Чиизаи прошептала ей коечто прямо в ухо. Глаза девочки были огромны и черны, как обсидиан.
– Ты поняла, куда идти? – спросила она подалузийски.
Девочка закивала.
– Иди прямо теперь, – сказала Чиизаи. – Как меня зовут?
– Чиизаи, – ответила девочка и улыбнулась чужестранке в лицо. – Чиизаи едет на северозапад.
НА КРАЮ ВОДЫ
Когда Мойши пришел на Калле Кордель, там было пусто.
Прищурившись, он глянул на размытую луну и прикинул время – было около полуночи. Луна быстро исчезла в густых облаках. Он вдохнул – пахло грозой. Буря идет.
Он закутался поплотнее в свой далузийский плащ, но ветер все сильнее трепал его, обнаруживая шелковую подкладку.
Может, это один из плащей Милоса Сегильяса? Если так, то сеньора оказала ему особую честь. Настоящая дама…
Он огляделся. Закрытые двери и темные окна. Только одинокие уличные фонари поблескивают. Где Чиизаи?
Он снова задумчиво посмотрел наверх, но теперь лунного света и в помине не было. Вдалеке послышался глухой раскат грома.
Тощий серый пес со свалявшейся шерстью трусил по улице. Остановился, посмотрел на него, задрал заднюю лапу и помочился на стену дома. Обнюхал метку, прежде чем неторопливо продолжить свой путь, опустив нос к земле в поисках чегонибудь съедобного.
Деревья таинственно шептались, слегка сгибаясь под ветром.
Полночь минула.
Где она?
Внезапный звук. Он резко обернулся. Шаги по мостовой. Шаги остановились, повернули в другую сторону. Снова те же шаги. Он обернулся.
Женщина. Высокая, с длинной шеей. Лицо ее было в тени.
Она в сомнении остановилась, увидев его. Но без страха.
Он увидел, что в левой руке она держит обнаженный клинок.
– Кто ты? – спросил Мойши.
Она не ответила, попрежнему стоя посередине мостовой. Вокруг больше никого не было.
Он шагнул к ней. Изза темноты невозможно было чтонибудь сказать о ней. Это ему не понравилось.
Клинок был треугольным. Теперь она подняла его – он понял недвусмысленную угрозу.
– Стой где стоишь, – скачала она. В ночи ее голос звучал неестественно.
Он ощутил, что давление воздуха меняется, да и раскат грома прозвучал теперь совершенно ясно. Он перевел взгляд с ее укрытого тенью лица на клинок. С испугом он увидел, что клинок был в чемто темном и блестящем. Кровь. Эта женщина недавно с кемто сражалась.
– Тебе помочь? – спросил он.
Она стояла неподвижно и безмолвно как статуя.
– Ты ранена?
– Нет, – после некоторого молчания ответила она. – Сам уйдешь или… – Она слегка подняла клинок.
– Я жду здесь встречи, – ответил он. – Друга. И не уйду.
Теперь она шагнула вперед, попав в круг света от ближайшего фонаря, раскачивавшегося, словно поднимающийся ветер подбрасывал его.
– Ты не далузиец.
– Нет.
Он теперь сумел рассмотреть ее лицо. Сильное, волевое. Длинное, узкое. Привлекательное. Тут ему пришло в голову, что она наверняка задает себе тот же вопрос.
– Я Мойши АннайНин из Искаиля.
Эти слова вроде бы немного рассеяли ее подозрения, и было заметно, что она чуть расслабилась. Он увидел, что она внимательно вглядывается в его лицо.
– Ты не тудеск. Он подобрался.
– Что ты знаешь о тудесках в этом городе?
– Слишком мною, – ответила она. – На меня с моей подругой совсем недавно напали четыре тудеска. Они шли за ней от самого меркадо…
– Чиизаи!
Она прыгнула к нему и приставила острие клинка к его груди. Он не шевельнулся, глядя прямо ей в глаза. Они были огромными, блестящими и проницательными.
– Быстро. Говори, – отрывисто произнесла она. – Ты друг или враг?
– Чиизаи мне друг, – ровно сказал он, не обижаясь на ее грубость. – Она единственная дочь куншина буджунов.
– Она королевской крови? – сказала женщина. – Она не говорила мне.
– Вряд ли она хотела, чтобы все это знали, – ответил он. Острие кинжала попрежнему было приставлено к его груди. – Мы с ней условились о встрече здесь в полночь.
