Нет, я его толком не рассмотрел, но, может, он в белом. А женщину? Худенькая, где-то пять футов два дюйма, короткие волосы, туфли с загнутыми носами, шла так забавно. Но вы же сказали, что она бежала? Нуда, то есть бежала так забавно. В смысле «забавно»?… Ну, как будто у нее коленки связаны. Она связана? Нет, она просто так бежит. А во что она одета? Я сказал, что особо не рассмотрел, кроме туфель, но, наверное, она в чем-то цветастом. У мужчины было какое-нибудь оружие?
Не уверен. Он вел себя пугающе или угрожающе? Да, явно очень пугающе и угрожающе. Женщина кричала, было видно, что она в беде? Надеюсь, что так.
Не особо впечатлившись, диспетчер ответила, что сразу же отправит кого-нибудь с полицейского поста в Дзимботё, чтобы все проверить, и повесила трубку. Целый час я сидел рядом с Хатико, таращась на выход станции Сибуя и надеясь вопреки надежде, что вот сейчас увижу, как Афуро косолапит через площадь, а на моем мобильном заиграют «Незнакомцы в ночи». Все происходило точно на быстрой перемотке, как будто я живу в замедленном кадре, где неподвижны только мы с Хатико, а мир размытым пятном тревожно несется мимо.
Я еще раз припомнил события, надеясь, что смогу засечь какой-нибудь важный знак, который упустил раньше. Припадок Миюки в галерее патинко. В моем номере появляется Человек в Белом, не говорит ни слова. Накодо-младший тащит меня в Арк-Хиллз, жалуется, что пропала его дочка. Под автострадой тонет Миюки. Детектив Ихара рассказывает мне, что двадцать шесть лет назад к нему заявился тип по имени Боджанглз, чтобы расстроить свадьбу, утверждает, что на самом деле старик Накодо – это офицер Такахаси, человек с темным военным прошлым. Афуро говорит мне, что Миюки родилась и выросла в деревне Мурамура, так что дочкой Накодо она быть не может. Потом Афуро теряет записную книжку с единственной записью – словом «Миюки» и картой, как добраться до хостес-клуба в Гиндзе.
В клубе «Курой Кири» Накодо скармливает мне двойную ложь, утверждает, что дочка вернулась домой. Головорезы Человека в Белом окуривают меня дымом, я трясусь в припадке. Человек в Белом показывает мне фотографию Накодо и женщины с родинкой: сперва я по ошибке принимаю ее за Миюки, но потом вижу, что этот доппельгангер – Амэ Китадзава, покойная жена Накодо. Человек в Белом пишет: «МУЖЧИНА НА ФОТОГРАФИИ СКОРО ПРИСОЕДИНИТСЯ К НАМ», а еще пишет «БЭНДЗАЙТЭН ГОВОРИТ, ЧТО К НАМ ПРИСОЕДИНЯТСЯ ЕЩЕ ДВОЕ».
Афуро шандарахает меня по башке кирпичом. Рассказывает, как ее хату разгромили, как загадочный тип Боджанглз платил ее подружке, чтобы та отращивала волосы и носила определенные шмотки. Говорит, что у Миюки был спонсор по имени Накодо и что Миюки собиралась его кинуть, добыв попутно кучу денег.
Я пытаюсь заявиться к Накодо и разговорить его, но обнаруживаю, что кто-то позаботился о том, чтобы Накодо больше никогда и рта не раскрыл. Старика Накодо не тронули, и насколько я разобрал, тот обвиняет в случившемся монахов из Храма Бэндзайтен.
Профессор Кудзима говорит мне, что почти шестьдесят лет назад этот самый храм спалил дотла офицер Такахаси, который пытался конфисковать священную статуэтку, чтобы спасти императора. У Амэ Китадзава, утонувшей двадцать четыре года назад, тоже были припадки, и она тоже видела Человека в Белом. Афуро засекает чувака, ей кажется, что это Боджанглз, он преследует ее, а потом…
А потом вот он я. Могу только надеяться. Ждать, думать и надеяться, что с Афуро все путем. Сколько бы раз я ни раскладывал факты по полочкам, они не сходились. Я знал, что Боджанглз дотошно переделал Миюки так, чтобы она походила на покойную Амэ Китадзава. Сдается мне, что еще Боджанглз шантажировал Накодо, угрожал раскрыть его темный фамильный секрет времен Второй мировой. Но я не знал, как эти две теории сходятся. Зуб даю, что в какой-то момент они состыковались, и тогда Миюки утонула в реке Нихомбаси.
