Веер?! С трясущейся головой он начал карабкаться по скользким плиткам. Что угодно, только бы выбраться отсюда, только бы спастись.
Какими ничтожными казались ему теперь все его проблемы с женой, с Тосиро. Здесь речь уже шла о первобытной необходимости бороться за свою жизнь, за Жизнь! Я не хочу умирать! Я должен спастись!
Пытаясь отбиться от своей мучительницы, он взмахнул руками. Но был не в форме, и, кроме того, у него перед глазами стояла жуткая картина: то, что он увидел у нее между ног. Кагами отчаялся. Он знал, кто был перед ним, хотя вся логика, все его традиционные представления о жизни и смерти кричали ему, что такого не может быть.
Кагами понимал, с кем имеет дело. Ему казалось, что происходящее — ночной кошмар, от которого он уже никогда не проснется. И все же он продолжал бороться, потому что надежда — это единственное, что у него оставалось! Он цеплялся за жизнь, прижимал ее к себе и ликовал от сознания, что все еще существует.
Остро отточенные лезвия веера снова ударили по нему, и даже то небольшое количество кислорода, которое еще просачивалось в его задыхающееся горло, иссякло. Хлынула кровь, и его легкие заработали сначала отчаянно, а затем все прерывистее, по мере того как наполнявший их углекислый газ распространялся по всему телу.
Веки Кагами задрожали, глаза сошлись на переносице. Он все еще видел перед собой ее ужасное лицо. Беспомощные пальцы скользили по его покрытому потом телу, словно по песку. Разум, угасавший последним, пытался еще продолжить борьбу, не понимая, что тело, которому он принадлежал, уже погружается в беспробудную и бездонную пустоту.
Падая во мрак, Кагами еще раз взглянул на это лицо, на котором была отражена такая жгучая ненависть, словно взгляд мог убивать сам по себе, и беспредельная ярость этой силы заставила еще раз содрогнуться его умирающее тело. Пальцы, сведенные судорогой, сжались.
Но это был бесполезный жест, внутри у него все разрывалось. Глаза его закатились, выкатившиеся белки слепо уставились на мокрый кафель. Все. Только дрейфующий туман и ручьи крови, медленно стекающие в водосток — в центре уже пустой комнаты.
* * *
Нанги встал и неуклюже отошел на своих несгибающихся ногах от стола, где шли переговоры. Это служило сигналом для перерыва в заседании.
Пока Томкин тяжело поднимался и выходил из комнаты, Николас прошел к одному из высоких окон, откуда хорошо было видно Синдзюку. Потоки дождя падали вниз на море зонтов, срывая последние нежные соцветия сакуры и разбрасывая их вдоль водосточных канав и парковых дорожек, и они смешивались с грязью под ногами прохожих. Отсутствующим взглядом Николас смотрел на окутанный туманом город. Три с половиной часа они просидели здесь, в кабинете Сато, за закрытыми дверями, сцепившись, словно в смертельной схватке: Сато, Нанги, их поверенный Судзуран, Масуто Иссии, вице-президент по торговым операциям и правая рука Сато, и три начальника отделов, а с их стороны — Томкин, его советник по производству Грэйдон и он, Николас. Начинался час “пик”. Залитые огнями улицы Токио были переполнены людьми, спешащими домой или на ужин в какой-нибудь ресторан.
Здесь же, наверху, в огромном офисе Сато, время, казалось, остановилось. Николас тяжело вздохнул. Порой он думал, что иметь дело с японцами — нелегкое испытание. Их нежелание принять хоть какое-нибудь решение — обычная тактика вести переговоры — иногда переходило все границы. Терпение терпением, но Николас был уверен, что еще недели, если не месяцы, Сато и Нанги будут так же пережевывать вопросы, обсуждавшиеся в первые полтора часа сегодняшней встречи.
Какая-то надежда на перерыв в заседании появилась, когда час назад начальники отделов: Ойто, вице-президент по закупкам, Кагами, вице-президент по финансам, Сосуро, вице-президент по научно-исследовательской работе, рассыпаясь в извинениях и дважды раскланявшись, покинули комнату переговоров.
