— Такая мысль приходила мне в голову.
— Мы выступаем завтра, чтобы захватить форт. Предполагается, что он не будет сильно защищен, но кто знает? Один только Бог. Есть один ненормальный, который хочет, чтобы мы вторглись вглубь Франции, но мы не станем этого делать.
Фредриксон оскалился, затем повернулся и оглядел стрелков.
— Мы будем брать форт только с этими войсками?
— Ну, флот обещал послать морских пехотинцев нам в помощь.
— Очень благородно с их стороны, — Фредриксон посмотрел на «Возмездие». Баркасы шныряли туда-сюда, от причала к кораблю, загружая судно бочками с водой.
— Вы получите дополнительное снаряжение. Первый отдел платит.
— Чтоб им лопнуть, этим ублюдкам! — радостно сказал Фредриксон.
— А вечером я приглашаю тебя на ужин к нам с Джейн.
— Буду рад повидать ее.
— Она прекрасна, — тепло сказал Шарп, и Фредриксон, видя энтузиазм друга, понадеялся, что новая жена не уменьшит аппетит майора к предстоящему в Аркашоне кровавому делу.
Комендант Анри Лассан думал, что к рассвету пойдет мокрый снег, но не был уверен в этом, пока не забрался на западню башню, и не увидел, как хлопья снега оседают на его большие пушки, чтобы вскоре растаять. Пушки были заряжены, как и всегда, но стволы и запальные отверстия заткнуты, чтобы предотвратить попадание сырости внутрь.
— Доброе утро, сержант.
— Сэр! — Солдат притоптывал ногами, борясь с холодом.
Лассан осторожно забрался на каменную стену с подносом кофейных кружек. Он всегда утром приносил караульным по чашечке кофе, и все ценили этот маленький жест. Комендант, говорили они, был джентльменом.
Через внутренний двор пробежал мальчик, и из кухни раздался женский голос. Женщин в форте не должно было быть, но Лассан позволил семьям канониров занять жилые помещения, которые обычно занимали пехотинцы, раз те ушли на север. Лассан считал, что его люди будут менее склонны к дезертирству, если их семьи будут рядом.
— Вот и он, сэр, — указал сержант сквозь дождь.
Лассан взглянул в узкое место залива Аркашон, где прилив набегал на отмель. По ту сторону отмели серые волны, поднятые ветром, вспенивались в водоворот, посреди которого, виднелось маленькое судно, прокладывающее путь на юг.
Судно было британским шлюпом с оснасткой брига: двумя маленькими мачтами и большим спинакером на корме. Его черный, с белой полосой, корпус, как знал Лассан, скрывал восемнадцать орудий. Паруса были убраны, но даже так он разрезал волны и Лассан видел, как высоко поднималась вода за его кормой.
— У нашего врага, — сказал он снисходительно, — беспокойный завтрак.
— Да, сэр, — засмеялся сержант.
Лассан поднял кружку кофе. В его лице читалось нечто, намекавшее на его уязвимость, а взгляд был каким-то нерешительным и испуганным, и поэтому подчиненные стремились взять под защиту своего командира. Они знали, что комендант Лассан после войны собирается стать священником, и симпатизировали ему за это, но также знали, что он будет сражаться как солдат, пока не прозвучит последний выстрел в этой войне. Сейчас комендант смотрел на британский шлюп.
— Вы заметили его вчера вечером?
— На закате, сэр, — ответ сержанта был точен, — и огни были потушены.
— Он следит за нами, верно? — улыбнулся Лассан. — Наблюдает, что мы поделываем.
Сержант хлопнул ладонью по пушке вместо ответа.
Лассан повернулся и задумчиво посмотрел на внутренний двор. Из Бордо пришло предупреждение о возможной британской атаке на форт, но войск для укрепления его ослабленного гарнизона не прислали. Лассан мог либо стрелять из пушек, либо оборонять крепостные стены со стороны берега, но одновременно делать и то и другое не мог. Если британцы высадят войска и пошлют корабли в канал, Лассан попадет между молотом и наковальней. Он снова посмотрел на шлюп. Если в Бордо правы, это любопытное судно проводило рекогносцировку и Лассан должен обмануть соглядатая. Он должен заставить их думать, что форт настолько слабо защищен, что необходимости в высадке войск нет.
Из офицерских комнат, зевая, показался лейтенант Жерар. Лассан окликнул его:
— Лейтенант!