Клинок исчез в складках платья женщины.
– Я Мартина, – сказала она. – Чиизаи сказала мне, чтобы, если мы во всей этой суматохе разминемся, я шла сюда и ждала ее в полночь. Мы и разминулись.
– Что с ней случилось?
– С ней все в порядке. Она уложила двоих тудесков и ранила третьего. Может, она сделала это нарочно, чтобы дать ему возможность сбежать и проследить, куда он пойдет.
Умная девушка, подумал Мойши. Но теперь они разминулись. Он мысленно пожал плечами. Оставалось только довершить то, что они задумывали. Он понятия не имел, где она сейчас находится. Теперь остается только ждать.
– Идем, – повернулся он к Мартине. – Мне нужно встретиться с одним далузийцем в таверне у начала Калле Кордель. Я бы хотел выслушать весь рассказ.
«Эль Камбиро» была расположена в начале Калле Кордель. прямо у деревянных пристаней Корруньи.
Здесь воздух был густо напоен запахом моря, и Мойши, глубоко вдохнув, сразу же приободрился.
Скрип снастей стоявших на якоре кораблей слышался ему так же ясно, как будто он оказался совсем рядом с ними. Он понимал – это все изза воды. Звук по ней передается далеко, как над водой, так и под водой.
Рыбаки уже снимали сети, сушившиеся днем на жарком солнце. Теперь они раскладывали их на тихих набережных, прежде чем падет роса и загниет пенька, выбирали из них остатки водорослей и мусора, попавшего в сети днем, затем осторожно скатывали их и, взявшись за скатки по двое, уносили на свои рыбачьи лорхи, укладывали их на палубы и прикрывали брезентом.
На ветру трепетал и хлопал клочок парусины, плескался о сваи прибой, все усиливаясь по мере того, как надвигающийся шторм морщил поверхность моря.
Там, за пределами порта, море уже тяжело ходило волнами. Видимость была неожиданно хорошей, и горизонт, все время смещавшийся изза вздымавшихся волн, тянулся вдалеке черной линией.
Таверна была приземистым сооружением, покрытым побелкой, с распахивающимися в обе стороны дверьми, сквозь которые пробивался призывный лимонножелтый свет, а над ними скрипела, раскачиваясь на ветру, вывеска с изображением гигантского краба в таком сложном панцире, что краб казался чуть ли не доисторическим животным.
Они вошли.
Грубые стены просторной комнаты были под стать деревянным столам и стульям, заляпанным морской водой и выпивкой. Низкий потолок поддерживали толстые деревянные брусья во всю длину помещения. В огромном очаге у дальней стены трещал огонь. Вдоль стены слева тянулась темная резная стойка. Полки за ней были уставлены бутылками. В таверне пахло выпивкой и горелым жиром.
Мойши подвел Мартину к пустому столику в углу напротив стойки, откуда можно было следить за дверьми, не оборачиваясь. Они заказали местного пива, темного, густого и сладкого, почти как мед.
Таверна была заполнена едва наполовину. У очага сидел развалившись моряк, уронив голову на толстую руку, обняв ряд пустых стаканов. Никто не подумал убрать их, даже когда он пошевелился во сне и свалил один из стаканов на земляной пол.
Пара моряков с покрытыми шрамами обветренными лицами играла в кости. Их ритмичный стук по столу убаюкивал, как плеск волн по обшивке корабля.
Толстый мужчина с перемазанным жиром ртом и трехдневной щетиной стоял за стойкой и напевал себе под нос какуюто морскую песенку, вытирая и без того блестящую стойку.
Уже было далеко за полночь.
Вошел высокий далузийский моряк, снял вязаную шапочку и несколько раз стряхнул ее. Подошел к стойке. Жирный протянул ему выпивку и снова стал вытирать стойку. Моряк подошел к свободному столику и развалился на стуле. Сделал глубокий глоток, шумно отер губы.
Мойши потягивал пиво, не слишком осматриваясь по сторонам. Мартина рассказала ему все, что знала, жаль, что так мало, хотя явно дала Чиизаи какойто верный ключ к разгадке. Она все пересказала ему, но он так и не понял, что все это значит. Вдруг его охватила злость на Чиизаи за то, что та сбежала. К несчастью, он был вынужден согласиться с ее действиями. Упустить такой шанс было бы непростительно. Внезапно его охватило неприятное чувство – как будто он сражается с тенями.
