– Садитесь, и я вам расскажу, что мне сообщил офицер, с которым я только что говорил по телефону о деле Накодо.
– С какой радости?
– Потому что, может, тогда мы с вами не встретимся снова при других обстоятельствах, – ответил он. – Пока что у вас в башке такая куча недоделанных идей, что вы поневоле станете бегать кругами и баламутить все вокруг. А потом что? В итоге все равно окажетесь тут, передо мной, а мне это без надобности. Так что садитесь.
Если бы Арадзиро прицепил к моей рубашке почетный значок и отдал мне свою пушку, он и то не удивил бы меня больше. Я сел, почти в трансе. Должно быть, он заметил мое тупое удивление, потому что резко вздохнул.
– Я избрал новый подход, – предупредил он. – В том, что касается вас, – тактическая перемена. Превентивные меры. В прошлом вы показали себя скользким типом, и раз уж я не могу вас прищучить, по крайней мере, могу сделать все, что в моих силах, чтобы не дать вам совершать непотребства. Даже сотрудничать буду, как ни отвратительна мне эта идея. Может, предотвращение преступлений – не так круто, как упечь за решетку такую мразь, как вы, но в общем и целом это обычно эффективнее.
– Рад узнать, что вы больше не таите на меня злобу.
– Между нами все по-прежнему, – заявил Арадзиро, пропустив мимо ушей мой сарказм. – Я не жду, что мой новый подход сработает. А когда вы неизбежно облажаетесь, я навешу на вас все, что у меня есть, со всеми вытекающими. Пока же вот что я могу вам рассказать.
И вот что Арадзиро мне рассказал.
Копы знали про Миюки и Накодо. Они узнали об интрижке от самого Накодо, который явился в полицию, когда в реке Нихомбаси обнаружили труп Миюки. Накодо поведал, что когда он порвал с Миюки, та съехала с катушек и, как он подозревает, из-за этого и покончила с собой. В своем рапорте полицейские указали, что Накодо и сам был вроде как двинутый и особенно беспокоился, как бы желтые газетенки не пронюхали о возможном скандале, если полицейские устроят тщательное расследование смерти Миюки. Он смиренно попросил копов разобраться с этим делом как можно быстрее и не рыть землю носом.
Даже инспектор Арадзиро не мог не заметить сухо, что это было предложение, от которого его коллеги из района Минато не смогли отказаться, учитывая, что Накодо был чиновником в Министерстве строительства. Его косвенное влияние совсем не помешало бы, чтобы выбить разрешение городских властей на строительство в районе нового супернавороченного тренировочного центра для полиции.
Когда полицейские приехали в ответ на срочный вызов из особняка, они обнаружили Накодо мордой вниз в маленьком пруду на восточной стороне двора. Они решили, что это самоубийство, несмотря на то, что Накодо выбрал столь эксцентричный способ.
– Самоубийство? – не удержался я. Арадзиро энергично кивнул.
– То есть он типа вышел во двор, шлепнулся в пруд и утопился?
– У него была целая куча причин умереть, – пожал плечами Арадзиро. – Казалось бы, у такой шишки все должно быть схвачено, но, видать, на самом деле все было сложнее. Офицеры, которые ведут дело, уже опросили несколько коллег Накодо, и те сказали, что он уже давным-давно пошел вразнос. Вы же знаете, что его жена тоже утонула. Много лет назад. Официально объявили, что это был несчастный случай, но только чтобы не позорить семью. В действительности – самоубийство в чистом виде. Она сиганула в реку Сумида всего через пару лет после свадьбы. И с тех пор вне работы Накодо превратился во взрослого хикикомори.
По-японски это примерно то же, что и «затворник», но обычно так называли замкнутых подростков, которые бросали школу и сычами торчали в родительском доме, профукивая золотые годы в компании видеоигр и героев манта вместо компании друзей. При падении уровня рождаемости и гложущем подозрении, что нынешние детки не просто антисоциальны – что вполне нормально, – а попросту асоциальны, растущий феномен хикикомори считают еще одним признаком инертности Японии. В жизни не слыхал, чтобы этим словом называли взрослого, но не могу не признать, что в тот первый день в Арк-Хиллз Накодо в общем и целом именно таким мне и показался.