— Сэр.
— Не подымайте флаг сегодня! И не сушите белье на крышах бараков!
Жерар, не успев застегнуть мундир, удивленно сдвинул брови.
— Не поднимать флаг?
— Вы слышали меня, лейтенант! И солдаты пускай не мельтешат в амбразурах, поняли? Только караулы в башнях.
— Я понял, сэр.
Лассан снова повернулся, чтобы засечь курс корабля сквозь промозглый дождь и ветер. Он видел дрожащие паруса, пенящуюся воду, представил офицеров, укутанных в дождевики с поблекшими от соли галунами, смотрящих в свои подзорные трубы на форт. Он знал, что такие маленькие корабли, посланные шпионить за французским побережьем, часто останавливали рыбацкие лодки. Сегодня и каждый день в течение следующей недели на лов будет позволено выходить только тем рыбаками, которым Лассан доверяет. Им разрешат брать английское золото, пить ром в каютах брига, продавать англичанам лобстеров, а в обмен они расскажут похожую на правду ложь. А потом Анри Лассан задаст им жару из этих огромных послушных пушек, ждущих своего часа.
Он улыбнулся своим мыслям и пошел завтракать.
Перед ужином Шарпу пришлось пережить несколько не самых приятных минут.
— Мой ответ — нет! — повторял он.
Полковой старший сержант Патрик Харпер стоял в маленькой гостиной жилища Джейн и вертел в своих больших ручищах кивер.
— Я говорил с мистером Даламбором, сэр, и он сказал, что я могу пойти с вами. Я хочу сказать, что мы сидим, как прачки в засуху.
— Скоро прибудет новый полковник, Патрик. Он не сможет обойтись без полкового старшего сержанта.
Харпер насупился.
— Да и без майора тоже.
— Он не может лишиться нас обоих. — Не во власти Шарпа было лишить личных волонтеров Принца Уэльского услуг огромного ирландца. — Если ты пойдешь, Патрик, новый командир назначит нового полкового старшего сержанта. Вряд ли ты этого захочешь.
Харпер нахмурился.
— Это лучше, чем если с вами пойду не я, сэр, а мистер Фредриксон не оставит меня без дела.
Шарп был непоколебим.
— Нет.
Огромный мужчина, на четыре дюйма выше шестифутового Шарпа, усмехнулся.
— Я могу взять отпуск по болезни.
— Сначала ты должен заболеть.
— Я уже заболел! — Харпер показал на рот. — У меня просто ужасно болит зуб, сэр. Вот тут! Он открыл рот, ткнул туда пальцем и Шарп увидел, что у Харпера действительно покрасневшая и опухшая десна.
— Сильно болит?
— Ужасно, сэр! — Харпер, чувствуя брешь в обороне, прям-таки сморщился от боли. — Сильно пульсирует. Тук-тук, тук-тук, ну просто барабанный бой в черепе. Ужасно.
— Покажись вечером хирургу, — бесчувственно сказал Шарп, — и пусть он его вырвет. Потом возвращайся в свой батальон.
Лицо Харпера потускнело.
— Я точно не могу пойти, сэр?
Шарп вздохнул.
— Лучше бы рядом со мной был ты, старший сержант, чем дюжина любых других парней. — Это была правда. Шарп не знал никого, рядом с кем бы он хотел сражаться рядом, но только не в Аркашоне. — Сожалею, Патрик. Кроме того, ты ведь теперь папаша. Ты должен заботиться о жене и ребенке.
Жена-испанка всего месяц назад родила Харперу сына, которого назвали Ричард Патрисио Августин Харпер. Шарп смущался из-за выбранного имени Ричард, но Джейн пришла в восхищение, когда Харпер попросил разрешения использовать его имя.
— Это для твоей же пользы, старший сержант, — продолжил Шарп.
— Как это, сэр?
— А так, что твой сын две недели будет с отцом. — Шарп вспомнил видение отвесной, черной мокрой стены, и эта картина укрепила его голос. Он повернулся на звук открывающейся двери.
— Мой дорогой. — Джейн, прекрасная в голубом шелковом платье, мило улыбнулась Харперу. — Старший сержант, как малыш?
— Отлично, мадам! Изабелла благодарит вас за белье.
— У вас болит зуб! — Участливо спросила Джейн. — Ваша щека припухла.
Харпер покраснел.
— Совсем немного, мадам, практически не чувствуется.
