Но все равно!..
Она помнила, как они ехали на тряских повозках по булыжной мостовой, а навстречу им шли солдаты. Очень много грязных солдат, обвешанных оружием, которые потом не вернулись домой. Как не вернулись ее отец и брат.
Во Вторую мировую англичане и французы получили свое! Получили сполна. Немецкие солдаты так и не смогли войти в Лондон, но они маршировали по Парижу! По Елисейским Полям! Ей никогда не нравился истеричный Адольф, но она вынуждена была признать, что он добился того, чего не смог добиться кайзер!
Он поставил Европу на колени.
Те годы, как ни странно, были лучшими годами ее жизни. Она вышла замуж за мясника, который, вовремя вступив в партию “наци”, сделал хорошую карьеру, став довольно видным эсэсовцем. И в их доме наступило изобилие, которое было даже большим, чем когда он торговал свиными окороками и фаршем. У них появилась своя вилла и восточные рабочие, которые ухаживали за садом и скотиной и прибирали в доме. Муж часто уезжал в командировки, из которых возвращался, привозя какие-нибудь вина или украшения. К которым она привыкла очень быстро.
Потом все рухнуло.
И в их город пришли русские солдаты.
Восточные рабочие, которые работали у нее и которых она кормила, указали на место, где они прятались, и вызвались проводить туда солдат. Их нашли и ограбили, забрав все ценности. А потом изнасиловали — ее и ее малолетнюю дочь. Их насиловали много раз подряд грязные русские мужики, такие же, как те, что работали на ее ферме. Ее маленький сын, который все видел, испуганно плакал, и она боялась, что русские убьют его. Если бы в этот момент рядом с ней был ее муж, он бы приказал своим солдатам застрелить русских. Но ее мужа не было рядом. Он был далеко, он воевал на фронте.
Потом она узнала, что его поймали американцы и повесили в своем лагере, потому что он носил черную форму.
Этого она им простить не могла и всю жизнь внушала своим детям, а потом внукам ненависть к убийцам их отца и к русским тоже.
Она была железной фрау и умела добиваться того, что хотела.
В первые после войны годы ей пришлось очень трудно — в Германии не хватало продуктов и не было никакой работы. Она, как все, разбирала завалы, получая за это жидкий луковый суп и хлеб. Хорошо еще, что русские солдаты нашли не все украшения, и она смогла, постепенно продавая их на рынке, кормить свою семью.
Но потом, не сразу и не быстро, но все наладилось.
В луковом супе, который они ели, стало появляться мясо, а на лицах — улыбки. Вначале редкие и робкие.
Она смогла поставить на ноги своих детей, а потом и внуков, добившись того, что они вышли в люди! Ее любимец — Герхард стал военным летчиком, чему фрау Танвельд сильно радовалась, так как в душе надеялась, что когда-нибудь он разбомбит, с помощью своего аэроплана, американцев или хотя бы русских.
На старости лет, тихо впадая в маразм, фрау Танвельд становилась все агрессивней, потому что забывала то, что было год или десять лет назад, зато отчетливо помнила события Первой и Второй мировых войн. Словно они случились вчера!
— Ты должен отомстить за своего деда! — требовала она у внука, потому что видела его перед собой в военной форме и, наверное, думала, что он пришел попрощаться перед тем, как отправиться на фронт. — Ты должен разбомбить их! Ты не должен щадить врагов Германии!
Внук обещал обязательно разбомбить до обеда пару русских городов, после чего фрау Танвельд успокаивалась и, успокоившись, засыпала.
Хотя, наверное, внук, если бы представилась такая возможность, с чистой совестью опустошил свои бомболюки где-нибудь над Москвой или Детройтом. Потому что американцев, а тем более русских он не любил, помня рассказы бабушки о том, как они хорошо — в собственном особняке, с многочисленной прислугой — жили раньше. И как плохо — после того, как пришли русские и американские солдаты.
Но разбомбить ему ничего не удалось. Зато представилась другая возможность — слетать в космос. Причем, словно в издевку, — в одной компании с русскими и американцами!..
Так в один век от гудящих под копытами коней, мощенных булыжником дорог Первой мировой протянулась ниточка в космос!
