«Красил. клуб». Что это значит, черт побери? Сэм перестал понимать тайнопись Эрла.
Что за красильный клуб? Старик в недоумении разглядывал рисунок, роясь в воспоминаниях. Нет, такого клуба он не помнит. Сэм присмотрелся внимательнее. Может, это вовсе не здание, а телевизор. Но ведь в 1955 году на весь Полк-Каунти не набралось бы и десяти телевизоров. А что, если это киноэкран на открытом воздухе для автомобилистов? Однако ближе, чем в «Скай-Вю», расположенном в Форт-Смите, куда Сэм иногда возил поразвлечься своих детей, подобного киноэкрана в окрестностях не найти.
Трубка погасла. Сэм вытряхнул ее в пепельницу, огляделся, отыскивая кисет. Возиться с трубкой было приятно: привычный неспешный ритуал действовал успокаивающе. Он уже хотел заложить в трубку новую порцию табака, но заметил, что на донышке остался пепел. Ключей от машины под рукой не оказалось, – кажется, они где-то в другом конце комнаты. Сэм выскреб пепел ногтем. Ну все, чашечка чистая. Он набил трубку табаком, поднес горящую спичку и затянулся, наблюдая, как гаснет пламя и… уф…
Палец!
Под ноготь забился пепел – образовалась каемка в виде полумесяца.
Сэм глянул на рисунок. Да это же палец девочки! Ее ноготь. И надпись гласит: «Красная глина», сообразил старик, а вовсе не «Красил. клуб». Его сбила с толку дурацкая точка, поставленная отнюдь не Эрлом, – просто бумага не очень чистая.
Красная глина под ногтями убитой.
Но ведь на шоссе №71 в том месте нет красной глины. Тогда не было, и теперь нет.
Красная глина под ногтями девочки может означать только одно: ее убили где-то в другом месте, а потом перевезли.
Красная глина… есть… в Маленькой Джорджии.
Сэм перевернул страницу. «Маленькая Джорджия»? было написано в верхней части листка.
Шоссе №71 находится к северу от Блу-Ай, а Маленькой Джорджией называли небольшой участок с залежами красной глины, расположенный в стороне от шоссе №88, к северо-востоку от города, чуть не доезжая до местечка Инк.
Если у Ширелл под ногтями красная глина, значит, ее убили именно там.
Но кто стал бы перевозить труп за двенадцать-пятнадцать миль? Для чего?
Сэм понимал, что коронер вряд ли счел бы красную глину важной уликой, зная, что Регги Джерард Фуллер уже арестован по обвинению в убийстве. А вдруг это была не глина, а кровь – кровь Регги? Но ведь экспертиза не проводилась…
Сэм на чем свет проклинал себя. Выходит, он был недостаточно требователен. Почему он не настоял, чтобы коронер тщательно проверил каждую мелочь? Почему был так уверен, что убийца – Регги?
Из-за кармана рубашки, черт побери, и потому что группа крови совпала, и…
А главным образом, из-за нехватки воображения. В конце концов, это ведь случилось в 1955 году, когда все воспринималось просто и однозначно. Президентом страны был человек, проводивший открытую бескомпромиссную политику, общепризнанным врагом считались красные, угрожавшие водородной бомбой, белые и негры существовали отдельно друг от друга. Все было четко разграничено, каждый знал свое место.
Так что же на самом деле произошло с Регги и Ширелл? Истинного представления об этом не имел никто. В умах американцев того времени не находилось места для догадок и предположений. Это уж после убийства Джона Кеннеди, после войны во Вьетнаме и уотергейтского скандала народ стал задумываться над подоплекой происходящих событий и всюду подозревать грязные сговоры.
Потому что стоит один раз поверить в заговор, мировосприятие меняется мгновенно и бесповоротно. Главным принципом существования становится паранойя, безграничная подозрительность, когда все ставится под сомнение. Этим и был ненавистен Сэму современный мир. В современном мире нет места вере.
