Ты — наших, мы — твоих!
Конечно, по идее, мстить нужно было бандитам, но их еще поймать надо! А родственники — вот они, под боком!
Да и что толку, если поймаешь?.. Прокурору отдать? Отдать — можно. Только близкие, сбросившись, принесут ему в клюве хорошую мзду, и бандита отпустят под подписку о невыезде. Было такое — проходили, и не раз. Находили, брали, положив своих бойцов, “духа”, сдавали органам правопорядка, а он через месяц на свободе гулял!
Так что лучше без прокуроров, лучше келейно — вот так вот, ночью, тихо, без свидетелей, с замазанными грязью автомобильными номерами и закрытыми лицами. Приехать и взять под белы рученьки. Был человек — и не стало. Куда-то увезли, но не довезли...
В Латинской Америке этим занимаются “Эскадроны смерти”, у нас... У нас — все, кому не лень. Все, кто считает: как с нами — так и мы, кто принял обычаи противной стороны.
Жестоко?.. Да! Но зато действенно! По крайней мере действенней, чем обращаться к продажным прокурорам. А иначе их не остановить. Пусть каждый покушающийся на жизнь федерала бандит знает, что так просто ему это с рук не сойдет, что за чужую отнятую жизнь он заплатит одной, двумя или десятью жизнями своих близких. Око за око — жизнь за жизнь! Пусть “чехи” помнят об этом и думают!..
— Уходим!
Бойцы в масках быстро добежали до машин, прыгнули на броню и поехали... Завтра утром они отправятся на службу — в наряды, караулы, на проверку паспортного режима. Завтра они будут дисциплинированными солдатами, устанавливающими конституционный порядок на бунтующей российской территории. Строго в рамочках закона. Будут принимать заявления о пропаже людей, составлять протоколы, составлять словесные портреты. Они будут спокойны и вежливы...
Днем.
А ночью натянут на головы черные шапочки с прорезями для глаз, прыгнут на броню и поедут наводить порядок. Не конституционный — свой! Поедут мстить за своих, которые умерли у них на руках, товарищей и за себя тоже.
Не в один и не в один десяток чеченских домов следующей ночью постучат. В дверь — кувалдой. И, обшарив комнаты, выволокут во двор упирающихся мужчин. И увезут их. Навсегда.
А через месяц или год уцелевшие и подросшие мальчики, не имея возможности узнать, кто убил их отцов и братьев, будут мстить русским — всем подряд, потому что так требует их обычай. Они будут подкарауливать их и резать, стрелять и подкладывать под них фугасы. И тоже ночью. А днем продавать им пиво и сигареты, получать от них гуманитарку, работать у них за деньги, разговаривать с ними...
С теми, кто ночью, сбросив мирную личину, выйдет на свой смертельный промысел, мстя за погибших накануне бойцов, которых убили “мирные” чеченцы...
И никогда это не кончится.
Никогда!..
Глава 41
Фатима Мерзоева зашла в автобус и села на свободное сиденье. В середине. Села там, где должна была сесть, — не на передней или задней площадках, а возле средних дверей.
Вместе с ней на той же остановке через разные двери зашли в автобус и встали в нескольких метрах впереди и позади нее два чеченца... Совершенно не похожие на чеченцев, потому что светловолосые и голубоглазые. Бывшие русские, но все равно чеченцы, потому что они приняли ислам, женились на чеченках и воевали с русскими. Ее братья, которые должны были сопровождать и охранять ее.
Фатима Мерзоева сидела тихо и смотрела в окно автобуса.
Она никогда еще не была в больших городах и не видела ничего, кроме гор и своего аула. Здесь было все по-другому — здесь было много машин, много людей и много высоких зданий. Ни у кого не было оружия, вместо автоматов через плечо люди несли обыкновенные сумки и пакеты!
А женщины!..
Фатима во все глаза смотрела на идущих, бегущих, выскакивающих из магазинов, разговаривающих друг с другом, смеющихся женщин.
