Потому что, прежде чем ломать сейф, надо узнать, где он находится.
Где пишется закон?
Закон переписывается в Думе.
И тогда я спрошу — есть в Думе наши люди?
И отвечу — есть! Я отвечу — есть, даже если вы это будете отрицать, чтобы не светить свои связи в высоких домах.
Наши люди в Думе есть! Но почему, сидя в одном зале и питаясь в одном буфете, они не знают друг о Друге? Почему они действуют врозь? В то время как коммуняки, жирики и прочие отстаивают свои интересы открыто?
Почему мы, имеющие большую силу на местах, чем они, прячемся за спинками кресел?
— Ты предлагаешь высунуться, чтобы потерять даже то немногое, что мы имеем?
— А кто сказал, что немногое? Кто подсчитывал наши с вами мандаты? Кто подсчитывал «наших» в каждой конкретной фракции?
Нас больше, чем нам кажется. Хотя бы потому больше, что нынешние депутаты не единожды обращались к нам за помощью. И являются нашими должниками. Невостребованными должниками, которых можно и пора заставить платить проценты.
Вы сомневаетесь? Тогда давайте прикинем вместе.
Их выборные кампании требовали денег. Больших денег. И живых денег, которые давали им в том числе и мы. В надежде на очень высокое покровительство. Или просто давали, потому что никогда еще на такое дело не давали и желали посмотреть, что из всего этого получится.
Или к вам не приходили ходоки с просьбами субсидировать их партии и их кандидатов?
— Было такое. Приходили.
— Те, кто прошел в Думу, опираясь на наши деньги, — наши первые должники.
— Первые, — согласились авторитеты.
— А теперь ответьте мне — или вы не знаете тех кандидатов и те партии с оборотной стороны? С той, где они, участвуя в общем бизнесе, зарабатывают бабки на свою политическую возню. Потому что без больших бабок власти не бывает. А больших бабок не бывает без посреднической деятельности, без продажи левой водки, без финансовых пирамид и невозвратных банковских ссуд. И этот свой бизнес они ведут на нашей территории. На нашей?
— На нашей.
— Это вторые наши должники! А скажите, разве не обращались к вам бизнесмены, поддерживающие политиков, за ссудами? За товаром? За девочками? За травкой? За охраной?
— И такое было...
— И вы, конечно, давали им все требуемое?
— Давали.
— Эти воспользовавшиеся вашими услугами бизнесмены и через них прикармливаемые ими политики — наши третьи должники! А разве не приходили к вам за помощью сами политики? За тем, чтобы найти угнанные автомашины? Наказать обчистивших их мелких беспределыциков? Вернуть отданные в долг деньги? Отмазать их детей от не понравившихся им компаний? Снять их детей со счетчиков? Разве не приходили?
— Приходили.
— И получали эту помощь?
— Получали...
— Это четвертые наши должники!
А разве вы не знаете о проживающих на ваших территориях политиках, которые берут и не возвращают деньги? Насилуют малолетних девочек? Сбивают в пьяном виде прохожих? Курят травку и глотают «колеса»? Разве вы не знаете, как живут эти политики?
— Знаем. Наслышаны.
— Знаете. И молчите. Хотя одним словом можете разрушить их политическую карьеру. Это молчание равно золоту. Проценты с которого пора выплачивать.
Вот вам и пятые должники!
Пятые, но не последние! Потому что есть еще шестые, седьмые, восьмые... десятые.
И все они, и первые, и десятые, не относятся к тем, кто работает на нас напрямую. Но все вместе они могут составить большинство. То большинство, которое принимает законы. И которое может переписать «их» закон на наш Закон!
— Что ты предлагаешь?
— Я предлагаю вскрыть прикуп! Предлагаю раскрыть инкогнито наших людей в парламенте. Довольно Каждому использовать своего. Пора всем использовать всех! Нельзя победить в драке, тыкая противника пальцами. Пальцы надо сжать в кулак!
И еще я предлагаю взыскать долги с тех депутатов, что не работают на нас, но хотя бы раз воспользовались нашими услугами.
