То есть имеешь право на премию наравне со всеми прочими офицерами. Поэтому, если по справедливости, я не могу обойти тебя принадлежащими тебе по праву деньгами.
— Ну, если по справедливости...
— Абсолютно. Можешь не сомневаться.
— А на ведомость можно взглянуть?
— Не можно, а нужно. Ты что, думаешь, я тебе без росписи деньги выдам? Э, нет! Финансы — они учет любят! Как иначе я смогу отчитаться перед спонсорами?
Полковник взял ручку, ведомость и очень внимательно осмотрел росписи.
— А что же я здесь командира не вижу? — спросил он.
— Командиру не положено. По должности. Если командир возьмет, могут разные нехорошие слухи пойти. Мол, берет командир. В лапу. До командования Дойдет. До разборок. Докажи потом, что ты не верблюд. Нет. Как ни хотел я поправить свое материальное положение, а не решился. Для офицеров — дело другое. А для себя — ни-ни. Как-нибудь так проживу.
— А я слышал, что вы в столице квартиру купили. Трехкомнатную.
— Уже разболтали? Быстр ты, полковник. Недаром, что по режиму. Ничего от тебя не скроешь. Точно — купил. Но не я. Жинка моя. Ей родители наследство отвалили немалое. Как раз на квартиру. Ну да я думаю она меня с той квартиры не погонит, когда я в отставку выйду. Все-таки пятнадцать лет по гарнизонам вдвоем.
— Что, умерли родители?
— Да нет, живы. И даже здоровы. Они заранее наследство отдали. Чего, говорят, нашей смерти ждать. А деньгам пылиться. А так хоть посмотрим, как они в пользу пойдут. Вот здесь распишись. И дело с концом.
— Ого! А что ж так много?
— Ничего не много. В самый раз. В размере годового оклада. Если считать с отпускными, проездными, продуктовым и вещевым довольствием. И с северной надбавкой. Еще даже мало будет.
— С какой северной? Я же весь этот год в Москве был. И меньше двух недель на севере.
— Ну, значит, высотные. Москва — она высоко стоит. Что твой Эверест. И ветры там за облаками дуют сумасшедшие. С ног сшибают.
— Но у других офицеров суммы значительно меньше.
— Но ты же полковник. Единственный в части. А может быть, и на всей Новой Земле. Полковник — он за двух майоров идет. И еще с лейтенантским хвостиком. Так что даже и не думай. Расписывайся и получай. А потом можешь хоть в нужник с ними сходить.
— Нет. Не возьму.
— Почему?
— Не заработал.
— Я же тебе толкую, их никто не зарабатывал так, чтобы канавы копать. Но заслужили! Одним своим присутствием здесь, у черта на куличках, где даже олени не выживают, заслужили! Бери — не сомневайся.
— Все равно — нет.
— Не пойму я тебя, полковник. И никто не поймет. Потому что все взяли, один ты упираешься. Подумают, что ты себя выше всех прочих ставишь. Столичного гостя изображаешь. А ты, между прочим, не гость. Ты сюда для прохождения службы направлен. Лет на несколько. Подумай. Тебе здесь жить. Среди людей жить. А ты с оплеух начинаешь. Не хочешь деньги брать — не бери. Если у тебя принципы такие. Распишись и распредели свою долю между офицерами. А я выдам. В качестве дополнительного вознаграждения. Ну?
— Расписываться не буду.
— То есть ни себе, ни людям. Ты хоть понимаешь, что творишь? Знаешь, как это называется?
— Это называется — не брать денег.
— Это называется — остаться чистым. Когда остальные в дерьме. А ты знаешь, как грязненькие к чистеньким относятся? Как белый ворон — среди стаи черных живет?
— Вы что, меня запугиваете?
— Запугивают по-другому. Я с тобой воспитательную беседу веду. Как старший по должности. Хоть и младший по званию. Я пытаюсь тебе простейшие истины объяснить, которые, может, не вполне понятны в теплых московских кабинетах, откуда ты к нам залетел. Здесь, полковник, север. Особо суровые климатические условия. Здесь люди, если выжить хотят, должны друг за дружку держаться. Один — за всех и все — за одного. Так всегда было. И будет. Здесь каждый сухарь поровну. И каждую копейку тоже поровну. А тот, кто больше или меньше, — тот не наш. Тот чужак. Одиночка. А одиночки на севере не выживают. Вымирают одиночки. Усек?
