могла порой и сама исправить допущенные ученицей дефекты. Притихшая Катя при этом следила за ловкими Лидиными руками и кивала: поняла, дескать, все поняла.
Кате интересно было работать в бригаде, где каждый день что-нибудь происходило. И больше всего и всех Кате нравилась ее бригадир - Лидия Анатольевна Кургузина, которую, впрочем, редко называли по имени и отчеству. Лида, так уж случилось, осталась старой девой, и пожилые работницы, страшные матерщинницы, подтрунивали над ней, иногда доводя до слез. До работы Лида добиралась минут сорок; она жила вдвоем с престарелой матерью в частном доме. Кургузина не зря считалась прекрасным мастером. Она могла бы устроиться и поближе к месту жительства. Но за много лет работы Лида привыкла и к Дому моды, и к людям.
Мотористка Валя, тридцатилетняя бойкая женщина, регулярно цапалась с закройщицей. И каждый раз после очередного скандала грозилась уйти, но так никуда и не уходила. Она была целиком поглощена своими семейными делами: пьющий муж, двое детей, которых надо было ставить на ноги, - на эти темы Валя могла говорить день и ночь. Болтая, она, словно шутя, выполняла свою работу и успевала еще брать «левые» заказы у других закройщиц, чего делать не полагалось. По этой причине и возникали конфликты, которые, однако, гасились внутри бригады.
Первая Лидина ручница, тучная Мария Алексеевна, двоюродная сестра Нины Ивановны Пономаревой, слыла добрейшим человеком. Несчастливая в своей личной жизни, она только что выдала дочку замуж, и все ее мысли были о том, чтобы в молодой семье дела обстояли хорошо.
Катя знала обо всех пьющих и гуляющих мужьях - других у работниц отродясь не бывало. Она наслышана была и о том, кто сколько раз в неделю спит с мужем: женщины, ничуть не стесняясь, обсуждали интимные подробности своей личной жизни. У моторист-ки соседней бригады - пожилой тети Наташи - с тридцати двух лет наступил климакс, и поэтому… Черт ее знает, что у нее там случилось со здоровьем, но более злобной бабы Катя в жизни не встречала: своими прибаутками и злыми шуточками она доставала многих.
Но даже ей было далеко до Татьяны Татариновой (которую, несмотря на пожилой возраст, называли Танькой), закройщицы первой бригады, когда та бывала не в духе. А случалось это почти каждый день. "Мусенька, насрали в рукав! - вихрем врывалась она в цех и швыряла на стол жакет. - А баба ждет!" Мария Ивановна, или, как ее называли, Муся, сорокапятилетняя спокойная женщина, даже не спорила (ведь спорить с Танькой было бесполезно). Только Татаринова могла приструнить мотористку тетю Наташу: "Глянь-ка на строчку: словно бык поссал!" Тетя Наташа шипела, но строчку порола. "Нам все равно, что повидло, что говно", - приговаривала Танька - просто так, чтобы последнее слово осталось за ней. Татаринова иногда цепляла и Лиду Кургузину. "Ой, обкургузили бабе костюм, обкургузили…" - причитала Танька, обыгрывая фамилию бригадира соседней бригады.
У Татьяны Татариновой имелся свой круг заказчиков, которые давно привыкли к ней, к ее словечкам. Бездипломная, как сама Татаринова любила говорить, закройщица, - она могла выполнить любой сложнейший фасон из какого-нибудь супермодного журнала. Мужа своего, гуляку и пьяницу, Татьяна называла залеткой. Недавно, будучи за рулем в нетрезвом состоянии, он сбил человека. Татаринова платила алименты потерпевшему, а до этого нанимала дорогого адвоката. "Кручусь всю жизнь, как бобик! - жаловалась она. - Так, наверное, на бегу и сдохну".
Одни называли ее беспутной старухой, другие, зная про нелегкую Танькину жизнь, сочувствовали.