А если предположить, что Ширелл Паркер, несчастная юная негритянка из Западного Арканзаса, погибла в 1955 году в результате какого-то заговора, дальше можно фантазировать бесконечно. И Сэм впервые задумался о том, что смерть Ширелл каким-то образом, возможно, связана со странным поведением Джимми Пая и гибелью Эрла Суэггера, хотя суть и причина этой связи были ему не ясны. И если учесть, что в те времена ни одна негритянка не села бы в машину с белым мужчиной, то получается, что в заговоре еще замешан и негр. В этом случае дело принимает безнадежно запутанный, сложный оборот. Как в отвратительных современных романах с закрученным сюжетом, которые Сэм на дух не выносил. Сплошная мерзость, безумие, жестокость, подозрительность.
Старик догадывался, что напал на след. Это пугало, пьянило, злило, приводило в уныние. Чтобы не запамятовать ход своих рассуждений, он набросал несколько замечаний на пожелтевшем линованном листе большого блокнота, хотя был уверен, что и так ничего не забудет. Он чувствовал в себе недюжинный прилив энергии и сил. Мысль работала четко и ясно.
«Боже мой, – думал Сэм, – теперь-то я уж точно докопаюсь до сути. И в этом мне помогут сын Эрла и сопляк Расти, будь он проклят».
***
– Не знаю точно, сэр, – отчитывался по телефону Дуэйн Пек, – но, по-моему, старик что-то раскопал. Уж очень он возбужден. Но вот что он обнаружил, не могу сказать. Три дня что-то искал и теперь, черт побери, нашел. Какие будут указания?
Ответный звонок последовал незамедлительно. Голос у Бамы был злой. Может, неприятности в компании?
Бама попросил пересказать – не торопясь и со всеми подробностями – все, что Пек увидел, и затем отдал соответствующие распоряжения.
Глава 26
Они стояли под палящими лучами на невысоком выжженном солнцем пригорке. На востоке высилось замысловатое сооружение с башнями, мансардами и пристройками, напоминавшее белокаменный сказочный город. То была тюрьма Макалестер. На западе виднелись пустынные оклахомские холмы, а неподалеку, на пригорке, – два унылых камня.
– Они, что ли? – спросил Боб. – Ты притащил меня сюда, чтобы показать вот это?
– Да, – торжественно сказал Расс. – Это то, что осталось от единственного сына Джимми Пая. То, что сохранилось на земле от событий 23 июля 1955 года.
Камни торчали в нескольких футах друг от друга. Надпись на одном гласила: «Лэймар Пай. 1956 – 1994». «Оделл Пай. 1965 – 1994», – было нацарапано на втором.
– Его двоюродный брат, – пояснил Расс. – Сын брата Джимми Пая. Неизлечимый идиот. Содержался в психушке, где до него никому не было дела. Видишь, что такое гены Паев.
– Расс, я ничего не вижу, кроме двух могильных камней на голом холме, затерявшемся посреди Оклахомы. Кладбище из дурацкого вестерна да и только.
– Но это же так очевидно, – возразил Расс. – Неужели не понимаешь? Здесь все налицо – убийство, семья выродившихся монстров, преемственность поколений. Оклахомско-арканзасские «Братья и К°".
– Сынок, уж не знаю, что ты имеешь в виду, но, если тебе станет легче после того, как ты, глядя на могилу, скажешь: «Да, он умер, его больше нет», я буду только рад.
Расс бросил на Суэггера сердитый взгляд.
– Ты кричишь по ночам, Расс, – продолжал тот. – Иногда по два, по три раза. Вопишь, призывая то Лэймара, то отца. Психика у тебя нарушена. Тебе нужна помощь специалиста. У нас в пехоте тебя бы отослали к капеллану. И я тоже тебе советую показаться кому-нибудь.
Расс покачал головой.
– Со мной все в порядке. Просто хочу довести это дело до конца.
– Дело-то ведь не в твоих отношениях с Лэймаром Паем. Твой отец, слава Богу, об этом позаботился, верно? Лэймар убит, похоронен и точка. Это тебе подарок от отца. Он подарил тебе дальнейшую жизнь.
– А себя наградил любовницей, разрушив семью.
– Расс, все не так просто, как тебе представляется. Жизнь – сложная штука.
– По-моему, все ясно как Божий день, – с горечью отозвался юноша.
– Слушай, я вот что думаю. Как будут развиваться события, одному Богу известно. В любую минуту все может перевернуться с ног на голову. Ты готов к неожиданностям? А то оставайся здесь, в Макалестере. На автобусе доберешься до Оклахома-Сити, вернешься на свою прежнюю работу. Пиши там себе спокойненько книгу, а я, как узнаю что-то новое, сразу сообщу.
