— Пару секунд он смотрел Киллику в глаза, затем американец смиренно кивнул.
Выйдя из амбара, Киллик с чувством выругался. Пушки продолжали стрелять, а на землю упали первые тяжелые капли ливня, надвигающегося с севера. Американец знал, что этот ливень продлится всю ночь и после него будет труднее стрелять из мушкетов и винтовок. У французов теперь есть преимущество, зачем им нужен еще и корабль?
— Что вы намерены делать? — спросил его Лассан.
— Бог знает. — Киллик швырнул окурок сигары в грязь, и его тут же подхватил часовой. Американец взглянул на форт, из которого поднимался дым с каждым разрывом снаряда. — Что хуже, Анри: предать врага или предать союзника?
Анри Лассан пожал плечами. Он ненавидел Дюко за то, что тот сделал.
— Я не знаю.
— Я подумываю, чтобы стрелять с перелетом, — сказал Киллик, — и надеюсь, майор Шарп простит меня. Он помолчал немного, думая о том, что сейчас творится в форте, в который неумолимо падали снаряды. — Ублюдок мой враг, Анри, но он все же мне нравится.
— Боюсь, что если дело пойдет так, как сейчас, — сказал Лассан, — то завтра в это же время майор Шарп будет мертв.
— То есть неважно, как я поступлю? Американец снова посмотрел на крепость. — Вы верите в молитву, друг мой? Может, помолитесь за мою душу?
— Я уже молюсь за нее, — ответил Лассан.
— Ибо я сегодня торговал честью, — тихо произнес Киллик. — До свиданья, друг мой! До рассвета.
Так у французов появились два помощника: дождь и американец, и их победа стала делом решенным.
За час до полуночи первые камни из стен возле ворот начали падать в ров. Каждый выстрел крошил камни и все сильнее повреждал тротуар над воротами. Фредриксон с затененным фонарем взобрался на стену перед воротами, чтобы обследовать разрушения. Вернулся он весьма озабоченным. — Скоро рухнет. Дерьмовая работа.
— Дерьмовая? — спросил Шарп.
— Камни уложены неправильно. Фредриксон переждал выстрел очередного ядра и продолжил, — камни вырублены в каменоломне по вертикали, и уложены горизонтально. Из-за этого внутрь проникает вода и раствор портится. Эти ворота — образец безобразного строительства. Строителям должно быть за него стыдно.
Однако если французы и не умели строить, стрелять они умели. Даже под завесой дождя французские пушкари точно укладывали ядра в цель, и Шарп предполагал, что они поставили затемненные фонари между пушками и фортом, и целились с их помощью. Время от времени французы запускали освещение: железная, обмотанная тряпьем банка, заполненная селитрой, порохом, серой, смолой и льняным маслом. Банки вспыхивали, шипя под дождем, и давали пушкарям увидеть нанесенные ими повреждения. Повреждения были достаточно большими, и Шарпу пришлось убрать часовых подальше от стен рядом с воротами.
Дождь повлек за собой еще больший ущерб, нежели даже артиллерия. В полночь, когда Шарп обходил стены, его отыскал сержант морских пехотинцев. — Капитан Фредриксон просит вас подойти, сэр.
Фредриксон находился во втором разрушенном артиллерийском погребе, который менее всего пострадал от взрывов, устроенных Бэмпфилдом. Лампа отбрасывала мерцающий свет на почерневшую стену и на жалкий запас пороха и патронных картриджей, составляющих последний резерв боеприпасов. — Я сожалею, сэр, — сказал Фредриксон.
Шарп выругался. Через гранитные блоки потолка просочилась вода, и теперь порох в бочках превратился в мокрую кашу, а патронные картриджи представляли собой размокшую смесь бумаги, свинца и пороха. Трофейные французские патроны тоже намокли. Шарп снова выругался, громко и грубо, но бесполезно.
Фредриксон указал на потолок над бочками. Должно быть, взрыв расшатал камни.
— Когда мы пришли, все было сухо, — сказал Шарп, — я проверил.
— Вода просачивается постепенно, — сказал Фредриксон.
Шестеро морских пехотинцев перенесли порох в проходы, где готовили пищу. Порох рассыпали в надежде, что хоть сколько-то к утру подсохнет, но Шарп знал, что обороне форта настал конец.