Дверь отворилась. Это отвлекло его от мрачных мыслей. Вошел мальчиккамбухо, худенький и маленький. Огляделся по сторонам. Под мышкой он держал какойто сверток.
Он увидел Мойши и подошел к ним с Мартиной. Передал Мойши сверток и пошел было прочь.
– Что это? – спросил Мойши. Мальчик обернулся и пожал плечами.
– Что есть, то и есть, сеньор. Сверток.
– Откуда ты меня знаешь?
Мальчик снова пожал плечами, словно других жестов не знал.
– Мне дал его человек на пирсе. И описал мне вас.
– Что за человек? Как он выглядел?
– Было темно, сеньор. Очень мало света. Я не заметил. – Он отвернулся и бросился прочь.
Мойши несколько мгновений смотрел на сверток. Тот был очень маленький, завернут в промасленную бумагу и перевязан пеньковой веревкой. Он осторожно развернул сверток.
Мартина ахнула.
Это было человеческое сердце. Оно было завернуто в красную окровавленную головную повязку Роха.
Мойши прикрыл сердце промасленной бумагой и очень тихо сказал:
– Я хочу, чтобы ты вышла отсюда как ни в чем не бывало. Возвращайся в меркадо и забудь обо всем, что тут было. Поняла?
– Я хочу помочь, – прошептала Мартина. – Чем смогу…
– Я только что сказал тебе, что ты сможешь сделать. Прошу тебя. Иди прямо сейчас. Я скажу, чтобы Чиизаи встретилась с тобой, когда будет безопасно. Когда все кончится. Прости, что я привел тебя сюда. Мартина. Это было глупо с моей стороны. Пожалуйста, уходи.
Она мгновение в упор смотрела на него, затем кивнула. Гибко встала со стула и пошла к двери. Вышла, не оглядываясь.
Когда она ушла, он встал. Оставил сердце Рохи там, где оно лежало – на столе и вышел из таверны.
Теперь его сжигала ледяная ненависть.
ТОЛЬКО МОРЕ И НЕБО
Тени мешались с несущимися облаками.
Он понимал, что все бесполезно. Но тем не менее все равно искал. Ничто не могло его остановить. Он рыскал по молу и пристаням, тавернам и рыбным рынкам, домам камбухо, стоявшим у воды, обыскал дватри огромных склада в доках. Он разыскивал Хелльстурма – несомненно, это он вырвал сердце у молодого моряка. Он вспомнил, что Мартина говорила о тудесках. Это звери.Но она ошибалась – ни один зверь не сделает такого ради забавы. Звери охотятся, чтобы есть, убивают, чтобы жить. А в этом была какаято страшная расчетливость. Это было куда хуже зверства. В этом было чтото демоническое.
Только бурное море, низкое небо и Мойши АннайНин между ними. Он шагал по скрипучим доскам пристани, и глаза его горели от ярости. И вместе с тем он ощущал какоето сонное отчаяние. Мир не изменится. Мужчины и женщины, как и дети, будут умирать, другие – рождаться, новые города будут вставать на развалинах старых, и всегда, всегда будут те, кто поклоняется злу, кто осуществляет его темные обряды, и зло сочится из них, как застывающая кровь.
Он был один – даже рыбаки, что совсем недавно суетились на пристани, теперь попрятались на своих лорхах, чтобы поспать до наступления рассвета. Последние стражники ушли, и ему казалось, что Коррунья теперь освещена тысячами снов ее жителей, и только он один во всем городе не спит.
Он вдруг подумал о Коссори, о его юности, когда тот жил совсем один на набережных Шаангсея, и слезы наполнили его глаза. Теперь он понимал, каково это. Такое одиночество, словно окружающего мира вовсе не существует. Даже зверям есть куда вернуться.
Наконец, устав от поисков и осознав, что, того гляди, рассветет, он вернулся к более насущным вещам. Чиизаи. Теперь она была единственной нитью, связывавшей его с Хелльстурмом. Он знал, что она, если бы захотела, могла послать ему весточку. Но куда? Она знала три места в Коррунье, где он мог бы находиться. В таверне «Эль Камбиро», где он, как она знала, встречается с Рохой, в доме сеньоры СегильясиОривара и на лорхе Офейи. Первое он отверг сразу же. Если бы он и встретился с Рохой, то Чиизаи знала, что они пробудут в таверне очень недолго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
– Ты поняла, куда идти? – спросила она подалузийски.