Когда Сато жестом руки подал знак заместителям, Николас воспрянул духом. Он надеялся, что переговоры вот-вот достигнут нужного уровня, поскольку японцы обычно чувствуют себя куда увереннее, зная о поддержке своих помощников. А теперь оставалось исключительно только высшее руководство.
Но то, что последовало за этим, окончательно разочаровало его: разгорелась очередная бесконечная дискуссия вокруг да около одних и тех же вопросов, вызывающих разногласия. Один из них касался финансовых противоречий между “Сфинксом” и “Ниппон мемори”. Другой же несколько сбивал с толку самого Николаса, потому что до начала переговоров его не проинструктировали на этот счет.
Вопрос стоял о том, где следует строить завод-изготовитель компании “Сфинкс-Сато”. Томкин потратил почти полтора года на составление, сравнивая графики строительства, анализ погодных условий, материально-техническое обеспечение производства и транспортировки, и настаивал на том, что завод следует строить в Мисаве, на земле, принадлежавшей “кэйрэцу”.
В этом маленьком городишке на северо-западе Хонсю — главном японском острове — единственным соседом завода будет американская военная база.
Но в самом начале переговоров Сато сообщил, что этот кусок земли уже предназначен для расширения “кобуна” их “кэйрэцу” “Нива минерал майнинг”.
Спор был бесконечным, и ни одна из сторон не могла склонить к своему мнению другую. От этого с ума можно сойти, подумал Николас. Обычно вопросам подобного характера не придавалось такого большого значения. И он был уверен, что при других обстоятельствах они сумели бы переубедить Сато и Нанги. И его собственное терпение сыграло бы здесь не последнюю роль.
Но он прекрасно помнил разговор с Томкиным непосредственно перед тем, как они покинули гостиницу, чтобы сесть в присланный за ними лимузин.
Его удивила бледность Томкина, но тот презрительно пропустил мимо ушей вопрос о самочувствии. “Желудочный грипп, — сказал он. — Если бы ты дристал всю ночь, посмотрел бы я на тебя после этого”.
— Главное, сохранять спокойствие, что бы там ни случилось, — посоветовал ему Николас. — Они из шкуры будут лезть, лишь бы замедлить ход дела и увильнуть от прямых ответов. А сами будут нас постоянно подзуживать. Они вывернут нас наизнанку, чтобы узнать, из какого мы теста. А заодно проверят, как сильно можно на нас надавить. — Он пожал плечами. — Обычная японская тактика.
Изможденное лицо Томкина было так близко от него, что Николас почувствовал тошнотворный запах, поднимающийся из его бунтовавшего желудка.
— Значит, ты сделаешь что-нибудь, чтобы вытряхнуть из этой, как ты говоришь, их “привычной ситуации”, слышь, Ник? Мне наплевать, как ты будешь это делать, просто сделай, и все. Я не из тех слабаков, которые едут в Японию клянчить чего-нибудь.
— Хорошо. Тогда от нас потребуется, что называется, их пересидеть. Я ведь говорил уже, самое главное — терпение. Именно это качество, они считают, не присуще иностранцам. Не волнуйся. Я добьюсь от них того, что нужно.
Тут голос Томкина переменился, и он вцепился в руку Николаса, словно ребенок.
— Нет, нет, — задыхаясь, говорил он. — Ты не понимаешь, Ники. У нас совсем нет времени. Дело нужно уладить до следующей недели. Это крайний срок. — Казалось, он заглядывал внутрь себя. — Я... у меня есть обязательства, я не могу их нарушить. Здесь огромные суммы денег... Ссуды, которые нужно давать... Оплаты, которые нужно осуществлять... И кроме того... Долги, которые нужно возвращать. — Затем, словно опомнившись, он снова посмотрел на Николаса. — Ты же не подведешь меня, Ники? Только не теперь. Ну же, ты ведь почти мой зять.
Услышав, что Томкин вернулся, Николас отвернулся от залитого дождем окна. Николас почувствовал, что тот стоит за его спиной.
— Пора, Ники, — шепнул ему Томкин. — Я почти уломал Нанги. Чертовы ослы!
— Еще ничего не ясно, — сказал Николас. — Они останутся верными себе. Это вопрос вре...
Но Томкин уже схватил его за лацканы пиджака.