Это была его ошибка. Надо было накрыть порох брезентом, но он об этом и не подумал. Было столько всего, что он должен был сделать. Надо было предвидеть, что у противника имеются гаубицы, надо было предупредить Палмера о возможности атаки с севера, надо было послать больше людей на ночную вылазку, надо было поднять починенные Харпером пушки на стены, где они были бы в безопасности от обстрела, надо было приготовить воды, чтобы тушить пожары.
Шарп сел и на него нахлынула волна отчаяния.
— Мы ведь потратили более половины боеприпасов?
— Много больше половины, — Фредриксон выглядел таким же несчастным. Он сел напротив и лампа отбросила две тени на высокий потолок погреба. — Можно перенести сюда раненых, здесь им будет удобнее.
— Да, можно, — однако никто не пошевелился, — осталось ведь сколько-то французских боеприпасов в сумках?
— Всего лишь пятьдесят патронов в каждом.
Шарп поднял с пола обломок камня и нарисовал ворота.
— Вопрос в том, не будет ли атака на ворота обманным маневром, а на самом деле они ударят с другой стороны, — медленно произнес он.
— Они пойдут со стороны ворот.
— Я тоже так думаю, — Шарп нацарапал над воротами метки. — Тут мы разместим всех до единого. Охранять другие стены будет только Минвер с горсткой солдат.
Шарп цеплялся за призрачную надежду, что появится британской судно и натянет нос французам, увидев их самодельный флаг. Бриг, вставший на якоре в заливе, смог бы обрушить на колонну нападающих лавину огня. Но в такую погоду, в порывистый ветер и ливень, от которого на внутреннем дворе вода поднялась уже на четыре дюйма, никакого брига не будет. — Твой человек уже, наверное, добрался до наших, — он хватался за соломинку и прекрасно это осознавал.
— Если он еще жив, — угрюмо проронил Фредриксон. — И если ему поверили. И если вся армия встанет перед флотом на колени и флот рискнет послать хоть маленький кораблик.
— Ублюдочная сволочь Бэмпфилд, — прорычал Шарп, — надеюсь, у него сифилис.
— Аминь.
В ворота попало двенадцатифунтовое ядро, и через мгновение раздался грохот рушащихся камней. Офицеры посмотрели друг на друга, представляя, как стена обрушилась в ров, подняв клубы пыли, быстро прибитые дождем.
— Ну вот, у них появилась брешь, — произнес Фредриксон безразличным голосом, в котором, однако, угадывалось беспокойство.
Шарп не ответил. Если они выдержат еще одну атаку, всего лишь одну, они выиграют время. Время, чтобы к ним пришло судно. Может быть, если Кальве снова потерпит поражение, он оставит их в покое, поставив полбатальона для наблюдения. Грохот падающих камней заглушил дождь.
— Неделю назад, — сказал Шарп, — все надеялись, что Бордо восстанет. Мы должны были стать героями, Вильям, завершив войну.
— Кто-то солгал, — сказал Фредриксон.
— Все солгали. Веллингтон позволил тем ублюдкам поверить в высадку, чтобы обмануть французов. Граф де Макерр все время был предателем, — Шарп пожал плечами. — Граф де ублюдок Макерр. Они зовут его Макеро. Хорошее имя для него. Хренов сутенер.
Фредриксон улыбнулся.
— Но на самом деле, это все Дюко, — сказал Шарп. Хоган в бреду назвал имена Дюко и Макерра, и это они загнали Шарпа и его людей в такое положение.
— Дюко?
— Просто один ублюдок, которого я когда-нибудь убью, — сказал Шарп твердым голосом, затем сморщился, ибо вспомнил, что если эта осада действительно работа Дюко, то французы близки к победе. — Завтра предстоит кровавая работенка, Вильям.
— Да уж.
— Люди станут сражаться?
Фредриксон задумался. Харпер громовым голосом отдавал приказы людям во внутреннем дворе, сбежавшимся поглядеть на обрушившуюся стену.
— Стрелки будут, — сказал Фредриксон. — Большинство их немцы, они никогда не сдаются. Испанцы ненавидят лягушатников и просто хотят убить их побольше, а морские пехотинцы будет драться, чтобы показать, что они не хуже стрелков.
Шарп изобразил подобие улыбки, больше напоминавшую гримасу.
— Мы можем выдержать одну атаку, Вильям. Но что дальше?