– Только недавно мужик заинтересовался чем-то помимо работы, – продолжал инспектор. – По-моему, он и правда воспрял духом, когда закрутил роман с этой девчонкой, стал совсем другим человеком. Но потерять еще одну женщину так же, как и прежнюю, – этого он, должно быть, не вынес.
– Но вы же вроде говорили, что это Накодо порвал с ней?
– Он нам так сказал.
– Если он так сильно втюрился, с чего бы ему с ней рвать?
– Единственное, чему я научился за тридцать лет службы, – люди сами не знают, в чем их благо. Мужики не всегда поступают разумно, особенно если дело касается баб. А бабы? Для начала покажите мне женщину, которая вообще бывает разумной. Добавьте еще любовь – и удивительно, что все реки в городе не забиты трупами. Знаете, только на прошлой неделе в парке Ёёги мы нашли трех жмуриков. Чувак придушил двух женщин и повесился на дереве. Самоубийство из-за любовного треугольника. Самое дикое, что всем было за шестьдесят пять. Представляете? Любовное самоубийство в таком возрасте?
– Скрытые социальные издержки виагры, – сказал я рассеянно.
Сам-то я думал, что Накодо вовсе не порвал с Миюки. Это она его кинула, нашла способ свалить, как и написала в письме к Афуро. А вот наврал ли Накодо копам, чтобы прикрыть шантаж, или убийство, или просто из-за этакой гордости мачо, – это открытый вопрос. У меня таких куча, но надо следить за тем, про какие стоит заикаться. Я еще не видел репортажей о смерти Накодо, так что понятия не имею, что известно публике, а что копы скрывают. Но самоубийство? Как это объясняет разгром в доме?
– Я приходил к Накодо пару дней назад, и кругом была толпа слуг, – сказал я. – Ваши ребятки с ними потолковали?
– Естественно, – ответил Арадзиро. – В субботу у слуг выходной.
– Наверняка вы старика по полной тряханули? Морда у Арадзиро была слишком толстая, чтобы нахмуриться, но, по-моему, он все же постарался.
– Чака, мои коллеги, офицеры полиции, расспросили отца Накодо. Ну, по крайней мере, попытались. Насколько я понимаю, крыша у него далеко уехала. Он даже не помнит, что звонил в полицию.
– А откуда вы знаете, что он звонил?
– В доме больше никого не было, – ответил Арадзиро. – Слушайте, Чака, я знаю, вы со своей теорией шантажа весь такой радостный сюда прибежали, но мой человек в Минато говорит, что она не покатит. Мы с ним вместе в академии учились, и оба хорошо знаем, что первый принцип расследования такой: самое простое объяснение и есть верное в девяти случаях из десяти.
– Может, это как раз и есть десятый случай.
– Простое объяснение в том, что Накодо покончил с собой, и никаких доказательств обратного мы не нашли. Блин, да кроме шашней с хостес, этот парень уже много лет был на грани самоубийства. Никто из тех, кого мы опросили, не удивился, что он себя укокошил. Знаете, как люди всегда говорят: «на него это просто совсем не похоже»? Так вот, никто этого не сказал. Ни единая душа.
– И поэтому вам сразу должно быть ясно, что здесь нечисто.
– Вы вот что мне скажите, – фыркнул Арадзиро. – Если кто-то угробил Накодо, думаете, они бы оставили в живых старика, свидетеля?
Нанеся свой coup de grace, Арадзиро откинулся на спинку кресла. Уголки его губ решили было поиграть с мочками ушей, а потом вновь сомкнулись в обычной кислой гримасе, но секунду это почти смахивало на улыбку.
Я и не почесался ответить на вопрос Арадзиро. С тех пор как я из особняка Накодо позвонил копам, прошло всего несколько часов. И они уже сграбастали все улики, опросили всех замешанных, сделали выводы и закрыли дело. Наверняка даже следователи не верили, что Накодо покончил с собой, но какая разница? Не считая малахольного старикашки, родни у Накодо не было, да и настоящих друзей, судя по всему, тоже. У него была куча связей, но не тех, которые в итоге что-то значат. Эти знакомцы придут на похороны, а затем вытащат визитку Накодо из своих картотек и удалят из списка адресатов его электронную почту. Но, подняв бучу, никто из них ничего бы не выгадал. И я вдруг вновь пожалел этого мужика, как в тот первый день в Арк-Хиллз.