— Сейчас, Ники. Мы не можем ждать. Ты это знаешь не хуже меня. Ты же читал отчеты! Нас сожрут заживо, как только мы вернемся домой.
— Тогда давай отдадим им Мисаву. Мы ведь можем построить...
— Нет! — Голос Томкина стал резким. — Мисава даже не подлежит обсуждению. Что бы ни случилось. Ты понял?
Николас бросил быстрый взгляд на своего босса.
— С тобой все в порядке? Может, вызвать доктора?..
Томкин поморщился.
— Проклятая японская зараза. Что снаружи, то и внутри. — Он смачно выругался, словно желая рассеять этим тревогу Николаса. — В чем дело, Линнер? Ты что, считаешь, я не могу отличить грипп от другой болячки?
Николас смотрел на него пристально еще с минуту, а затем кивнул.
— О’кей. Садись за стол, я подойду через минуту. Хочу прийти последним. Молчи и дай мне вести дальнейшие переговоры.
— А что ты собираешься говорить?
— Ты что, не любишь сюрпризов?
— Нет, когда речь идет о миллионах и миллионах долларов, — пробурчал Томкин, но все же послушался Николаса.
Он снова смотрел на расплывчатый в туманной дымке за окном город. Он ни о чем не думал. В комнате, за его спиной, было спокойно. Запах табачного дыма от новой сигареты, зажженной Нанги. Тихое жужжание кондиционера. Больше ничего.
Стратегия... Он вспомнил изречение из книги Мусаши. Вопрос, который ждал ответа, это нечто вроде “Быть или не быть?”. Учитель говорил, что, если ты в бою применяешь катана, что бы ты ни делал: прыгал, боролся, отражал натиск врага, — ты должен в каждом своем движении рубить его. И если ты делаешь все правильно, но у тебя нет внутреннего ощущения, что ты рубишь неприятеля, толку от твоих маневров будет мало.
Николас сделал три глубоких вдоха. Повернулся и пошел к столу переговоров, где его терпеливо ждали шесть человек. Теперь он знал, что он должен делать, но ему еще нужно было разгадать тактику японцев, прежде чем решить, как это делать.
Он посмотрел на Нанги, который легко постукивал сигаретой по краешку керамической пепельницы, словно дирижер, призывающий к порядку собравшийся оркестр.
— Похоже, мы сегодня далеко продвинулись, — сказал он ничего не выражающим голосом.
Сато тут же закивал головой.
— Знаю по опыту, заключать сделки нелегко. Вначале пути друг к другу кажутся нам закрытыми, затем они совсем неожиданно открываются. Думаю, мы успешно продолжим наши дальнейшие переговоры.
Николас с неподдельным интересом наблюдал за происходящим. Ему приходилось сталкиваться с подобной тактикой раньше. Она называется “медведь и барсук”, и он был хорошо с ней знаком. Еще в Нью-Йорке, в рекламном агентстве Сэма Голдмана, он предложил именно эту стратегию, чтобы уламывать клиентов. И она неплохо срабатывала. Голдман тогда выступал в роли “медведя” — человека жесткого, а сам Николас с блеском представлял покладистого “барсука”. И клиенту инстинктивно хотелось склонить Николаса на свою сторону.
Не успел Томкин и рта открыть, как Николас сказал:
— Насколько я понимаю, мы окончательно зашли в тупик. Я согласен с Нанги-сан. Не думаю, что продолжение дискуссии принесло бы сейчас ощутимую пользу.
— Вы хотите сделать перерыв? — не веря своим ушам, спросил Сато, настолько ошарашенный, что забыл принятую вежливость.
Николас кивнул.
— Если у вас нет каких-нибудь конструктивных предложений, лучше разойтись и немного поостыть.
Идея заключалась в том, чтобы смешать роли: став на сторону “медведя”, давать отпор “барсуку”.
— Мне кажется, — тихо сказал Сато, — что перерыв оставит нас на прежних позициях. И боюсь, при следующей встрече мы будем еще более далеки от решения проблемы. Мы будем оказывать куда большее сопротивление друг другу.