Но какого черта Боджанглзу надо от Афуро?
Этот вопрос напомнил мне, что я так и не подобрался к разгадке того, что же случилось той ночью с Миюки. Ее убил Накодо, или Боджанглз, или Человек в Белом, или она покончила с собой, как полагают копы? Одно несчастье за другим, прошлое, точно кровь, просачивается в настоящее, превращаясь в будущее.
Я понятия не имел, что случится в будущем, но мне надо было верить, что Афуро еще не мертва, что я еще могу что-то сделать. И такое «что-то» было. Нечто радикальное и отчаянное – я едва верил, что и вправду об этом думаю. Но чем больше я размышлял, тем отчетливее понимал, что это необходимо. Когда я решился ступить на эту коварную тропу, мне стало легче, и плевать, что там грядет в будущем – я более-менее знаю, чем обернутся следующие несколько часов. Вот что мне нравится в делах с ребятами из городского полицейского участка Синдзюку. Всегда знаешь, чего ждать.
29
СВОЙ ЧЕЛОВЕК В МИНАТО
Сигарета инспектора Арадзиро лежала в грязной пластмассовой пепельнице в форме лягушачьего рта. Бедная лягушка уже сожрала шесть или семь окурков, которые валялись в пепельнице – кучка пепла там, где у лягушки был бы язык. Я смотрел, как дымится еще живая сигарета, и слушал тик-так настенных часов. Давненько я не слышал настоящих тикающих часов. Не скажу, что соскучился.
Был вечер субботы, двенадцатый час, так что за столами осталось мало копов. Большинство либо сидели по многочисленным полицейским постам неподалеку, либо слонялись по улицам, якобы защищая обычных мужчин и женщин, которые смотрят кино, играют в патинко, ошиваются по клубам и барам, сидят в сопурандо, поют в караоке и делают все, что только на ум взбредет, лишь бы на несколько часов избавиться от своей повседневной жизни. Ясно, что раз я провожу субботний вечер, снова и снова выкладывая одну и ту же историю инспектору Арадзиро, значит, где-то по дороге моя повседневная жизнь слиняла, даже не попрощавшись.
Но сдается мне, было неизбежно, что рано или поздно я окажусь за столом напротив своего старого мстителя. Пытаться вообразить Токио без Арадзиро – все равно что вообразить Токио без ворон и воров, неоновых огней и прекрасных женщин. С годами наши разборки стали настолько рутинными, что мазохист во мне ждал их даже с нетерпением.
Инспектор Арадзиро мою сентиментальность не разделял.
Он мечтал о Токио-без-Чаки-на-веки-вечные с тех самых пор, как я отправил в утиль его напарника. Это случилось много лет назад в районе Рёгоку, после того, как я в кабаке под названием «Рваная карта» увидел, что этот чувак лапает официантку, которой это явно было не по нраву. Наша драка ни во что серьезное не вылилась бы, если бы не тот факт, что в баре сидели в засаде несколько папарацци из желтых газетенок. «Рваная карта» была любимой пивнушкой Кадзухиро Ямакагэ, талантливого, но неблагополучного молодого сумоиста, чьей карьере угрожала булимия. Даже в туалете фотографы понатыкали скрытых камер в надежде сорвать куш в пять миллионов йен за фотографические свидетельства того, как Ямакагэ блюет. В тот вечер сумоист так и не объявился, но журналюги все равно отхватили кое-какие приличные снимки и историю.
ПОПАЛСЯ КОП-ЩУПАЧ!
СХВАТКА ОЗАБОЧЕННОГО ПОЛИЦЕЙСКОГО И ИНОСТРАНЦА!
ГАЛАНТНЫЙ ГАЙДЗИН ДАЕТ УКОРОТ ОБЛАЖАВШЕМУСЯ КОПУ!
К сожалению, этот случай выплыл аккурат после тридцати других скандалов с полицией – взятки, крышевание, пьяные офицеры не при исполнении наезжают на таксистов и снимают несовершеннолетних проституток. Напарника Арадзиро превратили в козла отпущения и вынудили подать в отставку. Хотя в отставку его отправили в основном потому, что он оказался не в том месте не в то время, его делу не слишком помог тот факт, что ему накостылял иностранец – и не просто иностранец, а журналист; и не просто журналист, а писака из журнала для подростков. Инспектор Арадзиро поклялся отомстить за униженного напарника и с тех самых пор был неизменным атрибутом моих поездок в Токио. С каждым годом морда у него становилась чуть толще, глаза – чуть мертвее, зубы – чуть желтее от курения, а общий настрой – все ожесточеннее из-за того, что Билли Чака по-прежнему не за решеткой.