– А насчет вашей пропавшей подружки, если через сутки новостей не будет, возвращайтесь, и мы снова это обсудим, – сказал Арадзиро, устроив настоящее шоу из своего великодушия. – А до тех пор оставьте расследование нам. В конце концов, я же не вваливаюсь в редакцию вашего журнальчика в Нью-Джерси и не советую вам, о каких новых кремах от прыщей вам писать, ведь так?
– Кливленд в Огайо. Не в Нью-Джерси. В Огайо. Арадзиро пропустил это мимо ушей и поднялся из-за стола. Натянул форменную ярко-синюю куртку и воткнул очередную сигарету в уголок губ. А потом чиркнул спичкой так, будто она была мной. Прикурил, выплюнул клуб дыма мне в лицо. Я задержал дыхание. Я всегда буду так делать после Человека в Белом.
– Я ловлю последнюю электричку до дома, – заявил Арадзиро, тащась от каждой секунды собственного показушного раздражения. – И вам советую сделать то же. Ах да, кстати, о доме – может, будете счастливы узнать, что мне до пенсии осталось всего три года.
– Поздравляю.
– Может, вы и будете счастливы, но зря. Сейчас я – официальный представитель Токийской городской администрации. И мой долг – охранять законы города и поддерживать мир. Но меньше чем через тысячу дней я буду просто господином Арадзиро. Частным лицом, чей единственный долг – охранять собственную честь. А вы? По-прежнему будете наезжать сюда, кропая историйки для прыщавых детишек. Может, Токио – величайший город в мире. Но для меня – самый мелкий городок на земле. И я не удивлюсь, если в моем городе наши дорожки пересекутся. А вы?
– Умеете вы прощаться.
– Хочу быть уверен, что вы все запомните, – сказал он. – И если вы стряпаете еще какие-нибудь отстойные теории, чтобы завтра явиться сюда и потратить мое время, я лучше избавлю вас от этого напряга. Мы также уверены, что старик Накодо не убивал своего сына, на тот случай, если это ваша следующая идея.
– Почему это?
– Потому что у него всего одна рука, – ответил Арадзиро, растопырив пять коротких пальцев, словно кучу сосисок. – Мой человек сообщил, что вторую руку старик потерял в войну. Трудновато держать человека под водой, вам не кажется?
Вразвалку подойдя к двери, Арадзиро замер на секунду и еще разок уставился на меня. Не иначе жалел, что из глаз у него не стреляют два лазерных луча, как в фильме «Годзилла». Хрюкнув, он щелкнул выключателем, оставив меня в темноте. По-прежнему предсмертно кашлял кондиционер и тикали часы.
30
СНЫ О ПАТИНКО
У старика Накодо нет руки.
Я все повторял и повторял себе это, будто меня еще надо убеждать, будто мне нужны еще доказательства, что он и вправду офицер Такахаси из Кэмпэйтай – человек, который отвечает за разрушение Храма Бэндзайтэн, который был причиной смерти монахов Бэндзайтэн и этим запустил какой-то странный механизм, а в итоге умерли Амэ Китадзава, Миюки, его собственный сын, и это еще не конец.
Я припомнил две короткие встречи со стариканом – и правда, я видел, как он управляет инвалидным креслом только одной рукой. Левой. Я просто решил, что правая лежит где-нибудь у него на коленях, в складках роскошного кимоно. Забавно – когда Миюки валялась на полу в галерее патинко, я заметил цветочки на ее нижнем белье; а что у мужика не хватает руки, я проглядел не раз, а дважды. Вот тебе и репортерский глаз на детали.
У Накодо нет руки, думал я, а мимо с шумом неслись легковушки и грузовики, один за другим, грохоча по бетону, от них дрожали стальные балки надземной магистрали. До воды под шоссе лунный свет не добирался, но иногда машины на боковой улочке внизу освещали фарами черную поверхность реки, всего на секунду, и вода снова погружалась в темноту и превращалась в невидимый поток, что скользил мимо бетонных опор, даже в сумраке мерцающих призрачно-белым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
– С какой радости?