— Думаю, нам не нужна конфронтация, — осторожно сказал Николас. — Мы пришли сюда, чтобы вместе работать для обоюдной выгоды. — Он сделал паузу, ожидая, что Томкин вклинится в разговор со своим заявлением о срочном запуске производства микросхем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
Какими ничтожными казались ему теперь все его проблемы с женой, с Тосиро. Здесь речь уже шла о первобытной необходимости бороться за свою жизнь, за Жизнь! Я не хочу умирать! Я должен спастись!
Пытаясь отбиться от своей мучительницы, он взмахнул руками. Но был не в форме, и, кроме того, у него перед глазами стояла жуткая картина: то, что он увидел у нее между ног. Кагами отчаялся. Он знал, кто был перед ним, хотя вся логика, все его традиционные представления о жизни и смерти кричали ему, что такого не может быть.
Кагами понимал, с кем имеет дело. Ему казалось, что происходящее — ночной кошмар, от которого он уже никогда не проснется. И все же он продолжал бороться, потому что надежда — это единственное, что у него оставалось! Он цеплялся за жизнь, прижимал ее к себе и ликовал от сознания, что все еще существует.
Остро отточенные лезвия веера снова ударили по нему, и даже то небольшое количество кислорода, которое еще просачивалось в его задыхающееся горло, иссякло. Хлынула кровь, и его легкие заработали сначала отчаянно, а затем все прерывистее, по мере того как наполнявший их углекислый газ распространялся по всему телу.
Веки Кагами задрожали, глаза сошлись на переносице. Он все еще видел перед собой ее ужасное лицо. Беспомощные пальцы скользили по его покрытому потом телу, словно по песку. Разум, угасавший последним, пытался еще продолжить борьбу, не понимая, что тело, которому он принадлежал, уже погружается в беспробудную и бездонную пустоту.
Падая во мрак, Кагами еще раз взглянул на это лицо, на котором была отражена такая жгучая ненависть, словно взгляд мог убивать сам по себе, и беспредельная ярость этой силы заставила еще раз содрогнуться его умирающее тело. Пальцы, сведенные судорогой, сжались.
Но это был бесполезный жест, внутри у него все разрывалось. Глаза его закатились, выкатившиеся белки слепо уставились на мокрый кафель. Все. Только дрейфующий туман и ручьи крови, медленно стекающие в водосток — в центре уже пустой комнаты.
* * *
Нанги встал и неуклюже отошел на своих несгибающихся ногах от стола, где шли переговоры. Это служило сигналом для перерыва в заседании.
Пока Томкин тяжело поднимался и выходил из комнаты, Николас прошел к одному из высоких окон, откуда хорошо было видно Синдзюку. Потоки дождя падали вниз на море зонтов, срывая последние нежные соцветия сакуры и разбрасывая их вдоль водосточных канав и парковых дорожек, и они смешивались с грязью под ногами прохожих. Отсутствующим взглядом Николас смотрел на окутанный туманом город. Три с половиной часа они просидели здесь, в кабинете Сато, за закрытыми дверями, сцепившись, словно в смертельной схватке: Сато, Нанги, их поверенный Судзуран, Масуто Иссии, вице-президент по торговым операциям и правая рука Сато, и три начальника отделов, а с их стороны — Томкин, его советник по производству Грэйдон и он, Николас. Начинался час “пик”. Залитые огнями улицы Токио были переполнены людьми, спешащими домой или на ужин в какой-нибудь ресторан.
Здесь же, наверху, в огромном офисе Сато, время, казалось, остановилось. Николас тяжело вздохнул. Порой он думал, что иметь дело с японцами — нелегкое испытание. Их нежелание принять хоть какое-нибудь решение — обычная тактика вести переговоры — иногда переходило все границы. Терпение терпением, но Николас был уверен, что еще недели, если не месяцы, Сато и Нанги будут так же пережевывать вопросы, обсуждавшиеся в первые полтора часа сегодняшней встречи.
Какая-то надежда на перерыв в заседании появилась, когда час назад начальники отделов: Ойто, вице-президент по закупкам, Кагами, вице-президент по финансам, Сосуро, вице-президент по научно-исследовательской работе, рассыпаясь в извинениях и дважды раскланявшись, покинули комнату переговоров.
Когда Сато жестом руки подал знак заместителям, Николас воспрянул духом. Он надеялся, что переговоры вот-вот достигнут нужного уровня, поскольку японцы обычно чувствуют себя куда увереннее, зная о поддержке своих помощников. А теперь оставалось исключительно только высшее руководство.