— Да, — Фредриксон прекрасно знал, как обстоят дела.
Шарп знал, что после первой атаки он должен будет задуматься о немыслимом. О капитуляции. Гордость требовала, чтобы они защитили брешь как минимум один раз, но после такой обороны разъярившиеся французы могут и не принять капитуляцию. Французы начнут гоняться по коридорам форта, чтобы отомстить за все. Это будет жуткая резня, но гордость есть гордость, и они обязаны драться. Шарп попытался представить, как поступил бы на его месте Веллингтон, вспоминал все осады, в которых ему довелось участвовать, чтобы понять, что еще можно предпринять. Он старался изобрести какой-нибудь неожиданный ход, чтобы сорвать планы противника, но ничего не получалось.
— Держу пари, что генерал сказал этим беднягам, что у нас тут куча женщин, — рассмеялся Шарп.
Фредриксон ухмыльнулся.
— Даст им полпинты вина, скажет, что они могут изнасиловать в форте любую женщину, и укажет на брешь. Это всегда срабатывает. Вы бы видели нас в Сан-Себастьяне.
— Это я пропустил, — Когда британцы взяли Сан-Себастьян, Шарп был в Англии.
Фредриксон улыбнулся.
— Было здорово.
Во внутреннем дворе разорвался очередной гаубичный снаряд.
— Вы не думаете, что у сволочей скоро кончатся заряды? — спросил Шарп. Было необычно приятно сидеть здесь вдвоем, зная, что ничего более нельзя сделать, чтобы изменить то, что случится на рассвете. Двенадцатифунтовки продолжали стрелять, хотя брешь уже была сделана, теперь они стреляли по груде камней, препятствуя возможным попыткам защитников сделать груду более крутой и труднодоступной.
— Если нас возьмут в плен, — сказал Фредриксон, — то по пути в Верден скорее всего мы проедем Париж. Я бы хотел увидеть Париж.
Это напомнило Шарпу о Джейн, которая также после войны мечтала побывать во французской столице. Он подумал, что она уже мертва и ее тело быстро закопали. Черт бы побрал Корнелиуса Киллика, лишившего его последней надежды.
Неожиданно Фредриксон напел песню на немецком.
— Ein schifflein sah ich fahren.
Шарп узнал мотив песни, популярной у немцев, сражающихся в армии Веллингтона.
— Что это значит?
Фредриксон уныло улыбнулся.
— "Я вижу корабль на волнах". Молитесь чтобы утром пришел корабль, сэр. Подумайте, как он сравняет с землей лягушачий лагерь.
Шарп покачал головой.
— Не думаю, что Бог прислушивается к солдатам.
— Он нас любит, — сказал Фредриксон. — Мы ведь глупцы от Бога, последние честные люди, козлы отпущения.
Шарп улыбнулся. Утром он даст генералу Кальве такой бой, что он долго будет помнить, даже когда здесь все будет кончено. Затем вдруг он посмотрел на своего друга. — "Ein Schiff" ? — спросил Шарп, — скажи еще раз, что это значит?
— "Ein schifflein sah ich fahren" — медленно произнес Фредриксон. — Я вижу корабль на волнах.
— Черт возьми! — От его унылого состояния не осталось и следа. В нем зародилась идея, подобно взрыву. — Вот я-то точно глупец! Корабль есть!
Шарп вскочил на ноги и приказал, чтобы принесли веревку.
— Вам придется остаться здесь, Вильям. Готовьтесь к атаке на ворота, понимаете меня?
— Что вы собираетесь делать?
— Я ухожу из форта. Вернусь к рассвету.
— Уходите из форта? Куда?
Но Шарп уже ушел на стены. Принесли веревку, он спустился вниз, где еще лежали трупы французов и теперь ему предстояло заключить сделку с дьяволом, чтобы спасти глупцов от Бога.
Глава 18
Утром сильный дождь превратился в ливень. Он с силой бился о стены и с них в уже подтопленный внутренний двор стекали бурлящие ручьи. Казалось, что дождь не может лить так сильно, но он лил. Дождь барабанил по киверам людей, заливал коридоры в стенах, а его шум практически заглушил выстрелы двенадцатифунтовок. Этот дождь был просто как предвестник большого наводнения. Настоящий потоп.