— Что-то я не пойму, куда вы клоните.
— Все ты понимаешь. А если не понимаешь, то уже никогда не поймешь. Так и помрешь неучем. Да еще и скоро помрешь.
— Скоро?
— Да уж не заживешься. На севере человек без коллектива — ходячий труп. Или спивается в полгода до хронической белой горячки. Или стреляется из табельного оружия. Как тот твой рядовой. Так ты не рискуй, бери деньги и вливайся в наш сплоченный офицерский Коллектив. Пока тот коллектив еще от тебя не отвернулся. Ну что, берешь?
— Нет. Все равно нет!
— Ну смотри, полковник: Я сделал все, что мог. Чтобы на истинный путь тебя наставить. Ты сам по нему решил не ходить, теперь пеняй на себя.
— Так, может, мне рапорт о переводе подать? Раз я так плохо вписываюсь в коллектив.
— Не выйдет с рапортом. Не подпишу я тебе его. Да у меня на твою должность замены нет. И придется тебе тянуть свою лямку здесь. При мне. Тем более что скоро самолеты летать почти перестанут. И лишних мест в них не будет. А будет долгая, темная и суровая полярная ночь, во время которой у непривычных городских людей крыша едет. И они чего только по причине острого психического расстройства не выкидывают. То в петлю лезут, то в прорубь бросаются. А иной раз погулять в пургу выходят и теряются. Совсем теряются. Окончательно. Но хоть я и понимаю, что трудно тебе будет, полковник, эту зиму пережить, а вольную тебе не дам. Потому что общественные интересы для меня выше личных. Особенно твоих личных. Ну а если передумаешь, дичиться передумаешь и решишь влиться в наш суровый, но дружный офицерский коллектив, — милости прошу. Будем рады. Приходи, забирай причитающееся денежное довольствие и, как говорится, выкатывай на круг бочку рому.
— Где бы ее взять?
— У меня. У меня и взять. Разопьем мировую и будем служить бок о бок во славу Отечества и не без пользы для себя. Думай, полковник. И решай, полковник.
— Сколько думать?
— Сутки думай. До завтрашнего вечера. До 24.00.
— А после 24.00 что?
— А после ноля часов завтрашнего вечера для тебя начнется либо полярный день, либо полярная ночь. На выбор.
— Без середины?
— Без середины! На севере середины не бывает. Или белое. Или черное. Такое черное — как будто умер...
Глава 51
Полномочный представитель его высочества шейха и прочих средневосточных и им подобных стран, он же резидент, он же агент по негласному расследованию утечки с территории России атомного оружия, пребывал в растерянности. Может быть, впервые за много лет. Может быть, вообще впервые.
На сходке преступных авторитетов страны, под столом, за которым они сидели, лежала бомба. Атомная бомба! И эту бомбу этим авторитетам предлагалось использовать в целях государственного масштаба шантажа. Впрочем, даже не государственного — мирового. Потому что атомная бомба в руках частных лиц — это ЧП общепланетарного масштаба!
Наличие бомбы являлось абсолютным доказательством возможности ее воровства. Но это не радовало. Это пугало. Потому что еще большим доказательством мог стать ее взрыв.
Шантажировать бомбой самой по себе невозможно. Шантажировать можно только взрывом! И, значит, его потенциальную возможность исключить нельзя.
Все шантажисты во все времена вначале пугают. А потом приводят свои угрозы в действие, потому что бесконечно пугать невозможно. Потому что логика развития событий заставляет их доказывать свою силу не только на словах. Заставляет их ее демонстрировать. Демонстрировать все больше и больше, постепенно сползая от угроз к действию. Рано или поздно количество переходит в качество. Рано или поздно угроза исполнить теракт оборачивается терактом...
Поэтому останавливать шантажистов надо в самом начале. Пока они еще не «накачали мускулы» и не свыклись с мыслью о собственной избранности. Об их праве решать: кого карать, а кого миловать, кому жить, а кого отдать на заклание во имя достижения их понятных только им целей...