Но то, что последовало за этим, окончательно разочаровало его: разгорелась очередная бесконечная дискуссия вокруг да около одних и тех же вопросов, вызывающих разногласия. Один из них касался финансовых противоречий между “Сфинксом” и “Ниппон мемори”. Другой же несколько сбивал с толку самого Николаса, потому что до начала переговоров его не проинструктировали на этот счет.
Вопрос стоял о том, где следует строить завод-изготовитель компании “Сфинкс-Сато”. Томкин потратил почти полтора года на составление, сравнивая графики строительства, анализ погодных условий, материально-техническое обеспечение производства и транспортировки, и настаивал на том, что завод следует строить в Мисаве, на земле, принадлежавшей “кэйрэцу”.
В этом маленьком городишке на северо-западе Хонсю — главном японском острове — единственным соседом завода будет американская военная база.
Но в самом начале переговоров Сато сообщил, что этот кусок земли уже предназначен для расширения “кобуна” их “кэйрэцу” “Нива минерал майнинг”.
Спор был бесконечным, и ни одна из сторон не могла склонить к своему мнению другую. От этого с ума можно сойти, подумал Николас. Обычно вопросам подобного характера не придавалось такого большого значения. И он был уверен, что при других обстоятельствах они сумели бы переубедить Сато и Нанги. И его собственное терпение сыграло бы здесь не последнюю роль.
Но он прекрасно помнил разговор с Томкиным непосредственно перед тем, как они покинули гостиницу, чтобы сесть в присланный за ними лимузин.
Его удивила бледность Томкина, но тот презрительно пропустил мимо ушей вопрос о самочувствии. “Желудочный грипп, — сказал он. — Если бы ты дристал всю ночь, посмотрел бы я на тебя после этого”.
— Главное, сохранять спокойствие, что бы там ни случилось, — посоветовал ему Николас. — Они из шкуры будут лезть, лишь бы замедлить ход дела и увильнуть от прямых ответов. А сами будут нас постоянно подзуживать. Они вывернут нас наизнанку, чтобы узнать, из какого мы теста. А заодно проверят, как сильно можно на нас надавить. — Он пожал плечами. — Обычная японская тактика.
Изможденное лицо Томкина было так близко от него, что Николас почувствовал тошнотворный запах, поднимающийся из его бунтовавшего желудка.
— Значит, ты сделаешь что-нибудь, чтобы вытряхнуть из этой, как ты говоришь, их “привычной ситуации”, слышь, Ник? Мне наплевать, как ты будешь это делать, просто сделай, и все. Я не из тех слабаков, которые едут в Японию клянчить чего-нибудь.
— Хорошо. Тогда от нас потребуется, что называется, их пересидеть. Я ведь говорил уже, самое главное — терпение. Именно это качество, они считают, не присуще иностранцам. Не волнуйся. Я добьюсь от них того, что нужно.
Тут голос Томкина переменился, и он вцепился в руку Николаса, словно ребенок.
— Нет, нет, — задыхаясь, говорил он. — Ты не понимаешь, Ники. У нас совсем нет времени. Дело нужно уладить до следующей недели. Это крайний срок. — Казалось, он заглядывал внутрь себя. — Я... у меня есть обязательства, я не могу их нарушить. Здесь огромные суммы денег... Ссуды, которые нужно давать... Оплаты, которые нужно осуществлять... И кроме того... Долги, которые нужно возвращать. — Затем, словно опомнившись, он снова посмотрел на Николаса. — Ты же не подведешь меня, Ники? Только не теперь. Ну же, ты ведь почти мой зять.
Услышав, что Томкин вернулся, Николас отвернулся от залитого дождем окна. Николас почувствовал, что тот стоит за его спиной.
— Пора, Ники, — шепнул ему Томкин. — Я почти уломал Нанги. Чертовы ослы!
— Еще ничего не ясно, — сказал Николас. — Они останутся верными себе. Это вопрос вре...
Но Томкин уже схватил его за лацканы пиджака.
— Сейчас, Ники. Мы не можем ждать. Ты это знаешь не хуже меня. Ты же читал отчеты! Нас сожрут заживо, как только мы вернемся домой.
