В 1954 году его снесли без особых на то причин, и это место пустует до сих пор.
Розмари рассеянно водила ложкой по дыне.
– Но, может быть, есть и хорошие дома, – предположила она. – Дома, в которых люди постоянно влюбляются, женятся, и у них рождаются дети.
– И где они становятся знаменитыми, – вставил Ги.
– Наверное, есть, – сказал Хатч. – Но только никто об этом не знает. Обычно ведь лишь плохое становится явным. – Он улыбнулся, глядя на Розмари и Ги. – Но все равно мне бы очень хотелось, чтобы вы подыскали себе другой дом, хороший, вместо этого Брэмфорда.
Розмари собиралась съесть кусочек дыни, но ее рука с ложкой застыла на полпути ко рту.
– Вы серьезно решили нас отговорить? – спросила она.
– Милая моя девочка, – ответил Хатч. – На сегодняшний вечер у меня было назначено свидание с очаровательной женщиной, но я его отменил только ради того, чтобы встретиться с вами и высказать свое мнение. Я в самом деле пытаюсь вас переубедить.
– Бог ты мой, но, Хатч . – начал было Ги.
– Я не утверждаю, – перебил Хатч, – что как только вы переедете в Брэмфорд, вам на голову свалится рояль, или вас съедят старые девы, или кто-нибудь обратит вас в камень. Я просто сообщаю факты, с которыми, по-моему, следует считаться так же, как с размером квартплаты или наличием камина: в доме происходило множество неприятных вещей. Зачем же сознательно входить в столь опасную зону? Можно ведь переехать в Дакоту или в Осборн, если уж вы так помешались на красотах девятнадцатого века.
– Дакота – кооперативный дом, – возразила Розмари, – а Осборн собираются сносить.
– Хатч, а вы, часом, не преувеличиваете? – спросил Ги. – Разве за последние годы там произошли какие-нибудь «ужасные события», не считая, конечно, того ребенка в подвале?
– Прошлой зимой там убили лифтера, – сказал Хатч, – при обстоятельствах, которые не принято обсуждать за столом. Я сегодня специально ходил в библиотеку, просматривал подборки статей из «Тайме» и три часа просидел за микрофильмами. Вы еще хотите послу шанс?
Розмари взглянула на Ги. Тот отложил вилку и вытер рот.
– Все это глупости! Даже если там и произошло много неприятных вещей, это вовсе не значит, что они будут продолжаться и дальше. Я не понимаю, чем Брэмфорд опаснее любого другого дома в городе. Можно бросать монетку и получить пять «решек» подряд, но из этого совсем не следует, что и следующие пять тоже будут «решки», или что моя монетка чем-то отличается от других Это совпадение, вот и все.
– Если там что-то по-настоящему неладно, – поддержала мужа Розмари, – то его бы снесли. Как тот дом в Лондоне.
– Домом в Лондоне, – уточнил Хатч, – владела семья последней жертвы. А Брэмфордом владеет соседствующая церковь.
– Ну вот, – оживился Ги, прикуривая сигарету, – значит, у нас будет Божественное покровительство.
– Оно не всегда срабатывает, – хмуро возразил Хатч. Официант унес пустые тарелки.
– Я и не знала, что домом владеет церковь, – сказала Розмари.
Ги тут же добавил:
– По правде говоря, она владеет всем городом.
– А вы пробовали снять квартиру в Вайоминге? – осведомился Хатч. – Он ведь находится в том же районе, что и Брэмфорд, насколько я помню.
– Хатч, – взмолилась Розмари, – мы перепробовали все. И нигде ничего нет, абсолютно ничего, кроме новых домов, где все комнаты похожи одна на другую, а в лифтах установлены телекамеры.
– Неужели это так страшно? – спросил Хатч, улыбаясь.
– Да, – кивнула Розмари, а Ги пояснил:
– Мы чуть не въехали в такой дом, но потом удалось поменять на этот.
Хатч молча посмотрел на них, потом откинулся на спинку стула и хлопнул ладонями по столу.
– Все! Достаточно. Буду заниматься своими делами. Я должен был понять это с самого начала. Разводите себе на здоровье огонь в камине; я вам подарю дверной засов и с сегодняшнего дня буду держать рот на замке. Я настоящий идиот, простите меня.