Как так можно ходить... Разве так можно — как им не стыдно?! Русские женщины показывали всем прохожим мужчинам свои голые ноги и непокрытые головы, и их мужчины не осуждали их и не плевали им вслед! У многих были прозрачные блузки, сквозь которые просвечивали темные полоски лифчиков или угадывались голые груди. И никто их за это не осуждал, и даже дети не бросали им вслед камнями!
Как так может быть?!
Крутя головой, Фатима даже забыла на какое-то время, зачем оказалась в этом автобусе. Но вспомнила, поймав на себе взгляд одного из своих братьев.
Он смотрел на нее приветливо и ободряюще.
Автобус остановился. В автобус зашли дети. Довольно много детей, потому что маршрут автобуса проходил мимо школы, собирая с остановок учеников. Дети встали в проходах, оживленно разговаривая друг с другом, делясь какими-то своими детскими впечатлениями. В большинстве своем это были перво— и второклашки, которые учились в первую смену.
Это очень удобно, что в русских школах занятия начинаются в одно и то же, к которому все съезжаются, время...
Фатима исподволь, чтобы не привлекать к себе внимания, наблюдала за школьниками. Это были хорошо одетые и ухоженные дети, с большими цветными ранцами на спинах. Эти дети, в отличие от чеченских детей, имели крышу над головой и родителей, хорошо ели и учились в светлых и теплых школах.
Дети на ее родине не учились уже несколько лет, потому что их превращенные в оборонительные сооружения школы были расстреляны из танковых орудий, разбомблены, взорваны и растащены по кирпичику на строительные материалы. Учителя, когда-то преподававшие в этих школах, были убиты своими же подросшими учениками, здесь же, во дворе школы или дома. Не потому, что ученики затаили обиду на поставленную им когда-то двойку по физике и поклялись отомстить за нее, а потому, что учителя в большинстве своем были русскими. Те, что успели убежать, остались живы, а тех, кому некуда было бежать, выволакивали за волосы во дворы, бросали на землю и, приставив к голове дуло автомата или пистолета, нажимали на спусковой крючок, оставив бездыханный труп на съедение собакам... Иногда учителя, в бородатых, обвешанных оружием чеченцах, узнавали своих любимых учеников и пытались стыдить их, как когда-то раньше на переменах, и даже, по старой привычке, пытались прикрикивать на них, но те только хохотали в ответ, издевались над ними и, поставив престарелых “училок” на колени, резали им глотки своими острыми кинжалами.
А здесь дети учились...
На следующей остановке в автобус сели новые дети, и стало еще шумнее.
Это были чужие дети, дети врагов и, значит, будущие враги Ичкерии. На Кавказе к детям отношение особое, на Кавказе никто не будет умиляться чужому младенцу, понимая, что когда тот вырастет, то возьмет в руки оружие, чтобы мстить за какие-нибудь застарелые обиды. Много детей в чужом, враждебном роду — это не радость, это — угроза твоему роду.
Здесь речь шла не о роде, а о целом народе, который поработил ее Родину, став кровником. Так объясняли Фатиме и ее сестрам и братьям командиры, рассказывая про героя Шамиля, про вырезавшего и сжигавшего целые аулы генерала Ермолова, про выселившего чеченцев в степи Сталина... В такой, которая длится уже двести лет, войне не может быть детей, потому что дети, вырастая, становятся бойцами. Которых убить трудно. Но очень легко, пока они дети.
Такова логика войны маленького народа против большого!
В открытом бою Фатима вряд ли сможет одолеть двух, трех или больше противников. Скорее всего ее убьет первый же боец. Но если не дожидаться, пока они вырастут, она может уничтожить несколько десятков врагов. Целое подразделение. Одна!
И только так Ичкерия может победить Россию, только если каждый чеченец убьет десять или сто врагов, потому что если убивать по одному или по два русских, то их останется много, а чеченца — ни одного! И именно поэтому чеченские мужчины должны иметь по несколько жен, чтобы они рожали как можно больше воинов для будущих битв.
Фатима не смогла родить для своей Родины воина, и, значит, она должна исполнить его долг сама!