Ливень залил костры французов и затопил амбары и сараи, в которых люди Кальве пытались заснуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Выйдя из амбара, Киллик с чувством выругался. Пушки продолжали стрелять, а на землю упали первые тяжелые капли ливня, надвигающегося с севера. Американец знал, что этот ливень продлится всю ночь и после него будет труднее стрелять из мушкетов и винтовок. У французов теперь есть преимущество, зачем им нужен еще и корабль?
— Что вы намерены делать? — спросил его Лассан.
— Бог знает. — Киллик швырнул окурок сигары в грязь, и его тут же подхватил часовой. Американец взглянул на форт, из которого поднимался дым с каждым разрывом снаряда. — Что хуже, Анри: предать врага или предать союзника?
Анри Лассан пожал плечами. Он ненавидел Дюко за то, что тот сделал.
— Я не знаю.
— Я подумываю, чтобы стрелять с перелетом, — сказал Киллик, — и надеюсь, майор Шарп простит меня. Он помолчал немного, думая о том, что сейчас творится в форте, в который неумолимо падали снаряды. — Ублюдок мой враг, Анри, но он все же мне нравится.
— Боюсь, что если дело пойдет так, как сейчас, — сказал Лассан, — то завтра в это же время майор Шарп будет мертв.
— То есть неважно, как я поступлю? Американец снова посмотрел на крепость. — Вы верите в молитву, друг мой? Может, помолитесь за мою душу?
— Я уже молюсь за нее, — ответил Лассан.
— Ибо я сегодня торговал честью, — тихо произнес Киллик. — До свиданья, друг мой! До рассвета.
Так у французов появились два помощника: дождь и американец, и их победа стала делом решенным.
За час до полуночи первые камни из стен возле ворот начали падать в ров. Каждый выстрел крошил камни и все сильнее повреждал тротуар над воротами. Фредриксон с затененным фонарем взобрался на стену перед воротами, чтобы обследовать разрушения. Вернулся он весьма озабоченным. — Скоро рухнет. Дерьмовая работа.
— Дерьмовая? — спросил Шарп.
— Камни уложены неправильно. Фредриксон переждал выстрел очередного ядра и продолжил, — камни вырублены в каменоломне по вертикали, и уложены горизонтально. Из-за этого внутрь проникает вода и раствор портится. Эти ворота — образец безобразного строительства. Строителям должно быть за него стыдно.
Однако если французы и не умели строить, стрелять они умели. Даже под завесой дождя французские пушкари точно укладывали ядра в цель, и Шарп предполагал, что они поставили затемненные фонари между пушками и фортом, и целились с их помощью. Время от времени французы запускали освещение: железная, обмотанная тряпьем банка, заполненная селитрой, порохом, серой, смолой и льняным маслом. Банки вспыхивали, шипя под дождем, и давали пушкарям увидеть нанесенные ими повреждения. Повреждения были достаточно большими, и Шарпу пришлось убрать часовых подальше от стен рядом с воротами.
Дождь повлек за собой еще больший ущерб, нежели даже артиллерия. В полночь, когда Шарп обходил стены, его отыскал сержант морских пехотинцев. — Капитан Фредриксон просит вас подойти, сэр.
Фредриксон находился во втором разрушенном артиллерийском погребе, который менее всего пострадал от взрывов, устроенных Бэмпфилдом. Лампа отбрасывала мерцающий свет на почерневшую стену и на жалкий запас пороха и патронных картриджей, составляющих последний резерв боеприпасов. — Я сожалею, сэр, — сказал Фредриксон.
Шарп выругался. Через гранитные блоки потолка просочилась вода, и теперь порох в бочках превратился в мокрую кашу, а патронные картриджи представляли собой размокшую смесь бумаги, свинца и пороха. Трофейные французские патроны тоже намокли. Шарп снова выругался, громко и грубо, но бесполезно.
Фредриксон указал на потолок над бочками. Должно быть, взрыв расшатал камни.
— Когда мы пришли, все было сухо, — сказал Шарп, — я проверил.
— Вода просачивается постепенно, — сказал Фредриксон.
Шестеро морских пехотинцев перенесли порох в проходы, где готовили пищу. Порох рассыпали в надежде, что хоть сколько-то к утру подсохнет, но Шарп знал, что обороне форта настал конец.
