— У меня есть каперское свидетельство от моего правительства, и вы прекрасно об этом знаете! — У Киллика, как и у лейтенанта Догерти отобрали шпаги, к тому же связав руки за спиной. Американец промерз до костей и был вне себя от ярости и осознания своей беспомощности.
— И где же ваше каперское свидетельство? — невинным взглядом посмотрел на Киллика Бэмпфилд.
— Они у меня, сэр, — боцман Бэмпфилда протянул толстый сверток бумаги, который Киллик носил в непромокаемой сумке у себя на поясе. Бэмпфилд взял его, открыл и бегло прочитал бумаги. "Правительство Соединенных Штатов, согласно обычным правилам, дает капитану Корнелиусу Киллику право осуществлять военные действия против врагов Республики за пределами любых территориальных вод и дает капитану Киллику полную защиту правительства Соединенных Штатов».
— Я не вижу никакого каперского свидетельства, — Бэмпфилд бросил документ в огонь.
— Ублюдок, — Киллик, как и любой капер, знал, что эти бумаги — невеликая защита, но ни один капер не хотел бы лишиться и такой.
Бэмпфилд рассмеялся. Он изучал другие бумаги, которые удостоверяли американское гражданство команды «Фуэллы».
— Странное название для пиратского корабля — "Фуэлла"?
— Оно греческое, — презрительно сказал Киллик, — означает — "Грозовая туча".
— Американец, а знает классику! — поддел Бэмпфилд Киллика. — Какие чудеса начались в этом веке!
Боцман Бэмпфилда, рулевой гички Бэмпфилда, ткнул локтем в бок Догерти,
— Этот не Джонатан, сэр, это чертов Мик.
— Ирландец! — улыбнулся Бэмпфилд, — бунтовщик против своего законного Короля, не так ли?
— Я американский гражданин, — сказал Догерти.
— Уже нет, — Бэмпфилд швырнул все документы в огонь, они ярко вспыхнули и сгорели. — Я чую запах ирландских болот, — Бэмпфилд повернулся к Киллику, — Итак, где "Фуэлла"?
— Я же сказал вам.
Бэмпфилд не очень поверил в историю Киллика о том, что «Фуэлла» выброшена на берег с содранной обшивкой и уже бесполезна, но завтра бриги обыщут берега залива Аркашон и выяснят правду. Бэмпфилд также надеялся поймать остатки команды капера. — Сколько среди ваших моряков британцев? — спросил он Киллика.
— Ни одного, — на лице Киллика было видно пренебрежение. На самом деле примерно треть его команды когда-то служили в Королевском флоте, но Киллик знал, какая участь будет им уготована, если правда вскроется. — Ни одного.
Бэмпфилд взял сигару из ящичка, обрезал кончик, и сунул в огонь вырванный из лассановской книги Монтеня лист, скрученный в трубочку. — Вас всех повесят, Киллик, всех вас. Я могу объявить всех дезертирами, даже вас! — он зажег сигару, — Вы хотите по-плохому, или же предпочтете рассказать правду по-хорошему?
Киллик, чьи сигары украл какой-то матрос, завистливо смотрел, как Бэмпфилд втягивает табачный дым.
— Да пошел ты в задницу, мистер.
Бэмпфилд пожал плечами и кивнул боцману.
Гребцы капитанской гички были его любимчиками, и все они окрепли, сидя за веслами. Все были ветеранами бессчетных кабацких драк и боев на море, и двое связанных человек не могли им противостоять.
Бэмпфилд невозмутимо наблюдал. Для него эти двое были явными пиратами, одетыми в мундиры неизвестного государства, их судьба его беспокоила не больше, чем крысы в трюме «Возмездия». Он позволил своим людям избивать их, смотрел как кровь стекает с их губ и носов, и пока они с окровавленными лицами и побитыми ребрами не оказались на полу, не остановил экзекуцию. — Сколько из ваших людей дезертиры, Киллик. Сколько?
Прежде чем Киллик успел ответить, открылась дверь, и в комнату вошел капитан Фредриксон. На лице его читалась ярость.
— Сэр!
Бэмпфилд повернулся в кресле и нахмурился из-за этого вторжения. Ему совсем не понравилось, что стрелок увидел избиение, но Бэмпфилда больше оскорбило то, что Фредриксон даже взял на себя труд постучать, прежде чем войти.
— Фредриксон, не так ли? Вы не могли бы подождать?