Девочка закивала.
– Иди прямо теперь, – сказала Чиизаи. – Как меня зовут?
– Чиизаи, – ответила девочка и улыбнулась чужестранке в лицо. – Чиизаи едет на северозапад.
НА КРАЮ ВОДЫ
Когда Мойши пришел на Калле Кордель, там было пусто.
Прищурившись, он глянул на размытую луну и прикинул время – было около полуночи. Луна быстро исчезла в густых облаках. Он вдохнул – пахло грозой. Буря идет.
Он закутался поплотнее в свой далузийский плащ, но ветер все сильнее трепал его, обнаруживая шелковую подкладку.
Может, это один из плащей Милоса Сегильяса? Если так, то сеньора оказала ему особую честь. Настоящая дама…
Он огляделся. Закрытые двери и темные окна. Только одинокие уличные фонари поблескивают. Где Чиизаи?
Он снова задумчиво посмотрел наверх, но теперь лунного света и в помине не было. Вдалеке послышался глухой раскат грома.
Тощий серый пес со свалявшейся шерстью трусил по улице. Остановился, посмотрел на него, задрал заднюю лапу и помочился на стену дома. Обнюхал метку, прежде чем неторопливо продолжить свой путь, опустив нос к земле в поисках чегонибудь съедобного.
Деревья таинственно шептались, слегка сгибаясь под ветром.
Полночь минула.
Где она?
Внезапный звук. Он резко обернулся. Шаги по мостовой. Шаги остановились, повернули в другую сторону. Снова те же шаги. Он обернулся.
Женщина. Высокая, с длинной шеей. Лицо ее было в тени.
Она в сомнении остановилась, увидев его. Но без страха.
Он увидел, что в левой руке она держит обнаженный клинок.
– Кто ты? – спросил Мойши.
Она не ответила, попрежнему стоя посередине мостовой. Вокруг больше никого не было.
Он шагнул к ней. Изза темноты невозможно было чтонибудь сказать о ней. Это ему не понравилось.
Клинок был треугольным. Теперь она подняла его – он понял недвусмысленную угрозу.
– Стой где стоишь, – скачала она. В ночи ее голос звучал неестественно.
Он ощутил, что давление воздуха меняется, да и раскат грома прозвучал теперь совершенно ясно. Он перевел взгляд с ее укрытого тенью лица на клинок. С испугом он увидел, что клинок был в чемто темном и блестящем. Кровь. Эта женщина недавно с кемто сражалась.
– Тебе помочь? – спросил он.
Она стояла неподвижно и безмолвно как статуя.
– Ты ранена?
– Нет, – после некоторого молчания ответила она. – Сам уйдешь или… – Она слегка подняла клинок.
– Я жду здесь встречи, – ответил он. – Друга. И не уйду.
Теперь она шагнула вперед, попав в круг света от ближайшего фонаря, раскачивавшегося, словно поднимающийся ветер подбрасывал его.
– Ты не далузиец.
– Нет.
Он теперь сумел рассмотреть ее лицо. Сильное, волевое. Длинное, узкое. Привлекательное. Тут ему пришло в голову, что она наверняка задает себе тот же вопрос.
– Я Мойши АннайНин из Искаиля.
Эти слова вроде бы немного рассеяли ее подозрения, и было заметно, что она чуть расслабилась. Он увидел, что она внимательно вглядывается в его лицо.
– Ты не тудеск. Он подобрался.
– Что ты знаешь о тудесках в этом городе?
– Слишком мною, – ответила она. – На меня с моей подругой совсем недавно напали четыре тудеска. Они шли за ней от самого меркадо…
– Чиизаи!
Она прыгнула к нему и приставила острие клинка к его груди. Он не шевельнулся, глядя прямо ей в глаза. Они были огромными, блестящими и проницательными.
– Быстро. Говори, – отрывисто произнесла она. – Ты друг или враг?
– Чиизаи мне друг, – ровно сказал он, не обижаясь на ее грубость. – Она единственная дочь куншина буджунов.
– Она королевской крови? – сказала женщина. – Она не говорила мне.
– Вряд ли она хотела, чтобы все это знали, – ответил он. Острие кинжала попрежнему было приставлено к его груди. – Мы с ней условились о встрече здесь в полночь.