– Нет, это моя идея. Это же я втянул тебя. Значит, вместе будем расхлебывать.
– Ладно. Как скажешь, Расс.
Они стали спускаться с холма. К ним, махая рукой, приблизился чернокожий смотритель тюремного кладбища – заключенный на привилегированном положении, которое он заслужил образцовым поведением.
– Ну как, нашли, что искали?
– Да, сэр, – ответил Боб.
– Вы ведь навещали могилу Лэймара Пая, да?
– Верно. Ты знал его? – поинтересовался Расс.
– Что-о-о вы, не-е-ет, – испуганно протянул негр, словно опасался, что нарушил табу. – Нет, Лэймар не дружил с братвой. Злой был очень и подлый. В одном ему надо отдать должное: храбрый был мужик. В каталажке никому спуску не давал, а когда пришла пора с жизнью прощаться, погиб геройски. Двух полицейских убил.
– На самом деле, одного, – поправил негра Расс. – Второй выжил.
– Ну да, рассказывай, – недоверчиво хмыкнул смотритель.
До грузовика оставалось пройти футов пятьдесят. Они спустились с холма, и белокаменная тюрьма исчезла из виду.
– Садись за руль, – скомандовал Боб.
Расс занял место водителя.
– Возвращаемся на шоссе №40?
– Нет, черт побери. – Боб развернул карту. – Назад поедем по живописной дороге. Мне нужно кое-что обдумать. Доезжаем до Хоторна, потом до Талихины. Дорога там очень симпатичная, ведет через горы в Блу-Ай. Талиблу называется. Тебе понравится. К ужину будем дома.
***
К полудню Ред представил свой план полета по курсу 240° в юго-юго-западном направлении в сторону Оклахома-Сити. Еще полчаса ушло на то, чтобы заправить «Цесну-225», а потом десять минут пришлось ждать разрешения на взлет, поскольку в это время заходил на посадку «Американ игл», следовавший в Форт-Смит из Далласа; его приземления ожидали в 12.45. И вот наконец Ред в воздухе.
Самолет, подчиняясь пилоту, плавно отжимавшему ручку управления, быстро набирал высоту, а попав в восходящий воздушный поток, взмыл вверх еще стремительнее. На высоте семь тысяч футов, гораздо ниже уровня воздушных трасс гражданской авиации, Ред выровнял машину и полетел на юго-запад, к вздымающимся на горизонте зеленым холмам горной гряды Уошито. Первый отрезок пути он без труда преодолел за двадцать минут. Земля внизу стелилась голубым маревом, сквозь которое смутно вырисовывались едва различимые округлые возвышенности.
Ред был неплохим пилотом и любил летать, наслаждаясь одиночеством, ощущением власти над сложной машиной. Безусловно, сохранение равновесия в воздухе – сугубо механический процесс, но в нем всегда таилась непредсказуемость. Жизнь пилота зависит исключительно от его мастерства, и Реду нравилось быть хозяином своей судьбы. К тому же, поднимаясь в воздух, он с особенной пронзительностью сознавал свою значимость и могущество, поскольку личный самолет – это прерогатива богатых.
В десяти милях к северу от Блу-Ай Ред опустился до четырех тысяч футов, и рельеф сразу обозначился четче. Он без труда различил две параллельные дороги – шоссе №270 и №88, тянувшиеся в западном направлении от Блу-Ай, который с высоты представлял собой скопище костяшек домино, кубиков, карт и игрушек, разбросанных в долине. По мере его удаления на запад город постепенно исчезал из поля зрения, и вскоре внизу виднелись только две автодорожные полосы, рассекавшие горы и долины. Машин было мало.
Ред потянулся к радиоприемнику, переключился на режим безопасной связи в системе цифрового кодирования и ввел код, выбранный им из семисот двадцати квадриллионов возможных вариантов, – тот самый код, на который был настроен радиоприемник де ла Ривьеры на земле. Теперь можно не бояться радиоперехвата.
Ред взял микрофон и нажал кнопку вызова.
– На связи «Воздух». Прошу ответить.
Радиоприемник затрещал, и вскоре сквозь шипение прорезался голос де ла Ривьеры с едва заметным испанским акцентом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73