Кроме сына и дочери, которым она до сих пор помогала, на ее шее сидел братец-алкоголик. Он, приходя к Татариновой домой, пока та находилась на работе, выгребал все из холодильника и уносил к себе. Порой не ограничивался одними продуктами - тащил все, что попадалось под руку. Иногда ему попадалась и дорогая ткань заказчика. Вот тут начинался цирк! Танька, как полоумная, прибегала к нему, трясла за шиворот, грозила милицией. "Не посадишь!" - огрызался тот. И требовал на бутылку. Она выколачивала из кровопийцы-братца адрес покупателя, которому тот спустил материю. Как правило, все обходилось.
Взмыленная Татаринова, прибежав потом на работу, рассказывала в цехе в подробностях обо всем. "Ловкая баба!" - восхищались работницы. При развитом социализме, когда возникали сложностями с продуктами, Танька за шитье брала натурой: куры, гуси, утки, индюки, растворимый кофе, тушенка - все, что можно было достать. Каждый день требовалось кормить семью, которая держалась на ней одной. Она умела подбирать себе хороших заказчиков. Свою бригаду Танька тоже не обижала. "Мусенька, - орала она с порога своему бригадиру, - срочный заказ! Баба - заведующая продуктовой базой. Шевелись, девка!" Она швыряла на стол свою подушечку для иголок, и бригадир беспрекословно накалывала ей булавки для примерки.
Все эти истории Царева слушала в то время, как сидела за работой в цехе…
В конце концов Катя справилась с рукавом. Полученный результат ее удовлетворил. Окат оказался великоват для проймы, но это было поправимо: срежет головку рукава - и порядок, на второй примерке все встанет на свои места. Она осторожно, чтобы не уколоться, стала освобождаться от сколотого булавками изделия.
Катя, не довольствуясь выкройкой из модного журнала, кое-где ее подкорректировала, точнее, объединила в одно целое две модели. Потребовались дополнительные усилия, но с поставленной задачей она справилась: горловина и воротник были пересняты из одной выкройки, а рельефные линии с кокеткой - из другой. Неплохо получилось! Сейчас даже Лида Кургузина могла бы похвалить Катю за творческий подход к работе.
Катерина, выполняя в бригаде работу ручницы, с удивлением заметила, что многие мастера легкого платья, освоив свои операции, довольствуются этим и даже не пытаются еще чему-то научиться. Высококлассные мастерицы не брались сами раскраивить изделие - обращались к закройщикам. Для Царевой это представлялось удивительным: ей хотелось все попробовать самой. Она, схватывая все на лету, уже могла подменить мотористку Валю. Конечно, ей было далеко до опытной Лиды, но многое из работы бригадира она тоже успела освоить. Больше всего ей нравилось кроить, моделировать, совершенствовать рельефные линии, подгоняя их под фигуру. Она не боялась вносить свои исправления в выверенную до миллиметра журнальную выкройку. Это сложно, но вместе с тем очень интересно. "Менять силуэт в модели из "Бурда моден"?! Ну, знаешь ли, это слишком смело", - сказала ей как-то одна из работниц. Кургузина же искренне жалела, что Катя ушла из бригады. "Надоест по подиуму бегать - поступай на курсы закройщиков. У тебя чутье есть, значит, будет толк".
Сегодня Наталья заговорила про институт легкой промышленности в Тарасовке. Кате не хотелось об этом думать: пока она намеревалась просто шить для себя. Это тоже неплохо, а дальше… Дальше станет видно.
В дверь позвонили. Кого там принесло? Катя застыла возле зеркала - как была, с одним наколотым рукавом. Она никого не ждала к себе в это время.
- Кто? - подойдя к двери, тихо спросила она.
В ответ послышались неясное бормотанье и всхлипыванья.
- Кто там? - уже не приглушая голоса, выкрикнула она.
- Открой… - За дверью раздался знакомый голос.
"Наташка!.." - Катя распахнула дверь, и ей на руки упала растрепанная и растерзанная Богданова. Ее лицо опухло от слез, роскошная шубка перепачкана грязью. На руках виднелись следы крови.
- Я все видела, все! - Перекошенное от страха лицо подруги было неузнаваемым. - Слышишь? Я была там… Это ужас! Николай… - Ее стало трясти. - Они убьют меня…
Глава 4
Состояние Наташи пугало Катю. Богданова то порывалась куда-то бежать, то замирала на месте, бормоча бессвязные слова. Катя с трудом раздела и уложила ее на диван. Она всерьез стала опасаться за рассудок подруги.