– Потому что, может, тогда мы с вами не встретимся снова при других обстоятельствах, – ответил он. – Пока что у вас в башке такая куча недоделанных идей, что вы поневоле станете бегать кругами и баламутить все вокруг. А потом что? В итоге все равно окажетесь тут, передо мной, а мне это без надобности. Так что садитесь.
Если бы Арадзиро прицепил к моей рубашке почетный значок и отдал мне свою пушку, он и то не удивил бы меня больше. Я сел, почти в трансе. Должно быть, он заметил мое тупое удивление, потому что резко вздохнул.
– Я избрал новый подход, – предупредил он. – В том, что касается вас, – тактическая перемена. Превентивные меры. В прошлом вы показали себя скользким типом, и раз уж я не могу вас прищучить, по крайней мере, могу сделать все, что в моих силах, чтобы не дать вам совершать непотребства. Даже сотрудничать буду, как ни отвратительна мне эта идея. Может, предотвращение преступлений – не так круто, как упечь за решетку такую мразь, как вы, но в общем и целом это обычно эффективнее.
– Рад узнать, что вы больше не таите на меня злобу.
– Между нами все по-прежнему, – заявил Арадзиро, пропустив мимо ушей мой сарказм. – Я не жду, что мой новый подход сработает. А когда вы неизбежно облажаетесь, я навешу на вас все, что у меня есть, со всеми вытекающими. Пока же вот что я могу вам рассказать.
И вот что Арадзиро мне рассказал.
Копы знали про Миюки и Накодо. Они узнали об интрижке от самого Накодо, который явился в полицию, когда в реке Нихомбаси обнаружили труп Миюки. Накодо поведал, что когда он порвал с Миюки, та съехала с катушек и, как он подозревает, из-за этого и покончила с собой. В своем рапорте полицейские указали, что Накодо и сам был вроде как двинутый и особенно беспокоился, как бы желтые газетенки не пронюхали о возможном скандале, если полицейские устроят тщательное расследование смерти Миюки. Он смиренно попросил копов разобраться с этим делом как можно быстрее и не рыть землю носом.
Даже инспектор Арадзиро не мог не заметить сухо, что это было предложение, от которого его коллеги из района Минато не смогли отказаться, учитывая, что Накодо был чиновником в Министерстве строительства. Его косвенное влияние совсем не помешало бы, чтобы выбить разрешение городских властей на строительство в районе нового супернавороченного тренировочного центра для полиции.
Когда полицейские приехали в ответ на срочный вызов из особняка, они обнаружили Накодо мордой вниз в маленьком пруду на восточной стороне двора. Они решили, что это самоубийство, несмотря на то, что Накодо выбрал столь эксцентричный способ.
– Самоубийство? – не удержался я. Арадзиро энергично кивнул.
– То есть он типа вышел во двор, шлепнулся в пруд и утопился?
– У него была целая куча причин умереть, – пожал плечами Арадзиро. – Казалось бы, у такой шишки все должно быть схвачено, но, видать, на самом деле все было сложнее. Офицеры, которые ведут дело, уже опросили несколько коллег Накодо, и те сказали, что он уже давным-давно пошел вразнос. Вы же знаете, что его жена тоже утонула. Много лет назад. Официально объявили, что это был несчастный случай, но только чтобы не позорить семью. В действительности – самоубийство в чистом виде. Она сиганула в реку Сумида всего через пару лет после свадьбы. И с тех пор вне работы Накодо превратился во взрослого хикикомори.
По-японски это примерно то же, что и «затворник», но обычно так называли замкнутых подростков, которые бросали школу и сычами торчали в родительском доме, профукивая золотые годы в компании видеоигр и героев манта вместо компании друзей. При падении уровня рождаемости и гложущем подозрении, что нынешние детки не просто антисоциальны – что вполне нормально, – а попросту асоциальны, растущий феномен хикикомори считают еще одним признаком инертности Японии. В жизни не слыхал, чтобы этим словом называли взрослого, но не могу не признать, что в тот первый день в Арк-Хиллз Накодо в общем и целом именно таким мне и показался.