Розмари улыбнулась.
– На двери уже есть один засов. И цепочка тоже есть, и глазок.
– Тогда пользуйтесь всем этим сразу, – посоветовал Хатч. – И не стоит шататься по коридорам и знакомиться со всеми подряд. Это вам не Айова.
– Не Омаха, – с улыбкой поправила Розмари.
Официант подал горячее.
На следующий день, в понедельник, Розмари и Ги подписали договор об аренде квартиры 7Е в Брэмфорде сроком на два года. Они дали миссис Кортез чек на пятьсот восемьдесят три доллара – месячную ренту и залог за месяц вперед. Им сказали, что переехать можно будет, даже не дожидаясь первого сентября, как только вывезут вещи в конце недели, а ремонт начнут делать в среду, восемнадцатого.
В этот же день им позвонил Мартин Гардиния, сын прежней хозяйки квартиры. Они договорились встретиться в Брэмфорде в восемь вечера во вторник. Это был высокий мужчина, веселый и открытый, лет шестидесяти. Он показал вещи, которые собирался продавать, и назвал свою цену. Все было довольно недорого. Розмари и Ги посовещались и купили два кондиционера, трюмо из красного дерева с вышитым пуфиком, персидский ковер для гостиной, железные подставки для дров, каминный экран и кое-какие инструменты. К сожалению, письменный стол миссис Гардинии не продавался. Пока Ги выписывал чек и привязывал бирки к вещам, которые должны были остаться в квартире, Розмари принялась обмеривать гостиную и спальню шестифутовой складной линейкой, которую купила утром.
Еще в марте Ги дали роль в дневном телесериале «Другой мир», и теперь его герой должен был снова на три дня вернуться на экран, поэтому всю неделю Гц был занят на съемках. Розмари перебрала папку с фотографиями различных комнат, которые она собирала еще со школы, нашла две, подходящие для новой квартиры, и вместе с Джоан Джеллико, девушкой из Атланты, с которой она жила по соседству с Хатчем, впервые очутившись в Нью-Йорке, отправилась по магазинам. У Джоан было удостоверение дизайнера по интерьерам, и их пускали во все дама, предназначенные для продажи, а также на выставки мебели. Розмари делала стенографические заметки и зарисовывала для Ги обстановку комнат. Потом, нагруженная всевозможными образцами обивки и обоев, побежала домой и как раз успела к началу очередной серии «Другого мира», дождалась выхода Ги, а затем пошла за продуктами к обеду. В этот день она опять пропустила занятия в кружке скульптуры и, к своему удовольствию, не успела посетить зубного врача.
В пятницу вечером квартира уже принадлежала им, встретив новых хозяев пустотой высоких потолков и непривычной темнотой, в которую они вступили с зажженным фонариком и магазинными пакетами, прислушиваясь к эху, несущемуся из дальних комнат. Они включили кондиционеры и отдались наслаждению красотой ковра, каминов и трюмо, долго восхищались кранами в ванной, дверными ручками, петлями, карнизами, полами, плитой, холодильником, подоконниками и видом из окон. Поужинав прямо на ковре бутербродами и пивом, продумали, что куда ставить, при этом Ги производил замеры, а Розмари рисовала. Потом, снова на ковре, закрыв тряпкой лампу, разделись и занимались любовью в ночном свете незашторенных окон.
– Ш-ш-ш! – громко шипел Ги, широко раскрыв глаза от притворного ужаса. – Я слышу, как жуют сестры Тренч!
Розмари больно стукнула его по голове.
Они купили диван и огромную кровать, кухонный стол и два стула с изогнутыми ножками. По телефону договорились с рабочими о перевозке.
Маляры пришли в среду, восемнадцатого. Они штукатурили, грунтовали, красили, замазывали трещины и ушли только в пятницу, двадцатого, оставив на стенах ровные слои красок, точь-в-точь совпадающих с образцами Роз-мари. Позже пришел один-единственный обойщик, долго чем-то гремел и оклеил спальню.