На глазах одного поколения!
На глазах фрау Танвельд!
МЕЖДУНАРОДНАЯ КОСМИЧЕСКАЯ СТАНЦИЯ
Семнадцать часов десять минут по бортовому времени.
Двадцатые сутки полета
Сегодня был небольшой праздник. Был день рождения Юджина Стефанса, которому исполнилось сорок лет. Именины на станции отмечаются скромно, но отмечаются всегда — подобные нехитрые праздники сплачивают экипаж, моделируя на орбите некоторое подобие близких отношений. Суррогат семьи. Что очень важно, потому что на Земле, оттрубив на рабочем месте — в офисе или цеху — положенные восемь часов, люди отправляются домой, где имеют возможность побыть в одиночестве, отдохнув от дневного общения. Астронавтам уходить некуда! Они бесконечно, с утра до вечера находятся вместе, в железной “банке” МКС, как те пауки, которые в конечном итоге пожирают друг друга. Потому что вынести такую изоляцию трудно.
Но все же возможно, если наладить внутри экипажа “семейные” взаимоотношения. Потому что супруги, родители и дети живут друг с другом годами, иногда десятилетиями, и ничего — как-то уживаются…
Такой тип взаимоотношений — единственно возможный при длительных автономных полетах. Поэтому психологи, отвечающие за эмоциональный климат внутри космического коллектива, стремятся к тому, чтобы астронавты испытывали друг к другу симпатию. Чему как раз способствуют подобные “семейные” празднества.
Хотя теперь вроде бы не до них — не до праздников. Так считали все астронавты. Но Земля считала иначе! Земля настоятельно рекомендовала командиру провести празднование дня рождения, собрав всех за одним столом.
В последние дни психологи отмечали резкое повышение тревожности и агрессивности внутри коллектива, что было очень опасной тенденцией, с которой нужно было как-то бороться.
Рональд Селлерс не понимал их — изображать веселье, когда в нескольких метрах там, за бортом, висит покойник? Странноватый “праздник”… Но протестовать не приходилось — приходилось подчиняться. С психологами не поспоришь.
Все собрались в жилом модуле, развесившись по кругу вдоль стен. Все были напряжены и унылы и старались не глядеть в сторону черного иллюминатора.
— Сегодня у нас праздник! — довольно бодро сообщил командир. — Сегодня нашему Юджину стукнуло сорок!
После чего все обычно хлопали в ладоши и хлопали именинника по спине и плечам, отчего тот, как пинг-понговый шарик, крутился в воздухе и метался из стороны в сторону.
Сегодня Рональд Селлерс тоже захлопал, но его не поддержали. Кто-то пару раз ударил ладонью о ладонь и тут же затих.
— А теперь — поздравления, — радостно и потому фальшиво объявил командир. — От семьи, — передал заранее припасенную открытку. — От друзей… От коллег… Ну и от себя лично!
И вытащил и толкнул в сторону именинника бутылку виски. Из командирского НЗ. На что получил персональное разрешение Земли.
— И… самое главное!
Все слегка напряглись, потому наметилось какое-то отступление от обычного сценария.
Командир развернул распечатанный на принтере листок бумаги. И очень торжественно зачитал:
— Поздравление Президента Соединенных Штатов Америки… Тебе, Юджин.
Кое-кто криво ухмыльнулся. Потому что на борту практиковались подобного рода подначки, которые обычно вызывали бурное веселье. Но — не теперь же!
— Президент поздравляет тебя с сорокалетием и желает скорого возвращения на Землю, — прочитал Рональд.
Так это что — не шутка?
Видно, на Земле всерьез озаботились их состоянием…
Слегка ошарашенный Юджин принял поздравление.
Командир щелкнул пальцами, наверное, изображая доброго волшебника, и почти сразу же в модуле зазвучали голоса близких Юджину людей. А на мониторе появились дорогие ему лица.
— Куда говорить?.. Сюда?.. Или сюда?.. Это была его мать — взволнованная, радостная и чуть-чуть растерянная.
— Здравствуй, Юди! Как ты там?
— Все нормально, мама, все хорошо!
Голос именинника слегка дрогнул. Земля расщедрилась, сделав ему роскошный подарок — притащив в ЦУП все его семейство.