– Только недавно мужик заинтересовался чем-то помимо работы, – продолжал инспектор. – По-моему, он и правда воспрял духом, когда закрутил роман с этой девчонкой, стал совсем другим человеком. Но потерять еще одну женщину так же, как и прежнюю, – этого он, должно быть, не вынес.
– Но вы же вроде говорили, что это Накодо порвал с ней?
– Он нам так сказал.
– Если он так сильно втюрился, с чего бы ему с ней рвать?
– Единственное, чему я научился за тридцать лет службы, – люди сами не знают, в чем их благо. Мужики не всегда поступают разумно, особенно если дело касается баб. А бабы? Для начала покажите мне женщину, которая вообще бывает разумной. Добавьте еще любовь – и удивительно, что все реки в городе не забиты трупами. Знаете, только на прошлой неделе в парке Ёёги мы нашли трех жмуриков. Чувак придушил двух женщин и повесился на дереве. Самоубийство из-за любовного треугольника. Самое дикое, что всем было за шестьдесят пять. Представляете? Любовное самоубийство в таком возрасте?
– Скрытые социальные издержки виагры, – сказал я рассеянно.
Сам-то я думал, что Накодо вовсе не порвал с Миюки. Это она его кинула, нашла способ свалить, как и написала в письме к Афуро. А вот наврал ли Накодо копам, чтобы прикрыть шантаж, или убийство, или просто из-за этакой гордости мачо, – это открытый вопрос. У меня таких куча, но надо следить за тем, про какие стоит заикаться. Я еще не видел репортажей о смерти Накодо, так что понятия не имею, что известно публике, а что копы скрывают. Но самоубийство? Как это объясняет разгром в доме?
– Я приходил к Накодо пару дней назад, и кругом была толпа слуг, – сказал я. – Ваши ребятки с ними потолковали?
– Естественно, – ответил Арадзиро. – В субботу у слуг выходной.
– Наверняка вы старика по полной тряханули? Морда у Арадзиро была слишком толстая, чтобы нахмуриться, но, по-моему, он все же постарался.
– Чака, мои коллеги, офицеры полиции, расспросили отца Накодо. Ну, по крайней мере, попытались. Насколько я понимаю, крыша у него далеко уехала. Он даже не помнит, что звонил в полицию.
– А откуда вы знаете, что он звонил?
– В доме больше никого не было, – ответил Арадзиро. – Слушайте, Чака, я знаю, вы со своей теорией шантажа весь такой радостный сюда прибежали, но мой человек в Минато говорит, что она не покатит. Мы с ним вместе в академии учились, и оба хорошо знаем, что первый принцип расследования такой: самое простое объяснение и есть верное в девяти случаях из десяти.
– Может, это как раз и есть десятый случай.
– Простое объяснение в том, что Накодо покончил с собой, и никаких доказательств обратного мы не нашли. Блин, да кроме шашней с хостес, этот парень уже много лет был на грани самоубийства. Никто из тех, кого мы опросили, не удивился, что он себя укокошил. Знаете, как люди всегда говорят: «на него это просто совсем не похоже»? Так вот, никто этого не сказал. Ни единая душа.
– И поэтому вам сразу должно быть ясно, что здесь нечисто.
– Вы вот что мне скажите, – фыркнул Арадзиро. – Если кто-то угробил Накодо, думаете, они бы оставили в живых старика, свидетеля?
Нанеся свой coup de grace, Арадзиро откинулся на спинку кресла. Уголки его губ решили было поиграть с мочками ушей, а потом вновь сомкнулись в обычной кислой гримасе, но секунду это почти смахивало на улыбку.
Я и не почесался ответить на вопрос Арадзиро. С тех пор как я из особняка Накодо позвонил копам, прошло всего несколько часов. И они уже сграбастали все улики, опросили всех замешанных, сделали выводы и закрыли дело. Наверняка даже следователи не верили, что Накодо покончил с собой, но какая разница? Не считая малахольного старикашки, родни у Накодо не было, да и настоящих друзей, судя по всему, тоже. У него была куча связей, но не тех, которые в итоге что-то значат. Эти знакомцы придут на похороны, а затем вытащат визитку Накодо из своих картотек и удалят из списка адресатов его электронную почту. Но, подняв бучу, никто из них ничего бы не выгадал. И я вдруг вновь пожалел этого мужика, как в тот первый день в Арк-Хиллз.