- Тебе надо успокоиться, - приговаривала Катя.
Наташа мотала головой и не понимала, что ей говорили.
- Наташенька, ты слышишь меня? - Катя мокрым полотенцем пыталась стереть грязь с ее лица. - Успокойся…
Откинув спутанные волосы, Катя увидела, что у Наташи недостает одной сережки, той самой сережки - подковки с изумрудной капелькой и бриллиантами, - которая была на ней сегодня во время показа моделей.
Спустя некоторое время Наташа утихла: задремала, сморенная пережитым волнением. Рядом с диваном сидела Катерина, которая гладила подругу по голове, как ребенка, и говорила что-то ласковым голосом. Так в далеком детстве ее саму убаюкивала бабушка.
То, что случилось с Наташей, напоминало страшный сон.
После презентации новой коллекции она поехала к Николаю. Всю дорогу до Никульского гнала машину на предельной скорости. После жостовской развилки опомнилась и взяла себя в руки… Она что, ненормальная, приключений на собственную задницу ищет? Скользко, гололед, а она несется как угорелая! Так и до беды недалеко.
Наталья сбавила скорость. Почему-то очень захотелось выйти из машины и пройтись пешком. Она даже притормозила и остановилась, но выходить не стала… Что с ней происходит, в самом деле?
С двух сторон к шоссе подступал лес. Высокие сосны и ели казались в темноте неприступной стеной. Темно-синяя «девятка» застыла на обочине дороги. Наташа высветила фарами придорожный участок леса, утопающего в сугробах… Почему так тревожно и тоскливо на душе? Пусто, неуютно и одиноко. Почему?! Она напряженно вглядывалась в темноту, словно там хотела найти ответ. Молчание мертвого зимнего леса будто предостерегало ее от чего-то страшного. Хотелось закричать, завыть от тоски и одиночества. Нависшая тишина давила тяжким грузом.
Она вжалась в водительское кресло. Неожиданно сзади раздался автомобильный гудок, и Наташа очнулась. Какого черта! «Девятка» рванулась с места - и через несколько минут уже въезжала в Никульское.
Дядя Николая, спеша навстречу, открыл перед ней ворота.
- Ждет, ждет! - Он приветливо улыбался.
Глядя на его бесхитростное лицо, Наталья мгновенно успокоилась: Николай ждет ее, а она себя накручивает!
- Кто-нибудь из гостей есть в доме? - спросила Наташа из осторожности, на всякий случай.
- Никого. Николай с Томазом в бильярдной.
Томаз был свой, он постоянно жил в доме.
Еще на лестнице Наташа услышала громкие голоса. Едва она появилась, голоса смолкли. Томаз мгновенно покинул бильярдную.
Николай поднял голову, и Наталья поразилась, какое у него измученное и усталое лицо. Она никогда не видела Линькова в таком состоянии.
- Наташенька, - начал он, - ты…
Громкий автомобильный гудок, раздавшийся на улице, заставил Николая умолкнуть на полуслове. Он рванулся к окну.
- Быстро уходи отсюда! - резко бросил Николай Наташе.
Та, ничего не понимая, продолжала оставаться на месте.
- Быстро! - заорал он и, схватив ее за руку, потащил к двери.
Внизу хлопнула входная дверь, и Наталья услышала незнакомые голоса. Линьков замер на лестнице.
- А… - начала она и тут же почувствовала, как его ладонь прикрыла ей рот.
- Тише, - одними губами прошептал он и потащил ее назад.
Николай впихнул Наташу в маленькую темную комнатушку, которая примыкала к бильярдной, и исчез.
