А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


Метра в три длиной.
— Вижу.
Короткий удар мачете, и змея укорачивалась вполовину. А полтора метра это уже не так страшно. Это уже почти как наша лесная гадюка.
— Справа. Десять градусов!
Еще одна, длинная, что твоя бельевая веревка, рептилия. Да нет, не одна, а две.
— Сверху!
Удар с лету. Так, что обе половинки падают на головы.
Да сколько их здесь, в самом-то деле!
— Слева…
Справа…
Сзади…
— Все. Мочи больше нет. Привал!
Встали на небольшом, посреди чавкающей жижи, островке. Попадали кто где стоял. Сбросили противомоскитные сетки, отерли разъетые потом лица.
— Может, пообедаем?
— Давай. Сервируй.
Попробовали развести костер, чтобы чай согреть, да где там. Из местных дров воду можно было выжимать, как из свежевыстиранного белья. Только коробок спичек зря извели.
Пришлось обедать всухомятку. Штык-ножами вскрыли несколько банок тушенки, размазали мясо и жир по сухарям. Сгрызли. Запили пахнущей металлом водой из фляжек. Заели тремя плитками шоколада на всех. Промокнули губы. Вот и весь обед.
— Однообразное меню в вашем ресторане, — заметил Кудряшов, сбрасывая пальцем с последнего квадратика шоколада налипшую на него мошку. — Мясо с насекомыми, жир с насекомыми, сухари с насекомыми. Тьфу! И эта туда же, — стряхнул с рукава ползущую по нему здоровенную пиявку. — Дерьмовый у вас ресторан!
— Зато вид из окна экзотический.
— Вид — это да! К виду претензий нет. Пустые банки из-под консервов, шоколадную фольгу и все прочие отходы пиршества по раз и навсегда выработанной привычке зарыли в глубокую яму, которую замаскировали ветками и листвой. Точно так же поступили с уже переработанными организмом продуктами питания. То есть тоже зарыли и замаскировали. Боец спецназа после себя следов оставлять не должен. Даже таких на первый взгляд невинных.
Хотя, казалось бы, кто найдет их здесь, где нога человека, кроме их ног, наверняка еще не ступала. И тем не менее. Правила конспирации исключений знать не должны.
— Пошли?
— Пошли.
И сразу по пояс в вонючую вязкую жижу. И, раздирая коленями невидимые ветви и стебли, — вперед! Чтобы успеть к ночи выйти на сухой участок грунта.
Не успели. Ночь пришлось ночевать на болоте.
Между стоящими вблизи друг с другом деревьями растянули простейшие, сплетенные из парашютных строп гамаки. Замаскировали подходы листвой и ветками. Легли. Уложили на животы автоматы. Укрылись маскхалатами. И так всю ночь и качались, как мухи в паучьей паутине. Кроме одного сменного часового, бесшумно слоняющегося по округе в поисках подкрадывающихся к биваку врагов. Как будто этим врагам делать больше нечего, как в кромешной тьме по гнилому болоту ноги мочить. Как будто у них других, более приятных ночных занятий не найдется.
— Спокойной ночи!
— Спокойной!
Но спокойной ночи не получилось. В темноте по затихшим лейтенантам заползали, забегали, запрыгали какие-то мелкие представители местной фауны, норовящие протиснуться сквозь щели в одежде к голому телу. С минуты на минуту ожидались и их более представительные собратья. С аршинными зубами и отменным аппетитом. Которых очень привлекает европейская кухня. Ну в смысле мясо молодых российских лейтенантов. И еще почему-то вспомнились леденящие душу рассказы про десятиметровых питонов, бесшумно наползающих, обвивающих и давящих свои потенциальные жертвы. То есть все тех же молодых российских лейтенантов.
К утру караул нес не один шатающийся туда-сюда часовой, но весь личный состав отдыхающего подразделения. Во главе с командиром.
— Что, не спится?
— Да как-то не очень. Видно, матрас жесткий попался.
— И мне попался…
Днем лейтенантов подгонять нужды не было. Никто не хотел заполучить еще одну такую ночевку.
— Ничего, выйдем на высотки, там посуше будет, — подбадривал личный состав командир. — Осталось не так уж много.
— Слева. Девяносто градусов. Осторожней.
— Вижу.
— Справа. Сто.