И еще предлагаю купить или запугать тех немногих депутатов, которые не работают на нас, не кормились с нашей руки и имеют кристально чистую биографию. Если таковые найдутся.
И, не говоря им о наших целях и не говоря им друг о друге, заставить принять угодные нам законы. Пусть каждый из них думает, что продался только один он и что единственный его голос не может принести никакого ощутимого вреда, растворившись в сотнях других голосов. Но может принести лично ему пользу. Каждый депутат выполнит просьбу каждого из нас. Один депутат — одну просьбу. Но в конечном итоге направленные нами единицы составят множество. Составят большинство!
Только в этом случае мы сможем взять верх. Сможем забрать страну!
— Но парламент — не истина в последней инстанции. Есть еще власть на местах!
— Власть на местах — это НАША власть! Эту страну мы имеем УЖЕ давно. На тех самых местах имеем. Потому что экономикой и властью в провинции дирижируют «папы» районов, «папы» городов и «папы» областей. Реальные «папы». А не номинальные «папы», которые сидят на должностях. И которые по очень многим вопросам зависят от нас. Советуются с нами. И опираются на нас.
— Это тоже верно.
— Я предлагаю перестать оставаться в тени. Я предлагаю перейти к совмещению реальной и административной власти! Я предлагаю «папам» стать официальными главами городов и областей. Мне кажется, время пришло!
— Но есть еще правительство. Есть милиция и армия!
— Мы не сможем противодействовать армии, если они надумают противостоять нам. Мы не сможем остановить танки, даже если подчиним себе парламент.
— Танки сильнее Закона. Мы не сможем одолеть армию! Никто не сможет одолеть армию!
— Я смогу одолеть армию! — сказал Мозга. Все замолкли. Все замолкли как онемели! Мозга сошел с ума! Мозга просто сошел с ума! И поэтому все то что он говорил до того, все то, во что хотелось верить, теряло всякий смысл.
Мозга не отвечал за свои слова!
— Я. Смогу. Одолеть. Армию, — повторил, проговаривая каждое слово, Мозга. — Они не выведут танки. И не выведут солдат. Солдаты останутся в казармах.
— Но почему?
— Потому что я поставлю такое условие!
— Ты?!
— Я!
— Один?
— Один!
— И они выполнят твои условия?
— Выполнят!
— Ты уверен?
— Абсолютно!
— Ты бредишь. Мозга! Мы думали, что ты толкуешь дело, а ты просто сошел с ума...
— Я не сошел с ума. Я отвечаю за свои слова.
— Почему они не полезут с нами в драку? Почему они от нее устранятся, имея все шансы выиграть?
— Потому что мои шансы равны их шансам! Потому что я имею точно такие же возможности, как они.
— Ты имеешь армию?
— Я имею оружие этой армии! И если они не согласятся на мои условия, я пущу это оружие в ход!
— О чем ты говоришь? Что ты имеешь в виду?
— Я имею атомную бомбу!
— Ха! — сказал представитель Хабаровска. — Я думал, мы собрались на серьезный разговор. А мы собрались на выступление коверного клоуна...
Это было уже не сомнение в возможностях авторитета. Это было уже публично нанесенное оскорбление, которое нужно было закрывать публичным извинениями. Или смывать кровью.
Хабаровчанин бросил первый камень, за которые неизбежно должны были последовать другие.
— Мне кажется, мы зря пришли сюда, — сказал свое слово один из представителей Закавказья. — Здесь было много пыли и много болтовни. Но здесь не было дела. Мне кажется, Мозга стал не тот. И уж коли он собрал здесь кворум, я предлагаю поставить на разбор его кандидатуру. На его территории есть достойные люди. Есть более достойные, чем он, люди.
— Я согласен...
— Я тоже...
Молчали только авторитеты центральных областей. Они воздерживались.
— Что скажешь? — обратился хабаровский авторитет к Мозге.
— Я сказал то, что сказал! Я сказал, что у меня есть атомная бомба.
— Ты рискуешь уже не авторитетом. Ты рискуешь уже жизнью! — предупредил хабаровчанин. — Одумайся и остановись.
— У меня есть атомная бомба!
— Это невозможно!