Сейчас же Арадзиро прижимал к уху здоровый черный телефон, потел так, как потеют толстяки, и хрюкал примерно каждые пятнадцать тик-таков. За его спиной без толку дребезжал кондиционер в окне, выходящем на огромное здание «Страховки Номура». Улицы внизу для Синдзюку были странно тихими, но это же западная сторона, где в основном сгрудились государственные и офисные здания. Вся суматоха – к востоку от вокзала, который разделял мир веселья и мир скуки так надежно, как ничто другое со времен Берлинской стены.
Хрюкнув еще пару раз, Арадзиро положил трубку. Вытащил из кармана новый карандаш, тыльной стороной ладони вытер пот со лба, потом вцепился в блокнот и на-корябал несколько слов. Тайком глянув на порез на руке, я напомнил себе, что не надо держать ладонь на виду, а то вдруг Арадзиро заинтересуется, откуда у меня рана.
– Повторим-ка все еще разок, – сказал он мне.
Мы уже три или четыре раза повторяли все еще разок, по если я заикнусь об этом Арадзиро, мы повторим еще раз пять или шесть. Так что я рассказал ему все заново, опуская всё те же моменты. Рассказал, что знаю об убийстве Накодо, но промолчал о том, что только этим утром был в его доме и видел труп собственными глазами. А еще я ни слова не сказал про монахов Храма Бэндзайтэн и про Человека в Белом – иначе Арадзиро решит, что я спятил. В основном я говорил о том, что знаю – у Миюки и Накодо была интрижка и, по-моему, Накодо мог шантажировать человек по имени мистер Боджанглз. По самое важное – я пришел к копам потому, что исчезла женщина по имени Афродита Ногути, в лучшем случае она в опасности, в худшем – мертва, и я понятия не имел, куда еще пойти.
– Что в точности вы подразумеваете под словом «исчезла»?
И я снова объяснил, как говорил с ней по мобильному. Как она сказала, что её преследует мужик и она уверена, что это Боджанглз. Я напомнил Арадзиро, что Афуро была лучшей подружкой Миюки, и гляньте, что с ней случилось.
– Эта девчонка исчезла меньше двух часов назад.
– Точно, – сказал я. – И все равно я беспокоюсь.
– Но я тут послушал все, что вы мне рассказали, и мне кажется, что эта женщина не исчезла. На мой взгляд, она просто вас кинула. Может, набрела на знакомого мальчика.
Я покачал головой.
– Тогда, значит, что-то вы темните.
Такое впечатление, что Арадзиро пытается подстроить какую-то ловушку, хотя на хорошую ловушку у него мозгов не хватит. Я уже пожалел, что не отправился прямиком к кабану в Сибуя или не вызвал конов из Арк-Хиллз, которые расследовали убийство Накодо. Хотя опять же разницы никакой. Арадзиро взял мое досье на заметку, а это значит, что если меня заловят, когда я буду обжуливать торговый автомат с пивом в Иокогаме или когда бутылкой сакэ огрею по котелку босса якудза в Икэбукуро, всеми допросами станет руководить главный специалист по Билли Чаке – некий инспектор Арадзиро.
– Слушайте, Арадзиро, – сказал я. – Давайте предположим один раз, всего один, что я совершенно невиновен. Что я говорю правду и что я искренне беспокоюсь о благополучии этой девчонки. Давайте забудем о прошлом, всего на одну ночь. Завтра сможете меня опять ненавидеть. Можете рискнуть подставить меня за любую бандитскую разборку, которая развернется сегодня вечером в Кабуки-тё, или арестовать меня как тикусё за то, что я лапаю девчонок на линии Сайке. Но сегодня давайте сотрудничать. Давайте работать в стиле древнего японского духа гармонии. Арадзиро склонил голову, пялясь на меня:
– Что там насчет бандитской разборки в Кабуки-тё?
Безнадежно. Я поднялся и пожелал Арадзиро спокойной ночи.
– И куда это вы направились?
– Насколько я знаю, я не под арестом.
– Нечего огрызаться, – сказал он, вытаскивая сигарету из лягушачьего рта и вставляя ее в собственный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42