Они звонили по разным магазинам, затем рабочим, дозвонились и до матери Ги в Монреаль. За неделю им удалось приобрести красивый старинный сервант, обеденный стол, тумбочки для аппаратуры, новые тарелки и столовое серебро. Они были в упоении. Год назад Ги снялся в целой серии телерекламы, которые все еще показывали каждый день, что уже принесло ему восемнадцать тысяч долларов и продолжало давать доходы.
Повесив шторы и оклеив пленкой полки, Розмари и Ги расстелили ковер в спальне и белую виниловую дорожку в коридоре. Провели телефон с тремя дополнительными розетками, оплатили счет за старую квартиру и оставили на почте свой новый адрес.
И 27 августа, в пятницу, они переехали. Джоан и Дик Джеллико прислали в подарок большой цветок в горшке, а агент Ги – такой же, но поменьше. От Хатча пришла телеграмма:
«Брэмфорд превратился из дурного дома в хороший, потому что одна из табличек на его дверях гласит:
Р, и Г. Вудхаус».
Глава 3
Теперь Розмари стала очень занятой и была этим счастлива. Она купила и повесила занавески, отыскала для гостиной люстру в викторианском стиле, красиво разместила на кухне многочисленные кастрюльки и сковородки. Как-то она обнаружила, что доски в стенном шкафу коридора – это полки, которые легко вставляются на деревянные штыри. Она оклеила доски полосатой бумагой и, когда Ги вернулся домой, продемонстрировала ему аккуратный шкаф для белья. Рядом с домом, на Шестой авеню, находился супермаркет и китайская прачечная, куда можно было отдавать простыни и рубашки Ги.
У Ги тоже хватало дел, и он уходил на работу каждый день, как и подобает мужчине. После Дня труда вернулся в город его наставник по вокалу. Ги занимался с ним каждое утро, а днем ходил на пробы для реклам и телеспектаклей. За завтраком он особенно нервничал, читая театральные объявления в газетах: все разъезжались на съемки; тот играл в «Небоскребе», этот – в «Черт побери, кошка!». А еще снимали «Невозможные годы» и «Жаркий сентябрь», и только он один-одинешенек остался здесь со своими рекламами. Но Розмари верила, что очень скоро и ему предложат что-нибудь стоящее, и спокойно ставила перед ним кофе и так же спокойно просматривала страницы газеты.
Будущая детская пока что представляла собой рабочий кабинет с пустыми стенами и мебелью, привезенной со старой квартиры. Бело-желтые обои решено было заказать позже. Их образец лежал в альбоме Пикассо вместе с рекламой комодов и детских кроваток.
Розмари написала письмо брату Брайану, чтобы поделиться своим счастьем. Никто больше в семье не оценил бы этого. Они все казались врагами – родители, братья, сестры никогда не простят ей брака с протестантом. И тем более не простят того, что она не венчалась в церкви, что у ее свекрови было два развода, а теперешний муж – еврей, с которым она живет в Канаде.
Приготовив цыпленка, Розмари испекла кофейный торт и целое блюдо сливочного печенья.
Розмари и Ги услышали Минни Кастивет прежде, чем познакомились с ней. Ее громкий голос со среднезападным акцентом отчетливо звучал и в их спальне: «Роман, подойди к кровати! Уже двадцать минут двенадцатого!» И через пять минут снова: «Роман! Принеси мне попить, когда придешь!» – Не знал, что кто-то до сих пор еще снимает кино про мамашу и папашу Кеттл, – сказал Ги, и Розмари неуверенно рассмеялась. Она была на девять лет моложе Ги и не всегда понимала, что он хочет сказать.
Они познакомились с Гоульдами из квартиры 7F, приятной пожилой парой, потом с Брюнами и их сыном Вальтером – все они говорили с легким немецким акцентом и жили в квартире 7С. Они здоровались также с Келлогами из 7J, с мистером Стайном из 7Н и господами Дубином и де Вором из квартиры 7В. (Розмари сразу узнала все фамилии, читая их на табличках возле дверных звонков и на конвертах писем, которые лежали у дверей – она не испытывала от этого угрызений совести.) Каппы из 7D не появлялись и не получали писем, наверное еще не вернулись из летних отпусков, а Кастиветов из 7А пока было только слышно («Роман! Где Терри?»), но не видно. Они, видимо, были затворниками или выходили только по ночам (дверь их располагалась напротив лифта), зато они получали письма из многих мест, что очень удивляло Розмари:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Розмари рассеянно водила ложкой по дыне.