Было очевидно, что Фредриксон с трудом сдерживает гнев. Он вздохнул, успокаиваясь, и с трудом поменял выражение лица на любезное.
— Я дал капитану Киллику слово офицера, что с ним будут обращаться уважительно. И я требую, чтобы мое обещание было исполнено.
Бэмпфилд был изумлен этим протестом.
— Они пираты, капитан.
— Я дал слово, — упрямо стоял на своем Фредриксон.
— В таком случае я, как вышестоящий командир, аннулирую ваше слово. Голос Бэмпфилда звучал внушительно из-за гнева, вызванного дерзостью солдата. — Они пираты и утром будут повешены за шею до смерти. Это мое решение, капитан Фредриксон, мое, и если вы скажете еще слово, хоть одно слово, то клянусь Богом, я вас арестую. А теперь убирайтесь вон!
Фредриксон пристально посмотрел на Бэмпфилда. На мгновение он захотел рискнуть и посмотреть, выполнит ли Бэмпфилд свою угрозу, а затем, не говоря ни слова, повернулся и вышел из комнаты.
Бэмпфилд улыбнулся.
— Закройте дверь, боцман. Итак, джентльмены, вернемся к нашим баранам?
Во дворе форта плотники со «Сциллы» сколачивали шестидюймовыми гвоздями брусья, и когда их работа будет закончена, будут готовы виселицы, на которых утром станцует Корнелиус Киллик.
Томас Тэйлор, стрелок из Теннеси, до этого выполнявший свой долг без единого протеста, остановил капитана Фредриксона недалеко от работающих плотников.
— Сэр!
Тэйлор, довольный тем, что увидел ярость на лице капитана, отступил назад. Фредриксон на лице Тэйлора также увидел гнев и знал, что его верность присяге дала трещину. — Мы этого не допустим, — еще раз пообещал он, и отправился будить Шарпа.
Шарп очнулся от сна, в котором пил чай с полусгнившим скелетом своей жены. Он нашарил свой палаш, вздрогнув от боли в замотанной голове и в свете фонаря, принесенного Фредриксоном, узнал над собой лицо с повязкой на глазу.
— Уже рассвет? — спросил Шарп.
— Нет, сэр. Они зверски избивают их, сэр. — Шарп сел на постели. В комнате стоял пронизывающий холод. — Кого?
— Американцев. — Фредриксон рассказал как моряков вели перед Фордом, пока офицеров отвлекал Бэмпфилд. Стрелок Тэйлор разбудил Фредриксона, а теперь Фредриксон разбудил Шарпа. — Они уже нашли двоих дезертиров.
Шарп застонал от пронзившей его голову боли.
— Дезертиров вешают, — по голосу было понятно, что он не полагает для таких людей какой-либо иной участи.
Фредриксон согласно кивнул.
— Но я дал слово Киллику, что с ним будут обращаться как с джентльменом. Они практически уже убили беднягу. И всех их повесят, сказал Бэмпфилд, и дезертиров и остальных.
— О, черт, — Шарп нацепил сапоги, надел куртку и встал с кровати.
— Сволочь Бэмпфилд.
— Девятая страница, параграф один устава должен помочь, сэр.
Шарп нахмурился.
— Что?
— «Ранговый капитан, — процитировал Фредриксон, — командующий кораблем или судном, не имеющим ранга, приравнивается по должности к майору на время командования этим судном».
Шарп застегнул куртку и повесил на пояс свой палаш.
— Откуда, черт возьми, ты об этом узнал?
— Я проглядел соответствующие страницы перед выходом, сэр.
— Господи, это я должен был просмотреть их, — Шарп одел кивер и направился к лестнице. — Но он командир «Возмездия». Это же дает ему ранг полковника!
— Он не на борту, — убедительно сказал Фредриксон, — а «Возмездие» в полумиле от берега. Если он чем-то и командует, то только «Сциллой», а фрегаты не подпадают в разряд ранговых кораблей.
Шарп пожал плечами. Это была достаточно зыбкая уловка, чтобы на ее основании он мог приказывать Бэмпфилду.
Фредриксон спустился по лестнице вслед за Шарпом.
— А могу я напомнить вам следующий параграф?
— Конечно можешь, — Шарп открыл дверь и вышел в холодный внутренний двор. Морозный воздух ужалил его щеки, а на глазах выступили слезы.