Надо останавливать!
Только как? Бросаться в одиночку на три десятка авторитетов, подстрахованных дюжиной телохранителей каждый? Силенок не хватит.
Выходить на свое начальство?
Так оно далеко. И все равно никого прислать не сможет.
Выходить на чужое начальство? На то, что заведует порядком в городе и призвано оберегать его население от преступных посягательств?
Пожалуй. Но как до него добраться? Минуя многочисленный предваряющий и перекрывающий подходы к начальственному телу бюрократический аппарат. И как, что того сложнее, убедить себя выслушать? И уж что совсем фантастично, заставить немедленно действовать?
Как?
Только если с помощью блефа и актерской игры. Гораздо более тонкой и убедительной, чем демонстрируют актеры местного драматического театра.
Резидент набрал номер городского отделения внутренних дел. Первый попавшийся в телефонном справочнике на глаза. Но не дежурного.
Набрал по аппарату, напрямую подсоединенному к телефонной сети, что исключало возможность быстрого установления номера звонившего абонента.
— Следователь Еремеев слушает.
— Будьте добры, подскажите мне имя-отчество начальника городской милиции.
— Григорий Максимович. А зачем он вам?
— С юбилеем его поздравить.
— А разве у него юбилей?
— А вы забыли?
Следующий звонок уже дежурному. И обязательно поумерить голос. Убрать из него молодые, звонкие нотки. И хорошо продумать текст.
— Дежурный Максаков!
— Слышь, дежурный, соедини-ка меня с командиром.
— С каким командиром?
— Со своим командиром, который у вас самый главный.
— С начальником милиции?
— Во-во, с ним самым. С Гриней.
— С Гриней? А вы кто такой будете?
— Я двоюродный дедушка его буду. Из деревни. Только что приехал. А ключей от квартиры нет. Ты соедини меня с ним, мил человек, а то мне очень в туалет хочется. А у вас тут в городе кустов почти нет.
Пауза.
— Полковник Артюхов слушает.
Теперь поменять тон на совсем другой. На жесткий и совершенно в себе уверенный. На такой, который лучше всего воспринимают милицейские и армейские чины.
— Вы знаете, что в вашем городе, под самым вашим носом, проходит сходка преступных авторитетов?
— Кто это говорит?
— Тот, кому об этом положено знать! Так же, как и вам.
— Перестаньте мне морочить голову! Или я...
— Не орите, полковник. И не пытайтесь меня брать на глотку. Если вы сейчас не прореагируете на мой сигнал, я выйду рапортом на вышестоящее начальство. Вашего вышестоящего начальства. И если факты сходки и неоперативного на них реагирования местных органов милиции подтвердятся, то вы можете сами прикинуть, какие это будет иметь последствия персонально для вас.
И еще на всякий случай знайте, что аналогичную информацию я передам Безопасности, чтобы вы о ней случайно не забыли.
Запишите адрес. И вышлите все наличные силы. Я жду на месте. Всё!
Отбой.
Примерно такой же звонок в Безопасность. И в гражданскую оборону. Учитывая потенциальную взрывоопасность криминального сборища.
Теперь ждать. И при необходимости корректировать действия понаехавших со всех сторон сотрудников Безопасности, милиционеров и «гражданских оборонщиков».
Резидент снова нацепил на голову наушники.
...-С чего ты предлагаешь начать? — спросил голос одного из авторитетов.
— С определения места установки заряда. С транспортировки его в это место. И с закладки в неизвестное и потому недоступное легавым и даже своим место.
— Это невозможно. Как о месте закладки заряда не могут знать свои, если они его туда привезут? И туда его установят.
— Очень просто...
Все замолчали,
— По моим подсчетам, это будет не больше пятнадцати-двадцати человек. Водители, крановщики, охрана. Мне кажется, за такую крупную игру можно заплатить большим, чем пятнадцатью по случаю нанятыми лохами.
— Лохи — без базара. Но как быть со своими?
— Свои тоже имеют языки. И дырявые зубы. Своих в таком деле не бывает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60