— Вижу…
На высотки вышли только к ночи. И уснули. Кто где упал. И уже не чувствовали бегающую и прыгающую по телам фауну. Пообвыклись.
Утром развернули карту.
— С такими темпами нам не успеть к контрольному сроку, — сказал командир. — Мы прошли меньше трети.
— Что ты предлагаешь?
— Прибавить темп.
— Мы и так уже на пределе. Быстрее не получится.
— Значит, надо облегчаться.
— Чтобы хорошо облегчаться, надо хорошо есть… — мрачно пошутил кто-то.
— Придется бросить часть снаряжения.
— Что?
— Два цинка с патронами. На обратном пути подберем.
— Для чего мы их тогда столько времени тащили?
— Чтобы по достоинству оценить мудрый совет капитана, который советовал лишних боеприпасов не набирать. Другого выхода у нас нет. Если мы опоздаем к условленному сроку, патроны нам все равно будут ни к чему. Только если застрелиться.
— Другого выхода действительно нет.
Цинки и еще кое-что из снаряжения по мелочи зарыли в хорошо узнаваемом месте, пометив его на карте.
— Ну что, теперь ходу?
— Теперь ходу!
— Темп?
— Самый предельный.
Недаром лейтенанты, несмотря на мотовооруженность современной армии, бегали восьмисоткилометровые марафоны в Псковскую область. Теперь пригодилось.
Дозор в авангард, с отрывом на пару десятков метров. Больше нельзя. Больше потеряются. Командира с картой и прочими командирскими атрибутами-в центр колонны, где безопасней всего. Автоматы на изготовку так, чтобы одни смотрели дулами вправо, другие влево. Гранаты из подсумков в карманы. Чтобы быстрее можно было достать.
— Все готовы?
— Готовы!
— Тогда с места бегом марш!
Полчаса бег. Где это позволяет местная флора. Полчаса быстрый шаг. Через час пятиминутный отдых. Дозор определяет направление и темп движения. Арьергард страхует тылы. Командир сверяет направление по компасу. В случае опасности — мгновенная остановка и рассыпание в разные стороны. И затаивание. Словно никого и не было. Словно случайному наблюдателю померещились какие-то идущие по джунглям люди. Какие-то неясные тени. Которые мгновенно растворились, когда он решил рассмотреть их получше.
Полчаса бег.
Полчаса быстрый шаг.
Пять минут отдых…
День.
Часть ночи.
Второй день…
Первыми сдали ноги в насквозь промокших ботинках. На коже повысыпали пузыри мозолей, полопались и стали кровить. Ступать приходилось голым мясом.
От однообразного положения стали затекать шеи.
Нестерпимо зачесалась истертая складками одежды и изъетая потом кожа. Потом загноилась. И потекла…
Стали слипаться глаза.
И приходить глупые мысли. О тщете всего земного.
Приближался предел усталости, после которого утрачивается боеспособность.
— Командир! Надо или вставать на большой привал. Или…
На большой привал, где бы можно было привести в порядок себя и амуницию, где бы можно было поесть, отдохнуть и подлечиться, времени не было.
Оставалось или…
Командир вскрыл аптечку и выдал каждому из бойцов по две таблетки стимулятора. Который и от усталости, и от голода, и от боли, и от сна. Который от всего, кроме смерти.
Теперь пару дней они должны были бежать на внутренних резервах. Тех, что «химия» затребовала на-гора из их измученных организмов. И те, что организмы выдали, подчиняясь сильнейшей таблеточной команде.
— Готовы?
— Готовы.
— Тогда в путь…
Полчаса бег.
Полчаса быстрый шаг.
Пять минут отдых.
Час.
Два.
Три.
Десять…
— Вижу объект! — показал двигающийся в голове колонны дозор.
Точнее, не сам объект, а известные топографические привязки вблизи него. Те, которые невозможно спутать.
Командир поднял руку.
— Прекратить движение!
Колонна встала.
Теперь они перестали говорить. Теперь они онемели. Все дальнейшее общение между участниками разведгруппы должно было протекать в режиме жестовых команд.
Время разговоров прошло. Они вышли в исходную точку!