— А мне можно, я тоже хочу… — прыгал, совался в экран его младший сын.
— Привет, папа, привет!..
Лица астронавтов размякли и поплыли. Это были не их близкие, близкие Юджина, но все равно это был привет с Земли.
— Здравствуй, сын…
Отец! И даже его как-то умудрились вытянуть с фермы!
— Я слышал, тебя поздравил сам Президент! Я рад за тебя!..
Отца сменила Эрика — его жена.
Она улыбалась, но под ее глазами, под слоем пудры, просвечивали синяки. Значит, она снова плакала.
— Я очень рада тебя видеть, — сказала она, незаметно промакивая платком уголки глаз.
— Я тоже. И тоже — очень! — ответил он, чувствуя, как и на его глаза наворачиваются слезы.
— Мы ждем тебя — все!..
И снова в экран, оттирая локтями мать и деда, полез неугомонный, любопытный младшенький.
— Папа, папа, а ты сейчас где?..
Юджин мельком глянул в иллюминатор.
— Над Оклахомой, сынок.
— А они, они тебя тоже видят?
И не только Юджин, а все заулыбались, глядя на шустрого, секунды не стоящего на месте мальчишку…
Сеанс длился недолго, но он переломил ситуацию. Правы были психологи! Астронавты расслабились и сблизились. Потому что у них, несмотря на то что все они были разных национальностей, из разных стран и сами были очень разными, было нечто общее, что их всех объединяло. И этим общим была Земля.
— Эх!.. Гулять так гулять! — махнул рукой Виктор Забелин и, смотавшись в русский модуль, притащил бутылку “Столичной”.
Значит, Герхард ошибся, значит, он ее не выпил!..
В воздухе повисли капли водки и виски. Как серебристая новогодняя гирлянда.
— Ну что — за Юджина! Чтобы все у него было хорошо!..
И это было сказано очень искренне. Потому что — если будет у него хорошо, то и у всех тоже хорошо! Ведь они — экипаж. Они вместе на одном корабле!..
Как в банке!..
МЕЖДУНАРОДНАЯ КОСМИЧЕСКАЯ СТАНЦИЯ
Семь часов десять минут по бортовому времени.
Двадцать первые сутки полета
Пробуждение было странным. И было неприятным. Словно кто-то шутки ради провел по лицу пером.
И еще раз.
И еще…
Кэтрин Райт поморщилась и сквозь сон потерлась лицом о ткань спального мешка. Неприятное ощущение прошло.
Но ненадолго.
Очень скоро она снова почувствовала, что к ее лицу кто-то прикасается. Или что-то… Что-то мягкое и податливое.
Просыпаться не хотелось, потому что ей снился дом. Наверное, этот сон был навеян вчерашним сеансом связи — ей снилась ее комната и она сама, лежащая в своей постели. Не нынешняя, а та, прежняя — ученица колледжа. Во сне она тоже спала и тоже не хотела просыпаться. Но в ее сне кто-то щекотал ей лицо. Скорее всего ее кот Франклин, который любил забираться к ней по утрам в постель и, мурлыча, тереться мордой о ее лицо.
— Брысь! — сказала она во сне, чтобы поспать еще несколько минут. Хотя уже понимала, что все равно сейчас придется вставать, собираться в колледж, потому что уже пора.
— Да уйди же ты, приставала!..
И, вздохнув и сделав над собой последнее усилие, окончательно проснулась. Не там, не дома, а там, где была, — на космической станции.
Она проснулась первой, возможно, потому, что кожа женщин более нежная и чувствительная, чем мужская.
Кэтрин проснулась и, не открывая глаз, вытянула из спальника руку и мазнула ею по лицу. Мазнула, тут же почувствовав, как та стала липкой.
Но это был не питательный крем, которым она намазалась с вечера. Это было что-то другое. Что-то, что мешало ей спать, щекоча кожу.
Она открыла глаза.
И ойкнула.
