот русский язык. Но нет ничего невозможного для молодого африканского вождя.
— Слушай, Кофи, а ты в русской деревне никогда не бывал?
— Нет, а что?
Кофи смотрел с интересом. Русское слово «деревня» ассоциировалось у него с родным словом «Губигу».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32