Она сидела в старом скрипучем кресле и боялась пошевелиться. В углу комнатенки была навалена куча какого-то тряпья. Дверь прикрывалась неплотно, и сквозь узкую щель Наташа видела освещенную часть бильярдной. Она уже пришла в себя. Ей стало интересно…
Кроме Николая, в помещении находились еще двое гостей. Пожилой, неважно одетый человек, лица которого Богданова не видела, по-хозяйски сидел в просторном кресле. (Машинально Наталья отметила старомодный и к тому же непроглаженный пиджак.) Второй гость, здоровый как бык, стоял у дверей. Этот был похож на обыкновенного уголовника. Что общего может быть у Николая с такими хмырями?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Кате интересно было работать в бригаде, где каждый день что-нибудь происходило. И больше всего и всех Кате нравилась ее бригадир - Лидия Анатольевна Кургузина, которую, впрочем, редко называли по имени и отчеству. Лида, так уж случилось, осталась старой девой, и пожилые работницы, страшные матерщинницы, подтрунивали над ней, иногда доводя до слез. До работы Лида добиралась минут сорок; она жила вдвоем с престарелой матерью в частном доме. Кургузина не зря считалась прекрасным мастером. Она могла бы устроиться и поближе к месту жительства. Но за много лет работы Лида привыкла и к Дому моды, и к людям.
Мотористка Валя, тридцатилетняя бойкая женщина, регулярно цапалась с закройщицей. И каждый раз после очередного скандала грозилась уйти, но так никуда и не уходила. Она была целиком поглощена своими семейными делами: пьющий муж, двое детей, которых надо было ставить на ноги, - на эти темы Валя могла говорить день и ночь. Болтая, она, словно шутя, выполняла свою работу и успевала еще брать «левые» заказы у других закройщиц, чего делать не полагалось. По этой причине и возникали конфликты, которые, однако, гасились внутри бригады.
Первая Лидина ручница, тучная Мария Алексеевна, двоюродная сестра Нины Ивановны Пономаревой, слыла добрейшим человеком. Несчастливая в своей личной жизни, она только что выдала дочку замуж, и все ее мысли были о том, чтобы в молодой семье дела обстояли хорошо.
Катя знала обо всех пьющих и гуляющих мужьях - других у работниц отродясь не бывало. Она наслышана была и о том, кто сколько раз в неделю спит с мужем: женщины, ничуть не стесняясь, обсуждали интимные подробности своей личной жизни. У моторист-ки соседней бригады - пожилой тети Наташи - с тридцати двух лет наступил климакс, и поэтому… Черт ее знает, что у нее там случилось со здоровьем, но более злобной бабы Катя в жизни не встречала: своими прибаутками и злыми шуточками она доставала многих.
Но даже ей было далеко до Татьяны Татариновой (которую, несмотря на пожилой возраст, называли Танькой), закройщицы первой бригады, когда та бывала не в духе. А случалось это почти каждый день. "Мусенька, насрали в рукав! - вихрем врывалась она в цех и швыряла на стол жакет. - А баба ждет!" Мария Ивановна, или, как ее называли, Муся, сорокапятилетняя спокойная женщина, даже не спорила (ведь спорить с Танькой было бесполезно). Только Татаринова могла приструнить мотористку тетю Наташу: "Глянь-ка на строчку: словно бык поссал!" Тетя Наташа шипела, но строчку порола. "Нам все равно, что повидло, что говно", - приговаривала Танька - просто так, чтобы последнее слово осталось за ней. Татаринова иногда цепляла и Лиду Кургузину. "Ой, обкургузили бабе костюм, обкургузили…" - причитала Танька, обыгрывая фамилию бригадира соседней бригады.
У Татьяны Татариновой имелся свой круг заказчиков, которые давно привыкли к ней, к ее словечкам. Бездипломная, как сама Татаринова любила говорить, закройщица, - она могла выполнить любой сложнейший фасон из какого-нибудь супермодного журнала. Мужа своего, гуляку и пьяницу, Татьяна называла залеткой. Недавно, будучи за рулем в нетрезвом состоянии, он сбил человека. Татаринова платила алименты потерпевшему, а до этого нанимала дорогого адвоката. "Кручусь всю жизнь, как бобик! - жаловалась она. - Так, наверное, на бегу и сдохну".
Одни называли ее беспутной старухой, другие, зная про нелегкую Танькину жизнь, сочувствовали.
Кроме сына и дочери, которым она до сих пор помогала, на ее шее сидел братец-алкоголик. Он, приходя к Татариновой домой, пока та находилась на работе, выгребал все из холодильника и уносил к себе. Порой не ограничивался одними продуктами - тащил все, что попадалось под руку. Иногда ему попадалась и дорогая ткань заказчика. Вот тут начинался цирк! Танька, как полоумная, прибегала к нему, трясла за шиворот, грозила милицией. "Не посадишь!" - огрызался тот. И требовал на бутылку. Она выколачивала из кровопийцы-братца адрес покупателя, которому тот спустил материю. Как правило, все обходилось.