Вокруг нее, возле самого лица, возле спальника и там, дальше, висели красные шарики. Много мелких и более крупных шариков. Они расплылись по станции, влекомые сквозняками, нагоняемыми бортовой вентиляцией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Она помнила, как они ехали на тряских повозках по булыжной мостовой, а навстречу им шли солдаты. Очень много грязных солдат, обвешанных оружием, которые потом не вернулись домой. Как не вернулись ее отец и брат.
Во Вторую мировую англичане и французы получили свое! Получили сполна. Немецкие солдаты так и не смогли войти в Лондон, но они маршировали по Парижу! По Елисейским Полям! Ей никогда не нравился истеричный Адольф, но она вынуждена была признать, что он добился того, чего не смог добиться кайзер!
Он поставил Европу на колени.
Те годы, как ни странно, были лучшими годами ее жизни. Она вышла замуж за мясника, который, вовремя вступив в партию “наци”, сделал хорошую карьеру, став довольно видным эсэсовцем. И в их доме наступило изобилие, которое было даже большим, чем когда он торговал свиными окороками и фаршем. У них появилась своя вилла и восточные рабочие, которые ухаживали за садом и скотиной и прибирали в доме. Муж часто уезжал в командировки, из которых возвращался, привозя какие-нибудь вина или украшения. К которым она привыкла очень быстро.
Потом все рухнуло.
И в их город пришли русские солдаты.
Восточные рабочие, которые работали у нее и которых она кормила, указали на место, где они прятались, и вызвались проводить туда солдат. Их нашли и ограбили, забрав все ценности. А потом изнасиловали — ее и ее малолетнюю дочь. Их насиловали много раз подряд грязные русские мужики, такие же, как те, что работали на ее ферме. Ее маленький сын, который все видел, испуганно плакал, и она боялась, что русские убьют его. Если бы в этот момент рядом с ней был ее муж, он бы приказал своим солдатам застрелить русских. Но ее мужа не было рядом. Он был далеко, он воевал на фронте.
Потом она узнала, что его поймали американцы и повесили в своем лагере, потому что он носил черную форму.
Этого она им простить не могла и всю жизнь внушала своим детям, а потом внукам ненависть к убийцам их отца и к русским тоже.
Она была железной фрау и умела добиваться того, что хотела.
В первые после войны годы ей пришлось очень трудно — в Германии не хватало продуктов и не было никакой работы. Она, как все, разбирала завалы, получая за это жидкий луковый суп и хлеб. Хорошо еще, что русские солдаты нашли не все украшения, и она смогла, постепенно продавая их на рынке, кормить свою семью.
Но потом, не сразу и не быстро, но все наладилось.
В луковом супе, который они ели, стало появляться мясо, а на лицах — улыбки. Вначале редкие и робкие.
Она смогла поставить на ноги своих детей, а потом и внуков, добившись того, что они вышли в люди! Ее любимец — Герхард стал военным летчиком, чему фрау Танвельд сильно радовалась, так как в душе надеялась, что когда-нибудь он разбомбит, с помощью своего аэроплана, американцев или хотя бы русских.
На старости лет, тихо впадая в маразм, фрау Танвельд становилась все агрессивней, потому что забывала то, что было год или десять лет назад, зато отчетливо помнила события Первой и Второй мировых войн. Словно они случились вчера!
— Ты должен отомстить за своего деда! — требовала она у внука, потому что видела его перед собой в военной форме и, наверное, думала, что он пришел попрощаться перед тем, как отправиться на фронт. — Ты должен разбомбить их! Ты не должен щадить врагов Германии!
Внук обещал обязательно разбомбить до обеда пару русских городов, после чего фрау Танвельд успокаивалась и, успокоившись, засыпала.
Хотя, наверное, внук, если бы представилась такая возможность, с чистой совестью опустошил свои бомболюки где-нибудь над Москвой или Детройтом. Потому что американцев, а тем более русских он не любил, помня рассказы бабушки о том, как они хорошо — в собственном особняке, с многочисленной прислугой — жили раньше. И как плохо — после того, как пришли русские и американские солдаты.
Но разбомбить ему ничего не удалось. Зато представилась другая возможность — слетать в космос. Причем, словно в издевку, — в одной компании с русскими и американцами!..
Так в один век от гудящих под копытами коней, мощенных булыжником дорог Первой мировой протянулась ниточка в космос!