— Это возможно!
— Ты можешь это доказать?
— Я могу это доказать.
— Когда?
— Очень скоро. Авторитеты переглянулись.
— Но если ты блефуешь...
— То я отвечу за это жизнью!
— Хорошо. Это хорошая цена. Ты сам выбрал эту цену. Если ты блефуешь — ты умрешь. Здесь и сейчас. Сколько времени тебе надо для представления доказательств?
— Пять минут! — сказал Мозга.
Он встал из-за стола. И раскрыл ладонь. В которой был небольшой, вроде телевизионного, пульт. И нажал на кнопку. После чего не загорелся экран телевизора и не завертелся в музцентре попсовый диск. После чего шевельнулся стол. И его столешница, мягко и бесшумно оторвавшись от ножек, поднялась вверх. Вместе с папками, пепельницами, визитками.
Под столом, на специальной площадке, матово поблескивая черными металлическими боками, лежал цилиндрический предмет. С хвостовым стабилизатором.
Лежала бомба!
— Вот оно, доказательство, — просто сказал Мозга. — Вот атомная бомба. Мощностью, в пятнадцать раз превышающей мощность сброшенной над Хиросимой. Если она взорвется, то сгорим и испаримся все мы и еще сто пятьдесят тысяч человек, проживающих в ближайших и удаленных окрестностях. И еще сто тысяч умрут в течение десяти лет от радиоактивного облучения. Вот мое доказательство!
Авторитеты побелели. И почему-то поджали под кресла ноги.
— Мое доказательство принимается? — спросил Мозга. И в упор посмотрел на хабаровчанина. И на всех остальных. Так, что они опустили глаза.
— Все верят, что это бомба? Или для большей убедительности необходимо ее подорвать? Авторитеты как один замотали головами.
— Есть кто-нибудь, еще сомневающийся в моих умственных способностях?
— Нет! Ты в абсолютно здравом уме. Я был не прав... — враз севшим голосом сказал хабаровчанин.
— Я тоже был не прав. Погорячился, — кивнул закавказец.
— И я...
Впервые в истории преступного мира один авторитет получал извинения от всех прочих авторитетов сходки. Впервые один оказался более правым, чем все. Оказался сильнее.
— Эта бомба позволит мне удержать в казармах армию. И удержать милицию. И Безопасность. Эта бомба позволит мне добиться того, что я хочу. Того, что все мы хотим! И что теперь мы имеем возможность сделать...
Глава 48
Чем дальше полковник Трофимов вел расследование, тем в большие дебри забирался. Как в тот лес. Где с каждым метром пути все больше дров и буераков.
Вернее сказать, с самим делом все было ясно. Ни о каком самостреле и речи не было. Было предумышленное убийство. Причем хорошо продуманное убийство. Что автоматически вытекало из того, что на месте, откуда предположительно стрелял преступник и которое путем нехитрых геометрических построений вычислил полковник, не осталось даже гильз. Их предусмотрительно собрали. И унесли.
Их, потому что выстрелов было несколько. Как минимум два. Одна пуля попала в рядового Синицына. Еще одна в деревянную обшивку будки часового, расположенную позади него. По этим двум входящим в одну стену будки и выходящим из другой стены отверстиям полковник и установил местоположение стрелка.
То есть в ведении самого следствия проблем не возникало. Проблемы возникали вокруг следствия. И очень серьезные проблемы, которые ставили выводы того следствия под сомнение.
Допрошенные полковником свидетели вдруг и без всяких явных на то причин отказывались от своих показаний. Несмотря даже на угрозу дисбата. Видно, дисциплинарный батальон страшил их меньше, чем наказание, которое должно было последовать за чрезмерно высунутый за зубы язык.
— Нет, — ожесточенно мотали головами они. — Я все перепутал. Я наговорил на своих честно исполняющих свой почетный долг товарищей, на своих кристально честных офицеров и на свою краснознаменную ордена Октябрьской Революции часть. Потому что вы стращали меня дисбатом. И я сильно испугался. И с испугу наговорил невесть что. О чем искренне сожалею...