Взмыленная Татаринова, прибежав потом на работу, рассказывала в цехе в подробностях обо всем. "Ловкая баба!" - восхищались работницы. При развитом социализме, когда возникали сложностями с продуктами, Танька за шитье брала натурой: куры, гуси, утки, индюки, растворимый кофе, тушенка - все, что можно было достать. Каждый день требовалось кормить семью, которая держалась на ней одной. Она умела подбирать себе хороших заказчиков. Свою бригаду Танька тоже не обижала. "Мусенька, - орала она с порога своему бригадиру, - срочный заказ! Баба - заведующая продуктовой базой. Шевелись, девка!" Она швыряла на стол свою подушечку для иголок, и бригадир беспрекословно накалывала ей булавки для примерки.
Все эти истории Царева слушала в то время, как сидела за работой в цехе…
В конце концов Катя справилась с рукавом. Полученный результат ее удовлетворил. Окат оказался великоват для проймы, но это было поправимо: срежет головку рукава - и порядок, на второй примерке все встанет на свои места. Она осторожно, чтобы не уколоться, стала освобождаться от сколотого булавками изделия.
Катя, не довольствуясь выкройкой из модного журнала, кое-где ее подкорректировала, точнее, объединила в одно целое две модели. Потребовались дополнительные усилия, но с поставленной задачей она справилась: горловина и воротник были пересняты из одной выкройки, а рельефные линии с кокеткой - из другой. Неплохо получилось! Сейчас даже Лида Кургузина могла бы похвалить Катю за творческий подход к работе.
Катерина, выполняя в бригаде работу ручницы, с удивлением заметила, что многие мастера легкого платья, освоив свои операции, довольствуются этим и даже не пытаются еще чему-то научиться. Высококлассные мастерицы не брались сами раскраивить изделие - обращались к закройщикам. Для Царевой это представлялось удивительным: ей хотелось все попробовать самой. Она, схватывая все на лету, уже могла подменить мотористку Валю. Конечно, ей было далеко до опытной Лиды, но многое из работы бригадира она тоже успела освоить. Больше всего ей нравилось кроить, моделировать, совершенствовать рельефные линии, подгоняя их под фигуру. Она не боялась вносить свои исправления в выверенную до миллиметра журнальную выкройку. Это сложно, но вместе с тем очень интересно. "Менять силуэт в модели из "Бурда моден"?! Ну, знаешь ли, это слишком смело", - сказала ей как-то одна из работниц. Кургузина же искренне жалела, что Катя ушла из бригады. "Надоест по подиуму бегать - поступай на курсы закройщиков. У тебя чутье есть, значит, будет толк".
Сегодня Наталья заговорила про институт легкой промышленности в Тарасовке. Кате не хотелось об этом думать: пока она намеревалась просто шить для себя. Это тоже неплохо, а дальше… Дальше станет видно.
В дверь позвонили. Кого там принесло? Катя застыла возле зеркала - как была, с одним наколотым рукавом. Она никого не ждала к себе в это время.
- Кто? - подойдя к двери, тихо спросила она.
В ответ послышались неясное бормотанье и всхлипыванья.
- Кто там? - уже не приглушая голоса, выкрикнула она.
- Открой… - За дверью раздался знакомый голос.
"Наташка!.." - Катя распахнула дверь, и ей на руки упала растрепанная и растерзанная Богданова. Ее лицо опухло от слез, роскошная шубка перепачкана грязью. На руках виднелись следы крови.
- Я все видела, все! - Перекошенное от страха лицо подруги было неузнаваемым. - Слышишь? Я была там… Это ужас! Николай… - Ее стало трясти. - Они убьют меня…
Глава 4
Состояние Наташи пугало Катю. Богданова то порывалась куда-то бежать, то замирала на месте, бормоча бессвязные слова. Катя с трудом раздела и уложила ее на диван. Она всерьез стала опасаться за рассудок подруги.
- Тебе надо успокоиться, - приговаривала Катя.