Клинок исчез в складках платья женщины.
– Я Мартина, – сказала она. – Чиизаи сказала мне, чтобы, если мы во всей этой суматохе разминемся, я шла сюда и ждала ее в полночь. Мы и разминулись.
– Что с ней случилось?
– С ней все в порядке. Она уложила двоих тудесков и ранила третьего. Может, она сделала это нарочно, чтобы дать ему возможность сбежать и проследить, куда он пойдет.
Умная девушка, подумал Мойши. Но теперь они разминулись. Он мысленно пожал плечами. Оставалось только довершить то, что они задумывали. Он понятия не имел, где она сейчас находится. Теперь остается только ждать.
– Идем, – повернулся он к Мартине. – Мне нужно встретиться с одним далузийцем в таверне у начала Калле Кордель. Я бы хотел выслушать весь рассказ.
«Эль Камбиро» была расположена в начале Калле Кордель. прямо у деревянных пристаней Корруньи.
Здесь воздух был густо напоен запахом моря, и Мойши, глубоко вдохнув, сразу же приободрился.
Скрип снастей стоявших на якоре кораблей слышался ему так же ясно, как будто он оказался совсем рядом с ними. Он понимал – это все изза воды. Звук по ней передается далеко, как над водой, так и под водой.
Рыбаки уже снимали сети, сушившиеся днем на жарком солнце. Теперь они раскладывали их на тихих набережных, прежде чем падет роса и загниет пенька, выбирали из них остатки водорослей и мусора, попавшего в сети днем, затем осторожно скатывали их и, взявшись за скатки по двое, уносили на свои рыбачьи лорхи, укладывали их на палубы и прикрывали брезентом.
На ветру трепетал и хлопал клочок парусины, плескался о сваи прибой, все усиливаясь по мере того, как надвигающийся шторм морщил поверхность моря.
Там, за пределами порта, море уже тяжело ходило волнами. Видимость была неожиданно хорошей, и горизонт, все время смещавшийся изза вздымавшихся волн, тянулся вдалеке черной линией.
Таверна была приземистым сооружением, покрытым побелкой, с распахивающимися в обе стороны дверьми, сквозь которые пробивался призывный лимонножелтый свет, а над ними скрипела, раскачиваясь на ветру, вывеска с изображением гигантского краба в таком сложном панцире, что краб казался чуть ли не доисторическим животным.
Они вошли.
Грубые стены просторной комнаты были под стать деревянным столам и стульям, заляпанным морской водой и выпивкой. Низкий потолок поддерживали толстые деревянные брусья во всю длину помещения. В огромном очаге у дальней стены трещал огонь. Вдоль стены слева тянулась темная резная стойка. Полки за ней были уставлены бутылками. В таверне пахло выпивкой и горелым жиром.
Мойши подвел Мартину к пустому столику в углу напротив стойки, откуда можно было следить за дверьми, не оборачиваясь. Они заказали местного пива, темного, густого и сладкого, почти как мед.
Таверна была заполнена едва наполовину. У очага сидел развалившись моряк, уронив голову на толстую руку, обняв ряд пустых стаканов. Никто не подумал убрать их, даже когда он пошевелился во сне и свалил один из стаканов на земляной пол.
Пара моряков с покрытыми шрамами обветренными лицами играла в кости. Их ритмичный стук по столу убаюкивал, как плеск волн по обшивке корабля.
Толстый мужчина с перемазанным жиром ртом и трехдневной щетиной стоял за стойкой и напевал себе под нос какуюто морскую песенку, вытирая и без того блестящую стойку.
Уже было далеко за полночь.
Вошел высокий далузийский моряк, снял вязаную шапочку и несколько раз стряхнул ее. Подошел к стойке. Жирный протянул ему выпивку и снова стал вытирать стойку. Моряк подошел к свободному столику и развалился на стуле. Сделал глубокий глоток, шумно отер губы.
Мойши потягивал пиво, не слишком осматриваясь по сторонам. Мартина рассказала ему все, что знала, жаль, что так мало, хотя явно дала Чиизаи какойто верный ключ к разгадке. Она все пересказала ему, но он так и не понял, что все это значит. Вдруг его охватила злость на Чиизаи за то, что та сбежала. К несчастью, он был вынужден согласиться с ее действиями. Упустить такой шанс было бы непростительно. Внезапно его охватило неприятное чувство – как будто он сражается с тенями.