– А насчет вашей пропавшей подружки, если через сутки новостей не будет, возвращайтесь, и мы снова это обсудим, – сказал Арадзиро, устроив настоящее шоу из своего великодушия. – А до тех пор оставьте расследование нам. В конце концов, я же не вваливаюсь в редакцию вашего журнальчика в Нью-Джерси и не советую вам, о каких новых кремах от прыщей вам писать, ведь так?
– Кливленд в Огайо. Не в Нью-Джерси. В Огайо. Арадзиро пропустил это мимо ушей и поднялся из-за стола. Натянул форменную ярко-синюю куртку и воткнул очередную сигарету в уголок губ. А потом чиркнул спичкой так, будто она была мной. Прикурил, выплюнул клуб дыма мне в лицо. Я задержал дыхание. Я всегда буду так делать после Человека в Белом.
– Я ловлю последнюю электричку до дома, – заявил Арадзиро, тащась от каждой секунды собственного показушного раздражения. – И вам советую сделать то же. Ах да, кстати, о доме – может, будете счастливы узнать, что мне до пенсии осталось всего три года.
– Поздравляю.
– Может, вы и будете счастливы, но зря. Сейчас я – официальный представитель Токийской городской администрации. И мой долг – охранять законы города и поддерживать мир. Но меньше чем через тысячу дней я буду просто господином Арадзиро. Частным лицом, чей единственный долг – охранять собственную честь. А вы? По-прежнему будете наезжать сюда, кропая историйки для прыщавых детишек. Может, Токио – величайший город в мире. Но для меня – самый мелкий городок на земле. И я не удивлюсь, если в моем городе наши дорожки пересекутся. А вы?
– Умеете вы прощаться.
– Хочу быть уверен, что вы все запомните, – сказал он. – И если вы стряпаете еще какие-нибудь отстойные теории, чтобы завтра явиться сюда и потратить мое время, я лучше избавлю вас от этого напряга. Мы также уверены, что старик Накодо не убивал своего сына, на тот случай, если это ваша следующая идея.
– Почему это?
– Потому что у него всего одна рука, – ответил Арадзиро, растопырив пять коротких пальцев, словно кучу сосисок. – Мой человек сообщил, что вторую руку старик потерял в войну. Трудновато держать человека под водой, вам не кажется?
Вразвалку подойдя к двери, Арадзиро замер на секунду и еще разок уставился на меня. Не иначе жалел, что из глаз у него не стреляют два лазерных луча, как в фильме «Годзилла». Хрюкнув, он щелкнул выключателем, оставив меня в темноте. По-прежнему предсмертно кашлял кондиционер и тикали часы.
30
СНЫ О ПАТИНКО
У старика Накодо нет руки.
Я все повторял и повторял себе это, будто меня еще надо убеждать, будто мне нужны еще доказательства, что он и вправду офицер Такахаси из Кэмпэйтай – человек, который отвечает за разрушение Храма Бэндзайтэн, который был причиной смерти монахов Бэндзайтэн и этим запустил какой-то странный механизм, а в итоге умерли Амэ Китадзава, Миюки, его собственный сын, и это еще не конец.
Я припомнил две короткие встречи со стариканом – и правда, я видел, как он управляет инвалидным креслом только одной рукой. Левой. Я просто решил, что правая лежит где-нибудь у него на коленях, в складках роскошного кимоно. Забавно – когда Миюки валялась на полу в галерее патинко, я заметил цветочки на ее нижнем белье; а что у мужика не хватает руки, я проглядел не раз, а дважды. Вот тебе и репортерский глаз на детали.
У Накодо нет руки, думал я, а мимо с шумом неслись легковушки и грузовики, один за другим, грохоча по бетону, от них дрожали стальные балки надземной магистрали. До воды под шоссе лунный свет не добирался, но иногда машины на боковой улочке внизу освещали фарами черную поверхность реки, всего на секунду, и вода снова погружалась в темноту и превращалась в невидимый поток, что скользил мимо бетонных опор, даже в сумраке мерцающих призрачно-белым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42