У нее на животе, под одеждой, привязан матерчатый пояс с несколькими сумками, в которых помещается взрывчатка. Много взрывчатки — несколько килограммов. К взрывчатке, сверху, примотаны скотчем шарики от подшипников, нарубленные на куски гвозди и шурупы, которые после взрыва разлетятся во все стороны, превратившись в разящие все, что встанет на их пути, осколки. Для этого надо лишь замкнуть контакты электроцепи, нажав на спрятанную в рукаве кнопку...
— Следующая остановка “Школа”, — объявил водитель.
Та самая, в которую ехали дети...
Ее братья, внешностью напоминавшие русских, но бывшие чеченцами, быстро встали со своих мест и вышли из автобуса. Вышли на последней перед взрывом остановке. Они вышли и проводили автобус взглядом, хотя смотрели не на автобус, а на свою, которая должна была умереть через несколько секунд, сестру. Они смотрели на нее, подбадривая ее и прощаясь с ней. И не обращали внимания на тех, кто должен был умереть вместе с ней...
Кто-то очень хорошо рассчитал этот теракт, потому что для него даже не нужно было собирать в одном месте жертвы, они сами набивались в автобус! Вот эти, с ранцами, в чистеньких костюмчиках и юбочках русские дети, которые потянулись к выходам, собираясь выйти на следующей остановке. В их тела, разрывая мышцы, перерубая внутренние органы и дробя кости, должны были войти стальные шарики, обрезки гвоздей и шурупов. В тех, что впереди, напрямую, в тех, что сзади, пройдя через тело Фатимы, разорвав его и перерубив пополам, но все равно не утратив убойной силы! И еще по салону, сметая все, пробивая тела насквозь, понесутся куски обшивки, обрезки металлических поручней, оконные стекла, куски костей разбитых черепов, которые тоже способны убивать...
Но дети, не зная, что ждет их через несколько секунд, пихая друг друга и смеясь, толпились возле входов.
Фатима смотрела на них и убеждала себя, что пришла сюда убивать не их — убивать будущих солдат и матерей, которые родят много солдат.
И то, что она себя убеждала, было серьезным просчетом людей, пославших ее сюда! Ведь убеждает себя только тот, кто сомневается, а в таких делах места сомнениям быть не должно!
Автобус стал тормозить.
Фатима нащупала кнопку...
Теперь достаточно было надавить на нее пальцем, чтобы медные пластинки, соприкоснувшись, замкнули цепь и ток мгновенно добежал по коротким проводам до утопленных в пластите электровзрывателей...
В последнее перед смертью мгновение Фатима вспомнила свою нескладную жизнь.
Аул, в котором она ничего, кроме работы, не видела.
Жениха, которому приглянулась она и который приглянулся ей, но за которого не пришлось выйти замуж, потому что он погиб в самом начале войны. Как и почти все, которые могли взять ее замуж, женихи.
Ее мужем стал русский, который был, наверное, даже лучше чеченцев, потому что жалел ее, но все равно был другим. От него она понесла ребенка — сына. Но сын умер, не родившись, когда в ее дом попала ракета, пущенная с русского вертолета. А потом погиб ее муж, и ей пришлось перейти жить в дом к родственнику, который заставлял ее с утра до вечера работать, а ночами затаскивал в кровать...
Так стоит ли жалеть такую, в которой не было почти ничего хорошего, жизнь?.. В чем, конечно, виноваты русские, убившие ее отца и братьев, всех ее женихов, ее мужа и сына... Теперь она может отомстить им. Отомстит им!..
Автобус подъехал к остановке.
И должен был подъехать, потому что так советовали ей инструкторы. Взрыв на остановке еще более умножал жертвы за счет тех, кто находился там в ожидании автобуса. Их должны были посечь осколки разлетевшегося стекла.
— Остановка “Школа”, — сообщил водитель.
Вот, сейчас!..
Автобус остановился. С шипением раскрылись двери...
Дети, крича и смеясь, запрыгали по ступенькам вниз...
А она медлила...
Русские, сытые, чистенькие, ухоженные дети, будущие воины и матери, которые родят новых воинов, выходили из автобуса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48