Это была его ошибка. Надо было накрыть порох брезентом, но он об этом и не подумал. Было столько всего, что он должен был сделать. Надо было предвидеть, что у противника имеются гаубицы, надо было предупредить Палмера о возможности атаки с севера, надо было послать больше людей на ночную вылазку, надо было поднять починенные Харпером пушки на стены, где они были бы в безопасности от обстрела, надо было приготовить воды, чтобы тушить пожары.
Шарп сел и на него нахлынула волна отчаяния.
— Мы ведь потратили более половины боеприпасов?
— Много больше половины, — Фредриксон выглядел таким же несчастным. Он сел напротив и лампа отбросила две тени на высокий потолок погреба. — Можно перенести сюда раненых, здесь им будет удобнее.
— Да, можно, — однако никто не пошевелился, — осталось ведь сколько-то французских боеприпасов в сумках?
— Всего лишь пятьдесят патронов в каждом.
Шарп поднял с пола обломок камня и нарисовал ворота.
— Вопрос в том, не будет ли атака на ворота обманным маневром, а на самом деле они ударят с другой стороны, — медленно произнес он.
— Они пойдут со стороны ворот.
— Я тоже так думаю, — Шарп нацарапал над воротами метки. — Тут мы разместим всех до единого. Охранять другие стены будет только Минвер с горсткой солдат.
Шарп цеплялся за призрачную надежду, что появится британской судно и натянет нос французам, увидев их самодельный флаг. Бриг, вставший на якоре в заливе, смог бы обрушить на колонну нападающих лавину огня. Но в такую погоду, в порывистый ветер и ливень, от которого на внутреннем дворе вода поднялась уже на четыре дюйма, никакого брига не будет. — Твой человек уже, наверное, добрался до наших, — он хватался за соломинку и прекрасно это осознавал.
— Если он еще жив, — угрюмо проронил Фредриксон. — И если ему поверили. И если вся армия встанет перед флотом на колени и флот рискнет послать хоть маленький кораблик.
— Ублюдочная сволочь Бэмпфилд, — прорычал Шарп, — надеюсь, у него сифилис.
— Аминь.
В ворота попало двенадцатифунтовое ядро, и через мгновение раздался грохот рушащихся камней. Офицеры посмотрели друг на друга, представляя, как стена обрушилась в ров, подняв клубы пыли, быстро прибитые дождем.
— Ну вот, у них появилась брешь, — произнес Фредриксон безразличным голосом, в котором, однако, угадывалось беспокойство.
Шарп не ответил. Если они выдержат еще одну атаку, всего лишь одну, они выиграют время. Время, чтобы к ним пришло судно. Может быть, если Кальве снова потерпит поражение, он оставит их в покое, поставив полбатальона для наблюдения. Грохот падающих камней заглушил дождь.
— Неделю назад, — сказал Шарп, — все надеялись, что Бордо восстанет. Мы должны были стать героями, Вильям, завершив войну.
— Кто-то солгал, — сказал Фредриксон.
— Все солгали. Веллингтон позволил тем ублюдкам поверить в высадку, чтобы обмануть французов. Граф де Макерр все время был предателем, — Шарп пожал плечами. — Граф де ублюдок Макерр. Они зовут его Макеро. Хорошее имя для него. Хренов сутенер.
Фредриксон улыбнулся.
— Но на самом деле, это все Дюко, — сказал Шарп. Хоган в бреду назвал имена Дюко и Макерра, и это они загнали Шарпа и его людей в такое положение.
— Дюко?
— Просто один ублюдок, которого я когда-нибудь убью, — сказал Шарп твердым голосом, затем сморщился, ибо вспомнил, что если эта осада действительно работа Дюко, то французы близки к победе. — Завтра предстоит кровавая работенка, Вильям.
— Да уж.
— Люди станут сражаться?
Фредриксон задумался. Харпер громовым голосом отдавал приказы людям во внутреннем дворе, сбежавшимся поглядеть на обрушившуюся стену.
— Стрелки будут, — сказал Фредриксон. — Большинство их немцы, они никогда не сдаются. Испанцы ненавидят лягушатников и просто хотят убить их побольше, а морские пехотинцы будет драться, чтобы показать, что они не хуже стрелков.
Шарп изобразил подобие улыбки, больше напоминавшую гримасу.
— Мы можем выдержать одну атаку, Вильям. Но что дальше?