Наташа мотала головой и не понимала, что ей говорили.
- Наташенька, ты слышишь меня? - Катя мокрым полотенцем пыталась стереть грязь с ее лица. - Успокойся…
Откинув спутанные волосы, Катя увидела, что у Наташи недостает одной сережки, той самой сережки - подковки с изумрудной капелькой и бриллиантами, - которая была на ней сегодня во время показа моделей.
Спустя некоторое время Наташа утихла: задремала, сморенная пережитым волнением. Рядом с диваном сидела Катерина, которая гладила подругу по голове, как ребенка, и говорила что-то ласковым голосом. Так в далеком детстве ее саму убаюкивала бабушка.
То, что случилось с Наташей, напоминало страшный сон.
После презентации новой коллекции она поехала к Николаю. Всю дорогу до Никульского гнала машину на предельной скорости. После жостовской развилки опомнилась и взяла себя в руки… Она что, ненормальная, приключений на собственную задницу ищет? Скользко, гололед, а она несется как угорелая! Так и до беды недалеко.
Наталья сбавила скорость. Почему-то очень захотелось выйти из машины и пройтись пешком. Она даже притормозила и остановилась, но выходить не стала… Что с ней происходит, в самом деле?
С двух сторон к шоссе подступал лес. Высокие сосны и ели казались в темноте неприступной стеной. Темно-синяя «девятка» застыла на обочине дороги. Наташа высветила фарами придорожный участок леса, утопающего в сугробах… Почему так тревожно и тоскливо на душе? Пусто, неуютно и одиноко. Почему?! Она напряженно вглядывалась в темноту, словно там хотела найти ответ. Молчание мертвого зимнего леса будто предостерегало ее от чего-то страшного. Хотелось закричать, завыть от тоски и одиночества. Нависшая тишина давила тяжким грузом.
Она вжалась в водительское кресло. Неожиданно сзади раздался автомобильный гудок, и Наташа очнулась. Какого черта! «Девятка» рванулась с места - и через несколько минут уже въезжала в Никульское.
Дядя Николая, спеша навстречу, открыл перед ней ворота.
- Ждет, ждет! - Он приветливо улыбался.
Глядя на его бесхитростное лицо, Наталья мгновенно успокоилась: Николай ждет ее, а она себя накручивает!
- Кто-нибудь из гостей есть в доме? - спросила Наташа из осторожности, на всякий случай.
- Никого. Николай с Томазом в бильярдной.
Томаз был свой, он постоянно жил в доме.
Еще на лестнице Наташа услышала громкие голоса. Едва она появилась, голоса смолкли. Томаз мгновенно покинул бильярдную.
Николай поднял голову, и Наталья поразилась, какое у него измученное и усталое лицо. Она никогда не видела Линькова в таком состоянии.
- Наташенька, - начал он, - ты…
Громкий автомобильный гудок, раздавшийся на улице, заставил Николая умолкнуть на полуслове. Он рванулся к окну.
- Быстро уходи отсюда! - резко бросил Николай Наташе.
Та, ничего не понимая, продолжала оставаться на месте.
- Быстро! - заорал он и, схватив ее за руку, потащил к двери.
Внизу хлопнула входная дверь, и Наталья услышала незнакомые голоса. Линьков замер на лестнице.
- А… - начала она и тут же почувствовала, как его ладонь прикрыла ей рот.
- Тише, - одними губами прошептал он и потащил ее назад.
Николай впихнул Наташу в маленькую темную комнатушку, которая примыкала к бильярдной, и исчез.
Она сидела в старом скрипучем кресле и боялась пошевелиться. В углу комнатенки была навалена куча какого-то тряпья. Дверь прикрывалась неплотно, и сквозь узкую щель Наташа видела освещенную часть бильярдной. Она уже пришла в себя. Ей стало интересно…
Кроме Николая, в помещении находились еще двое гостей. Пожилой, неважно одетый человек, лица которого Богданова не видела, по-хозяйски сидел в просторном кресле. (Машинально Наталья отметила старомодный и к тому же непроглаженный пиджак.) Второй гость, здоровый как бык, стоял у дверей. Этот был похож на обыкновенного уголовника. Что общего может быть у Николая с такими хмырями?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46