Все говорили одно и то же. И одинаково. Буквально слово в слово.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Где пишется закон?
Закон переписывается в Думе.
И тогда я спрошу — есть в Думе наши люди?
И отвечу — есть! Я отвечу — есть, даже если вы это будете отрицать, чтобы не светить свои связи в высоких домах.
Наши люди в Думе есть! Но почему, сидя в одном зале и питаясь в одном буфете, они не знают друг о Друге? Почему они действуют врозь? В то время как коммуняки, жирики и прочие отстаивают свои интересы открыто?
Почему мы, имеющие большую силу на местах, чем они, прячемся за спинками кресел?
— Ты предлагаешь высунуться, чтобы потерять даже то немногое, что мы имеем?
— А кто сказал, что немногое? Кто подсчитывал наши с вами мандаты? Кто подсчитывал «наших» в каждой конкретной фракции?
Нас больше, чем нам кажется. Хотя бы потому больше, что нынешние депутаты не единожды обращались к нам за помощью. И являются нашими должниками. Невостребованными должниками, которых можно и пора заставить платить проценты.
Вы сомневаетесь? Тогда давайте прикинем вместе.
Их выборные кампании требовали денег. Больших денег. И живых денег, которые давали им в том числе и мы. В надежде на очень высокое покровительство. Или просто давали, потому что никогда еще на такое дело не давали и желали посмотреть, что из всего этого получится.
Или к вам не приходили ходоки с просьбами субсидировать их партии и их кандидатов?
— Было такое. Приходили.
— Те, кто прошел в Думу, опираясь на наши деньги, — наши первые должники.
— Первые, — согласились авторитеты.
— А теперь ответьте мне — или вы не знаете тех кандидатов и те партии с оборотной стороны? С той, где они, участвуя в общем бизнесе, зарабатывают бабки на свою политическую возню. Потому что без больших бабок власти не бывает. А больших бабок не бывает без посреднической деятельности, без продажи левой водки, без финансовых пирамид и невозвратных банковских ссуд. И этот свой бизнес они ведут на нашей территории. На нашей?
— На нашей.
— Это вторые наши должники! А скажите, разве не обращались к вам бизнесмены, поддерживающие политиков, за ссудами? За товаром? За девочками? За травкой? За охраной?
— И такое было...
— И вы, конечно, давали им все требуемое?
— Давали.
— Эти воспользовавшиеся вашими услугами бизнесмены и через них прикармливаемые ими политики — наши третьи должники! А разве не приходили к вам за помощью сами политики? За тем, чтобы найти угнанные автомашины? Наказать обчистивших их мелких беспределыциков? Вернуть отданные в долг деньги? Отмазать их детей от не понравившихся им компаний? Снять их детей со счетчиков? Разве не приходили?
— Приходили.
— И получали эту помощь?
— Получали...
— Это четвертые наши должники!
А разве вы не знаете о проживающих на ваших территориях политиках, которые берут и не возвращают деньги? Насилуют малолетних девочек? Сбивают в пьяном виде прохожих? Курят травку и глотают «колеса»? Разве вы не знаете, как живут эти политики?
— Знаем. Наслышаны.
— Знаете. И молчите. Хотя одним словом можете разрушить их политическую карьеру. Это молчание равно золоту. Проценты с которого пора выплачивать.
Вот вам и пятые должники!
Пятые, но не последние! Потому что есть еще шестые, седьмые, восьмые... десятые.
И все они, и первые, и десятые, не относятся к тем, кто работает на нас напрямую. Но все вместе они могут составить большинство. То большинство, которое принимает законы. И которое может переписать «их» закон на наш Закон!
— Что ты предлагаешь?
— Я предлагаю вскрыть прикуп! Предлагаю раскрыть инкогнито наших людей в парламенте. Довольно Каждому использовать своего. Пора всем использовать всех! Нельзя победить в драке, тыкая противника пальцами. Пальцы надо сжать в кулак!
И еще я предлагаю взыскать долги с тех депутатов, что не работают на нас, но хотя бы раз воспользовались нашими услугами.
И еще предлагаю купить или запугать тех немногих депутатов, которые не работают на нас, не кормились с нашей руки и имеют кристально чистую биографию. Если таковые найдутся.