Дверь отворилась. Это отвлекло его от мрачных мыслей. Вошел мальчиккамбухо, худенький и маленький. Огляделся по сторонам. Под мышкой он держал какойто сверток.
Он увидел Мойши и подошел к ним с Мартиной. Передал Мойши сверток и пошел было прочь.
– Что это? – спросил Мойши. Мальчик обернулся и пожал плечами.
– Что есть, то и есть, сеньор. Сверток.
– Откуда ты меня знаешь?
Мальчик снова пожал плечами, словно других жестов не знал.
– Мне дал его человек на пирсе. И описал мне вас.
– Что за человек? Как он выглядел?
– Было темно, сеньор. Очень мало света. Я не заметил. – Он отвернулся и бросился прочь.
Мойши несколько мгновений смотрел на сверток. Тот был очень маленький, завернут в промасленную бумагу и перевязан пеньковой веревкой. Он осторожно развернул сверток.
Мартина ахнула.
Это было человеческое сердце. Оно было завернуто в красную окровавленную головную повязку Роха.
Мойши прикрыл сердце промасленной бумагой и очень тихо сказал:
– Я хочу, чтобы ты вышла отсюда как ни в чем не бывало. Возвращайся в меркадо и забудь обо всем, что тут было. Поняла?
– Я хочу помочь, – прошептала Мартина. – Чем смогу…
– Я только что сказал тебе, что ты сможешь сделать. Прошу тебя. Иди прямо сейчас. Я скажу, чтобы Чиизаи встретилась с тобой, когда будет безопасно. Когда все кончится. Прости, что я привел тебя сюда. Мартина. Это было глупо с моей стороны. Пожалуйста, уходи.
Она мгновение в упор смотрела на него, затем кивнула. Гибко встала со стула и пошла к двери. Вышла, не оглядываясь.
Когда она ушла, он встал. Оставил сердце Рохи там, где оно лежало – на столе и вышел из таверны.
Теперь его сжигала ледяная ненависть.
ТОЛЬКО МОРЕ И НЕБО
Тени мешались с несущимися облаками.
Он понимал, что все бесполезно. Но тем не менее все равно искал. Ничто не могло его остановить. Он рыскал по молу и пристаням, тавернам и рыбным рынкам, домам камбухо, стоявшим у воды, обыскал дватри огромных склада в доках. Он разыскивал Хелльстурма – несомненно, это он вырвал сердце у молодого моряка. Он вспомнил, что Мартина говорила о тудесках. Это звери.Но она ошибалась – ни один зверь не сделает такого ради забавы. Звери охотятся, чтобы есть, убивают, чтобы жить. А в этом была какаято страшная расчетливость. Это было куда хуже зверства. В этом было чтото демоническое.
Только бурное море, низкое небо и Мойши АннайНин между ними. Он шагал по скрипучим доскам пристани, и глаза его горели от ярости. И вместе с тем он ощущал какоето сонное отчаяние. Мир не изменится. Мужчины и женщины, как и дети, будут умирать, другие – рождаться, новые города будут вставать на развалинах старых, и всегда, всегда будут те, кто поклоняется злу, кто осуществляет его темные обряды, и зло сочится из них, как застывающая кровь.
Он был один – даже рыбаки, что совсем недавно суетились на пристани, теперь попрятались на своих лорхах, чтобы поспать до наступления рассвета. Последние стражники ушли, и ему казалось, что Коррунья теперь освещена тысячами снов ее жителей, и только он один во всем городе не спит.
Он вдруг подумал о Коссори, о его юности, когда тот жил совсем один на набережных Шаангсея, и слезы наполнили его глаза. Теперь он понимал, каково это. Такое одиночество, словно окружающего мира вовсе не существует. Даже зверям есть куда вернуться.
Наконец, устав от поисков и осознав, что, того гляди, рассветет, он вернулся к более насущным вещам. Чиизаи. Теперь она была единственной нитью, связывавшей его с Хелльстурмом. Он знал, что она, если бы захотела, могла послать ему весточку. Но куда? Она знала три места в Коррунье, где он мог бы находиться. В таверне «Эль Камбиро», где он, как она знала, встречается с Рохой, в доме сеньоры СегильясиОривара и на лорхе Офейи. Первое он отверг сразу же. Если бы он и встретился с Рохой, то Чиизаи знала, что они пробудут в таверне очень недолго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43