– Но, может быть, есть и хорошие дома, – предположила она. – Дома, в которых люди постоянно влюбляются, женятся, и у них рождаются дети.
– И где они становятся знаменитыми, – вставил Ги.
– Наверное, есть, – сказал Хатч. – Но только никто об этом не знает. Обычно ведь лишь плохое становится явным. – Он улыбнулся, глядя на Розмари и Ги. – Но все равно мне бы очень хотелось, чтобы вы подыскали себе другой дом, хороший, вместо этого Брэмфорда.
Розмари собиралась съесть кусочек дыни, но ее рука с ложкой застыла на полпути ко рту.
– Вы серьезно решили нас отговорить? – спросила она.
– Милая моя девочка, – ответил Хатч. – На сегодняшний вечер у меня было назначено свидание с очаровательной женщиной, но я его отменил только ради того, чтобы встретиться с вами и высказать свое мнение. Я в самом деле пытаюсь вас переубедить.
– Бог ты мой, но, Хатч . – начал было Ги.
– Я не утверждаю, – перебил Хатч, – что как только вы переедете в Брэмфорд, вам на голову свалится рояль, или вас съедят старые девы, или кто-нибудь обратит вас в камень. Я просто сообщаю факты, с которыми, по-моему, следует считаться так же, как с размером квартплаты или наличием камина: в доме происходило множество неприятных вещей. Зачем же сознательно входить в столь опасную зону? Можно ведь переехать в Дакоту или в Осборн, если уж вы так помешались на красотах девятнадцатого века.
– Дакота – кооперативный дом, – возразила Розмари, – а Осборн собираются сносить.
– Хатч, а вы, часом, не преувеличиваете? – спросил Ги. – Разве за последние годы там произошли какие-нибудь «ужасные события», не считая, конечно, того ребенка в подвале?
– Прошлой зимой там убили лифтера, – сказал Хатч, – при обстоятельствах, которые не принято обсуждать за столом. Я сегодня специально ходил в библиотеку, просматривал подборки статей из «Тайме» и три часа просидел за микрофильмами. Вы еще хотите послу шанс?
Розмари взглянула на Ги. Тот отложил вилку и вытер рот.
– Все это глупости! Даже если там и произошло много неприятных вещей, это вовсе не значит, что они будут продолжаться и дальше. Я не понимаю, чем Брэмфорд опаснее любого другого дома в городе. Можно бросать монетку и получить пять «решек» подряд, но из этого совсем не следует, что и следующие пять тоже будут «решки», или что моя монетка чем-то отличается от других Это совпадение, вот и все.
– Если там что-то по-настоящему неладно, – поддержала мужа Розмари, – то его бы снесли. Как тот дом в Лондоне.
– Домом в Лондоне, – уточнил Хатч, – владела семья последней жертвы. А Брэмфордом владеет соседствующая церковь.
– Ну вот, – оживился Ги, прикуривая сигарету, – значит, у нас будет Божественное покровительство.
– Оно не всегда срабатывает, – хмуро возразил Хатч. Официант унес пустые тарелки.
– Я и не знала, что домом владеет церковь, – сказала Розмари.
Ги тут же добавил:
– По правде говоря, она владеет всем городом.
– А вы пробовали снять квартиру в Вайоминге? – осведомился Хатч. – Он ведь находится в том же районе, что и Брэмфорд, насколько я помню.
– Хатч, – взмолилась Розмари, – мы перепробовали все. И нигде ничего нет, абсолютно ничего, кроме новых домов, где все комнаты похожи одна на другую, а в лифтах установлены телекамеры.
– Неужели это так страшно? – спросил Хатч, улыбаясь.
– Да, – кивнула Розмари, а Ги пояснил:
– Мы чуть не въехали в такой дом, но потом удалось поменять на этот.
Хатч молча посмотрел на них, потом откинулся на спинку стула и хлопнул ладонями по столу.
– Все! Достаточно. Буду заниматься своими делами. Я должен был понять это с самого начала. Разводите себе на здоровье огонь в камине; я вам подарю дверной засов и с сегодняшнего дня буду держать рот на замке. Я настоящий идиот, простите меня.