И, не говоря им о наших целях и не говоря им друг о друге, заставить принять угодные нам законы. Пусть каждый из них думает, что продался только один он и что единственный его голос не может принести никакого ощутимого вреда, растворившись в сотнях других голосов. Но может принести лично ему пользу. Каждый депутат выполнит просьбу каждого из нас. Один депутат — одну просьбу. Но в конечном итоге направленные нами единицы составят множество. Составят большинство!
Только в этом случае мы сможем взять верх. Сможем забрать страну!
— Но парламент — не истина в последней инстанции. Есть еще власть на местах!
— Власть на местах — это НАША власть! Эту страну мы имеем УЖЕ давно. На тех самых местах имеем. Потому что экономикой и властью в провинции дирижируют «папы» районов, «папы» городов и «папы» областей. Реальные «папы». А не номинальные «папы», которые сидят на должностях. И которые по очень многим вопросам зависят от нас. Советуются с нами. И опираются на нас.
— Это тоже верно.
— Я предлагаю перестать оставаться в тени. Я предлагаю перейти к совмещению реальной и административной власти! Я предлагаю «папам» стать официальными главами городов и областей. Мне кажется, время пришло!
— Но есть еще правительство. Есть милиция и армия!
— Мы не сможем противодействовать армии, если они надумают противостоять нам. Мы не сможем остановить танки, даже если подчиним себе парламент.
— Танки сильнее Закона. Мы не сможем одолеть армию! Никто не сможет одолеть армию!
— Я смогу одолеть армию! — сказал Мозга. Все замолкли. Все замолкли как онемели! Мозга сошел с ума! Мозга просто сошел с ума! И поэтому все то что он говорил до того, все то, во что хотелось верить, теряло всякий смысл.
Мозга не отвечал за свои слова!
— Я. Смогу. Одолеть. Армию, — повторил, проговаривая каждое слово, Мозга. — Они не выведут танки. И не выведут солдат. Солдаты останутся в казармах.
— Но почему?
— Потому что я поставлю такое условие!
— Ты?!
— Я!
— Один?
— Один!
— И они выполнят твои условия?
— Выполнят!
— Ты уверен?
— Абсолютно!
— Ты бредишь. Мозга! Мы думали, что ты толкуешь дело, а ты просто сошел с ума...
— Я не сошел с ума. Я отвечаю за свои слова.
— Почему они не полезут с нами в драку? Почему они от нее устранятся, имея все шансы выиграть?
— Потому что мои шансы равны их шансам! Потому что я имею точно такие же возможности, как они.
— Ты имеешь армию?
— Я имею оружие этой армии! И если они не согласятся на мои условия, я пущу это оружие в ход!
— О чем ты говоришь? Что ты имеешь в виду?
— Я имею атомную бомбу!
— Ха! — сказал представитель Хабаровска. — Я думал, мы собрались на серьезный разговор. А мы собрались на выступление коверного клоуна...
Это было уже не сомнение в возможностях авторитета. Это было уже публично нанесенное оскорбление, которое нужно было закрывать публичным извинениями. Или смывать кровью.
Хабаровчанин бросил первый камень, за которые неизбежно должны были последовать другие.
— Мне кажется, мы зря пришли сюда, — сказал свое слово один из представителей Закавказья. — Здесь было много пыли и много болтовни. Но здесь не было дела. Мне кажется, Мозга стал не тот. И уж коли он собрал здесь кворум, я предлагаю поставить на разбор его кандидатуру. На его территории есть достойные люди. Есть более достойные, чем он, люди.
— Я согласен...
— Я тоже...
Молчали только авторитеты центральных областей. Они воздерживались.
— Что скажешь? — обратился хабаровский авторитет к Мозге.
— Я сказал то, что сказал! Я сказал, что у меня есть атомная бомба.
— Ты рискуешь уже не авторитетом. Ты рискуешь уже жизнью! — предупредил хабаровчанин. — Одумайся и остановись.
— У меня есть атомная бомба!
— Это невозможно!
— Это возможно!