— Да, — Фредриксон прекрасно знал, как обстоят дела.
Шарп знал, что после первой атаки он должен будет задуматься о немыслимом. О капитуляции. Гордость требовала, чтобы они защитили брешь как минимум один раз, но после такой обороны разъярившиеся французы могут и не принять капитуляцию. Французы начнут гоняться по коридорам форта, чтобы отомстить за все. Это будет жуткая резня, но гордость есть гордость, и они обязаны драться. Шарп попытался представить, как поступил бы на его месте Веллингтон, вспоминал все осады, в которых ему довелось участвовать, чтобы понять, что еще можно предпринять. Он старался изобрести какой-нибудь неожиданный ход, чтобы сорвать планы противника, но ничего не получалось.
— Держу пари, что генерал сказал этим беднягам, что у нас тут куча женщин, — рассмеялся Шарп.
Фредриксон ухмыльнулся.
— Даст им полпинты вина, скажет, что они могут изнасиловать в форте любую женщину, и укажет на брешь. Это всегда срабатывает. Вы бы видели нас в Сан-Себастьяне.
— Это я пропустил, — Когда британцы взяли Сан-Себастьян, Шарп был в Англии.
Фредриксон улыбнулся.
— Было здорово.
Во внутреннем дворе разорвался очередной гаубичный снаряд.
— Вы не думаете, что у сволочей скоро кончатся заряды? — спросил Шарп. Было необычно приятно сидеть здесь вдвоем, зная, что ничего более нельзя сделать, чтобы изменить то, что случится на рассвете. Двенадцатифунтовки продолжали стрелять, хотя брешь уже была сделана, теперь они стреляли по груде камней, препятствуя возможным попыткам защитников сделать груду более крутой и труднодоступной.
— Если нас возьмут в плен, — сказал Фредриксон, — то по пути в Верден скорее всего мы проедем Париж. Я бы хотел увидеть Париж.
Это напомнило Шарпу о Джейн, которая также после войны мечтала побывать во французской столице. Он подумал, что она уже мертва и ее тело быстро закопали. Черт бы побрал Корнелиуса Киллика, лишившего его последней надежды.
Неожиданно Фредриксон напел песню на немецком.
— Ein schifflein sah ich fahren.
Шарп узнал мотив песни, популярной у немцев, сражающихся в армии Веллингтона.
— Что это значит?
Фредриксон уныло улыбнулся.
— "Я вижу корабль на волнах". Молитесь чтобы утром пришел корабль, сэр. Подумайте, как он сравняет с землей лягушачий лагерь.
Шарп покачал головой.
— Не думаю, что Бог прислушивается к солдатам.
— Он нас любит, — сказал Фредриксон. — Мы ведь глупцы от Бога, последние честные люди, козлы отпущения.
Шарп улыбнулся. Утром он даст генералу Кальве такой бой, что он долго будет помнить, даже когда здесь все будет кончено. Затем вдруг он посмотрел на своего друга. — "Ein Schiff" ? — спросил Шарп, — скажи еще раз, что это значит?
— "Ein schifflein sah ich fahren" — медленно произнес Фредриксон. — Я вижу корабль на волнах.
— Черт возьми! — От его унылого состояния не осталось и следа. В нем зародилась идея, подобно взрыву. — Вот я-то точно глупец! Корабль есть!
Шарп вскочил на ноги и приказал, чтобы принесли веревку.
— Вам придется остаться здесь, Вильям. Готовьтесь к атаке на ворота, понимаете меня?
— Что вы собираетесь делать?
— Я ухожу из форта. Вернусь к рассвету.
— Уходите из форта? Куда?
Но Шарп уже ушел на стены. Принесли веревку, он спустился вниз, где еще лежали трупы французов и теперь ему предстояло заключить сделку с дьяволом, чтобы спасти глупцов от Бога.
Глава 18
Утром сильный дождь превратился в ливень. Он с силой бился о стены и с них в уже подтопленный внутренний двор стекали бурлящие ручьи. Казалось, что дождь не может лить так сильно, но он лил. Дождь барабанил по киверам людей, заливал коридоры в стенах, а его шум практически заглушил выстрелы двенадцатифунтовок. Этот дождь был просто как предвестник большого наводнения. Настоящий потоп.
Ливень залил костры французов и затопил амбары и сараи, в которых люди Кальве пытались заснуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44