— Ожидаем ночи, — показал командир. — Потом идем на сближение…
Глава 9
Они ждали еще двое суток, пока интересующая их машина прошла. Они лежали в тесных убежищах, скрючившись наподобие знака вопроса, наблюдая за дорогой сквозь узкие амбразуры, проделанные в маскировочных стенах. Они прослеживали каждую мелькнувшую в объективе биноклей или приборов ночного видения машину.
Не то…
Не то…
Опять не то…
Лежа в убежищах, они не могли шевелиться, чесаться, вздыхать, отправлять естественные надобности и по той причине пить и есть. Они были слишком близки к дороге. И боялись неловким движением или случайным чихом выдать свое присутствие.
Они вынужденно терпели жару, ползающих по их ногам здоровенных муравьев, здоровенных пауков, сплетающих между их замерших, как две коряги, ног паутину. Они недвижимо ждали, когда их кровью насытится и наконец улетит комар, минуту назад севший на руку.
Сохраняли подвижность только их глаза, вжатые в окуляры бинокля. Их зрачки, отсматривавшие объект.
Опять не то…
Опять…
Опять…
По дороге нескончаемой вереницей двигался автотранспорт, запряженные в повозки мулы, просто мулы, люди, тянущие повозки, просто идущие люди. Люди разговаривали, смотрели по сторонам, отбегали на обочину по надобности и ничего не замечали. Не замечали наблюдающих за ними глаз. Чужих глаз.
Джип! Но не сходится номер.
Похожий номер. Но не джип!…
Ночами наблюдатели менялись, впервые за много часов имея возможность распрямить занемевшие до состояния бесчувственных деревяшек тела. К теплым окулярам оптических приборов прилипала другая смена.
Опять не то…
Опять мимо…
Мимо…
Мимо…
— Вижу! — отметил из ближнего НП Кудряшов. — Джип. Номер…
— Есть! — зафиксировал прохождение объекта «прикинувшийся булыжником» по другую сторону шоссе Резо.
— Точно. Он! — рассмотрел в бинокль номер командир. И зафиксировал время. — Сворачиваемся.
Уходили ночью, предварительно уничтожив все следы своего пребывания возле дороги. Уходили тяжело. У кого-то разбарабанило поцарапанную о случайную колючку ногу, у кого-то загноилась кожа под разорванными мозолями, кого-то мучило ураганное расстройство желудка. Здоровых не осталось.
Шли в максимально быстром темпе. Не потому, что спешили. Потому, что шли домой.
Полчаса шагом.
Десять минут отдых.
И снова полчаса шагом…
В известной точке подобрали брошенные цинки, которые, как показалось, чуть не вдвое прибавили в весе.
К болоту вышли в полдень.
— Ныряем с ходу? Или ждем завтрашнего утра?
— Ныряем…
Теперь им было и проще и труднее. Проще, потому что они знали, что трясина не бесконечна. Труднее, потому что уже не могли надеяться на легкий путь.
— Ерунда, два дня купаний — и дома!
— Сплюнь.
— Да брось ты.
Лучше бы они сплюнули. И обошли то болото стороной…
— Справа. Триста градусов.
— Вижу родимую.
Удар мачете поперек извивающегося тела.
— Справа. Двести пятьдесят.
— Уже заметил…
Двигались медленно, с трудом нащупывая подошвами ускользающее дно, еле продираясь сквозь переплетение полузатопленных стволов.
— Может, перекурим?
— Дойдем до острова — перекурим.
— Прямо сто девяносто.
— Заметил.
— Слева двести…
— А, черт!
— Что такое? Что случилось?
— Кажется, зацепила! Тварь ползучая! Идущий впереди лейтенант рубанул мачете убегающую от него змею. Но было уже поздно.
— Куда?
— В руку. Выше локтя. Главное дело, ведь я ее увидел. Хотел прикончить. А она первая…
— Ладно. Молчи…
Бойцы осмотрелись вокруг. Положить пострадавшего товарища, чтобы оказать ему помощь, было некуда. Кругом была грязь и вода.
— Сомкнись! — скомандовал один из них. Бойцы придвинулись, встали плечо к плечу и подняли пострадавшего на согнутые в локтях руки.
Командир вытянул из ножен штык-нож и взрезал рукав.
— Вот сволочь! Сквозь куртку прокусила.
— Радуйся, может, не все тебе досталось. Может, часть яда на ткань пролилась.
На коже темнели две маленькие аккуратные дырочки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48