— Надо приложить гвоздичное масло! На кухне есть немного. Пойдемте!
— Он не может пойти, — сказал Шарп после ужина, когда они с Джейн возвращались обратно по городу.
— Бедный Патрик, — Джейн настояла на том, чтобы проведать Хогана, но никаких новостей не было. Она навещала его днем ранее, и Хоган выглядел лучше.
— Я не хочу, чтобы ты подвергала себя риску, — сказал Шарп.
— Ты говорил это дюжину раз, Ричард, и уверяю тебя, что я каждый раз это слышала.
Они легли спать, и четыре часа спустя в дверь постучала хозяйка. В спальне было темно и холодно. Мороз рисовал узоры на оконном стекле, не тающие даже когда Шарп разжег огонь в маленькой жаровне. Хозяйка принесла свечи и горячую воду. Шарп побрился, и надел свой старый, полинявший мундир. Это был мундир в котором он дрался, мундир, испачканный кровью, мундир, продранный пулями и саблями. Он бы не хотел идти в бой в ни в каком другом.
Он смазал маслом замок винтовки. Шарп всегда ходил в бой с винтовкой, хотя прошло уже десять лет, как сделался офицером. Потом вынул из ножен свой кавалерийский палаш и проверил остроту лезвия. Было так странно уходить на войну из постели жены, еще более странным было идти без своих людей, без Харпера, и мысль о том, что он будет сражаться без Харпера, вызывала беспокойство.
— Две недели, — сказал он. — Я вернусь через две недели. Может, раньше.
— Они покажутся вечностью, — преданно сказала Джейн, затем с трепетом отшвырнула постельное белье и схватила одежду, которую Шарп повесил сушиться перед огнем. Ее собачка, воспользовавшись этим, запрыгнула на согретую постель.
— Ты не должна идти, — сказал Шарп.
— Я пойду. Долг каждой женщины провожать мужа на войну, — она задрожала от холода и чихнула.
Получасом позже они вышли в пахнущий рыбой переулок, и ветер сек лица, будто ножом. На пристани зажгли факелы, там стояла «Амели», приподнятая начавшимся приливом.
Поблескивая оружием, темная колонна людей поднималась на борт торгового судна, которое было выделено Шарпу в качестве транспорта. «Амели» отнюдь не являлась жемчужиной торгового флота Британии. Свою жизнь она начала свою жизнь как угольщик, перевозя топливо из Тайна в Темзу, и вся была покрыта толстым слоем угольной пыли.
Бочки, ящики и сетки с припасами погрузили на борт в предрассветной темноте. Ящики с винтовками и боеприпасами были сложены на причале, а с ними и бочки с солониной и свежей говядиной. Хлеб, завернутый в парусину, был упакован в просмоленные ящики. Здесь же находились бочки с водой, запасные кремни и точильные камни для сабель и штыков. Веревочные трапы были закреплены за шпигаты, чтобы стрелки при высадке могли спуститься в баркасы, посланные с "Возмездия".
Грязно-серое пятно рассвета осветило грязные замусоренные воды залива. На корме «Сциллы», фрегата, стоящего на якоре, виднелись огни, очевидно, её капитан завтракал.
— Я завернула тебе сыр, — голос Джейн звучал тихо и испуганно. — Сверток в твоем ранце.
— Спасибо, — Шарп наклонился поцеловать ее и внезапно захотел остаться. Жена, как сказал как-то генерал Кроуфорд, делает солдата слабым. Шарп еще мгновение подержал жену в объятьях, чувствуя ее ребра под шерстью и шелком, а затем вдруг она снова чихнула.
— Мне холодно. — Она вся дрожала. Шарп потрогал ее лоб, он был горячим.
— Ты нездорова.
— Ненавижу рано вставать, — Джейн попыталась улыбнуться, но ее зубы стучали, и она снова чихнула. — И я не уверена, что вчерашняя рыба пришлась мне по вкусу.
— Иди домой.
— Ты уедешь, и я пойду.
Шарп, наплевав на то, что сотня человек смотрела на него, снова поцеловал жену.
— Джейн…
— Иди, мой дорогой.
— Но…
— Всего лишь холод. Зимой всем холодно.
— Сэр! — Милашка Вильям приветствовал Шарпа и поклонился Джейн. — Доброе утро, мадам! Сегодня свежо!
— Да уж, мистер Фредриксон! — Джейн снова вздрогнула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44