На глазах одного поколения!
На глазах фрау Танвельд!
МЕЖДУНАРОДНАЯ КОСМИЧЕСКАЯ СТАНЦИЯ
Семнадцать часов десять минут по бортовому времени.
Двадцатые сутки полета
Сегодня был небольшой праздник. Был день рождения Юджина Стефанса, которому исполнилось сорок лет. Именины на станции отмечаются скромно, но отмечаются всегда — подобные нехитрые праздники сплачивают экипаж, моделируя на орбите некоторое подобие близких отношений. Суррогат семьи. Что очень важно, потому что на Земле, оттрубив на рабочем месте — в офисе или цеху — положенные восемь часов, люди отправляются домой, где имеют возможность побыть в одиночестве, отдохнув от дневного общения. Астронавтам уходить некуда! Они бесконечно, с утра до вечера находятся вместе, в железной “банке” МКС, как те пауки, которые в конечном итоге пожирают друг друга. Потому что вынести такую изоляцию трудно.
Но все же возможно, если наладить внутри экипажа “семейные” взаимоотношения. Потому что супруги, родители и дети живут друг с другом годами, иногда десятилетиями, и ничего — как-то уживаются…
Такой тип взаимоотношений — единственно возможный при длительных автономных полетах. Поэтому психологи, отвечающие за эмоциональный климат внутри космического коллектива, стремятся к тому, чтобы астронавты испытывали друг к другу симпатию. Чему как раз способствуют подобные “семейные” празднества.
Хотя теперь вроде бы не до них — не до праздников. Так считали все астронавты. Но Земля считала иначе! Земля настоятельно рекомендовала командиру провести празднование дня рождения, собрав всех за одним столом.
В последние дни психологи отмечали резкое повышение тревожности и агрессивности внутри коллектива, что было очень опасной тенденцией, с которой нужно было как-то бороться.
Рональд Селлерс не понимал их — изображать веселье, когда в нескольких метрах там, за бортом, висит покойник? Странноватый “праздник”… Но протестовать не приходилось — приходилось подчиняться. С психологами не поспоришь.
Все собрались в жилом модуле, развесившись по кругу вдоль стен. Все были напряжены и унылы и старались не глядеть в сторону черного иллюминатора.
— Сегодня у нас праздник! — довольно бодро сообщил командир. — Сегодня нашему Юджину стукнуло сорок!
После чего все обычно хлопали в ладоши и хлопали именинника по спине и плечам, отчего тот, как пинг-понговый шарик, крутился в воздухе и метался из стороны в сторону.
Сегодня Рональд Селлерс тоже захлопал, но его не поддержали. Кто-то пару раз ударил ладонью о ладонь и тут же затих.
— А теперь — поздравления, — радостно и потому фальшиво объявил командир. — От семьи, — передал заранее припасенную открытку. — От друзей… От коллег… Ну и от себя лично!
И вытащил и толкнул в сторону именинника бутылку виски. Из командирского НЗ. На что получил персональное разрешение Земли.
— И… самое главное!
Все слегка напряглись, потому наметилось какое-то отступление от обычного сценария.
Командир развернул распечатанный на принтере листок бумаги. И очень торжественно зачитал:
— Поздравление Президента Соединенных Штатов Америки… Тебе, Юджин.
Кое-кто криво ухмыльнулся. Потому что на борту практиковались подобного рода подначки, которые обычно вызывали бурное веселье. Но — не теперь же!
— Президент поздравляет тебя с сорокалетием и желает скорого возвращения на Землю, — прочитал Рональд.
Так это что — не шутка?
Видно, на Земле всерьез озаботились их состоянием…
Слегка ошарашенный Юджин принял поздравление.
Командир щелкнул пальцами, наверное, изображая доброго волшебника, и почти сразу же в модуле зазвучали голоса близких Юджину людей. А на мониторе появились дорогие ему лица.
— Куда говорить?.. Сюда?.. Или сюда?.. Это была его мать — взволнованная, радостная и чуть-чуть растерянная.
— Здравствуй, Юди! Как ты там?
— Все нормально, мама, все хорошо!
Голос именинника слегка дрогнул. Земля расщедрилась, сделав ему роскошный подарок — притащив в ЦУП все его семейство.