Розмари улыбнулась.
– На двери уже есть один засов. И цепочка тоже есть, и глазок.
– Тогда пользуйтесь всем этим сразу, – посоветовал Хатч. – И не стоит шататься по коридорам и знакомиться со всеми подряд. Это вам не Айова.
– Не Омаха, – с улыбкой поправила Розмари.
Официант подал горячее.
На следующий день, в понедельник, Розмари и Ги подписали договор об аренде квартиры 7Е в Брэмфорде сроком на два года. Они дали миссис Кортез чек на пятьсот восемьдесят три доллара – месячную ренту и залог за месяц вперед. Им сказали, что переехать можно будет, даже не дожидаясь первого сентября, как только вывезут вещи в конце недели, а ремонт начнут делать в среду, восемнадцатого.
В этот же день им позвонил Мартин Гардиния, сын прежней хозяйки квартиры. Они договорились встретиться в Брэмфорде в восемь вечера во вторник. Это был высокий мужчина, веселый и открытый, лет шестидесяти. Он показал вещи, которые собирался продавать, и назвал свою цену. Все было довольно недорого. Розмари и Ги посовещались и купили два кондиционера, трюмо из красного дерева с вышитым пуфиком, персидский ковер для гостиной, железные подставки для дров, каминный экран и кое-какие инструменты. К сожалению, письменный стол миссис Гардинии не продавался. Пока Ги выписывал чек и привязывал бирки к вещам, которые должны были остаться в квартире, Розмари принялась обмеривать гостиную и спальню шестифутовой складной линейкой, которую купила утром.
Еще в марте Ги дали роль в дневном телесериале «Другой мир», и теперь его герой должен был снова на три дня вернуться на экран, поэтому всю неделю Гц был занят на съемках. Розмари перебрала папку с фотографиями различных комнат, которые она собирала еще со школы, нашла две, подходящие для новой квартиры, и вместе с Джоан Джеллико, девушкой из Атланты, с которой она жила по соседству с Хатчем, впервые очутившись в Нью-Йорке, отправилась по магазинам. У Джоан было удостоверение дизайнера по интерьерам, и их пускали во все дама, предназначенные для продажи, а также на выставки мебели. Розмари делала стенографические заметки и зарисовывала для Ги обстановку комнат. Потом, нагруженная всевозможными образцами обивки и обоев, побежала домой и как раз успела к началу очередной серии «Другого мира», дождалась выхода Ги, а затем пошла за продуктами к обеду. В этот день она опять пропустила занятия в кружке скульптуры и, к своему удовольствию, не успела посетить зубного врача.
В пятницу вечером квартира уже принадлежала им, встретив новых хозяев пустотой высоких потолков и непривычной темнотой, в которую они вступили с зажженным фонариком и магазинными пакетами, прислушиваясь к эху, несущемуся из дальних комнат. Они включили кондиционеры и отдались наслаждению красотой ковра, каминов и трюмо, долго восхищались кранами в ванной, дверными ручками, петлями, карнизами, полами, плитой, холодильником, подоконниками и видом из окон. Поужинав прямо на ковре бутербродами и пивом, продумали, что куда ставить, при этом Ги производил замеры, а Розмари рисовала. Потом, снова на ковре, закрыв тряпкой лампу, разделись и занимались любовью в ночном свете незашторенных окон.
– Ш-ш-ш! – громко шипел Ги, широко раскрыв глаза от притворного ужаса. – Я слышу, как жуют сестры Тренч!
Розмари больно стукнула его по голове.
Они купили диван и огромную кровать, кухонный стол и два стула с изогнутыми ножками. По телефону договорились с рабочими о перевозке.
Маляры пришли в среду, восемнадцатого. Они штукатурили, грунтовали, красили, замазывали трещины и ушли только в пятницу, двадцатого, оставив на стенах ровные слои красок, точь-в-точь совпадающих с образцами Роз-мари. Позже пришел один-единственный обойщик, долго чем-то гремел и оклеил спальню.
Они звонили по разным магазинам, затем рабочим, дозвонились и до матери Ги в Монреаль. За неделю им удалось приобрести красивый старинный сервант, обеденный стол, тумбочки для аппаратуры, новые тарелки и столовое серебро. Они были в упоении. Год назад Ги снялся в целой серии телерекламы, которые все еще показывали каждый день, что уже принесло ему восемнадцать тысяч долларов и продолжало давать доходы.