— Настоящий устав не дает права ни сухопутному офицеру принимать командование над судами или эскадрами Его Королевского Величества, ни морскому офицеру командовать на суше, — Фредриксон взял паузу, поднял ногу и стукнул каблуком по мостовой, — На суше, сэр.
Шарп взглянул на Фредриксона. Молотки плотников стучали как канонада небольших орудий, эхом отдаваясь в его раненой голове.
— Мне наплевать, Вильям, если он повесит Киллика. Американцев надо вышибить из этой чертовой войны, и мне плевать если мы всех их повесим, черт побери. Но ты говоришь, что дал слово?
— Да, сэр.
— А вот на твое слово мне не плевать.
Шарп тоже не взял на себя труда постучать в дверь, он просто пнул ее ногой и отлетевшие обломки досок заставили Бэмпфилда испуганно отпрянуть.
На этот раз пришли два офицера, оба со шрамами, у обоих выражения лиц тверже, чем приклады винтовок, и оба излучали такой гнев, что в жарко-натопленной комнате стало холодно.
На Бэмпфилда Шарп не обратил внимания. Он прошел через комнату и наклонился над двумя американцами, которые оказались избиты еще сильнее с момента ухода Фредриксона. Шарп выпрямился и посмотрел на боцмана.
— Развязать их.
— Майор Шарп… — начал было Бэмпфилд, но Шарп прервал его.
— Вы очень обяжете меня, капитан Бэмпфилд, если не будете вмешиваться в командование на суше.
Бэмпфилд моментально все понял. Он знал устав и понял, что проиграл сражение. Сражение, но не войну.
— Эти люди — пленники флота.
— Эти люди взяты в плен армией, на земле, а не на воде, они сражались как союзники французской императорской армии. — Шарп закрепил успех. — Они мои пленники, находятся под моей ответственностью, и я приказываю развязать их!
Этого было достаточно для гребцов капитанской гички, и они склонились над связанными людьми.
Капитану Бэмпфилду очень были нужны эти двое американцев, но еще больше он хотел сохранить чувство собственного достоинства. Он понял, что в борьбе за старшинство, в борьбе юридических тонкостей пунктов устава, он едва выжил. Он также чувствовал страх перед этими людьми. Бэмпфилд прекрасно знал репутацию Шарпа и Фредриксона, а их взгляды и шрамы на лицах дали ему понять, что эту битву ему не выиграть силой. Он должен брать хитростью, и потому улыбнулся.
— Мы обсудим их судьбу утром, майор.
— Разумеется, обсудим. — Шарп, удивленный легкостью победы, повернулся к Фредриксону. — Прикажите перевести остальных пленных американцев в более подходящее помещение, мистер Фредриксон. Поставьте своих людей для их охраны. Потом очистите кухню и попросите сержанта Харпера ждать меня там. И приведите туда этих двоих, — он кивком указал на американских офицеров.
На кухне Шарп принес им неуклюжие извинения.
Капитан Киллик, жадно поглощавший кусок хлеба, приподнял окровавленную бровь. — Извинения?
— Вам дали слово офицера, а оно было нарушено. Я приношу свои извинения.
Патрик Харпер открыл дверь.
— Капитан Фредриксон сказал, что вы хотите меня видеть, сэр?
— Ты будешь поваром, сержант. Вон там, на печи, суп лягушатников.
— С удовольствием, сэр. — Харпер, чье лицо почти приобрело свой нормальный размер и казалось восстановившимся после такой хирургии, открыл печь и забросил туда дров. По кухне распространился приятный жар.
— Вы ирландец? — спросил вдруг Харпера Догерти.
— Совершенно верно. Из Танджевейна в Донегале, и нет на земле места прекраснее. — Это уха, сэр, — сказал он Шарпу.
— Танджевейн? — лейтенант взглянул на Харпера. Тогда вы должны знать Кэшлнэйвен?
— По дороге на Боллибоф? — Там где старая крепость? — на лице Харпера появилось выражение счастья. — Я ходил по этой дороге столько раз, что не могу и сосчитать.
— Мы возделывали там землю. Пока англичане не забрали ее. Догерти бросил на Шарпа вызывающий взгляд, но Шарп, отвернувшийся к стене, казался рассеянным. — Я Догерти, — сказал Догерти Харперу.
— Харпер. Я помню одного Догерти, у него была кузница в Минкрамлине.
— Это мой дядя.
— Боже, спаси Ирландию, — Харпер удивленно смотрел на лейтенанта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44