— Тогда давай отдадим им Мисаву. Мы ведь можем построить...
— Нет! — Голос Томкина стал резким. — Мисава даже не подлежит обсуждению. Что бы ни случилось. Ты понял?
Николас бросил быстрый взгляд на своего босса.
— С тобой все в порядке? Может, вызвать доктора?..
Томкин поморщился.
— Проклятая японская зараза. Что снаружи, то и внутри. — Он смачно выругался, словно желая рассеять этим тревогу Николаса. — В чем дело, Линнер? Ты что, считаешь, я не могу отличить грипп от другой болячки?
Николас смотрел на него пристально еще с минуту, а затем кивнул.
— О’кей. Садись за стол, я подойду через минуту. Хочу прийти последним. Молчи и дай мне вести дальнейшие переговоры.
— А что ты собираешься говорить?
— Ты что, не любишь сюрпризов?
— Нет, когда речь идет о миллионах и миллионах долларов, — пробурчал Томкин, но все же послушался Николаса.
Он снова смотрел на расплывчатый в туманной дымке за окном город. Он ни о чем не думал. В комнате, за его спиной, было спокойно. Запах табачного дыма от новой сигареты, зажженной Нанги. Тихое жужжание кондиционера. Больше ничего.
Стратегия... Он вспомнил изречение из книги Мусаши. Вопрос, который ждал ответа, это нечто вроде “Быть или не быть?”. Учитель говорил, что, если ты в бою применяешь катана, что бы ты ни делал: прыгал, боролся, отражал натиск врага, — ты должен в каждом своем движении рубить его. И если ты делаешь все правильно, но у тебя нет внутреннего ощущения, что ты рубишь неприятеля, толку от твоих маневров будет мало.
Николас сделал три глубоких вдоха. Повернулся и пошел к столу переговоров, где его терпеливо ждали шесть человек. Теперь он знал, что он должен делать, но ему еще нужно было разгадать тактику японцев, прежде чем решить, как это делать.
Он посмотрел на Нанги, который легко постукивал сигаретой по краешку керамической пепельницы, словно дирижер, призывающий к порядку собравшийся оркестр.
— Похоже, мы сегодня далеко продвинулись, — сказал он ничего не выражающим голосом.
Сато тут же закивал головой.
— Знаю по опыту, заключать сделки нелегко. Вначале пути друг к другу кажутся нам закрытыми, затем они совсем неожиданно открываются. Думаю, мы успешно продолжим наши дальнейшие переговоры.
Николас с неподдельным интересом наблюдал за происходящим. Ему приходилось сталкиваться с подобной тактикой раньше. Она называется “медведь и барсук”, и он был хорошо с ней знаком. Еще в Нью-Йорке, в рекламном агентстве Сэма Голдмана, он предложил именно эту стратегию, чтобы уламывать клиентов. И она неплохо срабатывала. Голдман тогда выступал в роли “медведя” — человека жесткого, а сам Николас с блеском представлял покладистого “барсука”. И клиенту инстинктивно хотелось склонить Николаса на свою сторону.
Не успел Томкин и рта открыть, как Николас сказал:
— Насколько я понимаю, мы окончательно зашли в тупик. Я согласен с Нанги-сан. Не думаю, что продолжение дискуссии принесло бы сейчас ощутимую пользу.
— Вы хотите сделать перерыв? — не веря своим ушам, спросил Сато, настолько ошарашенный, что забыл принятую вежливость.
Николас кивнул.
— Если у вас нет каких-нибудь конструктивных предложений, лучше разойтись и немного поостыть.
Идея заключалась в том, чтобы смешать роли: став на сторону “медведя”, давать отпор “барсуку”.
— Мне кажется, — тихо сказал Сато, — что перерыв оставит нас на прежних позициях. И боюсь, при следующей встрече мы будем еще более далеки от решения проблемы. Мы будем оказывать куда большее сопротивление друг другу.
— Думаю, нам не нужна конфронтация, — осторожно сказал Николас. — Мы пришли сюда, чтобы вместе работать для обоюдной выгоды. — Он сделал паузу, ожидая, что Томкин вклинится в разговор со своим заявлением о срочном запуске производства микросхем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104