Повесив шторы и оклеив пленкой полки, Розмари и Ги расстелили ковер в спальне и белую виниловую дорожку в коридоре. Провели телефон с тремя дополнительными розетками, оплатили счет за старую квартиру и оставили на почте свой новый адрес.
И 27 августа, в пятницу, они переехали. Джоан и Дик Джеллико прислали в подарок большой цветок в горшке, а агент Ги – такой же, но поменьше. От Хатча пришла телеграмма:
«Брэмфорд превратился из дурного дома в хороший, потому что одна из табличек на его дверях гласит:
Р, и Г. Вудхаус».
Глава 3
Теперь Розмари стала очень занятой и была этим счастлива. Она купила и повесила занавески, отыскала для гостиной люстру в викторианском стиле, красиво разместила на кухне многочисленные кастрюльки и сковородки. Как-то она обнаружила, что доски в стенном шкафу коридора – это полки, которые легко вставляются на деревянные штыри. Она оклеила доски полосатой бумагой и, когда Ги вернулся домой, продемонстрировала ему аккуратный шкаф для белья. Рядом с домом, на Шестой авеню, находился супермаркет и китайская прачечная, куда можно было отдавать простыни и рубашки Ги.
У Ги тоже хватало дел, и он уходил на работу каждый день, как и подобает мужчине. После Дня труда вернулся в город его наставник по вокалу. Ги занимался с ним каждое утро, а днем ходил на пробы для реклам и телеспектаклей. За завтраком он особенно нервничал, читая театральные объявления в газетах: все разъезжались на съемки; тот играл в «Небоскребе», этот – в «Черт побери, кошка!». А еще снимали «Невозможные годы» и «Жаркий сентябрь», и только он один-одинешенек остался здесь со своими рекламами. Но Розмари верила, что очень скоро и ему предложат что-нибудь стоящее, и спокойно ставила перед ним кофе и так же спокойно просматривала страницы газеты.
Будущая детская пока что представляла собой рабочий кабинет с пустыми стенами и мебелью, привезенной со старой квартиры. Бело-желтые обои решено было заказать позже. Их образец лежал в альбоме Пикассо вместе с рекламой комодов и детских кроваток.
Розмари написала письмо брату Брайану, чтобы поделиться своим счастьем. Никто больше в семье не оценил бы этого. Они все казались врагами – родители, братья, сестры никогда не простят ей брака с протестантом. И тем более не простят того, что она не венчалась в церкви, что у ее свекрови было два развода, а теперешний муж – еврей, с которым она живет в Канаде.
Приготовив цыпленка, Розмари испекла кофейный торт и целое блюдо сливочного печенья.
Розмари и Ги услышали Минни Кастивет прежде, чем познакомились с ней. Ее громкий голос со среднезападным акцентом отчетливо звучал и в их спальне: «Роман, подойди к кровати! Уже двадцать минут двенадцатого!» И через пять минут снова: «Роман! Принеси мне попить, когда придешь!» – Не знал, что кто-то до сих пор еще снимает кино про мамашу и папашу Кеттл, – сказал Ги, и Розмари неуверенно рассмеялась. Она была на девять лет моложе Ги и не всегда понимала, что он хочет сказать.
Они познакомились с Гоульдами из квартиры 7F, приятной пожилой парой, потом с Брюнами и их сыном Вальтером – все они говорили с легким немецким акцентом и жили в квартире 7С. Они здоровались также с Келлогами из 7J, с мистером Стайном из 7Н и господами Дубином и де Вором из квартиры 7В. (Розмари сразу узнала все фамилии, читая их на табличках возле дверных звонков и на конвертах писем, которые лежали у дверей – она не испытывала от этого угрызений совести.) Каппы из 7D не появлялись и не получали писем, наверное еще не вернулись из летних отпусков, а Кастиветов из 7А пока было только слышно («Роман! Где Терри?»), но не видно. Они, видимо, были затворниками или выходили только по ночам (дверь их располагалась напротив лифта), зато они получали письма из многих мест, что очень удивляло Розмари:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29