— А мне можно, я тоже хочу… — прыгал, совался в экран его младший сын.
— Привет, папа, привет!..
Лица астронавтов размякли и поплыли. Это были не их близкие, близкие Юджина, но все равно это был привет с Земли.
— Здравствуй, сын…
Отец! И даже его как-то умудрились вытянуть с фермы!
— Я слышал, тебя поздравил сам Президент! Я рад за тебя!..
Отца сменила Эрика — его жена.
Она улыбалась, но под ее глазами, под слоем пудры, просвечивали синяки. Значит, она снова плакала.
— Я очень рада тебя видеть, — сказала она, незаметно промакивая платком уголки глаз.
— Я тоже. И тоже — очень! — ответил он, чувствуя, как и на его глаза наворачиваются слезы.
— Мы ждем тебя — все!..
И снова в экран, оттирая локтями мать и деда, полез неугомонный, любопытный младшенький.
— Папа, папа, а ты сейчас где?..
Юджин мельком глянул в иллюминатор.
— Над Оклахомой, сынок.
— А они, они тебя тоже видят?
И не только Юджин, а все заулыбались, глядя на шустрого, секунды не стоящего на месте мальчишку…
Сеанс длился недолго, но он переломил ситуацию. Правы были психологи! Астронавты расслабились и сблизились. Потому что у них, несмотря на то что все они были разных национальностей, из разных стран и сами были очень разными, было нечто общее, что их всех объединяло. И этим общим была Земля.
— Эх!.. Гулять так гулять! — махнул рукой Виктор Забелин и, смотавшись в русский модуль, притащил бутылку “Столичной”.
Значит, Герхард ошибся, значит, он ее не выпил!..
В воздухе повисли капли водки и виски. Как серебристая новогодняя гирлянда.
— Ну что — за Юджина! Чтобы все у него было хорошо!..
И это было сказано очень искренне. Потому что — если будет у него хорошо, то и у всех тоже хорошо! Ведь они — экипаж. Они вместе на одном корабле!..
Как в банке!..
МЕЖДУНАРОДНАЯ КОСМИЧЕСКАЯ СТАНЦИЯ
Семь часов десять минут по бортовому времени.
Двадцать первые сутки полета
Пробуждение было странным. И было неприятным. Словно кто-то шутки ради провел по лицу пером.
И еще раз.
И еще…
Кэтрин Райт поморщилась и сквозь сон потерлась лицом о ткань спального мешка. Неприятное ощущение прошло.
Но ненадолго.
Очень скоро она снова почувствовала, что к ее лицу кто-то прикасается. Или что-то… Что-то мягкое и податливое.
Просыпаться не хотелось, потому что ей снился дом. Наверное, этот сон был навеян вчерашним сеансом связи — ей снилась ее комната и она сама, лежащая в своей постели. Не нынешняя, а та, прежняя — ученица колледжа. Во сне она тоже спала и тоже не хотела просыпаться. Но в ее сне кто-то щекотал ей лицо. Скорее всего ее кот Франклин, который любил забираться к ней по утрам в постель и, мурлыча, тереться мордой о ее лицо.
— Брысь! — сказала она во сне, чтобы поспать еще несколько минут. Хотя уже понимала, что все равно сейчас придется вставать, собираться в колледж, потому что уже пора.
— Да уйди же ты, приставала!..
И, вздохнув и сделав над собой последнее усилие, окончательно проснулась. Не там, не дома, а там, где была, — на космической станции.
Она проснулась первой, возможно, потому, что кожа женщин более нежная и чувствительная, чем мужская.
Кэтрин проснулась и, не открывая глаз, вытянула из спальника руку и мазнула ею по лицу. Мазнула, тут же почувствовав, как та стала липкой.
Но это был не питательный крем, которым она намазалась с вечера. Это было что-то другое. Что-то, что мешало ей спать, щекоча кожу.
Она открыла глаза.
И ойкнула.
Вокруг нее, возле самого лица, возле спальника и там, дальше, висели красные шарики. Много мелких и более крупных шариков. Они расплылись по станции, влекомые сквозняками, нагоняемыми бортовой вентиляцией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38