— Ты можешь это доказать?
— Я могу это доказать.
— Когда?
— Очень скоро. Авторитеты переглянулись.
— Но если ты блефуешь...
— То я отвечу за это жизнью!
— Хорошо. Это хорошая цена. Ты сам выбрал эту цену. Если ты блефуешь — ты умрешь. Здесь и сейчас. Сколько времени тебе надо для представления доказательств?
— Пять минут! — сказал Мозга.
Он встал из-за стола. И раскрыл ладонь. В которой был небольшой, вроде телевизионного, пульт. И нажал на кнопку. После чего не загорелся экран телевизора и не завертелся в музцентре попсовый диск. После чего шевельнулся стол. И его столешница, мягко и бесшумно оторвавшись от ножек, поднялась вверх. Вместе с папками, пепельницами, визитками.
Под столом, на специальной площадке, матово поблескивая черными металлическими боками, лежал цилиндрический предмет. С хвостовым стабилизатором.
Лежала бомба!
— Вот оно, доказательство, — просто сказал Мозга. — Вот атомная бомба. Мощностью, в пятнадцать раз превышающей мощность сброшенной над Хиросимой. Если она взорвется, то сгорим и испаримся все мы и еще сто пятьдесят тысяч человек, проживающих в ближайших и удаленных окрестностях. И еще сто тысяч умрут в течение десяти лет от радиоактивного облучения. Вот мое доказательство!
Авторитеты побелели. И почему-то поджали под кресла ноги.
— Мое доказательство принимается? — спросил Мозга. И в упор посмотрел на хабаровчанина. И на всех остальных. Так, что они опустили глаза.
— Все верят, что это бомба? Или для большей убедительности необходимо ее подорвать? Авторитеты как один замотали головами.
— Есть кто-нибудь, еще сомневающийся в моих умственных способностях?
— Нет! Ты в абсолютно здравом уме. Я был не прав... — враз севшим голосом сказал хабаровчанин.
— Я тоже был не прав. Погорячился, — кивнул закавказец.
— И я...
Впервые в истории преступного мира один авторитет получал извинения от всех прочих авторитетов сходки. Впервые один оказался более правым, чем все. Оказался сильнее.
— Эта бомба позволит мне удержать в казармах армию. И удержать милицию. И Безопасность. Эта бомба позволит мне добиться того, что я хочу. Того, что все мы хотим! И что теперь мы имеем возможность сделать...
Глава 48
Чем дальше полковник Трофимов вел расследование, тем в большие дебри забирался. Как в тот лес. Где с каждым метром пути все больше дров и буераков.
Вернее сказать, с самим делом все было ясно. Ни о каком самостреле и речи не было. Было предумышленное убийство. Причем хорошо продуманное убийство. Что автоматически вытекало из того, что на месте, откуда предположительно стрелял преступник и которое путем нехитрых геометрических построений вычислил полковник, не осталось даже гильз. Их предусмотрительно собрали. И унесли.
Их, потому что выстрелов было несколько. Как минимум два. Одна пуля попала в рядового Синицына. Еще одна в деревянную обшивку будки часового, расположенную позади него. По этим двум входящим в одну стену будки и выходящим из другой стены отверстиям полковник и установил местоположение стрелка.
То есть в ведении самого следствия проблем не возникало. Проблемы возникали вокруг следствия. И очень серьезные проблемы, которые ставили выводы того следствия под сомнение.
Допрошенные полковником свидетели вдруг и без всяких явных на то причин отказывались от своих показаний. Несмотря даже на угрозу дисбата. Видно, дисциплинарный батальон страшил их меньше, чем наказание, которое должно было последовать за чрезмерно высунутый за зубы язык.
— Нет, — ожесточенно мотали головами они. — Я все перепутал. Я наговорил на своих честно исполняющих свой почетный долг товарищей, на своих кристально честных офицеров и на свою краснознаменную ордена Октябрьской Революции часть. Потому что вы стращали меня дисбатом. И я сильно испугался. И с испугу наговорил невесть что. О чем искренне сожалею...
Все говорили одно и то же. И одинаково. Буквально слово в слово.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60